Крутогоров Ю.А. Рассказы о деревьях
Подождите немного. Документ загружается.
Вслед за учеными мы отправляемся в экспедицию к европейским границам дуба. Когда-то древние
греки считали, что дуб обладает силой прорицания. «По различным изменениям шелеста
деревьев, – прочитал я в старинной книге, – колеблемых зефиром, или треску ветвей, ломаемых
бурей, жрица предрекала легковерным умам счастливые или пагубные события».
Не станем прислушиваться к оракулам. Послушаем специалистов. «Дубравное государство»,
заключили они, двубоко. Это не литературный образ, а точное географическое определение. С
одной, южной, стороны дубовые леса упираются в степи – «сухой бок». С другой, северной, – в
полосу владычества ели – «влажный бок».
А теперь пойдем за дубом с запада на восток. Приспосабливаясь к условиям среды, дуб, как
никакое другое дерево, своенравно меняет свою «зеленую свиту», окружает себя наиболее
подходящими, я бы сказал, преданными породами. Самые богатые дубравы Заднепровья
включили в свои царственные владения граб, явор. Продвигаясь на восток, дуб потихоньку
расстается с ними, приближает к себе ясень, клен полевой. В заволжских степях этих пород почти
не встретишь – тут, как в песне, к дубу перебрались рябина, а также липа, клен остролистный.
В этом путешествии ученые выявили довольно любопытную закономерность. В самом деле,
отчего дуб так своенравен, непостоянен к своим подданным? Случайно? вовсе нет. Да, дуб
придирчив к почвам – он любит плодородные земли. Ему нипочем сухой климат – корнями дерево
уходит на 10 м вглубь и утоляет жажду, питаясь грунтовыми водами. В этом смысле никакая
другая порода с дубом не сравнится. Но выяснилось и вот что: дубравы вольнее всего чувствуют
себя в тех районах, где для них достаточно влаги.
«Зеленая свита» должна по мере возможности поддерживать такое равновесие. Вот и получается:
принимаешь это условие, вернее, можешь ему отвечать – зачисляешься в дубраву, нет – изволь
уйти. Вот каков диктат патриарха лесов! Очень интересное наблюдение, помогающее понять,
какие законы господствуют в «дубравном государстве».
Своеобразный закон сообщающихся сосудов, не правда ли?
И еще одно непременное условие ставит дуб перед своими спутниками. Они должны помогать ему
расти вверх, как бы подгонять его. Не случайно в науке «зеленую свиту» называют подгоном.
Владыкой леса дуб еще когда станет, годы и годы пролетят, а вот в молодости, в отличие от ряда
других пород, дуб растет крайне медленно. Он не торопыга, как, например, тополь. В молодости
дуб не тянется к небу, зато обильно кустится. И тут тоже «зеленая свита» верой и правдой обязана
послужить дубку. Ясень, клен, липа – подгон – затеняют боковые побеги дубка, не пропускают к
ним необходимого количества света. И что же? А то, что ветки, разрастающиеся в стороны,
отмирают, а вершинка знай себе тянется к живительному солнцу. Вот почему говорят: дуб растет с
открытой головой, но в шубе.
Так «работает» подгон. Подтягивается дубок к простору, к солнцу, как к истокам самой жизни.
Между прочим, на образование ствола дуба расходуется – и это ученые подсчитали – 0,5 млрд
калорий солнечной энергии. Невероятная цифра! Никакое другое дерево столько не потребляет. В
том-то и состоит волшебство природы, что всякое волоконце дерева представляет собой как бы
схваченный в плен, одеревеневший солнечный луч. И дубу этих лучей нужно более всех.
Но продолжим нашу экспедицию. Вот еще одна примечательная особенность, не обойдем ее.
Смотрите: в одних дубовых лесах деревья, причем одновозрастные, – малорослы, сухопары; в
других – что тебе богатыри, руками не охватишь. В чем тут секрет? Какова разгадка такого
явления?
Почвы. Их надо уметь читать, как книжку. Именно почвы определяют в значительной степени типы
дубовых лесов, отвечают на вопрос, в каких местах выращивать дубравы.
