Хомяков А.С. Всемирная задача России

Подождите немного. Документ загружается.

111

ПрАвослАвие

заслуга, правда, единственная, но все-таки заслуга. Вопрос о

пользе все еще остается присущим его мысли; тяжба между

Богом и человеком продолжается, только адвокаты челове-

ка расходятся между собою в основаниях к его оправданию.

Римляне, опираясь на непонятый ими текст, в котором апостол

Иаков говорит о делах веры, требуют дел закона. Протестанты,

сильные свидетельством апостола Павла, которого также не

понимают, доказывают бесполезность дел веры (хотя апостол,

очевидно, говорит о делах закона), но у тех и у других дело

идет все-таки о полезности или бесполезности, то есть о юри-

дическом достоинстве веры и дел; иначе: вопрос в том, какие

оправдательные документы мог бы предъявить человек в своей

тяжбе с Своим Создателем? Из этого видно, что кто отрекается

от братства с людьми, тот по неизбежному законопоследствию

и в Боге забывает Отца, и что самые эти слова – братья, отец,

заключающие в себе для Церкви неоскудевающий источник

радости и торжества, в западных исповеданиях повторяются

лишь по преданию, как условные термины. Когда преступная

гордость, разорвавшая Единство Церкви, присвоила себе мо-

нополию Св. Духа и задумала низвести восточные Церкви в

положение илотов, конечно, она не предугадывала, к чему при-

дет сама; но таков Божественный закон: испорченность сердца

порождает ослепление ума, и нарушение первой из евангель-

ских заповедей не могло пройти безнаказанно.

Итак, молитва – это высокое проявление живого, органи-

ческого единства между нашим Спасителем и Его избранны-

ми – приняла на Западе характер одиночества и юридического

рационализма; так обнаружилось различие в основаниях меж-

ду Церковью и отложившимися от нее исповеданиями. Этого

для меня достаточно. Но прежде чем пойду далее, не могу не

присовокупить замечания о споре, который долго кипел между

латинянами и протестантами и теперь только заглох, но не по-

гас; я разумею спор о том, спасается ли человек одною верою,

или верою и делами?

Никогда этот спор, бессмысленность которого слишком

очевидна пред светом апостольского предания, не волновал

112

А. с. Хомяков

Церкви, да и не мог волновать ее

. В самом деле, вера не есть

действие одного постижения, но действие всего разума, т. е. по-

стижения и изволения в их внутреннем единстве. Вера – жизнь

и истина в одно и то же время (как я сказал в первой моей бро-

шюре) – есть такое действие, которым человек, осуждая свою

собственную несовершенную и злостную личность, ищет

соединиться с существом нравственным по преимуществу, с

Иисусом праведным, с Богочеловеком. Вера есть начало по са-

мому существу своему нравственное; нравственное же начало,

которое бы не заключало в себе стремления к обнаружению,

обличило бы тем самым свое бессилие или, точнее, свое небы-

тие. Обнаружение веры и есть дело; ибо и молитвенный вздох,

едва зачавшийся во глубине сокрушенного сердца, есть такое

же дело, как и мученичество. Различие этих дел только во вре-

мени и в обстоятельствах, при которых Бог дозволяет человеку

воспользоваться дарами благодати.

Какое дело мог совершить разбойник на кресте? Или дело

его – раскаяние и исповедание в то же время – было недоста-

точно? Или Бог милует в виде изъятий? Итак, утверждать, как

протестанты, что человек спасается верою независимо от дел,

значит вступать в противоречие себе самой, ибо это значит

утверждать, что человек может быть спасен таким началом,

которое явно запечатлено ничтожеством и бессилием. Утверж-

дать, как делают это латиняне, что человек спасается верою

и делами, значит высказывать положение, лишенное всякого

смысла, ибо это значит утверждать, что начало спасения долж-

но быть не только крепко и сильно, но еще вдобавок иметь и

признаки крепости и силы, как будто первое не предполагает

второго. Безумие протестанта состоит в том, что он низводит

начало (т.е. творческую силу) на степень абстрактного поня-

тия; безумие латинянина в том, что он приставляет к началу

его проявление в виде наддачи. Уединив человека от его бра-

тьев и отлучив его от Бога, оба западные вероисповедания

нашли еще средство рассечь самого человека надвое во всей

* Хотя некоторые православные богословы целиком перенесли его с За-

пада в нашу школу. (Прим. Н.П. Гилярова-Платонова.)

