Каган М.С. Человеческая деятельность (Опыт системного анализа)

Подождите немного. Документ загружается.

человеческой деятельности, что делало резко

неуравновешенной всю архитектонику лич-

ности, и это не могло не приводить к траге-

дийному или трагикомическому исходу.

Дон-Кихот есть, в сущности, практик,

преобразователь, борец, общественный дея-

тель.

Жажда практического действия, по-

требность вмешательства в существующее

положение вещей и изменения данности есть

его главная психологическая черта. Отчего

же в таком случае наше отношение к герою

Сервантеса двояко: отчего он вызывает и

восхищение и насмешку, отчего он одновре-

менно и велик и комичен? Оттого, что не-

преодолимое стремление к практическому

действию сочетается у него с отсутствием

знания жизненной реальности, причем сте-

пень отсутствия этого знания такова, что мо-

жет быть мотивирована только психическим

расстройством (точно такую же мотивировку

придется предложить Ф. М. Достоевскому

для своего Дон-Кихота — князя Мышкина).

Отсюда то рискованное положение, в кото-

ром оказывается предельно возвышенная

ценностная ориентация рыцаря печального

образа, и отсюда же — фактическое разру-

шение нормального общения Дон-Кихота со

всеми, кроме Санчо Пансы.

В образе Дон-Жуана художественный ге-

ний человечества смоделировал иной «пере-

кос» структуры личности, основанный на ги-

пертрофии ее коммуникативного потенциала.

Философская глубина этого образа в том и

состоит, что Дон-Жуав не вульгарный Лове-

лас,

не пошлый охотник за чувственными

И* 299

радостями,

не

расчетливый «милый друг»,

но человек, обуреваемый

ненасытной жаж-

дой общения, которая лишь принимает эро-

тическую форму

силу того,

что вся

систе-

ма ценностных ориентации оказалась

него

редуцированной, сведенной

одной жажде

любовных приключений. Вспомним

этой

связи глубокую мысль

К.

Маркса: «Непо-

средственным, естественным, необходимым

отношением человека

человеку является

отношение мужчины

женщине.

этом

ес-

тественном

родовом отношении отношение

человека

природе есть непосредственным

образом

его

отношение

человеку,

а его от-

ношение

человеку есть непосредственным

образом

его

отношение

природе,

его

собст-

венное природное предназначение. Таким

образом,

этом отношении проявляется

чувственном виде,

виде наглядного факта

то,

насколько стала

для

человека природой

человеческая сущность,

или

насколько при-

рода стала человеческой сущностью челове-

ка.

На

основании этого отношения можно,

следовательно, судить

ступени общей куль-

туры человека». Поэтому, например,

«в от-

ношении

женщине,

как к

добыче

слу-

жанке общественного сладострастия, выра-

жена

та

бесконечная деградация,

которой

человек пребывает

по

отношению

самому

себе...»

(2, 587).

Неудивительно,

что у

Моцарта,

Байро-

на,

Пушкина Дон-Жуан

мог

быть обаяте-

лен. Ведь герой «Каменного гостя»

из

«ссыл-

ки самовольно

Мадрит явился»,

не

согла-

сившись променять «последней

Андалузии

300

крестьянки на первых тамошних красавиц»,

не согласившись потому, что «в них жизни

нет, все куклы восковые». Потому-то и Пе-

чорин у М. Ю. Лермонтова мог стать, в сущ-

ности, особым социальным разворотом того

же классического образа. Донжуанство Пе-

чорина объясняется невозможностью реали-

зовать иным путем скрывавшиеся в нем «си-

лы необъятные». Но тут-то и оказывается,

что неутолимая жажда общения, не сопря-

женная с социально значимой системой цен-

ностей и не требовавшая поэтому никаких

глубоких знаний (кроме разве что знания

женского сердца и способов его покорения),

обессмысливала само общение и неотврати-

мо вела героя к трагическому концу.

Но вот противоположный случай —

все-

властие нравственного сознания,

бьющегося

над выработкой истинных ценностей, над их

отличением от лжеценностей, от мнимых

идеалов. В этом биении — суть образа Гам-

лета. Но и тут личности не дано структур-

ного равновесия: ценностно-ориентационная

деятельность сознания героя захватывает

его в такой мере, что парализует волю к

практическому действию, бесконечно сужа-

ет все познавательные и коммуникативные

устремления и подчиняет их всепоглощаю-

щей мучительной рефлексии.

И наконец, Фауст, пожертвовавший нрав-

ственными ценностями, возможностью прак-

тического действия и живого человеческого

общения во имя обладания абсолютным зна-

нием;

301

И к магии я обратился,

Чтоб дух по зову мне явился

И тайну бытия открыл.

Чтоб я, невежда, без конца

Не корчил больше мудреца,

А понял бы, уединясь,

Вселенной внутреннюю связь,

Постиг все сущее в основе

И не вдавался в суесловье.