Сразу хочется сказать: лишь для несведущего человека дубравы на одно лицо, все под одну
гребенку. Не так это. Есть сухой дубняк. Есть голодающий дубняк. Есть субдубрава. Есть просто
дубрава. Есть дубняк-лог. Есть дубняк припойменный. Есть дубняк пойменный. Лесоводы в этом
замечательно разбираются. Они сразу определят: сухие почвы, значит, сухой дубняк. Свежая
песчаная почва? Значит, тут дубняк голодающий. На свежей супеси вымахает, как правило,
субдубрава, а на свежем суглинке – просто дубрава. А вот проточно-сырая почва. Здесь дубняк-
лог.
Вот так: разложишь дубовый лес «по полочкам» – многое яснее становится, идешь по дубраве не
вслепую, не на ощупь.
Впрочем, не обязательно быть почвоведом, чтобы прочесть страницы «дубравного государства».
Достаточно хотя бы слегка разбираться в растениях, которые образуют лесной ковер. Прямая
взаимозависимость, следствие устоявшихся связей в природе, где нет ничего случайного,
нелепого, не подсказанного целесообразностью.
Сухой дубняк вплел в свой ковер перловник, мятлик, осоку волосистую, звездчатку. Субдубрава
рассыпала фиалку, герань лесную, уже знакомую нам пролеску. В дубняке-логе вы непременно
увидите лютик ползучий, папоротник, овсяницу. Дубняк пойменный расстелил по берегу речки
душистый хмель, ирис, сабельник.
И еще одна поразительная особенность дубового леса. Оказывается, каждый тип дубрав столь же
избирателен и по отношению к птицам, а точнее, сами птицы избирают в дубняках себе квартиры.
Не удивительно ли, что к дубраве-логу тяготеют орел-змееяд, осоед. Балобан привечает сухие
дубравы. Ястреб и сарыч – субдубравы. Тайна? Хищных птиц манят разные мышевидные грызуны
– например, в том же Теллермановском лесу их десять видов. И вот какой-то один вид более всего
по вкусу той или иной птице – грызуны и определяют прописку орла-змееяда или сарыча, ястреба
или балобана.
Дубрава – цельный живой организм, где все переплетено, взаимосвязано, причинно. Свои
неизменные, устоявшиеся правила, их нельзя нарушать, не учитывать. Конечно, это вовсе не
значит, что человек должен ходить по лесу этаким зевакой-белоручкой. Тут, боже упаси, ничего не
тронь, здесь ничего не потревожь. Этак лесу тоже не поможешь. Человек – я говорю о
специалистах – должен чутко прислушиваться к зову природы, леса, улавливать его тревоги и,
вооруженный знаниями о его особенностях, идти на помощь дереву, коли в том есть нужда.
Вот мы говорили о подгоне. Это великолепное изобретение природы, слов нет. Но в какой-то
момент «зеленая свита» может затенить не только боковые побеги юного дубка, но и скрыть глухо
листвой от корней до вершинки. В таком случае деревцу трудно выбраться из-под зеленого
полога. Что ж, так и не вмешиваться ни во что? Нет, вмешаться надо – провести так называемые
рубки осветления. Это полезное «хирургическое» вмешательство, и бояться его не следует.
Прорубят для дуба «окна» – и он сможет без помех глядеть в небо, получать больше света. Это
серьезная помощь дубраве.
Или грызуны. Сущее бедствие для дубрав, когда число их превышает все дозволенные нормы. В
отдельные, особенно урожайные «желудевые» годы мыши так размножаются, что сладу никакого.
Были в Теллермановском лесу месяцы, когда грызуны растаскивали все опавшие желуди, весь
самосев. Дубрава сама себя высевает, дуб продолжает свой род, а мыши подчистую сметают
семена. Однажды срубили старое дерево и в дупле, возле корней, обнаружили три тысячи
отборных желудей – это запас одной лишь желтогорлой мыши. Целый будущий лес упрятала в
нору. Вот почему лесоводы применяют различные средства борьбы с грызунами. Однако самыми
верными помощниками дубравы были и остаются птицы. Те самые, которые распознают в дубовом
лесу свои квартиры.
Что такое смена пород
Совершив путешествие по границам «дубравного государства», поговорим теперь о главной
опасности, которая подстерегает наше дерево. В природе происходит смена пород.
