Иванян Э.Я. Белый дом. Президенты и политика
Подождите немного. Документ загружается.
демократами, облагодетельствовавшими страну "новым курсом" (подтекст - "не забывайте, ведь я один из
его сторонников") в противовес политике республиканской партии, являющейся партией Уолл-стрита и
защищающей "особые интересы".
Трумэн редко выступал с неподготовленными заявлениями, предпочитая иметь перед своими
глазами текст выступления, от которого он, правда, отступал, причем часто довольно неудачно. Текст
обычно делился на четыре части - несколько вступительных фраз, содержащих нечто приятное для
местной аудитории (Для установления более тесного контакта со слушателями), затем твердое заявление
о том, что в данной избирательной кампании борьба идет между республиканцами и демократами и что
любой голос, поданный за кандидатов третьей партии, будет означать поддержку республиканцев. За
этим следовал тезис о том, что республиканцы служат интересам Уолл-стрита, а демократы- интересам
трудящегося люда; далее следовал тезис о том, что вопрос об исходе выборов важен для всех, поскольку
он является вопросом, который будет влиять на благосостояние народа в ближайшие четыре года. В
заключение следовал призыв проголосовать в ноябре (не оставаться дома) и высказывалась уверенность в
победе демократов.
Вступительная часть обычно начиналась следующими словами: "Каждый раз, когда я приезжаю
сюда, я вновь ощущаю поразительную жизнеспособность Запада (или - в зависимости от того, где
произносились эти слова - Орегона, Техаса и т. п. - Э. И.). Это известный своей честностью район нашей
страны, который произвел на свет замечательное поколение борцов. Я призываю к вашим борцовским
качествам, так как и вам и мне предстоит борьба за будущее нашей страны и за благополучие народа
Соединенных Штатов" (Cabell Phillips. The Truman Presidency, p. 238). Выступая перед фермерами, он
особо подчеркивал, что и он когда-то был фермером в штате Миссури и что и сейчас он может не хуже
любого фермера пропахать борозду плугом, запряженным парой мулов.
За восемь недель своей предвыборной кампании Трумэн проехал 32 тыс. миль, выступил перед б
млн. слушателей. Путешествуя по стране в специальном поезде "Фердинанд Магеллан", Трумэн, как бы
подражая великому португальскому землепроходцу, "открывал" дотоле неизвестные районы страны,
население которых не было избаловано вниманием кандидатов в президенты, а тем более президентов.
Пятнадцать - двадцать минут критики республиканцев и республиканского конгресса, обещаний навести
порядок в Вашингтоне в случае переизбрания, демагогических призывов, разбавленных парой шуток... и
специальный поезд под звуки марша, исполняемого местным духовым оркестром, отбывал в направлении
следующего населенного пункта.
Значительную поддержку со стороны трудящихся масс Соединенных Штатов получила
кандидатура Генри Уоллеса, выдвинутая прогрессивной партией. Политическая платформа партии
критиковала "план Маршалла", призывала к разоружению и уничтожению запасов атомных бомб,
требовала равноправия всех национальных меньшинств, отмены антирабочих законов, выработки плана
развития американской экономики на основе национализации ведущих ее отраслей. Однако предвыборная
кампания прогрессивной партии проходила в чрезвычайно тяжелой обстановке, создаваемой вокруг ее
кандидатов и членов реакционными организациями США и сторонниками "холодной войны". Дело
доходило до убийства отдельных сторонников Уоллеса. Членов прогрессивной партии увольняли с
работы, крупные университеты страны лишали их преподавательских кафедр. В ведущих газетах США
публиковали фамилии лиц и названия организаций, оказывавших финансовую поддержку партии и ее
кандидатам, и эти фамилии затем заносились в списки "подрывных" лиц и организаций страны,
заведенные ФБР.
В сентябре 1948 г. один из ведущих американских специалистов в области изучения
общественного мнения объявил, что отныне он намерен прекратить публикацию результатов опросов
общественного мнения, поскольку Т. Дьюи можно считать практически уже избранным на пост
президента США. 11 октября 1948 г. американский журнал "Ньюсуик" опубликовал результаты опроса
общественного мнения, проведенного среди 50 ведущих политических обозревателей страны. Участникам
опроса был задан один-единственный вопрос: кто из кандидатов является наиболее вероятным
победителем на предстоявших президентских выборах? Ответ был единогласным - Томас Дьюи. Он же
был назван абсолютным большинством опрошенных как человек, наиболее квалифицированный для
выполнения обязанностей президента США. Одна из детройтских газет пыталась даже заранее успокоить
некоторых своих читателей, обеспокоенных будущим, которое ожидало Трумэна после его неминуемого
121
поражения: "Во-первых, его ожидают 25 тыс. долларов в качестве пенсии как бывшему президенту. Затем
его ожидают контракты с радио и на написание журнальных статей и книг, на которые он может
надеяться и которые принесут ему весьма приличный доход порядка одного миллиона. Дорога из Белого
дома для него не ведет в дом для бедняков" (Irwin Ross. The Loneliest Campaign, p. 15). За четыре дня до
выборов были опубликованы результаты опроса, проведенного Американским институтом
общественного мнения, согласно которым было предсказано, что за Дьюи отдадут свои голоса 49,5% всех
американских избирателей, а за Трумэна - 44,5%. Такого же мнения придерживалась газета "Нью-Йорк
тайме", организовавшая свой собственный опрос общественного мнения. Как шутили в эти дни,
президентские выборы должны все же состояться хотя бы для того, чтобы определить, кто же точнее всех
предсказал победу Дьюи. Еженедельник "Чейнджкнг тайме" вышел накануне дня выборов в обложке, на
которой крупным шрифтом было напечатано: "Дальнейшие планы Дьюи". В тот же день журнал "Лайф"
поместил фотографию Дьюи, снабдив подписью: "Следующий президент США плывет на пароме по
широким водам залива Сан-Франциско".