Гёте заставил своего героя понять траги-

ческую ложность такой отвлеченно-гносео-

логической позиции. Конечный, предсмерт-

ный вывод Фауста:

Вот мысль, которой весь я предан,

Итог всего, что ум скопил.

Лишь тот, кем бой за жизнь изведан,

Жизнь и свободу заслужил.

Вне ценностей, вне общения, вне труда

самое глубокое знание бессмысленно и бес-

человечно.

Крайне интересно, что во всех этих слу-

чаях перед нами характеры величествен-

ные и могучие в самой их односторонности.

Дело в том, что в этих образах предстает

эпоха вызревания буржуазного общества,

которая, как говорил Ф. Энгельс, нуждалась

в титанах и порождала титанов. Когда же

кривая капиталистического развития пошла

неуклонно и неотвратимо вниз, личность

утрачивала ту энергию, которой она была

некогда заряжена. Теперь характернейшим

источником искривленного ее развития ста-

новится не гипертрофия, а атрофия одной из

ее составляющих. Соответственно искусство

начинает строить новые модели — модели

302

ничтожных людей, патологически деформи-

рованных оттого, что они полностью лишены

способности к практическому действию, как

Обломов; или лишены знания до такой сте-

пени, как герой «Процесса» Кафки, абсолют-

но ничего не понимающий в том, что проис-

ходит с ним и вокруг него; или совершенно

лишены каких бы то ни было жизненных

ценностей, идеалов, стремлений, как Посто-

ронний у Камю; или, наконец, начисто ли-

шены самой способности общаться с себе по-

добными, как персонажи пьес Беккета и

многих других произведений буржуазного

искусства, воплотивших трагедию некомму-

никабельности, эту едва ли не самую страш-

ную болезнь современного буржуазного об-

щества, разъедаемого эгоизмом и индивидуа-

лизмом.

Впрочем, и на нынешнем этапе развития

цивилизации возможно повторение класси-

ческой ситуации с гипертрофией одного из

четырех основных направлений человеческой

деятельности, однако крайне показательно,

чем теперь оборачивается былой титанизм

литературных героев. Фауст превращается в

поистине страшный образ ученого-атомщика

Хонникера, героя фантасмагорического пам-

флета Курта Воннегата «Колыбель для кош-

ки».

Образ этот страшен потому, что пока-

зывает, как превращение познавательной

деятельности в самоцель, в некую игру боль-

шого ребенка, полностью отключившегося

при этом от нравственных ценностей, от нор-

мального человеческого общения, от пони-

мания практического значения получаемого

80S

знания, неустранимо ведет к гибели цивили-

зации и самой жизни на Земле. Точно так

же Дон-Жуан перерождается в ничтожней-

шего Феликса Круля.

Не менее ярко запечатлена в истории

литературы и та ситуация, которая возника-

ла при резком повышении или резком умень-

шении удельного веса художественного по-

тенциала личности в общей ее структуре.

Вспомним, как противопоставил А. С. Пуш-

кин образы сестер Лариных. У юной Татья-

ны жизнь в искусстве полностью вытеснила

жизнь практическую, реальную:

Ей рано нравились романы;

Они ей заменяли все;

Она влюблялася в обманы

И Ричардсона и Руссо.

Ольга же совершенно чужда художест-

венных потребностей и мечтательной жизни;

она — верная дочь своей пошлой среды и

своих ничтожных родителей, один из кото-

рых «в книгах не видал вреда», оттого что,

«не читая никогда, их почитал пустой иг-

рушкой», а другая любила Ричардсона «не

потому, чтобы прочла...» Прозаически-дело-

вая Ольга оказалась не способной понять

поэтическую натуру Ленского, а ее сестра,

жадно пьющая «обольстительный обман» ху-

дожественных вымыслов, самое себя воспри-

нимая в отраженном свете этих романов,

Воображаясь героиней

Своих возлюбленных творцов,

Кларисой, Юлией, Дельфиной...—

приравняла

Онегина

романтическим пер-

сонажам.

Они

Все

для

мечтательницы нежной

В единый образ облеклись,

В одном Онегине слились.

Нужно

ли

удивляться тому,

что

поверка

поэтических мечтаний жизненной реально-

стью драматически обернулась

для

бедной

Татьяны?

Отношение

А. С.

Пушкина

своим

ге-

роиням конечно

же

разное,

но

совершенно

очевидно,

что он не

приемлет

ни

атрофии,

ни гипертрофии художественных интересов

личности

и что

вместе

с тем

именно

эти од-

нобокости развития личности считает типич-

ными

современном

ему

обществе.

сколь-

ко других художников

— и до

Пушкина,

после него — подтверждало своими челове-

коведческими исследованиями правильность

такой постановки вопроса!