Основоположник отечественного лесоводства профессор Г.Ф. Морозов писал: «Если отмирание
леса сопровождается постепенным изменением условий среды в результате отпада деревьев, то в
таких случаях происходит вековая длительная смена. На местах одних насаждений появляются
другие, и долго, иногда несколько столетий, они не уступают занятое место, пока снова появится
благоприятная среда для роста предшественников. Длительные смены без вмешательства
человека наблюдаются в дубово-еловых древостоях...»
В мире ничто не постоянно. Хорошо известно, что после отступления ледников на Скандинавском
полуострове господствовала береза. Затем несколько тысячелетий подряд главной породой там
считалась сосна. Теперь сосна уступает первенство ели.
Ель, однако, теснит не только сосну.
На северных рубежах «дубравного государства», в районе его «влажного бока», ель наступает на
дуб. Происходит это постепенно, может быть, даже незаметно для одного поколения людей. На
весах времени – не годы, даже не десятилетия – века! Но попробуем представить, как это
происходит.
Дубовая роща дряхлеет. Пришла грустная пора естественного отмирания древостоев, как пишется
в научных трудах. Всему свое время. Умирают и леса. Но «свято место пусто не бывает».
Наиболее приспособленные к условиям жизни деревья начинают бороться за освободившуюся
территорию.
Рассказы о деревьях
Дубу нелегко конкурировать с елью. Дуб светолюбив, требователен к почвам. А ель и в тени себя
чувствует замечательно, и холодов не боится. Она и без подгона обойдется. А почвы... Ель –
порода ухватистая. Ей достаточно плотной подстилки, грубой, как войлок, из своих же собственных
иголок.
И елка устраивает свое новоселье.
Что же происходит?
Вот под полог дуба ветер занес еловое семя. Оно крошечное, это семя, ему легче приникнуть к
почве. И вот уже зеленая стрелка пробилась наружу. Выше, выше! Год, два, три... Тонкий стволик
сбросил первую хвою. Потом еще не один раз елка уронит зеленые иголки. И постепенно хвоя-
опад превратится в перегной, и этот перегной даст корешкам поселенца необходимые
питательные вещества. Так елка укрепляется на новом месте. Так происходит смена пород.
Старый дуб угас, выросла молодая ель.
В природе встречаются также смены дуба осиной. Сомкнутый полог дуба с кленом и ясенем
нисколько не мешает осиновому подросту. Так произошло в знаменитых Тульских засеках. Когда-
то эти места славились редкими по красоте дубравами, теперь большие площади тут занимают
осинники. Неизбежен ли этот процесс?
Лесоводы доказывают: человек в состоянии приостановить такое нежелательное лесное
переселение. Для этого надо постоянно ухоживать за лесом – рыхлить в дубравах почвы, дабы на
ней не укоренились непрошеные пришельцы.
Дуб боится холодов – он и поэтому еще к югу отходит. Но и селекционеры не дремлют. Создают
выносливые породы дуба.
Род дуба объединяет около 250 видов. Дуб летний, дуб зимний, дуб душистый, дуб монгольский,
дуб красный, дуб крупнопыльниковый. И у каждого, разумеется, свои особенности. И все это надо
знать. Подробно. Точно. Не на глазок.
Вот дуб летний. Или, как его еще называют, черешчатый, обыкновенный. Всем хорош: красавец,
богатырь. Но это когда вошел в возраст – богатырь. А в раннюю пору вовсе не силен – всходы его
весьма чувствительны к весенним заморозкам. До восьми лет еле-еле растет. К тому же поздно
плодоносит. Конечно, при смене пород елка такого забьет.
А вот дуб крупнопыльниковый, высокогорный. Он, увы, не достигает таких размеров, как дуб
летний. Но зато куда закаленнее. Даже – вот чудо! – на голых камнях поднимается. Главное же,
крупнопыльник растет намного быстрее. Точно подросток на деревенском воздухе да свежем
молоке.
Замечательный русский лесовод В.Д. Высоцкий не прошел мимо этого наблюдения. А что, если
скрестить эти два вида – соединить богатырскую силу одного с умением быстро подрастать
другого?
Скоро сказка сказывается... А в лесном деле, как, пожалуй, ни в каком другом, сказка
«сказывается» особенно долго – многие, многие годы нужны. Жди, пока увидишь плоды нелегкого
труда!
Лесовод Высоцкий умел ждать, неудачи (а они, конечно, были) не обескураживали его. Другой бы
махнул рукой, занялся чем попроще. Но таким людям в лесоводстве делать нечего, лучше сразу
меняй профессию, уходи на более легкие хлеба.