Настал день выборов - 2 ноября 1948 г. И вопреки всем прогнозам из 48,5 млн. проголосовавших
немногим более 24 млн. голосов было отдано Трумэну. За Дьюи проголосовали 21,8 млн. человек.
Тёрмонд получил поддержку у 1,16 млн. избирателей. За кандидата прогрессивной партии Генри Уоллеса
было подано 1,13 млн. голосов. В результате выборов демократическая партия вновь обрела большинство
в обеих палатах американского конгресса. Но все эти результаты стали известны не сразу. Впервые в
истории США, во всяком случае с тех пор, когда в американских газетах стали печататься фотографии,
утром 3 ноября 1948 г. многие газеты, в том числе и "Нью-Йорк тайме" вышли с портретами обоих
ведущих кандидатов - Трумэна и Дьюи. Вопрос о победителе оставался открытым почти до полудня 3
ноября, пока шел подсчет голосов на местах. Опытный журналист Дрю Пирсон опубликовал 3 ноября
статью, начинающуюся следующими словами: "Я познакомился с тесной группой лиц, окружающих Тома
Дьюи, который въедет в Белый дом ровно через 86 дней..." Далее Пирсон взвешивал шансы нескольких
соратников Дьюи попасть в члены нового республиканского кабинета. Газета "Чикаго трибюн" вышла в
этот день с огромным заголовком "Дьюи наносит поражение Трумэну". После того как были объявлены
окончательные результаты голосования, Трумэн не преминул сфотографироваться с этим выпуском
газеты. В последующие несколько дней периодическая печать Америки была заполнена всевозможными
объяснениями видных политических обозревателей и специалистов в области изучения общественного
мнения, пытавшихся оправдать свои несбывшиеся прогнозы в отношении очередного хозяина Белого
дома.
За Трумэна отдали свои голоса избиратели наиболее крупных фермерских штатов Америки и II
штатов Запада, тогда как Дьюи победил в штатах индустриального Северо-Востока, за исключением
Массачусетса и Род-Айленда. Юг США проголосовал за Тёртюнда. Кандидату прогрессивной партии
Уоллесу отдало свои голоса большинство избирателей штатов Нью-Йорк и Нью-Джерси. Основной
причиной победы Трумэна была, однако, отнюдь не его личная популярность среди трудящихся Америки,
как пытались доказать некоторые американские историки, а авторитет демократической партии, которым
она была обязана в первую очередь двенадцати годам пребывания Франклина Д. Рузвельта на посту
президента США.
* * *
Итак, в Белом доме перемен не произошло. Гарри С. Трумэн остался президентом США на
новые четыре года, вошедшие в историю страны как годы дальнейшего обострения "холодной войны" и
наступления реакции по всем фронтам. Победа на выборах 1948 г. сделала Трумэна исключительно
самоуверенным. Один из ближайших сотрудников президента впоследствии следующим образом
описывал "нового" Трумэна: "...прошли выборы 1948 г. и, бог ты мой, до чего же заносчивым он стал
после них. Он продемонстрировал миру, что смог подняться с пола и выбить чемпиона за канаты ринга.
Сейчас он был полон кипучей энергии и решительности, полон грандиозных планов, и к черту детали.
Этот период должен был стать периодом его администрации, и он собирался вписать "справедливый
курс" в историю такими же крупными буквами, какими был вписан "новый курс". Ну и повидали мы
всего, доложу я вам!" (William Hillman. Mr. President, p. 250 )Пользуясь терминологией автора этого
высказывания, можно было бы сказать, что "повидали" не только лица, окружавшие Трумэна, много
"повидать" пришлось всей Америке.
122
Спустя почти 26 лет после смерти Франклина Рузвельта один из его ближайших сподвижников,
Р. Тагуэлл, писал: "Наиболее очевидным из всех личных качеств Рузвельта был его реализм... Его
преемники были движимы страхом" (Rexford Tugwell. Off Course, p. 137). Причины этого страха
заключались прежде всего в том, что правящие круги США не могли не видеть растущего влияния
Советского Союза на решение судеб послевоенного мира, не могли не видеть роста могущества СССР,
противоречившего политическим интересам американского монополистического капитала в условиях
общего кризиса капитализма, ширящегося движения народных масс в защиту своих прав и роста
демократических сил во всем мире. До тех пор пока Соединенные Штаты были монопольными
обладателями атомной бомбы, правящие круги США исходили в своей внешней политике из
предпосылки, что им удастся направить развитие послевоенного мира по выгодному им руслу. Тот же
Тагуэлл писал: "То, что русские смогут вскоре сами производить атомное оружие и через четверть века
смогут добиться как минимум паритета с Соединенными Штатами, не рассматривалось в качестве
возможности людьми, делавшими политику в 1946 г. Они попросту не могли в это поверить. Они
продолжали цепляться за фантастическую надежду на то, что они смогут монополизировать секрет
производства бомбы. Если это им удастся, уверенно заключали они, Соединенные Штаты будут в
безопасности и будут доминировать над миром" Ibid., p. 197). Тагуэлл, конечно, в значительной мере
упрощает ход рассуждений руководителей американской внешней политики периода администрации
Трумэна. Вряд ли им стоит приписывать столь наивно звучащую веру в то, что США удастся навечно
сохранить за собой атомную монополию. Вернее, по-видимому, было бы утверждать, что американские
правящие круги рассчитывали сохранить эту монополию за Соединенными Штатами в течение
достаточно продолжительного периода, воспользовавшись этим обстоятельством в целях установления
политического, экономического и военного господства США, по возможности, над большей частью мира.
Уже первые заявления и решения Гарри Трумэна в качестве избранного главы государства не
оставляли никаких сомнений относительно взятого поддерживающими его кругами курса. Выступая
перед конгрессом с заявлением по поводу вступления на пост президента, Трумэн изложил 20 января 1949
г. общую программу деятельности своего правительства. Бросающейся в глаза особенностью этого
заявления было то, что оно почти полностью было посвящено внешнеполитическим проблемам. В
заключение своего выступления Трумэн выделил четыре основных канала осуществления американской
внешней политики - Организацию Объединенных Наций (!), "план Маршалла", НАТО и "новый смелый
план" (так его называл сам Трумэн) осуществления технической помощи зарубежным странам.
