прекращение поставок по ленд-лизу Советскому Союзу в день капитуляции фашистской Германии. И
президент Трумэн, и его ближайшие помощники рассчитывали на то, что, прекратив поставки СССР по
ленд-лизу, им удастся усилить нажим на СССР, с тем чтобы заставить Советское правительство
согласиться с требованиями правительства США по вопросу о послевоенном устройстве Восточной
Европы. Политический и экономический шантаж не возымели действия - Советское правительство
настаивало на выполнении обязательств, взятых на себя американским правительством в ходе Ялтинской
конференции. К концу мая 1945 г. Трумэн пришел к выводу о том, что настало время обновить арсенал
американской дипломатии в отношениях с Советским Союзом. 24 апреля 1945 г. Трумэн получил письмо
от своего военного министра Генри Стимсона, просившего встречи с президентом для обсуждения
"совершенно секретного вопроса". В ходе состоявшейся беседы Стимсон информировал Трумэна о
завершении работы над созданием атомной бомбы и о предстоящем в ближайшие месяцы испытании
этого нового мощного вида оружия. С этих пор убеждение в том, что атомная бомба станет решающим
оружием в арсенале американской дипломатии, стало доминирующим в кругу наиболее близких к
президенту людей. Так, видный американский физик Л. Сцилард вспоминал позднее свой разговор в
конце мая 1945 г. с только что назначенным тогда на пост государственного секретаря США Джеймсом
Бирнсом, который заявил, что, обладая атомной бомбой и продемонстрировав ее мощь, Соединенные
Штаты "вынудят Россию быть более сговорчивой" (Leo Szilard. A Personal History of the Atomic Bomb.
University of Chicago "Round Table", No. 601, September 25, 1949, p. 14 - 15).
Оговоренная в принципе встреча на высшем уровне между И. В. Сталиным, Г. Трумэном и У.
Черчиллем неоднократно переносилась Трумэном под всякими предлогами в надежде на то, что к этому
времени будут проведены испытания атомной бомбы и американская делегация получит в свое
распоряжение внушительное орудие давления на Советский Союз. Лишь получив твердое заверение
своего военного министра о том, что испытания атомной бомбы следует ожидать буквально со дня на
день, президент Трумэн в прекрасном расположении духа отбыл в Потсдам. Уже находясь на месте,
накануне своей первой встречи с представителями Советского Союза, Трумэн конфиденциально делился
с одним из своих ближайших помощников: "Если она взорвется, а я думаю, что это так и будет, то я,
несомненно, смогу занести молот над этими парнями" (Jonathan Daniels. The Man of Independence, p. 266).
Мало кто из цитирующих эту фразу авторов сомневается в том, что президент имел в виду Pie столько
японцев, сколько Советский Союз. 16 июля 1945 г. президент Трумэн получил сообщение об успешном
завершении испытания атомной бомбы на полигоне в Аламогордо, в штате Нью-Мексико. С этого дня
поведение Трумэна изменилось даже внешне в такой степени, что обратило на себя внимание Черчилля.
Как вспоминал впоследствии Г. Стимсон, Черчилль заметил ему, что, "по всей видимости, произошло
какое-то событие, значительно укрепившее позицию Трумэна, так как тот теперь противостоял русским
крайне энергичным и решительным образом, заявляя, что некоторые их требования не будут выполнены и
что Соединенные Штаты категорически возражают против них". Сам Трумэн признавался тому же
Стимсону, что атомная бомба "дала ему совершенно новое чувство уверенности" (Stimson Diary. Vale
University Library, New Haven, July 21, 1945). 24 июля 1945 г. в начале одного из заседаний Трумэн
подошел к И. В. Сталину и, согласно собственным воспоминаниям президента, вскользь упомянул ему о
том, что "мы обладаем новым оружием небывалой разрушительной силы" (Harry S. Truman. Memoirs 1945
- Year of Decisions, vol. I. New American Library. New York, 1965, p. 458). Упоминая в своих работах об
этом кратком эпизоде, некоторые авторы высказывают мнение, что решение Трумэна информировать И.
В. Сталина объяснялось желанием избежать возможных обвинений в будущем в сокрытии от союзников
такой важной новости, имевшей крупное стратегическое значение. Но в то же время Трумэн не считал
возможным полностью раскрывать свои карты. "Небрежность" Трумэна в ходе упомянутого разговора с
И. В. Сталиным была тщательно продумана - новый вид оружия не был назван ни ядерным, ни атомным.
Трумэн, как можно судить по его мемуарам и воспоминаниям современников, был разочарован
спокойствием, с которым это сообщение было встречено главой делегации СССР. Разочарован был и
Черчилль, внимательно наблюдавший за тем, как И. В. Сталин среагирует на эту важную новость. По-
видимому, пришли к выводу Трумэн и Черчилль, Сталин не понял, о чем шла речь, и не придал значения
словам президента. Они явно заблуждались. По возвращении в Москву И. В. Сталин рассказал об этом
эпизоде В. М. Молотову и Г. К. Жукову, добавив при этом: "Надо будет переговорить с Курчатовым об
ускорении нашей работы" (Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления. М., 1969, стр. 732).
По словам уже упоминавшегося Г. Алпровица, после окончания военных действий на
Европейском континенте Трумэн придерживался одновременно двух тактических линий в своих
взаимоотношениях с Советским Союзом: "...он продолжал свои попытки оттянуть советское вступление в
110