октябре 1907 и ноябре 1913 года), а также ІІІ съезда Союза 17 октября (октябрь 1909 года).
Особенностью этого периода было то, что программные положения в это время
конкретизировались и дорабатывались с прицелом на их внесение в Думу в качестве
законопроектов.
Центральное место в программе Союза 17 октября занимал вопрос о характере и
структуре государственной власти в России. «Российская империя, – говорилось в первом ее
параграфе, – есть наследственная конституционная монархия, в которой император, как
носитель верховной власти, ограничен постановлениями Основных законов». Таким
образом, октябристы заявляли о себе как о противниках идеи сохранения неограниченной
власти монарха.
Выступая за упразднение неограниченного самодержавия, октябристы вместе с тем
категорически возражали против введения в России парламентского строя, считая его
неприемлемым как с исторической, так и с политической точек зрения. Характерно, что
октябристы, правда, не без некоторых колебаний, признали целесообразным сохранить за
конституционным монархом титул «самодержавный», видя в этом титуле «историческое
достояние» России.
Согласно выработанной октябристами схеме, в структуру высшей государственной власти
России должны были войти монарх, царствующий и управляющий одновременно, и
двухпалатное народное представительство, формируемое на основе цензовых выборов,
прямых – в городах и двустепенных – в остальных местностях. Так представляли себе
октябристы способ формирования нижней палаты Государственной думы. Что же касается
верхней законодательной палаты – Государственного совета – смысл существования
которой заключался в том, чтобы исправлять и корректировать решения Думы, то это должен
был быть узкоцензовый орган, половина членов которого к тому же назначалась монархом.
Таким образом, единственным серьезным отличием этого пункта октябристской программы
от изданного 20 февраля 1906 года Положения о Госсовете было уравнение его в правах с
Думой (по официальной версии, Госсовет получал право решающего голоса).
В распределении прав между народным представительством и монархом октябристы
делали явное предпочтение в пользу последнего. Без императорской санкции не мог
вступить в силу или быть отменен ни один закон; царю же принадлежало право назначения и
смещения министров, которые, правда, в своей деятельности теоретически несли равную
ответственность перед ним и народным представительством. Однако, чтобы добиться
смещения министра, Думе требовалось возбудить против него судебное преследование.
Очевидно, что при таких условиях провозглашенный в программе Союза 17 октября контроль
законодательных палат за «законностью и целесообразностью действий правительственных
органов» был фикцией. Реальные права обеих законодательных палат заключались в праве
законодательной инициативы, подачи запросов правительству и утверждения
правительственного бюджета.
Второй раздел октябристской программы был посвящен требованиям в области
гражданских прав. Здесь содержался обычный для либеральной партии перечень
положений, включавший свободу совести и вероисповедания, неприкосновенность личности
и жилища, свободу слова, собраний, союзов, передвижения и т.д. По своему содержанию
этот раздел программы Союза 17 октября был, пожалуй, самым демократичным. Беда
заключалась в том, что на практике сами октябристы часто нарушали эти положения своей
программы. Особенно это касалось требования гражданского равноправия вообще и
еврейского в частности. Под давлением своих Западных и Юго-Западных отделов,
выступавших в большинстве против предоставления равноправия евреям, октябристское
руководство всячески тормозило решение этого вопроса даже внутри самой партии.
Что касается национального вопроса вообще, то октябристы исходили из необходимости
сохранения «единой и неделимой» России(эти слова были внесены в параграф І партийной
программы по решению ІІ съезда) и считали нужным противодействовать «всяким
предположениям, направленным прямо или косвенно к расчленению империи и к идее
федерализма». Исключение было сделано только для Финляндии, которой предполагалось
предоставить «право на известное автономное государственное устройство» при условии
«государственной связи с империей». Формулируя права национальных меньшинств,