Последний, четвертый канал был охарактеризован Трумэном в самых общих чертах, так как даже ему
самому еще не было ясно, какие конкретно формы примет эта техническая помощь. У плана не было еще
даже названия, и падкая на сенсации и броские ярлыки американская пресса вскоре его предложила -
"Всемирный справедливый курс". Но этот пропагандистский ярлык не закрепился, и план вошел в
историю под названием "четвертого пункта" Трумэна. Если на начальном этапе существования
"четвертого пункта" для многих оставались неясными вопросы, связанные с формами осуществления
технической помощи зарубежным странам, то цели его были очевидны для всех с самого начала.
Основной целью этого плана, как и практически всех послевоенных планов политического,
экономического и военного "сотрудничества" США с другими странами капиталистического мира, была
борьба с растущим влиянием мирового коммунистического движения и широким распространением идей
социализма. В этой связи внешнеполитическая программа деятельности администрации Трумэна не
может рассматриваться как программа, выдвинутая лишь демократической партией и сформулированная
ее лидером. Она полностью отвечала политическим и экономическим интересам финансово-
монополистической олигархии США и была встречена с одобрением большинством представителей
крупного капитала страны, независимо от их партийной принадлежности или отношения к личности
Трумэна.
Один из видных деятелей республиканской партии, сенатор Роберт Тафт, никогда не
скрывавший своей личной антипатии к Трумэну, писал в 1951 г.: "Мы были вынуждены избрать в
качестве временной меры политику оказания экономической и военной помощи всем тем странам,
которые благодаря ей, вероятно, смогут предотвратить распространение русской военной мощи и
русского или коммунистического влияния. Мы подкрепили эту политику нашим решительным
заявлением России, что в случае ее агрессии против определенных стран, чья независимость
представляется важной для нас, она может оказаться в состоянии войны с нами. Это своего рода доктрина
Монро для Европы" (Robert A. Taft. A Foreign Policy for Americans. Donbleday and Co., New York, 1951, p.
19). Подобно тому как политическая, экономическая и военная мощь США играла в прошлом решающую
123
роль в судьбах стран Западного полушария, атомная монополия Соединенных Штатов была призвана
играть роль дамоклова меча, нависшего над всем миром и обеспечивающего его подчинение интересам и
диктату американского капитала. Подсобной, но не менее важной целью выдвинутой Трумэном
внешнеполитической программы было укрепление зависимости зарубежных источников сырья от
американской экономики и обеспечение рынков сбыта для американской продукции, или, говоря словами
самого Трумэна, обеспечение "нового рынка для наших огромных промышленных мощностей и сферы
приложения американского капитала" (William Hillman. Mr. President, p. 250).
Одновременно с претворением в жизнь политико-экономических планов правительство Трумэна
уделяло серьезное внимание и военно-политическим проблемам. В том же выступлении 20 января 1949 г.
президент объявил конгрессу о своем намерении подписать Североатлантический договор. Еще в марте
1948 г. Великобритания, Франция, Бельгия, Голландия и Люксембург подписали в Брюсселе соглашение
о коллективной обороне на случай "русской агрессии". Это соглашение было встречено Трумэном с
большим энту-риазмом. Обращаясь к конгрессу, Трумэн подчеркнул важность шага, предпринятого
членами так называемого "Западного союза", и призвал конгресс поддержать эту инициативу. 4 апреля
1949 г. двенадцать стран, включая участников Брюссельского договора, подписали Североатлантический
пакт, а через три месяца этот пакт был ратифицирован подавляющим большинством членов сената США.
Заявление ТАСС от 25 сентября 1949 г. об успешном испытании в Советском Союзе атомного
оружия вызвало смятение в политических и деловых кругах США.
Атомной монополии США, лежавшей в основе всего послевоенного внешнеполитического курса
Соединенных Штатов, наступил конец. Успех Советского Союза был использован правительством
Трумэна для оправдания и обоснования агрессивного внешнеполитического курса, дальнейшей
милитаризации экономики, наступления на права и гражданские свободы американских трудящихся и
разжигания небывалой по своим масштабам антикоммунистической и антисоветской истерии как в самих
Соединенных Штатах, так и за их пределами. В январе 1950 г. Совет национальной безопасности США
приступил к разработке совершенно секретной директивы № 68, ставшей одним из основных документов
"холодной войны". Эта директива официально зафиксировала намерение Соединенных Штатов
единолично решать судьбы мира и бесцеремонно вмешиваться во внутренние дела других государств,
выступая в роли защитников "свободного мира". История тому свидетель, что напряжение
международной обстановки всегда использовалось правящими кругами империалистических государств
для разжигания шовинистических устремлений реакционно настроенной части общественности своих
стран. Обострение внутриполитической обстановки в США и наступление реакции в начале 50-х годов
явились прямым и неизбежным следствием агрессивного, империалистического курса администрации
Трумэна.
* * *
В начале февраля 1950 г. малоизвестный до тех пор в стране сенатор от штата Висконсин
Джозеф Маккарти буквально ошеломил Соединенные Штаты своим заявлением о том, что он располагает
списком 205 коммунистов, работающих в государственном департаменте США якобы с ведома
государственного секретаря Дина Ачесона. Поддерживаемый рвавшимися к власти республиканцами,
увидевшими в инсинуациях сенатора реальную возможность подорвать позиции правительства Трумэна
внутри страны, Маккарти призвал страну покончить с "двадцатилетием измен" - так был назван период
пребывания демократов у власти. Однако, несмотря на то что на первых порах деятельность Маккарти
имела своей основной целью подрыв доверия к правительству демократов, Трумэн и его администрация
несут всю ответственность за создание благоприятной почвы для возникновения маккартистской реакции.
