определения на другой язык. Устраняющая монстры теорема не представляет
улучшения наивной догадки.
Дельта. Вы считаете, что все мои определения были логически эквивалентными?
Гамма. Это зависит от вашей логической теории — по моей они, конечно, не были
такими.
Дельта. Вы должны сознаться, что такой ответ не очень помогает. Но скажите
мне, опровергали ли вы наивную догадку? Вы опровергали ее, только извращая тайком ее
первоначальное толкование!
Гамма. Ну, мы опровергли ее более интересным толкованием, заставляющим
работать воображение, как вы и не грезили. Это-то и составляет разницу между
опровержениями, которые только обнаруживают глупую ошибку, и
опровержениями, являющимися большими событиями в росте знания. Если
вследствие неумения считать вы нашли бы, что «для всех многогранников V — E+F=1» и
я исправил бы вас, то я не назвал бы это «опровержением».
Бета. Гамма прав. После откровения Пи мы могли бы колебаться называть наши
контрапримеры логическими контрапримерами, так как они все же не являются
несовместными с догадкой в ее первоначально предполагавшемся толковании: однако они
определенно будут эвристическими контрапримерами, так как побуждают рост знания.
Если бы нам пришлось принять узкую логику Дельты, то знание не возрастало бы.
Предположим, что кто-нибудь с узкой системой понятий познакомится с данным Коши
доказательством эйлеровой теоремы. Он найдет, что все этапы этого мысленного
эксперимента легко могут быть выполнены на любом многограннике. Он примет как
очевидный, не вызывающий сомнения «факт», что все многогранники являются простыми
и что все грани односвязны. Ему никогда не придет в голову превратить свои
«очевидные» леммы в условия для некоторой исправленной догадки и таким образом
построить теорему, — потому что отсутствует стимул контрапримеров, показывающих,
что некоторые «тривиально истинные» леммы неверны. Таким образом, он будет думать,
что «доказательство» без всякого сомнения устанавливает истинность наивной догадки,
что ее правильность вне всяких сомнений. Но его «уверенность» совсем не будет призна-
ком успеха, она только симптом отсутствия воображения, концептуальной бедности. Она
создает уютную удовлетворенность и препятствует росту знания
150
.
150
Фактически так и было в случае Коши. Непохоже, чтобы Коши, уже открыв свой
революционный метод устранения исключений (см. замечание автора), не стал бы искать и не нашел бы
некоторых исключений. Не он, вероятно, подошел к проблеме исключений только позже, когда решил
расчистить хаос в анализе. (По-видимому, Люилье первый заметил и учел тот факт, что такой «хаос» не
ограничивается анализом).
Историки, в частности Steinitz в работе (1814—1831), говорят, что Коши, заметив
неуниверсальную годность его теоремы, установил ее только для выпуклых многогранников. Дей-
ствительно, в своем доказательстве он пользуется выражением «выпуклая поверхность многогранника»
(1811, стр. 81), а в своей работе (1812) он возобновляет теорему Эйлера под общим заглавием «теоремы о
телесных углах и выпуклых многогранниках». Но, вероятно, для противодействия этому заглавию он
особенно подчеркивает универсальную приложимость теоремы Эйлера ко всяким многогранникам
(теорема XI, стр. 94), тогда как три остальных теоремы (теорема XIII и два ее следствия), он формулирует
специально для выпуклых многогранников (стр. 96 и 98).
Почему у Коши небрежна терминология? Понятие Коши о многограннике почти совпадало с
понятием выпуклого многогранника. Но оно не совпадало в точности: Коши знал вогнутые многогранники,
которые можно получить, слегка вдавливая во внутрь грань выпуклого многогранника, но он не обсуждал
казавшихся неуместными дальнейших подтверждений — не опровержений — его теоремы.
(Подтверждения нельзя равнять с контрапримерами, или даже с «исключениями», в качестве
катализаторов роста понятий). Такова причина случайного употребления Коши слова «выпуклый»; скорее
это было неудачей, невозможностью понять, что вогнутые многогранники могут дать контрапримеры, чем
сознательной попыткой исключить эти контрапримеры. В том же самом параграфе он аргументирует, что
теорема Эйлера представляет «непосредственное следствие» леммы, что V — Е + F — 1 для плоской
многоугольной сети, и утверждает, что «для приложимости теоремы V — Е + F = 1 не имеет значения,
лежат ли многоугольники в одной, или в различных плоскостях, так как теорема интересуется только
числом многоугольников и числом их составных элементов» (стр. 81). Этот аргумент вполне правилен в