Конышев В.Н. Американский неореализм о природе войны: эволюция политической теории

Подождите немного. Документ загружается.

131

сложных систем. Конечно, все это не мешает «технократическим» ме-

тодам оказаться весьма полезными.

Специалисты отмечают также серьезные проблемы, которые пока не

имеют решений. Увеличение числа элементов системы ведет к быстро-

му росту числа парных взаимодействий в рамках модели: на 10 элемен-

тов приходится до 45 взаимодействий, а на 1000 уже 499500. То есть

рост нелинейности системы приводит к проблеме — как учесть все

возможные взаимодействия. Другая сложность связана с тем, что хао-

тическое поведение политических систем сложно выделить из–за влия-

ния неполитических факторов. Другими словами, взаимодействия эле-

ментов модели, которые служат источником хаоса, одновременно могут

затушевывать, «зашумлять» хаотические процессы

285

Несмотря на общие черты в трактовке системности, среди которых

выделение системного и элементного уровней анализа, признание кон-

фликтности и хаотичности международной политики, достаточная про-

стота исходной

286

системы и структуры, между концепцией «технокра-

тов» и Кеннета Уолтса есть важные различия. Если идейной опорой для

Уолтса послужил структурализм, то для «технократов» — теория слож-

ных адаптивных систем.

Это обстоятельство определяет ряд других отличий. Если Уолтс от-

деляет теорию международной политики от внешней государства, то

«технократы» не склонны проводить здесь четкой грани. Если Уолтс

претендует на преимущественно дедуктивное выведение универсаль-

ных системных законов, «технократы» стремятся делать умозаключе-

ния, изучая динамику развития реальных политических процессов и

систем, делая гораздо больший акцент на индуктивном анализе. При

этом причинно–следственные связи считаются неоднозначными.

Структура Уолтса — это отношение, создающее целое из элементов. У

«технократов» же к этому добавляются любые отношения и взаимодей-

ствия элементов, в том числе нерегулярные.

Поскольку нелинейный анализ пока применяется для анализа от-

дельных аспектов международной политики, в работах этого направле-

ния не всегда можно выделить концептуальное ядро, которое позволяло

285

Brown T. Nonlinear politics. P.135.

286

В нелинейном представлении исходная система проста по количеству элементов

и отношений, как и в теории Уолтса. Но поведение нелинейной системы быстро услож-

няется в процессе «жизни», в динамике развития. Структурная же теория отвлекается от

изменений, сосредотачиваясь только на явлениях, повторяющихся регулярно.

132

бы говорить о близости к той или иной парадигме ТМО. Не случайно

приемы нелинейного анализа используют не только неореалисты. При-

мером может служить книга Джеймса Розенау «Турбулентность в ми-

ровой политике»

287

, которая гораздо ближе к парадигме глобализма.

Неореалисты тоже стремятся соединить нелинейный анализ слож-

ных адаптивных систем со структурной теорией Кеннета Уолтса, чтобы

преодолеть концептуальную аморфность технократического подхода. В

книге «Системные эффекты» Роберт Джервис показывает достоинства

новых научных веяний, которые позволяют усовершенствовать систем-

ный анализ политики. Соглашаясь с основными постулатами теории

Уолтса, Джервис утверждает, что нелинейный анализ позволит вывести

структурный анализ политики на качественно новый уровень по не-

скольким направлениям.

Во–первых, он позволит прослеживать обратное влияние актора на

систему в целом: как субъект политики, «следуя простым и некоорди-

нированным стратегиям, может произвести агрегированное поведе-

ние

288

, которое является сложным и упорядоченным, хотя и необяза-

тельно предсказуемым и стабильным». То есть нелинейность помогает

найти эффективную государственную стратегию, которая способна ис-

пользовать знание о состоянии международной системы и даже повли-

ять на нее при условии, что данное государство — не обязательно вели-

кая держава. Во–вторых, преодолевать статичность структуры Уолтса

за счет того, что нелинейный анализ охватывает отношения и взаимо-

действия всех уровней при условии, что система находится в состоянии

постоянных изменений. В–третьих, учитывать сложный характер взаи-

модействий, который проявляется в том, что они имеют множественные

последствия, их эффект бывает нелинейным, а малые события в опре-

деленных условиях могут приводить к значительным изменениям всей

международной системы. В–четвертых, обогатить некоторые концеп-

ции и понятия. Одна из новаций состоит в том, чтобы на системном

уровне рассматривать не только отношения, но и взаимодействия.