Как справедливо отмечал в 1966 г. К. Филлипс, автор одного из наиболее интересных трудов о периоде
администрации Трумэна: "Маккартизм был злобной демагогией, которая разлагала жизнь нации в течение
двадцати лет. Он подкреплялся в одинаковой степени теми циничными людьми, которые им
манипулировали, и теми лицемерными людьми, которые могли его уничтожить, но не сделали этого.
Маккартизм достиг полного размера раковой опухоли уже после того, как окончился срок пребывания
Трумэна на посту президента, но болезнь началась и вышла из-под контроля в те дни, когда он был в
Белом доме" (Cabell Phillips. The Truman Presidency, p. 354).
Обстановка в стране накалялась. Маккарти разъезжал по всей стране, бичуя демократов за то,
что они мешают вести ему священную войну против коммунистов. "Членством в демократической
124
партии, - заявлял Маккарти, - ныне прикрываются люди, которые подчиняются тайным внушениям
предателей" (Л. И. Зубок и Н. Н. Яковлев. Новейшая история США. М., 1972, стр. 232). "Если не
сработает одно обвинение, предъявляй новое", - советовал и без того закусившему удила Маккарти лидер
республиканцев сенатор Роберт Тафт, и Маккарти выступал с новыми обвинениями в адрес руководящих
деятелей демократической партии, включая самого президента и членов его кабинета. Нет сомнения в
том, что дальнейшее развитие многих событий на международной арене и в самих Соединенных Штатах
явилось прямым следствием внешнеполитического и внутриполитического курса США после второй
мировой войны, но столь же несомненно, что маккартизм сыграл роль своеобразного катализатора,
подтолкнувшего американские правящие круги к развязыванию войны в Корее.
12 января 1950 г. государственный секретарь США Дин Ачесон заявил, что "границы обороны
Соединенных Штатов" проходят через Алеутские острова, Японию, острова Рюкю и Филиппины, оставив
Корею за пределами обозначенного им "оборонительного периметра". Проявленное американским
правительством г невнимание" взволновало марионеточный режим Ли Сын Мана, уже давно строивший
планы захвата Северной Кореи и, естественно, рассчитывавший на политическую, экономическую и
военную помощь Соединенных Штатов. Бешеная антикоммунистическая кампания маккартистов была
обнадеживающим фактором для лисынмановцев, небезосновательно рассчитывавших на то, что в этих
условиях американскому правительству не остается иного выхода, кроме как засвидетельствовать
американской и международной реакции свою решимость бороться с "международным коммунизмом".
Не прошло мимо внимания сеульских марионеток и недвусмысленно провокационное заявление
представителя государственного департамента США Дж. Ф. Даллеса, в котором он, обращаясь к
южнокорейской армии, пообещал ей скорую возможность доказать свои боевые качества на полях
сражений.
25 июня 1950 г. в Корее началась гражданская война, продемонстрировавшая, вопреки
оптимистическим предсказаниям Даллеса, уже в первые дни низкую боеспособность южнокорейских
войск. Успехи Корейской народной армии поставили под угрозу само существование прогнившего
лисынмановского режима, и Трумэн поспешил ему на выручку. Уже в конце июня в Корее высадились
первые контингенты американских войск, а в начале июля американские солдаты вступили в боевые
действия. Так началась затянувшаяся на долгие годы американская агрессия в Корее. Одновременно с
направлением американских войск в Корею правительство Трумэна, воспользовавшись отсутствием
советского представителя в Совете Безопасности, протащило в ООН резолюцию, объявлявшую
"агрессором" Северную Корею. С этого момента американские войска стали именоваться "войсками
ООН", а действия американских вооруженных сил в Корее, согласно характеристике, данной самим
Трумэном,- "полицейской акцией". Флаг ООН, прикрываясь которым правительство Трумэна начало
долгую и кровопролитную войну в Корее, позволил президенту впервые в американской истории втянуть
страну в боевые действия за океаном без необходимого в таких случаях решения конгресса.
Практически единоличные действия президента дали на более позднем этапе основания
республиканцам и контролируемой ими прессе назвать корейскую войну "войной г-на Трумэна" и
возложить всю ответственность за ее политические и экономические последствия на правительство
демократов.
До начала корейской войны основной темой разговоров в политических кругах Соединенных
Штатов был "хаос в Вашингтоне". К этому времени разразились серьезные скандалы, в которых оказались
замешанными многие видные демократы. В числе лиц, обвинявшихся в злоупотреблениях своим
служебным положением и взяточничестве, оказались и близкие к президенту люди. В личных беседах со
своими приятелями Трумэн жаловался (чуть ли не слово в слово повторяя жалобу президента Гардинга),
что его "подвели люди, которым он доверял". Личный врач президента оказался биржевым игроком,
секретари Трумэна беззастенчиво брали взятки наличными и предметами роскоши за услуги,
оказывавшиеся просителям. Всю американскую прессу обошла скандальная история с военным
адъютантом президента, получившим в порядке "вознаграждения" за оказанные им услуги семь
холодильников. И это были не единичные случаи. Под крылышком трумзновской администрации, по
признанию американских авторов, действовала "шайка проходимцев, неугомонная кучка
"пятипроцентников" (лиц, получавших 5% от доходов с заключенной с их помощью сделки. - Э. И.) и
"торговцев влиянием", сновавших по Вашингтону и заключавших тайные сделки за приличную цену"
(James D. Barber. The Presidential Character, p. 290).
125
В этой напряженной внешнеполитической и внутриполитической обстановке в США прошли
промежуточные выборы 1950 г. в конгресс. Республиканцы в соавторстве с Маккарти сочинили
алхимический лозунг предвыборной кампании - K1 C3 (Korea, Communism, Corruption, Costs) - Корея,
коммунизм, коррупция, рост цен, символически отражавший те стороны общественно-политической
жизни страны, в которых, не без злорадства отмечали республиканцы, по вине демократов и Трумэна
сложилось катастрофическое положение. Сам Маккарти вел предвыборную кампанию не только от своего
имени, но и от имени всех республиканцев, имевших хотя бы незначительный шанс сместить демократа
на любом выборном посту. Целый ряд республиканских политических деятелей, до того времени
неизвестных в стране, выплыли на гребне маккартизма в головной эшелон политических лидеров,
сыгравших решающую роль в формулировании внешней и внутренней политики США в 50 - 60-х годах.