Шли годы. Ученый неотступно шел к цели. И достиг ее. Гибрид дуба крупнопыльникового (мать) и
летнего (отец) не мог не порадовать. Дерево – на диво: стройное, не кустится, споро вверх
тянется. И вот что важно. Дуб летний плодоносит лет с тридцати, новое дерево сбрасывает
желуди на двадцать лет раньше. Как это важно для дубравы! Ранний и обильный самосев –
лучшая защита для любого леса. Больше посеешь семян – больше шансов выжить, устоять в той
борьбе за место под солнцем, которую ведут между собой различные породы деревьев.
Но, конечно, даже самую выносливую породу, полученную в результате гибридизации или
географического переселения, надо еще акклиматизировать, помочь приспособиться к новым
условиям, преодолеть неизбежные трудности роста. Это от человека требует выносливости, если
хотите, силы духа.
И тут я хочу рассказать о человеке, который к породе имеет самое прямое отношение:
акклиматизаторе Николае Андреевиче Гартвисе. Жил он в прошлом веке, окончил Дерптский
университет, участвовал в Отечественной войне 1812 г.
Это был человек самых разносторонних интересов – юрист, садовод, ботаник. В войне он проявил
себя как боевой капитан артиллерии. Но мой рассказ не о его военных подвигах.
Долгие годы Николай Андреевич руководил Никитским ботаническим садом. Некоторые его
современники не с большим почтением, скажем прямо, относились к Гартвису, считая, что в
ботанической науке он человек случайный, не туда направляет работу сада. И такое мнение
господствовало долгие годы, сам же Гартвис не склонен был разглагольствовать о своих
изысканиях.
Бытовало мнение в ботанических кругах, что он много внимания уделяет опытной работе с
маслиной. Иронически пожимали плечами. Чудачество! Разве это серьезная тема для истинного
ученого? Да, кажется, он еще что-то там с китайским индиго мудрит, с табаками. Право, не
солиден этот Гартвис, да и что взять с него – капитан артиллерии...
А он усиленно коллекционировал растения в Крыму, много ездил по Закавказью, собирая семена и
живые растения.
Не было капитана, отправляющегося в морское путешествие из черноморских портов, которого
Гартвис не упросил бы привезти в Ботанический сад какое-нибудь новое растение. Тихо,
неприметно создавал Николай Андреевич уникальную дендрологическую коллекцию в своем саду.
И мало кто об этом догадывался.
Но не кто иной, как Гартвис, акклиматизировал в Ботаническом саду десятки растений из
Калифорнии, Андалузии, с Гималаев, из Мексики, Северной Африки. Много лет отдал он
акклиматизации ряда дубов, в том числе найденного им в Колхидской низменности. Путешествуя
по Кавказу, Николай Андреевич первым обратил внимание на этот вид дерева, встречающегося в
смешанных лесах из дуба имеретинского, дзелькавы, кавказского граба.
И Гартвис доставил новый вид дуба в Крым.
Такая профессия – лесовод. Не всегда при жизни можно оценить его труд. Ему не подходят
обычные мерки времени, его календарь не ограничивается с рамками одной человеческой жизни.
Так произошло с Николаем Андреевичем Гартвисом. Лишь после его смерти потомки оценили
труды этого человека; подвиг на ниве ботанической, ничуть не меньший, чем подвиги в
Отечественной войне. Многие ее герои вошли в нашу историю. Помним мы и Гартвиса – его
именем назван тот самый вид дуба, который растет на Колхиде.
Дуб Гартвиса!
Заслуженная награда.
Но не во имя наград, не во имя славы работают рядом с нами лесоводы. Они хотят, чтобы леса не
вымерли на нашей планете, всем деревьям было место на земле.
В том числе патриарху наших лесов – дубу.
Еще не достигнуто полное благополучие с дубравами. Где-то усыхают, где-то поражаются пока
еще неизлечимыми древесными болезнями. Приятно было бы сказать: причины суховершинности
изучены. Рад бы сообщить: дубу ничего не угрожает. Нет, рано еще. Экспедиция ученых по
границам «дубравного государства» продолжается. Люди ищут пути сохранения дуба. И еще много
надо сделать.
...Перед тем как покинуть Теллермановский лес, я еще раз прошелся по его опушкам. Была осень.