В этой связи, если Уолтс основное внимание уделяет общим струк-

турным ограничениям, которые накладывают отпечаток на политику

государств, то Джервис предлагает использовать кибернетическое по-

287

Rosenau J. Turbulence in world politics: a theory of change and continuity. Princeton:

Princeton University Press, 1990.

288

Т.е. поведение, которое обнаружится на более высоком, системном уровне.

133

нятие обратной связи, которая может иметь положительную и отрица-

тельную направленность. Структурная сила Уолтса соответствует отри-

цательной обратной связи, которая направлена на самосохранение

структуры. Добавляемая положительная обратная связь соответствует

приспособлению структуры к происходящим событиям. В перспективе

это дает возможность трактовать гораздо шире содержание системного

влияния, не сводя его только к распределению силы

289

Существует близкая разновидность системного анализа междуна-

родной политики, которая опирается на понятия теории сложных сис-

тем и концептуально тяготеет к неолиберализму

290

. Она возникла в на-

чале 1990-х гг. как еще одна попытка охватить системным анализом

усложнившиеся и динамичные изменения, связанные с окончанием хо-

лодной войны. Это направление обозначают термином complexity analy-

sis, и его отличие от принципов сложных адаптивных систем состоит

лишь в том, что международная система считается упорядоченной тем

или иным способом. С одной стороны, государство является иерархиче-

ской структурой по отношению к своему обществу, а внешняя и внут-

ренняя политика связаны. С другой, хаос международной политики от-

части упорядочен через международные нормы, транснациональные

институты или картельные соглашения

291

В заключение еще раз отметим, что условием успешного освоения

политическими науками методов нелинейного анализа является взаим-

ная адаптация базовых понятий. Не только гуманитариям предстоит

разобраться в сложном математическом инструментарии, но и ученые,

применяющие математические методы, должны в необходимой мере

учесть специфику политических наук.

289

Jervis R. Systems effects: complexity in political and social life. Princeton: Princeton

University Press, 1997. P.7–39.

290

В качестве примера попытки адаптировать теорию сложных систем к либе-

ральной традиции в теории международных отношений см.: Clemens W. The Baltic trans-

formed: complexity theory and European security. Lanham, New York: Rowman and Little-

field Publishers, 2001.

291

Daugherty W. System management and the endurance of the Concert Europe// Sny-

der J., Jervis R. (eds.) Coping with complexity. P.71–106; Frieden J. The dynamics of inter-

national monetary systems: international and domestic factors in the rise, reign, and demise of

the classical gold standard// Snyder J., Jervis R. (eds.) Coping with complexity. P.137–162;

McNamara K. Common markets, uncommon curriencies: system effects and European com-

munity// Snyder J., Jervis R. (eds.) Coping with complexity. P.303–328.

134

Частные теории неореализма

Многочисленные теории частного характера посвящены отдельным

аспектам политической теории и не претендуют на законченную карти-

ну международной политики. В этом смысле они носят вспомогатель-

ный характер. Некоторые из авторов этих теорий могут быть отнесены

к достаточно условной «линии Уолтса»: Микаэл Мандельбаум, Стефен

Уолт, Барри Поузен, Джон Миршаймер, Гленн Снайдер, Дэвид Лэйк,

Микаэл Мэстэдуно, Ричард Беттс, Роберт Арт, Стефен Краснер (неко-

торые ранние работы)

292

. С одной стороны, они отталкиваются от поло-

жений структурного реализма, с другой, не все из них достаточно по-

следовательны в соблюдении принципов, заложенных Уолтсом. Види-

мо, применительно к частным теориям правильнее говорить о проблем-

ном критерии как отличительном признаке.

В частности, в зависимости от особенностей трактовки концепции

баланса сил выделяют «наступательный»

293

(offensive) и «оборонитель-

292

К «линии Уолтса» относят следующие работы: Mandelbaum M. The fate of na-

tions: the search for national security in the 19th and 20th centuries. Cambridge: Cambridge

University Press, 1988; Snyder G. Alliance politics. Ithaca: Cornell University Press, 1997;

Walt S. The origins of alliances. Ithaca: Cornell University Press, 1987; Posen B. The sources

of military doctrine. Ithaca: Cornell University Press, 1984; Mearsheimer J. The tragedy of

great power politics. New York: Norton, 2001; Krasner S. Structural conflict: the Third world

against global liberalism. Berkeley: University of California Press, 1985; Krasner S. Defining

the national interest: raw materials investments, and U.S. foreign policy. Princeton: Princeton

University Press, 1978; Art R., Waltz K. (eds.) The use of force: military power and interna-

tional politics. Second edition. New York, London: Rowman and Littlefield Publishers, 1981;

Ikenberry G., Lake D., Mastaduno M. (eds.) The state and American foreign economic policy.