Республиканская партия одержала внушительную победу на промежуточных выборах 1950 г., завоевав 5
дополнительных мест в сенате и 28 - в палате представителей. Оголтелый антикоммунизм Маккарти
полностью оправдал себя в глазах членов республиканской партии. Уже покинув Белый дом, Трумэн
заявлял, что его "программа обеспечения безопасности США" была использована демагогами в попытке
напугать американский народ. Но кто же, как не он сам и стоявшие за ним политические и
монополистические круги, способствовал созданию атмосферы истерии в стране? Президент Трумэн
может по праву считаться крестным отцом маккартизма, выросшего на изрядно удобренной им почве
антикоммунизма. Маккартизм не был "движением сумасбродов, завистников и смутьянов", как пытаются
представить его некоторые американские авторы. Это реакционное движение было глубоко продуманной
политикой правящих монополистических кругов США, начавших открытую подготовку к новой мировой
войне.
17 ноября 1950 г. конгресс США одобрил закон Мак-карэна, ставший позднее известным как
Закон о внутренней безопасности. "Многие из тех, кто критиковал его в ходе дебатов, проголосовали за
его утверждение при окончательном голосовании. На Капитолийском холме, по-видимому, считают
политически рискованным голосовать против антикоммунистического закона в этом году промежуточных
выборов",- комментировала сложившуюся в стране обстановку газета "Нью-Йорк тайме" ("The Now York
Times", November 18, 1950).
Уже за полтора года до очередной предвыборной кампании, в феврале 1951 г., политический
обозреватель "Нью-Йорк тайме" Энтони Левиеро писал, что "политический престиж президента Трумэна
резко падает". Оснований для этого заявления было более чем достаточно. Развернувшаяся в стране
чудовищная гонка вооружений и вызванные ею инфляция и рост цен легли тяжким бременем на плечи
американских трудящихся. По всей стране развернулась кампания арестов активных коммунистов.
Против коммунистических деятелей были организованы судебные процессы, сопровождавшиеся
злобными выступлениями маккартистов в печати и по радио. Антикоммунистическая истерия привела к
исключению 11 прогрессивных профсоюзов, объединявших около миллиона членов, из КПП. Буржуазная
пресса США изо дня в день пичкала американского обывателя леденящими душу рассказами о
"преступлениях международного коммунизма" и его "агентов" в Соединенных Штатах. Характеризуя этот
период разгула реакции в США, американский историк Д. Барбер писал: "Шпионские истории
завораживали и пугали народ, предлагая затем удобоваримое объяснение всем несчастьям: от
непреклонности русских до высоких цен на мясо" (James David Barber. The Presidential Character, p. 291).
Боевые действия в Корее приняли характер затяжной позиционной войны, из которой не было видно
выхода. Явное стремление правительства Трумэна локализовать войну, не доводя до вооруженного
конфликта с СССР и КНР, и снятие с поста командующего вооруженными силами США на Дальнем
Востоке генерала Макартура, настаивавшего на расширении военного конфликта в Корее вплоть до
применения атомного оружия, в еще большей степени накалили политические страсти в Соединенных
Штатах. Апрельским днем 1951 г. тысячные толпы ньюйоркцев- сторонников Макартура, подогреваемые
провокационными высказываниями реакционной буржуазной прессы США, встретили как героя
смещенного со своего поста генерала. В тот же день их единомышленники в Вашингтоне освистали
приехавшего на открытие бейсбольного сезона президента Трумэна.
Трумэн понимал, что в отличие от 1948 г. у него нет никаких шансов быть переизбранным на
очередной срок. Позднее в своих мемуарах он писал, что решение не выдвигать своей кандидатуры на
выборах 1952 г. было принято им в апреле 1950 г., когда он подготовил текст меморандума с
обоснованием принятого им решения. Текст этого меморандума, до поры до времени хранившегося
126
президентом в сейфе, был зачитан им в марте 1951 г. лишь ближайшим сотрудникам Белого дома.
Официальное заявление об отказе выдвигать свою кандидатуру на новый срок было сделано Трумэном
лишь через год - в марте 1952 г., но слухи о принятом им решении стали распространяться по стране
буквально на следующий день после упомянутой встречи президента со своими ближайшими
сотрудниками. В отличие от последних руководящие деятели демократической партии и поддерживавшие
ее монополистические круги США с чувством облегчения среагировали на предстоявшее "отречение"
Трумэна и, не теряя времени, принялись за поиски кандидатуры его преемника. Трумэн не терял надежды
на то, что ему будет предоставлена возможность сыграть решающую роль в подборе кандидата, и
попытался даже высказать требования, предъявляемые им лично к преемнику. Кандидат демократов, по
словам Трумэна, должен был взять на себя обязательство продолжить "справедливый курс", "четвертый
пункт", а также следовать в своей внутренней политике курсу, проложенному трумэновской
администрацией. Боссы демократической партии предъявляли к подбору преемника Трумэна совершенно
иные критерии - им нужен был политический деятель, по возможности не дискредитировавший себя
близостью к ставшему одиозной фигурой в стране Трумэну. Таким человеком, как представлялось
руководству демократической партии, был губернатор штата Иллинойс Эдлай Стивенсон, тесно
связанный с монополистическими группировками восточных штатов страны.
Энергичные поиски кандидата, способного заручиться поддержкой традиционно связанных с
партией представителей крупного капитала и привлечь симпатии избирателей, начали и республиканцы.
Сенатор Роберт Тафт, столь часто в прошлом оказывавшийся за бортом "большой политики", считал, что
пришел наконец и его черед. Обстановка, создавшаяся в стране за последние годы, в значительной мере
подогревала надежды сенатора, известного своими изоляционистскими, консервативными взглядами.