113

ПрАвослАвие

его жизни и отделить разум от действия, которое есть выраже-

ние разума, иначе – его слово, принимая этот термин в самом

широком его значении. В этом случае философское заблужде-

ние происходит от ложного направления (более или менее оче-

видного) религиозной мысли. Как у протестантов, так и у ла-

тинян на дне души всегда шевелится вопрос: чем выслуживает

человек свое спасение? Этот тяжебный вопрос стоит у них на

месте христианского вопроса: как Бог совершает спасение че-

ловека? Для нас такое заблуждение невозможно, как я уже ска-

зал. Мы знаем, что вера жива, иначе – действенна, и что если

бы она не проявлялась делом (хотя бы и не всегда заметным

для людского глаза), то была бы не верою, а простым веровани-

ем, логическим познанием, или, как говорит ап. Иаков, трупом.

Ясно, что тот и другой вид западного раскола заблуждается,

но справедливость требует заметить, что заблуждение у рим-

лян более закоренело, чем у их противников. Протестант хотя

и увлекается вообще до того, что принимает за веру умствен-

ное постижение, часто, однако, приходит к сознанию ложно-

сти этого учения и возвращается к понятию о живой вере. Но

римлянин, этот неисправимый законник, крепко на том стоит,

что дело само по себе имеет силу и власть, более или менее

независимую от веры; он видит в нем как бы самостоятельную

цифру, прикладывает ее к вере – это для него другая цифра – и

этим сложением очищает счеты между Богом и тварью.

Таким образом, на самом факте обнаруживается, что за-

падный раскол, разрушив органическое единство земной Церк-

ви и единственное его основание (нравственный закон взаим-

ной любви), разрушил тем самым органическое единство и

Церкви невидимой, разъединив человека с его братьями, с его

Спасителем и Богом, и тем самым упразднил истинное обще-

ние всеобщей молитвы. Нравственное преступление, отнявшее

у Церкви (как доказал я в первой моей брошюре) ее единствен-

ное разумное основание, в то же время исказило все духовное

существо Христианства. Если мы теперь от рассмотрения

молитвы, этого высшего воспарения земли к небу, перейдем

к рассмотрению таинств, этого осязательнейшего проявления

114

А. с. Хомяков

ниспосылаемой с неба не землю Божественной благодати, то

мы увидим и здесь то же самое, что там.

Во-первых, нельзя не заметить, что германское Проте-

стантство хотя и не хочет признавать более двух таинств, по-

стоянно, однако, в различных своих сектах пытается снова вве-

сти отринутые им таинства в том или другом переодетом виде.

Таким образом, оно то удерживает конфирмацию, то предпи-

сывает или советует исповедь, то старается придать характер

таинства своему рукоположению (ординации). Чтоб объяснить

себе этот факт, нужно уразуметь смысл церковных таинств и

отношение Протестантства к Христианству. Таинства, очевид-

но, делятся на два разряда. Одни имеют прямое и непосред-

ственное отношение ко всей Церкви; другие относятся к домо-

строительству Церкви в ее земном явлении. Очевидно также,

что протестант, отринув Церковь, основанную на предании,

или Церковь земную, не мог не отринуть тех таинств, которые

имели к ней непосредственное отношение; ибо законы логики

строги, и человек, сам того не желая и не подозревая, пови-

нуется всем последствиям, к которым ведут раз принятые им

данные. С другой стороны, желание придать некоторую со-

стоятельность той новой Церкви, которую он строит, и докуч-

ливое воспоминание об апостольских преданиях принуждают

протестанта делать бессильные попытки к восстановлению им

же самим разрушенного. И то и другое в одинаковой степени

невольно и неизбежно.

Человека, соглашающегося спастись добровольною жерт-

вою Спасителя, Церковь приемлет и соединяет со Христом –

вот смысл крещения

Это апостольское учение сохранилось в большей или

меньшей ясности, даже среди заблуждений раскола, который,

однако, не понимает всей его важности. Протестантство, от-

рицая самую Церковь и не признавая другого единения со

* Человек сам над собою не может совершить этого таинства: необходимо,

чтобы другой принял и ввел его в круг избранных, дабы он знал и исповедовал

свое собственное бессилие. Гордость квакера осуждается смирением христи-

анина. В крещении — вся Церковь, все предание. (Прим. А.С. Хомякова.)