Дубы сбрасывали желуди. Желтеющие листья, похожие на детские ладони, слегка шелестели. Не
знаю, что улавливали в этом шелесте древние прорицатели. Веру, сомнения, надежду?
Я уезжал домой с верой в то, что мой далекий потомок, придя однажды в лес, услышит в тишине
шлепок желудя о траву. Это для жизни, продолжения рода дубрава сбросит наземь еще одно
коричневое семя.
Ивушка зеленая, над рекой склоненная
Плакучая склоняет ива
Везде концы своих ветвей.
А.Фет
Пожалуй, не много найдешь на земле деревьев, которые имели бы в своем роду такое обилие
родственников, как ива. Зеленое ивовое племя разбросало своих родичей повсюду. Вот
карликовая березка, кажется, полярница из полярниц. Но ива еще дальше к северу продвинулась,
опередила белоствольную.
И в жарких пустынях тоже увидишь иву. Некоторые путешественники принимали ее за мираж.
Ближе подходили – ива! Недаром у некоторых племен Южной Африки это редкое дерево стало
символом радости. Еще бы, верный признак, что рядом вода!
У каждого вида ивы есть свое официальное, общепринятое латинское название, а у нас она
бытует под разными, знакомыми каждому с детства именами, вошедшими в сказки, песни, стихи.
Вот ракита – десятиметровое дерево с заостренными листьями, голыми сверху и как бы
покрытыми серым войлоком снизу.
Верба красная: краснотал. Листочки тонкие, блестящие. В начале мая, не прогляди только,
увидишь, как кружатся возле нее рои мелких семян, снабженных пушинками.
И возле какой речки не встретишь белотала! Слегка опушенные молодые побеги, кора на стволе
легко отслаивается, обнажается розовая ткань.
Где-то неподалеку обязательно должна быть ива серебристая – ветла. Да вот она, великанша:
рост метров на тридцать, ствол не всегда руками обхватишь. На молодых ветвях в весеннюю пору
– легкое серебристое свечение.
Белотал, краснотал приняли в свою приречную семью и иву русскую, чернотал. Кора у нее
потемнее, листья позеленее.
У каждой ивы свои ботанические особенности. Но у всех без исключения одно фамильное
свойство, и ему не изменяет ни верба, ни шелюга, ни ветла, ни белотал, ни желтолозник. Ивы
приемлют морозы, жару, разреженный воздух горных вершин, вот только сушь им не по характеру.
Безводье – бич для этих деревьев. Среди древесных пород-водохлебов – ива самый большой
водохлеб. С такой поразительной, прямо-таки невероятной чуткостью ива обнаруживает
подземную влагу. И самый малый водоем – озерцо ли, узкий пропадающий ручеек, пруд –
притягивают ее к себе. Едва ли не в любой точке земного шара вода и ива обязательно отыщут
друг друга. В старину искали место, где рыть колодец, с помощью ивовой лозы: дрогнет прутик,
поднесенный к земле, – тут и копай, будет вода!
И семена дерева приучены к воде. Это настоящие семена-водолазы. Они могут сохраняться на
дне речки или озера долгими месяцами и всхожести не теряют.
У ивы есть еще одна прекрасная особенность – весной ее семена, упав на землю, начинают
прорастать через какой-нибудь час. Вот как торопятся. А через 10–15 ч (подумать только, меньше
чем через сутки) у будущего деревца отрастает корешок с заостренным кончиком – мышиным
хвостиком. Главное зацепиться, укорениться в почве, а там дело пойдет, корневая система
разовьется, дайте только время...
Выросло дерево. Мужские и женские цветки собираются в сережки. Сережки напоминают тонкие
стерженьки, на них спиралькой – крошечные цветочки с пестиками. А цветочные чешуйки,
опушенные белыми волосиками, – ни дать ни взять мохнатая шубка для тычинок и пестиков.
Всякий раз, когда я смотрю на расцветающую вербу, на память приходят слова Андерсена: «Весна
уже в полном разгаре, только ивы все еще не снимают со своих цветочков пуховых рукавичек;
такие они осторожные, просто скучно».
А через год созревший ивовый плод треснет по двум швам, створки его распахнутся – и миру
откроется несчетное множество хохлатых семян. Кажется, это не плод, а целая фабрика семян,
фабрика ивовых рощ, тальников, вербняков...
