проявлялась в особой, дикой, «крестьянской» форме, которая окрасила течение
«махновщина» кровавым символом уничтоженных противников – красных командиров,
коммунистов, сочувствующих советской власти крестьян, белой интеллигенции. Махно
оказался в числе тех «освободителей» человечества, благодаря фанатизму которых идея
равенства и свободы привела к противоположным результатам, для которых показателем
жертвенности стало число жертв, брошенных на алтарь Идеи, и борцов, павших в борьбе за
нее.
Личность Махно соответствовала представлениям крестьянства об идеальном вожде:
грамотный (но не интеллигентный), умный (но не искушенный в политике, дипломатии,
экономике), хитрый (но недальновидный – отличный тактик, скверный стратег),
неприхотливый, не терпящий болтовни, казенщины, прежде всего полагающийся на силу, на
пулеметы, на «рубку». Власть привлекала его внешними (типичными для крестьянского
сознания) атрибутами: коляска; тройка коней мышиной масти; мундиром венгерского гусара;
хлебом-солью на рушнике; титулом «батька» в сочетании со званием красного командира.
Но напряженность в отношениях махновцев с большевиками объяснялась не только
личными качествами «батьки». Командарм Скачко, говоря о причинах растущих трений с
Махно, предупреждал: «Мелкие местные чрезвычайки ведут усиленную кампанию против
махновцев и в то время, когда те проливают кровь на фронте, в тылу их ловят и преследуют
за одну лишь принадлежность к махновским войскам… Так дольше продолжаться не может:
работа местных чрезвычаек определенно проваливает фронт и сводит на нет все военные
успехи, создавая такую контрреволюцию, какой ни Деникин, ни Краснов никогда создать не
могли…».
Роковую роль в развитии отношений с Махно сыграл Троцкий, который был, как известно,
сторонником крайних мер в отношении колеблющихся и непокорных. Приехав на Украину и
узнав, что Махно назначил в Гуляй-Поле четвертый районный съезд независимых от
большевиков крестьянских советов, Троцкий увидел в этом неприкрытый призыв к мятежу.
Четвертого июня 2-я Украинская армия, в которую входили две бригады Махно, была
расформирована. В тот же день в харьковских новостях появилась уничтожающая статья
Троцкого «Махновщина». Шестого июня – приказ Троцкого о ликвидации махновщины,
запрещение съезда, предание его делегатов суду трибунала, объявление Махно вне закона.
Восьмого числа – приказ Троцкого № 133 «Перебежчикам к Махно – расстрел».
Белоказаки прорываются в «вольный район» и вырубают крестьянский полк во главе с
путиловцем С.Веретельниковым. Девятого июня несколько большевистских полков с севера
вторгаются в «вольный район», громят махновские Советы и коммуны.
Еще седьмого июня красные прислали Махно бронепоезд с просьбой держаться до
последнего. 11 или 12 июня в бронепоезде, глее действовал совместный штаб махновцев и
14-ой армии, были схвачены члены штаба Махно и 17 июня как изменники казнены в
Харькове. Именно тогда Махно впервые нанес удар по красным…
В дальнейшем махновские армии ведут отчаянную и небезуспешную борьбу на два
фронта: против белых и против красных. Осенью 1920 года состоялось последнее
соглашение Махно с советской властью о совместных действиях против Врангеля.
Соглашение сулило, в частности, обсуждение вопроса об автономии «вольного района».
Однако после взятия Симферополя крымской армией Махно, в нарушение дарованной ей
автономии, было приказано расформироваться и разоружиться; командиры этих частей были
арестованы и расстреляны (за исключением командира конницы Марченко, которому с 200
сабель удалось уйти обратно через Перекоп). Сам Махно, окруженный в Гуляй-Поле, ничего
не знавший о санкциях Фрунзе, чудом вырвался из ловушки.
В дальнейшем борьба анархистов опускается на уровень политического бандитизма. В
июне 1921 года в последней битве с красными Махно потерпел поражение. Через 3 месяца
беспрерывного преследования Махно, раненый в последний 12-й раз в голову, с горсткой
оставшихся сторонников перешел румынскую границу. Махно в Румынии попал в концлагерь,
бежал, потом сидел в польской тюрьме, а затем перебрался в Париж.
В Париже Махно жил бедно, среди людей, которых считал врагами, против которых
воевал. В своих мемуарах пытался отстаивать честь своего имени – имени революционера.
В 1927 году писатель Л.Никулин встретил Махно на улице. «Глубокий шрам пересекал его