115

ПрАвослАвие

Спасителем как только через посредство писанного слова,

естественно приходит в крайнее смущение перед веществен-

ным, осязаемым фактом, заключающим в себе одном все жи-

вое предание, и потому поневоле приписывает совершению

таинства какую-то чародейственную силу, и не более

. С дру-

гой стороны, Романизм, взирая на крещение как на действие,

которым полудуховное общество приобретает нового поддан-

ного, почти ни во что не ставит личную свободу, так что часто

даже допускает насилие для понуждения к такому действию,

которое само по себе есть полнейшее торжество человеческой

свободы. Впрочем, в этом случае противоположность воззре-

ний не настолько очевидна, чтобы стоило на ней останавли-

ваться, а потому я предлагаю эти замечания мимоходом, хотя

считаю их неоспоримо верными.

Всех своих членов Церковь приобщает к своему Спаси-

телю телесным с Ним объединением – вот смысл Евхаристии,

и здесь-то характер раскола выкажется во всей наготе своей.

Реформа низводит Евхаристию на степень простых поминок,

сопровождаемых театральным действием. Сами по себе эти

поминки очевидно ничем не отличаются от всякого рода по-

минок, тем не менее протестанты утверждают, что лица, в них

участвующие, будто бы приобретают чрез это какие-то совер-

шенно неопределенные, благодатные дары. Вся туманность

немецкого Протестантства ясно выказывается в этом учении,

с виду как будто и осмысленном, но в сущности не имеющем

никакого смысла

. С другой стороны, Романизм, настаивая на

существе таинства, т. е. на действительности преложения зем-

ных элементов в небесное тело, истолковывает, по своей неиз-

менной привычке, духовное действие как чисто вещественное и

унижает таинство до того, что оно превращается в его поняти-

* Всякая религия, доктриною своей расплывающаяся в отвлеченностях,

вещественною своею стороною непременно погрязает в фетишизме и ча-

родействе; так вообще всякое заблуждение разрешается самоубийством.

Примером может служить буддизм. (Прим. А.С. Хомякова.)

** В самом деле, к чему было взамен пасхального агнца установлять другой,

в сущности однозначащий символ? Если и там и здесь не более как символ,

то чем же один лучше или хуже другого? (Прим. А.С. Хомякова.)

116

А. с. Хомяков

ях в какое-то атомистическое чудо

. Нигде слепая самоуверен-

ность схоластического невежества не являлась в такой наготе,

как в спорах римлян с протестантами о таинстве Евхаристии;

никогда законы мира вещественного или, говоря точнее, наши

жалкие познания об этих законах или о том, что мы принима-

ем за законы, не прилагались с таким дерзким кощунством к

явлениям другого мира, как мерила могущества Божия.

Один рассуждает о физической субстанции таинства,

отличая ее от случайных ее принадлежностей, как будто

бы (благодаря объяснениям Петра Ломбардского или Фомы

Аквинского) он точно понимал, в чем разница между тем и

другим. Другой отрицает возможность присутствия тела Спа-

сителя в таинстве на том основании, что это тело, по свиде-

тельству св. апостолов, пребывает в небесной славе, одесную

Отца, как будто бы он понимал, что значит небо, и слава, и

одесную Отца. Ни разу слово веры не раздалось ни на той, ни

на другой стороне, ни разу живой свет предания не бросил

ни одного луча своего в печальный мрак этих схоластических

прений. Что за безумная гордость человеческого невежества,

и в то же время какая справедливая казнь за оскорбление

единства Церкви! Этот спор утих в наш век, как утихли все

богословские споры, по причине, мною уже высказанной, но

вопрос не решен, и две ветви раскола остаются по-прежнему в

колее, в которую их вогнали общие их стремления: одна, так

сказать, овеществляет Божественное действие до того, что от-

нимает у него всякое живое начало; другая одухотворяет, или,

точнее, выпаривает таинственное действие до того, что отни-

мает у него всякое реальное содержание; обе только и делают,

что либо отрицают, либо утверждают чудесное изменение из-

вестных земных элементов, никак не понимая, что первейший

элемент каждого таинства есть Церковь и что собственно для

нее одной и совершается таинство, без всякого отношения к

* Это стремление так явно, что раз, когда мне случилось переводить вслух рас-

суждение некоторых римских богословов в их полемике против протестантов,

один благочестивый, хотя и неученый священник, бывший при том, воскликнул

в благочестивом ужасе: «Господи, что же это они говорят такое? Они, кажется,

принимают Тело Христово за мясо Христово?» (Прим. А.С. Хомякова.)