Семена готовы к полету. Они ждут, когда ветер разнесет их по прибрежным лугам, поймам,
приречным долинам. Так парашютисты, тесно прижавшись друг к другу, ждут команды на спуск.
Семена ив легки, летучи, воздушны, как пух одуванчиков, а по дальности полета они могут
соперничать разве что с березовыми крылатыми семенами.
Летит ивовое семечко. Где упадет – станет деревом-русалкой. Присядут у ее ствола
путешественники, вспомнят строки Фета:
Сядем здесь у этой ивы.
Что за чудные извивы
На коре вокруг дупла!
А под ивой как красивы
Золотые переливы
Струй дрожащего стекла.
Рассказы о деревьях
В старину дни цветения и плодоношения ивы были датами сельского календаря. Знали: когда с
ивы летит пух – сей овес. Приметили: если по осени ива покрывается инеем, жди протяженной
весны. А когда верба распускается – рыбак, готовь удочки. Ветла, верба, краснотал, белотал
вошли в круг привычных житейских представлений о природе, лесе, сельском труде.
И так повелось издавна, с древнейших времен. Как никакое другое дерево, ива привлекала к себе
внимание еще античных поэтов и естествоиспытателей. Готовя этот очерк, я узнал, что особую
честь этой породе оказал римский писатель Вергилий, живший в I в. до н. э. Он воспел иву в своих
стихах, преклонялся перед деревом, дающим мед пчелам и корм козам.
Диоскорид, бывший в армии императора Нерона врачом, видел в иве ценнейшее лекарственное
сырье. В свободное время между тяжкими походами Диоскорид изготовлял из коры молодых
побегов ивы отвары от цинги, лихорадки и, как писал он сам, «от слабости желудка». Так что в
ранцах многих солдат римской армии нередко можно было обнаружить свежую лозу.
Плиний Старший, написавший свою знаменитую «Естественную историю» в 37 книгах, первым из
ученых описал 8 пород ивы. Пожалуй, с I в. и можно начать ботаническую историю ивы.
У каждой породы есть исследователи. Есть и у ивы. Но вокруг нее, начиная с XVIII в.,
развернулись настоящие научные баталии. Видов ив множество, значит, надо привести их в какую-
то одну систему, расположить по порядку, а тут у естествоиспытателей-систематиков был полный
разлад. Известный ботаник Линней установил 29 видов ив. Поначалу с ним согласились. Но
ненадолго. Через несколько лет ученый Скополи сердито отозвался о шведском ученом:
«Большинство названий Линнея произвольны, не ясны, не поучительны». Это был первый залп.
Тут каждый из естествоиспытателей начинает палить из собственного ружья. Авторы «Британской
флоры» уже предлагают 45 видов ив. Ботаник Вильденов недоволен, он предлагает ученому миру
116 видов. Биолог Кох описывает 182 вида. Дальше всех идет ботаник Гандоже, у него свой
«ивовый счет». Он негодует на своих предшественников: а не желаете ли знать, милостивые
государи, что ива насчитывает 1600 видов?
Ученый Эндлихер горько вздыхает в одном из своих трудов: «Крест и конфуз ботаников».
Но в природе нет ничего случайного, и ботаники с прежней настойчивостью ищут пути к
систематизации сотен видов ив. Тем-то и отличается естествоиспытатель, что для него каждое
дерево – неповторимый организм со своими признаками, пусть они на первый взгляд и скрыты от
глаз.
Споры эти не закончены до сих пор. Во многих странах существуют свои школы ивоведов.
Имеется школа ивоведов и в нашей стране. Я познакомился с одним из ее представителей Юрием
Константиновичем Скворцовым. Он работает в Москве, в Главном ботаническом саду Российской
Академии наук. Желая лучше узнать эту породу, Скворцов и на Камчатку слетал, и на Сахалине
побывал, и походил по Средней Азии, был во многих районах центра России. Мало того, Скворцов
изучил почти все крупнейшие ивовые гербарии, какие есть на свете, – государственный гербарий
США, гербарий Королевского ботанического сада в Англии, экспонаты Музея естественной
истории в Париже, десятки университетских ботанических коллекций.