Ithaca: Cornell University Press, 1988; Lake D. Power, protection, and free trade. Ithaca: Cor-

nell University Press, 1988; Betts R. (ed.) Conflict after the cold war. Boston: Allyn and Ba-

con, 1994.

293

Другие названия — агрессивный, пессимистический реализм. Представители:

Mearsheimer J. Why we soon miss the cold war// Betts R. Conflict after the cold war. Boston:

Allyn and Bacon, 1994. P.44–61; Mearsheimer J. Back to the future: instability in Europe

after the cold war// International security. 1990. Vol.15. №1. P.5–57; Labs E. Beyond victory:

offensive realism and the expansion of war arms// Security studies. 1997. Vol.6. №4. P.1–49;

Gilpin R. War and change in world politics. Cambridge: Cambridge University Press, 1981;

Zakaria F. From wealth to power: the unusual origins of America’s world role. Princeton:

Princeton University Press, 1998.

135

ный»

294

(defensive) неореализм. Первый делает акцент на стремлении

государств максимально наращивать силу для обеспечения безопасно-

сти и считает, что только активная политика в этом направлении дает

гарантию выживания. Международная система может создавать не

только условия конфликта, но и сотрудничества, поэтому государство

должно заботить достижение оптимальной силы

295

Другой вариант, представляющий собой гибрид структурного реа-

лизма и наступательно–оборонительной логики, получил название «ус-

ловный реализм» (contingency realism). Согласно этой концепции, со-

перничество и сотрудничество являются двумя взаимно дополнитель-

ными способами выживания государства. Основное внимание перено-

сится на изучение условий, при которых оба варианта политики воз-

можны. Понимание баланса сил лишь как соперничества представляет-

ся односторонним. Авторы считают, что не только распределение силы,

но и намерения государств, которые проявляются в военной политике,

значительно влияют на стратегию государств

296

В зависимости от того, считать баланс сил по–прежнему сердцеви-

ной теории международной политики или нет, неореалистов делят на

«узких» (specific)

297

и «широких» (generalist)

298

. Последние утверждают,

что баланс сил перестал быть ее определяющим законом, поэтому не

только распределение сил, но и другие факторы имеют значительное

294

Другие названия — оптимистический, постклассический. Представители: Walt S.

The origins of alliances; Hopf T. Polarity, the offense–defense balance and war// American

political science review. June 1991. Vol.85. P.475–493; van Evera S. Offense–defense balance

and how we can measure it? // International security. 1998. №22; Jervis R. Cooperation under

security dilemma// World politics. 1978. Vol.30. №2. P.167–214.

295

Jervis R. Realism, neoliberalism, and cooperation// International security. 1999.

Vol.24. №1. P.48–50.

296

Glaser Ch. Realists as optimists: cooperation as self–help// Brown M., Lynn–Jones S.,

Miller S. (eds.) Perils of anarchy. Op. cit. P.379–381.

297

Сюда относят наиболее последовательных неореалистов, а заодно и реалистов,

начиная с Ганса Моргентау. Современные представители: Mearsheimer J. The tragedy of

great power politics. New York: W.W. Norton, 2001; Waltz K.Theory of international politics.

Reading: Addison–Wesley, 1979; Snyder G. Alliance politics. Ithaca: Cornell University

Press, 1997; Nicholson M. Formal theories of international relations. Cambridge: Cambridge

University Press, 1989.

298

Представители «широких» неореалистов: Gruber L. Ruling the world: power poli-

tics and the rise of supranational institutions. Princeton: Princeton University Press, 2000;

Powell R. In the shadow of power: states and strategies in international politics. Princeton:

Princeton University press, 1999; Schweller R. Deadly imbalances: tripolarity and Hitler’s

strategy of world conquest. Cambridge: Cambridge University Press, 1998.

136

влияние. Например, государства для защиты общих интересов активно

создают супранациональные институты, которые тоже влияют на поли-

тику. Следовательно, балансирование необязательно является более ре-

гулярной (предпочтительной) политикой

299

. Эти авторы довольно близ-

ки к позициям неолиберальных институционалистов.

Выделяют также сторонников баланса сил

300

и баланса интересов

301

Здесь различие основано на том, что считать главным фактором между-

народной политики. Первые подчеркивают важность вида полярности

как показателя распределения силы и пренебрегают влиянием малых го-

сударств. Вторые обращаются к характеру и направленности внешних

угроз и проявлению агрессивных намерений политических оппонентов,

а также мотивам политики малых государств. Демонстрация великими

державами неагрессивности внешнеполитического курса создает усло-

вия для сотрудничества.