117

ПрАвослАвие

законам земного вещества. Кто презрел долг любви, тот утра-

тил и память о ее силе, утратил вместе и память о том, что

есть реальность в мире веры.

Учение Церкви о Евхаристии, хранимое преданием, оста-

валось всегда неизменным, и оно просто при всей своей удиви-

тельной глубине.

Настало время: Сын Человеческий возвращается в Иеру-

салим на крестную смерть. Но прежде смерти пламенно жела-

ет Он вкусить в последний раз символическую пасху с своими

учениками, ибо любит их бесконечною любовию. Во образ

странствующего человека Моисей установил Пасху, которую

надлежало вкушать стоя, с странническою обувью на ногах и

странническим посохом в руке. Странствование человечества

кончено; ученики отлагают свои жезлы, гостеприимный до-

мовладыка, председящий на вечери, умывает им ноги, утом-

ленные и запыленные в пути. Да возлягут они вокруг трапезы

и отдохнут. Вечеря началась. Господь говорит им о предстоя-

щей Ему страсти. Не желая верить, но исполняясь неопреде-

ленной скорби, они, по обыкновению человеков, живее чем

когда-либо чувствуют теперь, сколь дорог им Тот, Кого они

скоро должны лишиться. Их человеческая любовь отзывается

в эту минуту на Его Божественную любовь, и тогда, окончив

вечерю, Праведный венчает их любовь и Свою предсмертную

вечерю учреждением действительной Пасхи. Разделив послед-

нюю, прощальную чашу, Он преломляет хлеб и предлагает

им вино, говоря, что это Его тело и Его кровь. И Церковь, в

смиренной радости принимая новую Пасху, завет своего Спа-

сителя, не сомневалась никогда в действительности этого Им

установленного телесного общения.

Но Церковь и не ставила никогда вопроса о том, какое

отношение в Евхаристии между телом Господним и земны-

ми стихиями, ибо знает, что действие Божие в таинствах не

останавливается на стихиях, а употребляет их на посредство

между Христом и Церковью, верою которой осуществляет та-

инство (говорю о всей Церкви, а не об отдельных лицах). Ни

римляне, ни протестанты, очевидно, теперь уже не могут это-

118

А. с. Хомяков

го понять, ибо они потеряли идею о целости Церкви и видят

только отдельные лица, рассеянные или скученные, но оди-

наково изолированные в обоих случаях. Отсюда истекают все

их заблуждения, сомнения и схоластические требования их

катехизисов. Тем же самым объясняется, откуда взялась у них

решимость откинуть молитву, которою Церковь от первых ве-

ков освящала земные стихии, дабы они соделывались телом и

кровию Спасителя

Но знают ли люди, что такое тело по отношению к разу-

му? Невежды и слепцы и однако гордые в своем невежестве и

ослеплении, как будто бы они действительно обладали веде-

нием и прозорливостью, – ужели думают они, что так как они

сами рабствуют своей плоти, то и Христу нельзя не быть рабом

вещественных стихий? Тот, Кому вся предана суть Отцом Его,

Тот, Кто есть Господь всяческих, не есть ли Господь и своего

тела? И не силен ли Он сотворить, что всякая вещь, не изменяя

нисколько своей физической субстанции, станет этим телом,

тем самым, которое за нас страдало и пролило кровь свою на

кресте (хотя Он и мог освободить Себя от законов вещества,

как показал это на Фаворе)? И наконец, что такое тело Хри-

ста прославленного, как не Его проявление? Таким образом,

Церковь, радостная и признательная, знает, что Спаситель ее

даровал ей не только общение Духа, но и общение проявления,

и человек, раб плоти, вещественным действием повторяет себе

вещество, которым облекается Христос силою действия ду-

ховного

. О глубина Божественной любви и бесконечного ми-

лосердия! О слава небесная, нам дарованная в самом рабстве

земном! Таково от начала учение Церкви; а тот, кто видит в

Евхаристии одно лишь воспоминание, равно как и тот, кто на-

* От этого Бунзену и всей школе, к которой он принадлежит, при всей их

учености не дается уразумение древних литургий. Англиканцы ходят около

истины, но не могут уловить ее, потому что вообще не могут самих себя

определить в смысле церковном. (Прим. А.С. Хомякова.)

** См. в православной службе тропарь I� пасхального канона, произноси-I� пасхального канона, произноси- пасхального канона, произноси-

мый иереем после причащения: «О Пасха велия и священнейшая Христе;

о мудросте и Слове Божие и сило! Подавай нам истее Тебе причащатися в

невечернем дни царствия Твоего». (Прим. А.С. Хомякова.)