Почему же такой разнобой царил среди ивоведов? А потому, что к ивовому племени они относили
многочисленные гибриды этой породы. А Скворцов ищет иву в чистом ее виде, «без примесей»,
такую, какой она была сотни, тысячи лет назад. Это нелегкая работа. Она требует глубоких
знаний. Итоги своих длительных поездок и наблюдений Скворцов изложил в книге «Ивы СССР».
Листаешь книжку и поражаешься: о многом может рассказать такое привычное дерево, растущее
на берегах рек и прудов.
Читая про чернотал, я узнал, что он, прежде всего, растет возле лесных болот, рядом с осокой и
вейником. А если лес срубили, чернотал переберется с помощью семян на соседний луг, поближе
к выходу грунтовых вод. В нашей стране чернотал чаще всего встретишь в поймах рек, возле
темных болот – чернотал как бы старается укрыться от человеческого взора, предпочитает
укромные уголки. А вот в Западной Европе чернотал ищет влажные места не в низинах, а в горах –
в Альпах, например, взбирается на высоту до 2 тыс. м, на итальянской стороне даже выше – до 3
км. Гибриды же чернотала с другими видами таких правил не придерживаются.
В роду ивы, в ее древней истории есть несколько страничек, которые никак нельзя миновать. Как
не упомянуть об иве Кузнецова и иве Кирилова. Имена этих людей известны сейчас лишь
немногим, а между тем какие судьбы, как много полезного сделали они для науки!
Раскройте любой атлас – эту энциклопедию земли. На своем условном языке атлас внятно, точно
и, если хотите, живописно расскажет о геологическом строении земного шара, о водных
бассейнах, о поясном времени, о климате, о месторождениях – словом, о поразительном лике
нашей планеты.
Николай Иванович Кузнецов (он родился в 1868 г.) всю жизнь отдал науке, изучающей, как
растения распространяются по земному шару. Он составлял геоботанические карты – карты
растительности, карты флоры. Это непростое дело, тем более когда принимаешься за работу
первым, когда в России ничего подобного не было.
В самом понятии «геоботаника», а это была профессия Кузнецова, живет и дышит слово
«география». Географическая ботаника – наука не кабинетная, ей в четырех стенах делать нечего.
Это наука путешественников. И вот для того, чтобы получше узнать, как флора распределяется в
европейской части нашей страны, как соседствуют между собой те или иные представители
зеленого семейства – от мхов до пятидесятиметровых лесных гигантов, – Николай Иванович
Кузнецов то и дело отправлялся в поездки. Порой дальние, а порой совсем близкие.
Почти четыреста научных трудов написано этим человеком. И по этим печатным трудам легко
определять маршруты странствий Кузнецова: Ладога и Холмогоры, Тобольск и Березов, Кубань и
Сванетия, Волга и Днепр, Ока и Кама, Красивая Меча и Дагестан, Армения и Крым, Прибалтика и
Каспий...
Он не просто описывал, скажем, флору Кавказа, но постигал ее историю с третичного периода,
далекой-далекой глубины времени. Ему во что бы то ни стало надо было объединить в единое
целое то, что относится к той или иной породе, проследить, почему и как поселилась, а затем и
расселилась она именно здесь, в этой зоне, – от первого отпечатка листа в угольном пласте до
полного «портрета» дерева.
Вот так, штрих за штрихом, составлял он геоботанические карты, без которых сегодня не
обойдется ни один ботаник, географ, зоолог, геолог, даже космонавт.
Николай Иванович Кузнецов был и ивоведом. Он любил иву, писал о ней.
За все свои труды ученый был одним из первых в России удостоен почетной медали имени
Семенова-Тян-Шанского.
Рассказывают, что один из учеников посадил у могилы Николая Ивановича деревце ивы,
названной в его честь.
Другой вид – иву Кирилова – встретишь в субальпийских поясах Джунгаро-Тарбаготая и Памиро-
Алая. Дерево высокогорное, обитает на высоте до 3500 м. Именно в тех местах и путешествовал
Иван Петрович Кирилов.
Пожалуй, это был самый молодой ботаник в русской науке. Он прожил совсем немного, двадцать
лет, а сколько успел...
В четырнадцатилетнем возрасте он стал участником экспедиции на южный Байкал. Возглавлял
этот научный отряд знаменитый ботаник Николай Степанович Турчанинов. Он и обратил внимание
на любознательного мальчика, который знал латынь – язык ботаники, саму ботанику, делал такие
гербарии, что специалисты восхищались.