Сторонники относительного роста значимости экономических инте-

ресов государства и включения экономического и технологического

аспекта в сферу безопасности в качестве главных, вытесняющих собст-

венно военную составляющую, называют свою концепцию «мерканти-

листский реализм» (merchantile realism)

302

Под влиянием конструктивизма некоторые авторы говорят об

«идентичном реализме» (identity realism). С этим понятием они связы-

вают анархичность международной системы, видя в ней соревнование

идентичностей. Международная система рассматривается сквозь приз-

му социологии и психологии поведения малой группы. Понятие иден-

тичности вытесняет «национальные интересы» и «безопасность», что

представляется весьма спорным моментом. Природа конфликтности

видится сторонникам этого направления в том, насколько интенсивно

299

Rosecrance R. Has realism become cost–benefit analysis? // International security.

2001. Vol.26. №2. P.132–136.

300

Mearsheimer J. Back to the future: instability in Europe after the cold war// Brown M.,

Lynn–Jones S. (eds.) The perils of anarchy. P.78–129; Waltz K. Theory of international poli-

tics.

301

Walt S. The origins of alliances. Ithaca, New York: Cornell University Press, 1987;

Glazer Ch. Realists as optimists: cooperation as self–help// Brown M., Lynn–Jones S. (eds.)

The perils of anarchy. P.377–420.

302

Heginbotham E., Samuels R. Merchantile realism and Japanese foreign policy// Kap-

stein E., Mastanduno M. (eds.) Unipolar politics: realism and state strategies after the cold

war. New York: Columbia University Press, 1999. P.182.

137

происходит процесс изменения идентичности государств

303

. При этом

государства с близкой идентичностью сосуществуют более мирно, даже

если между ними сила распределена неравномерно. Таким образом,

идентичность и распределение силы определяют характер международ-

ной системы

304

Эволюция неореализма связана с возрастающим интересом к стра-

нам «третьего мира», основного источника нестабильности постбипо-

лярного мира. В политических теориях малым странам традиционно

уделялось минимальное внимание. Выдвигается идея создания «млад-

шего реализма»

305

(subaltern realism), который должен в рамках струк-

турного реализма учесть специфику развивающихся государств, а также

изучать их роль в международной политике. Для этого требуется уточ-

нить многие базовые категории и концепции, которые оказываются ма-

лоприменимыми к «третьему миру». Родственное направление, «пери-

ферийный реализм»

306

, также ориентировано на приспособление струк-

турного реализма к проблематике «третьего мира». Чтобы объяснять

политику малого государства, в нем предлагается, во–первых, больше

внимания уделять уровню государства, а не структуры; во–вторых, учи-

тывать влияние внутриэкономических факторов.

______________

Несмотря на разнообразие подходов, которое демонстрируют пред-

ставители общих и частных теорий, неореалистов объединяют положе-

ния, которые служат стержнем этой парадигмы. Среди них системное

представление о международной политике, признание государства важ-

нейшим актором, анархичный характер и конфликтность международ-

ной системы, принцип баланса сил. Своеобразие основных направлений

303

Меры для скорости изменения идентичности не предлагается. Авторы концеп-

ции опираются на косвенные показатели на основе анализа политической терминологии

и речи. Например, в отношении современного Китая это степень вытеснения марксист-

ской терминологии за счет националистской; речевые проявления нетерпимости к мар-

гинальным группам.

304

Johnston I. Realism and Chinese security in the post–cold war period// Kapstein E.,

Mastanduno M. (eds.) Unipolar politics. P.288–291.

305

Ayoob M. Subaltern realism: international relations theory meets the Third World//

Neuman S. (ed.) International relations theory and the Third World. New York: St.Martin’s

Press, 1998.

306

Escude C. An introduction to peripheral realism and its implication for the interstate

system: Argentina and the Condor II missile project// Neuman S. (ed.). Op.cit.

138

неореализма (теории циклов, теории гегемонистской стабильности, ис-

торико–системного направления, нелинейного анализа политики) со-

стоит в том, что они по–своему стремятся преодолеть антиисторизм

структурного реализма Уолтса, оторванность внутриполитических от

внешнеполитических факторов международной политики и иначе трак-

туют условия международной стабильности. Они обращают внимание

на связь между политикой и экономическим развитием в международ-

ном и национальном масштабе, что свидетельствует об определенной

эволюции в сторону парадигмы глобализма. В духе неолиберализма

политика сотрудничества все чаще трактуется не как исключение из

правила, а как часть дихотомии «сотрудничество — обеспечение безо-

пасности». В развитии неореализма можно отметить тенденцию к син-

тезу как по пути развития междисциплинарной методологии, так и по

пути адаптации концепций других парадигм.