119

ПрАвослАвие

стаивает на слове пресуществление

или заменяет его словом

сосуществление, другими словами – и тот, кто, так сказать,

выпаривает таинство, и тот, кто обращает его в чудо чисто ве-

щественное, одинаково бесчестят святую вечерю, приступая

к ней с вопросами атомистической химии, бесчестят и само-

го Христа неявным предположением какой-то независимости

вещества от воли Спасителя. Ни те, ни другие не понимают

истинных отношений Христа к Церкви.

Хотя в другом виде, но то же, в сущности, заблуждение,

те же стремления к овеществлению или к отвлечению, то же

отсутствие действительной жизни встречаются в учении за-

падных исповеданий и о тех таинствах, которые имеют прямое

отношение к домостроительству видимой Церкви. Это мы ви-

дим как в учениях, допускающих в таинствах таинственный

характер, так и в тех, которыми он отвергается. Протестант-

ство, как я уже сказал, более откровенное и более последова-

тельное, должно было отказать им в этом характере; Романизм

(протестантство, замаскированное и заклейменное печатью

утилитарного рационализма) исказил эти таинства в уверен-

ности, что сохраняет их.

Со времен апостольских мы видим – за крещением сле-

довало возложение рук. Церковь соблюла верно этот апостоль-

ский обычай в виде миропомазания. Романизм дал ему назва-

ние конфирмации. Некоторые из протестантских сект также

сохранили его как обычай, впрочем, не называя его таинством.

Они низвели его на степень простого испытания, обратили в

школьную церемонию, обставленную белыми платьями, цве-

тами и музыкою. Такова конфирмация у протестантов. Ника-

кого действительного смысла в ней нет, ибо нельзя же признать

в ней такое действие, которым бы окрепший рассудок отрока

сознательно воспринимал крещение, совершенное над ним в

младенчестве; всякое другое религиозное действие, предше-

* Правда, и Церковь не отвергает слова «пресуществление», но она остав-

ляет его в числе многих других неопределенных выражений, указывающих

на изменение вообще, без всякого следа схоластических определений. Ли-

тургия не знает его. (Прим. А.С. Хомякова.)

120

А. с. Хомяков

ствующее конфирмации, могло бы иметь такое же значение.

Итак, по здравому смыслу ничего здесь более видеть нель-

зя, как нечто вроде экзамена, выдерживаемого юношеством

перед протестантскою общиною, и, следовательно, нельзя

придавать этому обряду никакого религиозного значения. Но

заблуждение протестантов было невольно: это было логиче-

ское заключение, извлеченное из римских посылок. В самом

деле, что значит слово конфирмация (утверждение)? Есть ли

это утверждение в крещении? Но разве крещение само по себе

недостаточно сильно? Или оно не полно? Допустить такое бо-

гохульное предположение значило бы тем самым выкинуть

крещение из числа таинств, а это, однако, было бы самым есте-

ственным выводом из римской практики и из римской доктри-

ны. Апостольская история показывает нам, что возложение

рук следовало за крещением и обыкновенно сопровождалось

видимыми дарами Духа Святого. Но всегда ли это было? Нет

(я говорю о дарах видимых): свидетель тому великий апостол

языков, который, очевидно, не считает видимых даров благо-

дати за необходимую принадлежность всех христиан. Или, на-

оборот, разве не бывало примеров сообщения видимых даров

до возложения рук? Бывали: достаточно указать на евнуха,

крещеного Филиппом. Итак, не освящение верного видимыми

или невидимыми дарами Духа Святого было целью возложе-

ния рук: значение этого действия было иное. Сопоставление

случаев, при которых в Св. Писании упоминается о возложе-

нии рук, показывает нам, что им сопровождалась всегда пере-

дача власти или служения, возлагаемого на члена Церкви, или

возведение его на высшую степень в церковном чине. В смысле

таинства право возлагать руки принадлежало не всем верным;

оно не принадлежало даже проповедникам веры, какова бы

ни была личная их святость (смотри Деяния Апостольские).

Право это принадлежало только апостолам, а впоследствии –

только епископам. Итак, значение его очевидно. Человек, кре-

щением принятый в Церковь, но еще одинокий на земле, через

возложение рук принимался в сообщество земной Церкви и

получал свою первую церковную степень. Поняв, таким обра-