Создать новый

тип

личности, развитой

всесторонне

гармонично, способен

приз-

ван только грядущий социальный строй —

коммунистический. Прототипы всесторонне

и гармонически развитой личности

не

сфор-

мировались

еще в

самой жизни.

Тем не ме-

нее нельзя

не

заметить,

что в тех

случаях,

когда советские художники ищут «героев

нашего времени»,

они

интуитивно нащупы-

вают такую структуру личности, которая

об-

ладала

бы

всеми описанными выше пятью

потенциалами,

т. е.

раскрывалась

бы в

сфере

труда,

в разных формах

общения,

в свойст-

венных

ей

ценностных ориентациях,

обре-

305

таемой ею системе знаний о мире, обществе,

человеке, наконец, в

искусстве.

Личность та-

кого типа является предвестницей человека

будущего — человека всесторонне и гармони-

чески развитого.

Коммунизм

и всестороннее, гармоническое

развитие человека

Общество, основанное на классовом анта-

гонизме, могло только мечтать о типе все-

стороннего и гармонически развитого чело-

века — так, например, как мечтал об этом

Ф. Шиллер. Реально же несправедливо орга-

низованное общество нуждалось именно в

однобокой, дисгармоничной, неравномерно

развитой личности. К. Маркс и Ф. Энгельс

показали, что всестороннее и гармоническое

развитие личности есть естественное и необ-

ходимое следствие такого общественного

устройства, которое превращает человека из

средства достижения каких-либо иных целей

в высшую цель социального бытия. В этом

обществе «развитие человеческих сил... явля-

ется самоцелью» (1, 25, ч. II, 387). Именно

поэтому человек может и должен развернуть

здесь все свои силы, преодолевая «частич-

ность», однобокость, ущербность развития,

которые порождались в прошлом подчинени-

ем человека каким-то отчужденным от пего

(нравственно-религиозным, или государст-

венно-политическим, или ароизводсгвенпо-

экономическим) силам.

306

Между тем при попытках конкретизации

эти положения основоположников марксизма

интерпретируются нередко таким образом,

будто речь идет не о всестороннем развитии

личности, а о всестороннем развитии

произ-

водственной активности человека. Однако

опыт показывает, что в процессе научно-тех-

нической революции активность эта приоб-

ретает все более специализированный харак-

тер.

Явно утопичны поэтому предположения,

будто люди когда-либо получат возможность

владеть если не всеми, то хотя бы многими

профессиями, свободно переходя от одного

занятия к другому. Кроме того, владение

несколькими профессиями (скажем, хирур-

гией, слесарным делом и архитектурным

проектированием, если представить себе по-

добный, едва ли реально осуществимый слу-

чай) еще не сделало бы человека разносто-

ронним, если бы он ничего, кроме данных

профессий, не знал и ничем, кроме них, не

интересовался.

Всестороннее развитие личности предпо-

лагает нечто иное. Это понятие лишается

какой бы то ни было утопичности, если ин-

терпретировать его как развитие всех видов

деятельности,

которые составляют структуру

личности,—

деятельности преобразователь-

ной, коммуникативной, познавательной, цен-

ностно-ориентационной, художественной. При

этом не должно иметь значения, в какой

конкретной форме деятельности (инженер-

ной, медицинской, педагогической и т. п.)

проявится трудовая активность личности,

или в каких именно формах познавательной

807

деятельности конкретизируется прежде всего

его гносеологический потенциал, или в каких

конкретных формах будет осуществляться

общение этого человека с другими людьми.

Никогда личность не сумеет охватить все

громадное многообразие конкретных форм

познавательной, ценностно-ориентационной,

коммуникативной, трудовой, художественной

деятельности. Однако идеальной следует

считать такую ситуацию, при которой лич-

ность сможет так или иначе участвовать во

всех направлениях деятельности,

раскрывая

и утверждая себя в полноте своих личност-

но-человеческих качеств. Так, по-видимому,

нужно понимать слова К. Маркса о том, что

задача коммунизма — «частичного рабочего,

простого носителя известной частичной об-

щественной функции, заменить всесторонне

развитым индивидуумом, для которого раз-

личные общественные функции суть сменяю-

щие друг друга способы жизнедеятельно-

сти» (1, 23, 499). Для этого необходима, в

частности, такая система воспитания, о ко-

торой мечтал Р. Оуэн,— соединяющая про-

изводительный труд с обучением и гимна-

стикой; таково «единственное средство для

производства всесторонне развитых людей»

(там же, 495).

У нас есть все основания полагать, что

именно таким представлял себе нового чело-

века и В. И. Ленин. Г. Л. Смирнов, специ-

ально изучавший эту сторону ленинского

теоретического наследия, пришел к выводу,

что в послеоктябрьский период «через все

произведения Ленина, его устные выступле-

308