Обладая таким реноме и опираясь на поддержку сторонников Маккарти, Тафт мог рассчитывать на голоса
консервативно настроенной части общественности и симпатии реакционных кругов крупного капитала.
Но вместе с тем нельзя было не замечать и того, что в Соединенных Штатах в эти же годы сложилась и
сильная оппозиция разгулу милитаризма и реакции, в кругах которой высказывались за поиски кандидата,
способного своим авторитетом объединить республиканцев и, возможно, даже завоевать поддержку части
демократов, недовольных политикой трумэновской администрации. Представители либерального крыла
республиканской партии высказывали опасения, что откровенный сторонник Маккарти Тафт не сможет
заручиться поддержкой крупных штатов и оттолкнет либерально настроенных избирателей. Ставка была
сделана на популярного в стране генерала Эйзенхауэра.
Предстояли еще многие месяцы ожесточенной внутрипартийной и межпартийной борьбы с
характерными для американских избирательных кампаний взаимными оскорблениями, закулисными
сделками и громогласными обещаниями, но судьба администрации Трумэна была предрешена после того,
как генерал Эйзенхауэр дал согласие баллотироваться в президенты США от республиканской партии. За
несколько дней до того, как навсегда покинуть Белый дом, Гарри Трумэн, в последний раз обращаясь к
стране, патетически воскликнул: "На данном этапе мы предотвратили третью мировую войну, и,
возможно, нам удалось уже создать такие условия, которые не дадут этой войне разразиться и в
обозримом будущем" (Harry S. Truman. Memoirs, vol. 1, p. XL )
. Анализируя уже в более поздние годы период администрации Трумэна, отдельные
американские авторы, по-видимому основываясь на этом и подобном ему заявлениях Трумэна и
разделяющих его точку зрения политических деятелей, приписывают тридцать третьему президенту США
роль "спасителя мира". В изданной в 1972 г. книге "Личность президента" Джеймс Барбер считает, что
"исход (президентства Трумэна. - Э. И.) был далек от идеально удовлетворительного. Но ведь он мог
оказаться и трагическим" (James D. Barber. The Presidential Character, p. 292). Итак, Трумэну ставится чуть
ли не в заслугу то, что политический курс его правительства не привел к трагической развязке, под
которой автор, несомненно, подразумевает мировой военный конфликт. История свидетельствует об
обратном - именно в годы президентства Трумэна произошло резкое обострение международной
обстановки, приведшее мир на грань атомной войны. Воинственно настроенным пришел Гарри Трумэн в
Белый дом и столь же воинственно настроенным он его покинул, предоставив миру платить за
безрассудные ставки, сделанные в затеянной им опасной политической игре. Р. Тагуэлл писал, что
Франклин Рузвельт ушел из жизни, оставив своему преемнику "модель будущего мира, которую еще
предстояло сделать действующей" (Rexford Tugwell, Off Course, p. 65). Трумэн ушел из Белого дома,
оставив модель будущей войны, которую совместными усилиями миролюбивых сил еще предстояло
обезвредить.
127
VII
НА ГРЕБНЕ ВОЛН
Американский публицист Джон Гантер выпустил в свет в 1952 г. небольшую книгу, названную
им "Эйзенхауэр - человек и символ". Собирая в спешном порядке материал для этой книги, Гантер ставил
перед собой цель рассказать американской общественности о человеке, который считался наиболее
вероятным кандидатом республиканской партии в президенты и который в условиях отсутствия равных
ему по популярности в стране кандидатов имел наиболее предпочтительные шансы одержать победу. Сам
Гантер не сомневался в том, что Эйзенхауэр победит на выборах 1952 г., и старался убедить в этом и
читателей своей книги: "Он (Эйзенхауэр) является одним из тех немногих американцев в истории, про
которых с весьма значительной степенью уверенности можно сказать, что, если он захочет получить
президентский пост от любой партии, он его получит" (John Gunther. Eisenhower; The Man and the Symbol.
Harper. New York, 1952, p. 1). Как и в других многочисленных печатных изданиях, публиковавшихся с
целью пропаганды личности кандидата в президенты, Гантер не жалел красок для описания личных
качеств генерала, его безграничной энергии и безупречного здоровья. Гантер, правда, полагал, что
Эйзенхауэра нельзя было назвать интеллектуалом, тем более в сравнении с наиболее вероятным
кандидатом демократической партии Эдлаем Стивенсоном, но тут же утверждал, что Эйзенхауэр
"обладает весьма значительными интеллектуальными качествами". В созданном им образе Эйзенхауэра
намеренно выделялись такие черты, которые могли вызвать симпатию и уважение к нему у рядового
избирателя - мало спит (следовательно, больше времени будет уделять исполнению возложенных на него
обязанностей), не признает дневного отдыха (вывод тот же), расчетлив, но не жаден (вывод -
государственных средств транжирить не будет, но и не будет экономить на действительных нуждах
населения), скромен и прост, любит играть в гольф, рыбачить, рисовать, отважен и т. д. Не ссылаясь
прямо на самого генерала, Гантер заявлял, что тот, судя по всему, "не прочь стать президентом
Соединенных Штатов, если этого захочет достаточное количество людей".
Вывод был очевиден буквально с первых страниц книги - Эйзенхауэр будет хорошим
президентом (Ibid., p. 126).
Книга Гантера вышла в свет весьма своевременно, так как мало кто в Соединенных Штатах
отчетливо представлял себе в те дни, каким президентом окажется Эйзенхауэр. Хотя к 1952 г. до выхода в
свет этой книги в США было опубликовано как минимум пять книг об Эйзенхауэре, в них
преимущественно освещалась его военная карьера, да и написаны они были в явно ультрапатриотическом
духе, заведомо исключавшем сколько-нибудь серьезный анализ личных качеств и способностей генерала.