139

Глава 3

Об актуальных проблемах как перспективах развития

неореализма

Судить о перспективах развития неореализма можно не только на

основе методологических и концептуальных особенностей входящих в

него теорий. Определенную логику будущего развития диктуют и про-

блемы, которые привлекают сегодня наибольшее внимание исследова-

телей данного направления.

Расширение понятия безопасности

Вместо постоянного наращивания силы неореализм делает акцент

на необходимом уровне безопасности государства. Безопасность трак-

туется в относительном смысле: государства стремятся обеспечить

лишь такой уровень силы, который позволяет выжить. Лишь самые

мощные государства могут позволить себе односторонние действия,

поэтому в деле обеспечения безопасности для большинства стран есть

поле для сотрудничества, хотя и ограниченного. Не все неореалисты в

точности разделяют эту точку зрения, потому что относительную безо-

пасность можно при желании представить как абсолютную.

В годы холодной войны в понятии безопасности превалировала во-

енная составляющая в виде сдерживания советского блока и предот-

вращения глобальной ядерной войны. Одним из первых о необходимо-

сти расширительного толкования понятия безопасности заявил Ричард

Ульман в своей статье «Переопределяя безопасность», вышедшей в свет

летом 1983 г.

307

. Но в момент наиболее острого противостояния СССР и

США она не обратила на себя внимания. В работе автор утверждал, что

узкое формулирование понятия безопасности приводит к негативным

последствиям. Государства концентрируются лишь на военной угрозе и

не учитывают другие проблемы. Это приводит к тотальной милитари-

зации международных отношений и тем самым снижает международ-

ную безопасность

308

307

Ulmann R. Redefinig security// International security. 1983. Vol.8. №1.

308

Здесь и далее статья Ульмана цитируется по более позднему переизданию: Ull-

man R. Redefining security// Lynn–Jones S., Miller S. (eds.) Global dangers: changing dimen-

sions of international security. Cambridge: MIT Press, 1995. P.15.

140

По определению Ульмана, «угроза национальной безопасности есть

действие или следствие событий. Во–первых, оно угрожает в течение

короткого промежутка времени радикально ухудшить качество жизни

населения государства; во–вторых, угрожает существенно сузить поли-

тический выбор для правительства или для частных и неправительст-

венных субъектов (личностей, групп людей, корпораций) внутри госу-

дарства»

309

. Первый пункт позволяет добавить к угрозам безопасности

самый широкий спектр невоенных составляющих. Второй примечате-

лен тем, что предполагает стратегию, нацеленную на обеспечение сво-

боды действий США на международной арене. Речь идет о торговле,

движении инвестиций, технологическом и научном обмене, распро-

странении американской культуры и ценностей. Состояние несвободы в

указанныз аспектах расценивается как угроза национальной безопасно-

сти.

Окончание холодной войны обозначило перемены в толковании

проблем безопасности. Нет ничего неожиданного в том, что ее военная

составляющая меняется по мере совершенствования систем оружия и

новых способов ведения боя. К примеру, в 1990-х гг. появился термин

«информационная безопасность» и «информационная борьба» в специ-

фически военном значении. Более важно обратить внимание на расши-

рение содержания за счет принципиально новых угроз. Кроме военного

блока (hard security), стали выделять невоенный (soft security). Исходя

из масштабов и последствий, стали говорить о глобальном измерении

безопасности. Сюда относят такие угрозы, которые требуют усилий по

нейтрализации уже не одного государства, пусть и самого сильного, а

многих.

В этом новом качестве безопасность опирается на сотрудничество

государств, тогда как в традиционном понимании национальная безо-

пасность достигалась односторонними действиями в условиях соперни-

чества. Расширительное толкование безопасности порождает дополни-

тельные трудности практического плана. Они вызваны тем, что госу-

дарственные структуры, отвечающие за безопасность США, по–преж-

нему более ориентированы на военный спектр угроз.

Включение в понятие безопасности невоенных угроз не снимает

проблемы ядерной войны. Тенденция к распространению ядерного ору-

жия и ликвидации жесткой системы контроля со стороны двух сверх-

309

Ibid. P.19.