авторами этой теории доводы представляются неубедительными. Например, они
утверждают, что немецкий читатель иначе, чем финский, воспринимает известный в
Финляндии романАлексиса Киви «Семь братьев». Но какие же изменения в сшии с
этим следует вносить в перевод? Не переносить же действие романа в окрестности
Мюнхена? Авторы теории не дают ответа на этот вопрос, но, судя по их
теоретическим установкам, и такой вариант они признают возможным и
правомерным, поскольку они принципиально считают сомнительным любое
определение перевода, связанное с его отношением к оригиналу.
А.Ф.Келлетат, в частности, указывает, что при таком подходе вся обширная
римская литература может рассматриваться как переводы с греческого. Фактически
стирается всякое различие между переводом и переложением, произведением «по
мотивам» и просто самостоятельным произведением на аналогичный сюжет. На каком
основании все эти виды творчества считать переводами?
Конечно, всегда существовали переводы, имевшие мало общего с оригиналами. Это
обстоятельство было одной из причин, вызвавших необходимость развития теории
перевода, повышения требований к качеству перевода, стремления детально
анализировать оригинал, чтобы как можно полнее воспроизвести все, что в нем
содержится, в переводе. Теоретические устремления К.Райс и Х.Фермеера, как
считает А.Ф.Келлетат, направлены прямо в противоположную сторону. Они
основывают свои положения не на переводах, а на всевозможных адап-тациях и
переработках, создание которых совершенно не связано с переводческой
проблематикой (например, изложением содержания «Дон Кихота» в книге для детей).
А.Ф.Келлетат указывает, что, претендуя на создание новой концепции, авторы
«скопос-теории» фактически повторяют зады теоретических установок, хорошо
известных в истории перевода, получивших всестороннее обоснование у
переводчиков XVIII века. Вслед за ними К.Райс и Х.Фермеер говорят об «имитации»
оригинала в переводе. Этот термин, отражавший поэтическую практику XVI и XVII
веков и позднее вышедший из употребления в связи с требованием точности
перевода, вновь извлекается на свет в попытке отказаться от всего, что было
достигнуто за последние 250 лет благодаря изучению того, что такое перевод и
каким он должен быть.
А.Ф.Келлетат иронизирует над примером, связанным с постановкой шекспировских
пьес, который приводят К.Райс и Х.Фермеер. Они указывают, что пьесы Шекспира
ставятся в современных инсценировках; в них актеры «выступают в модных
современных костюмах, но все же именуются Цезарь, Антоний и Брут». А.Ф.Келлетат
задает вопрос: какое отношение имеет переводчик шекспировской пьесы к режиссеру
или художнику по костюмам? А что означает «все еще»? Может быть, в будущих
переводах они будут называться Коль, Геншер и Франц-Йозеф Штраус?Такой подход
оправдывает переводческий произвол, и, как ехидно замечает А.Ф.Келлетат,
студенты, сдающие экзамен по переводу, с радостью воспримут эту концепцию,
однако у переводчиков она вряд ли заслужит одобрение.
Хотя К.Райс и Х.Фермеер все время говорят о переводе, и в частности о переводе
художественном, фактически они создают не теорию перевода, а теорию
«перетекстовки», которой часто занимается профессиональный переводчик, имеющий
дело с рекламными каталогами, ярлыками, проспектами, инструкциями по
употреблению, деловой перепиской и т.п., и которой до сих пор наука не
интересовалась. Изучение этих вопросов проводилось обычно в курсах по
сопоставительному страноведению, коммерческой переписке и пр. Понятно, что такая
теория «переводческого поведения» (термин Ю.Хольц-Мянття-ри) ни
терминологически, ни методологически не может быть связана с языкознанием или
литературоведением.
Отсюда следует, что «Основы всеобщей теории перевода» мало что дают
профессиональным переводчикам, поскольку они не затрагивают наиболее сложных и
творческих переводческих проблем и придают слишком большое значение
тривиальным ремесленническим аспектам прагматического перевода. Не раскрывают