Как отмечал биограф Эйзенхауэра Ричард Ровере, предлагая избирателям кандидатуру того или иного
политического деятеля, любая партия обязана, как правило, заблаговременно информировать
общественность о том, что из себя представляет этот человек, каковы его прошлые заслуги на
общественном или ином поприще и какова его программа действий на будущее. "В случае с
Эйзенхауэром,- признавал Ровере, - можно подвергнуть обсуждению лишь его личность. Его прошлые
заслуги не имеют никакого отношения к данной ситуации, а программы действий у него попросту нет"
(Richard H. Rovere. The Eisenhower Years. Farrar, Straus and Cudahy. New York, 1956, p. 7). Более того,
всего за несколько месяцев до того, как имя Эйзенхауэра стали называть в качестве вероятного кандидата
республиканцев в президенты, никто в стране толком даже и не знал, к какой партии он принадлежит. И
имеете с тем, в политических кругах Соединенных Штатов сходились в убеждении, что Эйзенхауэру
практически гарантирована победа, если он решится выставить свою кандидатуру от любой партии. Как с
нескрываемой обидой констатировал несколько позднее сам Эйзенхауэр: "Они только и говорили о том,
как смогут одержать победу, используя мою популярность. Никто даже не упомянул о том, что у меня
есть мозги в голове" (Marvin R. Weisbord. Campaigning for President, p. 173).
Что же можно было сказать о 62-летнем генерале, оказавшемся в центре внимания американской
общественности, политических и деловых кругов США незадолго до очередных президентских выборов?
Впервые Америка услышала об Эйзенхауэре около десяти лет назад, когда генерал был назначен
президентом Франклином Рузвельтом командующим союзными войсками сначала в Северной Африке, а
позднее на европейском театре военных действий. О всей предшествовавшей этому назначению военной
карьере генерала Эйзенхауэра и Америка и английское союзное командование узнали из отпечатанной
ротаторным способом биографической справки, которую распространило военное министерство США.
128
Открытие второго фронта и высадка союзных войск в Нормандии принесли генералу славу. По окончании
войны Америка встретила его как своего самого крупного полководца и героя. В течение последующих
двух лет Эйзенхауэр был начальником штаба армии США, а в 1948 г. стал президентом Колумбийского
университета в Нью-Йорке. Как подчеркивали американские авторы, за исключением полутора лет
пребывания на посту университетского президента, "вся сознательная жизнь Эйзенхауэра прошла в
особом, изолированном мире профессиональной армии" (Marquis W. Childs. Eisenhower: Captive Hero; A
Critical Study of tho General and the President. London, Hammond, Hammond, 1959, p. 147), далеком от
политики и общественных проблем.
Уже спустя восемь лет после пребывания на президентском посту, оглядываясь на свою
политическую карьеру, Эйзенхауэр признавал: "Я никогда не обучался политике. Я пришел в нее со
стороны на самую вершину" (Theodore H. White. The Making of the President, 1964, London, 1965, p. 69). Но
Эйзенхауэр пришел в политику не сам, его в нее буквально втащили представители делового мира США,
с которыми у него сложились тесные взаимоотношения за время службы в армии. Эйзенхауэр не
собирался, как он заявлял, извлекать выгоду из своих связей с бизнесом, но без особого сопротивления
последовал совету друзей из деловых кругов США, сменив генеральский мундир на академическую
мантию. Нет оснований сомневаться в искренности заявления Эйзенхауэра, относящегося к 1945 г., о том,
что он и не помышлял в то время о политической карьере и тем более о президентском кресле. Но с
промежуточных выборов 1946 г. имя генерала Эйзенхауэра приобрело магическую силу для
руководителей двух основных партий страны, неоднократно направлявших к генералу своих эмиссаров с
целью выяснения его политических симпатий (По свидетельству делопроизводителя графства, где
проживала семья Эйзенхауэров, Дуайт Эйзенхауэр с 1928 г. никогда не голосовал, и, следовательно, его
политические взгляды не были известны никому. В то же время, по словам того же делопроизводителя,
отец Эйзенхауэра был республиканцем и голосовал неизменно за кандидатов республиканской партии )
(Sherman Adams. Firsthand Report: The Story of the Eisenhower Administration. Harper. New York, 1961, p.
13). В июне 1948 г. опросом общественного мнения, проведенным Э. Ропером, было установлено, что
генерал Эйзенхауэр считается большинством американцев наиболее перспективным кандидатом в
президенты США, от какой бы партии он ни решился выставить свою кандидатуру.
К началу работы съездов республиканской и демократической партий летом 1948 г. движение за
избрание Эйзенхауэра в президенты США заметно активизировалось, но генерал категорически отказался
выставить свою кандидатуру, и движение постепенно сошло на нет. В своих военных мемуарах
"Крестовый поход в Европе" Эйзенхауэр вспоминал разговор с президентом Трумэном в 1945 г. во время
инспектирования последним американских вооруженных сил в Германии. По воспоминаниям
Эйзенхауэра, ехавший с ним в машине президент неожиданно повернулся к нему и сказал: "Генерал, нет
на свете ничего такого, что бы вы хотели и чего я не попытался бы помочь вам получить. Это
определенно и в особенности касается президентского поста в 1948 г." Опять-таки согласно Эйзенхауэру,
он, рассмеявшись, ответил президенту: "Г-н президент, я не знаю, кто будет вашим соперником на
президентский пост, но только не я" (Dwight Eisenhower. Crusade in Europo. Avon Books. New York" 1968.