Четырнадцатилетний мальчишка в составе научной экспедиции обошел не только южный берег
Байкала, он облазал скалы и ущелья Западных Саян в поисках редких и ценных растений. В
мальчишеские годы он показал себя истинным натуралистом.
Он ни минуты не сомневался кем стать – ботаником.
И едет учиться в Петербургский университет. Здесь он встречается с человеком, который
определит его дальнейшую судьбу. Это Григорий Силыч Карелин, ботаник, географ,
исследователь Каспийского моря; он первый описал, а значит, и открыл для науки залив Кара-
Богаз-Гол.
Теперь, готовясь к путешествию в Среднюю Азию, в районы горной системы Джунгарского Алатау,
Карелин приглашает с собой студента Ивана Кирилова, «толковейшего из всех студентов, каких я
знал на свете», напишет позднее Карелин. И радостно сообщает жене, что теперь уверен в успехе
экспедиции, ведь с ним надежный спутник, «юноша по нраву красна девица, но голова с мозгом...».
Читая об их совместной экспедиции, я думал о том, как удачно дополняли друг друга Карелин и
Кирилов, несмотря на то, что одному было тридцать пять лет, а другому – восемнадцать. Глубоко
личная дружба объединяет этих двух людей. Григорий Силыч называет Кирилова не иначе как
сынком, Ванюшей. Кирилов, у которого нет родителей, зовет старшего товарища отцом.
В марте 1840 г. путешественники отправляются в Джунгарию. По дороге они разделяются: каждый
идет по своему маршруту. Кирилов идет к озеру Зайсан. На карте – это «белое пятно». Кирилов
щедро дарит науке это озеро: дает очерк его берегов, исследует растительность, изучает рыб,
животных...
Карелин и Кирилов поднимаются к альпийским лугам Джунгарского Алатау. Какой удивительный
мир открывается перед ними! Легко понять ботаника, когда он обнаруживает новый вид, эту
единицу в системе всего живого. Открытие! Но на этих крутых склонах, в ущельях, на ледяных
плато, с которых сбегают речки, пахнущие форелью... все ново, все поражает воображение.
Бюллетень московских испытателей природы вскоре опубликует список растений, собранных
Карелиным и Кириловым. За неполный год собрано 922 вида, около 150 абсолютно новых, не
описанных ботаниками.
Научные сообщения, посылаемые натуралистами в Москву, немедленно становятся достоянием
британских научных изданий, благо статьи не нуждаются в переводе, латынь – это эсперанто
ботаников мира. Имена Карелина и Кирилова, как пишут газеты, знают на двух полушариях. От них
с нетерпением ждут новых и новых вестей. «К. и К.» – так были известны многим эти
путешественники.
«Эти работы, – комментируют ученые тех лет, – охватывают флору огромной страны,
начинающейся сейчас же к востоку за рекой Или и включающей озеро Балхаш, заоблачные
хребты Алатау. Встретились две натуры, дополнившие друг друга и объединенные беззаветной
страстью к науке...»
Слава натуралистов неразделима, они всегда вместе. Однако автором большинства научных
работ был Кирилов. Он владел редким даром описывать по латыни собранные коллекции, вводить
растения в систему, без чего ботаника, как и химия, немыслима. Сколько же надо знать, чтобы не
ошибиться, не принять новый вид за уже описанный! И какую иметь память!
Виды растительности порою мало чем отличаются друг от друга. Надо заметить то маленькое
«чуть-чуть», которое и делает вид самостоятельным, прописывает его в ботанической системе. В
горных системах Средней Азии, которые они обследовали, растительные пояса расположены на
разных высотах, не везде отчетливо выражены. В этих условиях особенно трудно ботанику-
систематику, но Кирилов отлично справляется с работой. Дар! В свои неполные двадцать лет он
искусно разбирается в тончайших особенностях семян, окраске плодов, строении соцветий,
расположении и длине побегов.
Позже Карелин признавался, что «без сыночка Ванюши» экспедиция не дала бы таких
результатов.
Вот и один из горных видов ивы Кирилов описал с такой точностью, что ни у кого из натуралистов
не возникло сомнений, как назвать дерево, какую ему дать «фамилию».
Вот какую страничку истории ботаники открывает нам дерево – ива Кирилова...
Рассказы о деревьях
Загадки клена