p. 471). До сих пор нет уверенности в том, что такой разговор действительно имел место, поскольку в
машине они ехали втроем с генералом Брэдли, никогда не цитировавшим этих слов, а Трумэн, обычно
скрупулезно записывавший в своих дневниках все свои впечатления и заслуживающие внимания беседы,
о таком разговоре с Эйзенхауэром никогда и нигде не упоминал. Более того, позднее в своих мемуарах
Трумэн, явно намекая на Эйзенхауэра, писал: "Обаяние часто играло активную роль в выборе
американских президентов. Пирс, как и Гардинг, был избран частично потому, что он "выглядел как
президент". Пирс участвовал в мексиканской войне в качестве бригадного генерала под командованием
Скотта. Пирс был добровольцем, Скотт - профессиональным солдатом. Оба были выдвинуты
кандидатами, поскольку их послужные списки сделали их хорошо известными людьми. Я никогда не
считал, что популярность и обаяние являются основой деятельности главы правительства. Президент
должен знать, куда он идет и почему, и он должен верить в то, что он делает" (Harry S. Truman. Years of
Trial and Hope. 1946 - 1955, vol. 2, p. 196). Представляется сомнительным, что человек,
придерживающийся таких взглядов, мог предлагать генералу Эйзенхауэру свое содействие. В
предыдущей главе уже приводился разговор Трумэна с Эйзенхауэром, в ходе которого президент,
напротив, сделал все возможное для того, чтобы укрепить Эйзенхауэра в отрицательном отношении к
выдвижению его кандидатуры на пост президента в 1948 г., и на том этапе преуспел в этом.
129
В 1948 г. в отношении Трумэна к Эйзенхауэру стала отчетливее проявляться настороженная
враждебность, объяснявшаяся тем, что в кругах демократической партии вызревала идея выдвижения
кандидатуры генерала на пост президента взамен терявшего свою популярность и влияние в партии
Трумэна. Буржуазно-либеральный еженедельник "Нью рипаблик", близкий к кругам демократической
партии, писал: "Политические деятели-демократы не интересуются взглядами Эйзенхауэра. Им нужен
лишь способный победить кандидат, который приведет местных кандидатов к победе" (Cabell Phillips. The
Truman Presidency, p. 209). Но одновременно с демократами расположения Эйзенхауэра активно
добивались и республиканцы. На том этапе ни одной из ведущих политических партий страны не удалось
соблазнить "старого солдата" блестящей политической карьерой. Эйзенхауэр продолжал придерживаться
убеждения, что избрание военных на политические посты может обернуться трагедией для страны.
Движение за "мобилизацию" Эйзенхауэра вновь ожило в республиканской партии в 1950 г.,
когда предстоящий уход президента Трумэна из Белого дома уже не вызывал никаких сомнений. Надо
сказать, что к этому времени и сам Эйзенхауэр заметно изменил свое отношение к перспективе
выдвижения его кандидатуры. Уже будучи президентом Колумбийского университета, Эйзенхауэр, в
отличие от прошлых лет, с особой готовностью стал высказываться по политическим вопросам, вызвав
даже саркастическое замечание журнала "Лук": "Под академической мантией Эйзенхауэра одолевает зуд.
Его так и тянет в политическую битву". Статья в журнале была озаглавлена: "Эйзенхауэр готов к призыву
республиканцев" (Richard Rovere. The Eisenhower Years, p. 6).
Личные взаимоотношения между Трумэном и Эйзенхауэром начали особенно портиться к концу
1950 г., когда, видя в Эйзенхауэре возможного серьезного соперника будущего кандидата демократов на
выборах 1952 г., Трумэн решил отправить генерала в Европу в качестве главнокомандующего
вооруженными силами НАТО. В октябре 1950 г. Трумэн направил Эйзенхауэру короткую записку,
пригласив его на беседу в Белый дом при очередном посещении Вашингтона. В записке, как бы между
прочим, говорилось, что Эйзенхауэру не стоит приезжать специально для этой цели в столицу, поскольку
это может вызвать нежелательные толки. Когда генерал посетил позднее президента, ему было
предложено стать главнокомандующим вооруженными силами НАТО в Европе. Эйзенхауэр не мог не
подчиниться приказу (Американские генералы никогда не выходят в отставку и, даже будучи вне армии,
продолжают подчиняться своему верховному главнокомандующему - президенту США), хотя и был
крайне им возмущен.
Главы трех послевоенных администраций США. Слева направо: Гарри Трумэн, Дуайт
Эйзенхауэр и Джон Кеннеди
Политические сторонники Эйзенхауэра, делавшие на пего серьезную ставку, были возмущены не
в меньшей степени. Подоплека президентского решения была очевидна для всех - Трумэн решил
устранить Эйзенхауэра с американской политической арены. К этому времени и сам Эйзенхауэр
рассматривал свой пост в Колумбийском университете как возможный трамплин к политической карьере,
и назначение в НАТО мешало ему осуществить свои планы. Некоторые американские авторы, правда,
утверждают, что, не желая того, Трумэн сыграл на руку Эйзенхауэру и стоявшим за ним силам, так как
генерал был явно не на месте в кресле президента Колумбийского университета и дальнейшее
пребывание на этом посту вряд ли способствовало бы поддержанию его популярности в стране. "Человек,
не читавший практически ничего, кроме военной истории и "вестернов", чувствовал себя неловко в храме
знаний", - писал Маркие Чайлдс (Marquis W. Childs. Eisenhower: Captive Hero, p. 107).
Когда несколькими годами ранее республиканские лидеры уговаривали Эйзенхауэра согласиться
на выдвижение его кандидатуры, генерал отказывался, заявляя, в частности, что он мог бы согласиться на
это лишь в том случае, если его кандидатуру поддержат обе ведущие политические партии. Поняв, что в
условиях 1951 г. на столь необычное единодушие рассчитывать не приходится, Эйзенхауэр изменил свое
отношение. В сентябре 1951 г. по поручению руководства республиканской партии сенатор Генри Кэбот
Лодж выехал в Париж для встречи с генералом, с тем чтобы вновь попытаться уговорить его
баллотироваться на предстоящих выборах. Убедившись, что его выжидательная позиция играет на руку
честолюбивому сенатору Роберту Тафту, начавшему уже в октябре 1951 г. активную кампанию за
выдвижение своей кандидатуры, Эйзенхауэр вскоре сообщил лидерам республиканской партии о своем
согласии с их предложением. Выступая перед журналистами в своей штаб-квартире в предместье Парижа
в январе 1952 г., генерал скромно заявил, что, учитывая настойчивые пожелания многочисленных
130