Хазанов А.М. Социальная история скифов

Подождите немного. Документ загружается.

Уже в XV—XIV вв. до н. э. там распространяется из Поволжья срубная куль-

тура, вытеснившая или ассимилировавшая предшествующую ей катакомбную

культуру [Лесков, 1967, стр. 17; Лесков, 1967а, стр. 143; Лесков, 1971, стр. 75—

76; Археологiя Української PCP, 1971, т. I, стр. 406—407]. Поскольку в даль-

нейшем в этом районе катакомбная культура прекращает свое существование,

мнение о ее связи с историческими киммерийцами [Кругликова, 1952, стр. 117;

Sulimirski, 1954, стр. 288; Sulimirski, 1959, стр. 50 и сл.; Попова, 1955, стр. 177;

Смирнов А. П., 1966, стр. 34—38; Артамонов, 1971, стр. 48—49] не находит

подтверждения в археологическом материале.

В дальнейшем в Северном Причерноморье происходит последовательное

развитие срубной культуры, поздний период которой представлен двумя гене-

тически связанными между собой и с предшествующими памятниками этапа-

ми: сабатиновским, датируемым большинством исследователей XIII— XII вв.

до н. э., А. И. Тереножкиным — XIV—XII вв. до н. э. [Тереножкин, 1965, стр.

69, 84], а А. М. Лесковым — XIII— первой половиной XI в. до н. э. [Лесков,

1974]

, и белозерским, который обычно относят к XI—IX вв. до н. э. [Телегiн,

1961; Тереножкин, 1965, стр. 63 и сл.]. По мнению А. М.Лескова, между этими

этапами следует выделять переходный, который длится с середины XI по сере-

дину X в. до н. э.; поэтому начало белозерского этапа следует относить к сере-

дине X в. до н. э., а конец его, возможно, к первой половине VIII в. до н. э.

[Лесков, 1970, стр. 59; Лесков, 1971, стр. 84, 87; Лесков, 1974; Археологiя

Української PCP, 1971, т. I, стр. 423—426].

Если так, то белозерские памятники и во временном, и в территориальном,

а отчасти также и в культурном отношении непосредственно смыкаются с па-

мятниками типа Черногоровки — Камышевахи и Новочеркасского клада, рас-

пространенными в Северном Причерноморье. Тем самым здесь устанавливает-

ся твердая преемственность развития с середины II тысячелетия до н. э. по

первую половину VII в. до н. э. Это позволяет довольно уверенно связывать

киммерийцев с племенами — носителями срубной культуры и воспринимать

их как аборигенное (к моменту появления скифов) население Северного При-

черноморья.

Сложнее обстоит дело с впервые выделенными А. А. Иессеном памятни-

ками типа Черногоровки — Камышевахи и Новочеркасского клада, знаменую-

щими конец бронзового века в Северном Причерноморье [Иессен, 1953; Иес-

сен, 1954], Одними исследователями они датируются серединой VIII— первой

половиной VII в. до н. э. [Иессен, 1953, стр. 107; Лесков, 1971, стр. 87], другими

— VIII — первой половиной VII в. до н. э. [Щепинский, 1962, стр. 64]; Тере-

ножкин, 1970, стр.297:

210

Археологiя Української PCP, 1971, т. II, стр. 24] или даже серединой IX — на-

чалом VII в. до н. э. [Тереножкин, 1972, стр. 166]. А. М. Лесков разделяет соб-

ственно памятники типа Новочеркасского клада, которые он датирует рубежом

VIII—VII — началом второй половины VII в. до н. э., и памятники типа Черно-

горовки — Камышевахи, нижний рубеж которых относится им к середине —

второй половине VIII в. до н. э. [Лесков, 1974]. Но суть проблемы не только в

хронологии, но и в этнической интерпретации памятников.

По письменным источникам, в Северном Причерноморье в VIII—VII вв. до

н. э. фиксируются два этноса — киммерийцы и скифы, причем, как уже отме-

чалось, время смены одного другим с точностью не устанавливается. Поэтому

памятники типа Новочеркасского клада — Черногоровки могли принадлежать

либо скифам, либо скифам и киммерийцам вместе, либо только киммерийцам.

Первое предположение было высказано В. А. Ильинской [Iллiнська, 1966,

стр. 61]. Однако сомнительно, чтобы киммерийцы были полностью вытеснены

из Северного Причерноморья уже к середине VIII в. до н. э.

Более вероятным представляется третье предположение — о принадлежно-

сти памятников типа Черногоровки — Новочеркасского клада исключительно

киммерийцам [Крупнов, 1961, стр. 127; Щепинский, 1962, стр. 64—65; Тере-

ножкин, 1970, стр. 297—298; Тереножкин, 1971, стр. 21; Тереножкин, 1973, стр.

17—19; Археологiя Української PCP, 1971, т. I, стр. 9 и сл., 33]. Придержи-

вающиеся его исследователи указывают на то, что скифский период в культуре

племен Северного Причерноморья, как установлено Б. Н. Граковым, начинает-

ся лишь во второй половине VII в. до н. э., когда появляются наиболее ранние

памятники собственно скифской археологической культуры [Граков, 1948, стр.

38; см. также: Тереножкин, 1952, стр. 94; Покровская, 1953, стр. 36; Мелюкова,

1958, стр. 7]. По их мнению, наблюдается не эволюция, а смена одной культуры

другой, так как в готовом виде в скифской культуре признаков местных тради-

ций, за исключением керамики, нет.

В историческом плане следующие из подобного предположения выводы

наиболее четко сформулированы А. И. Теренoжкиным. В VIII—VII вв. до н. э. в

Северном Причерноморье обитали только киммерийцы. Смена их скифами на-

чалась в 70-е годы VII в. до н. э. и закончилась чуть позднее середины VII в.

Скифы в отличие от киммерийцев не происходили от племен — носителей

срубной культуры, но часть киммерийцев была ими ассимилирована [Тере-

ножкин, 1970, стр. 299; Тереножкин, 1971, стр. 22—23; Тереножкин, 1973, стр.

16—18; см. также: Руденко, 1951, стр. 114—116].

Однако даже оставляя в стороне дискуссионный вопрос

211

о характере преемственности между срубной культурой, памятниками типа

Черногоровки — Новочеркасского клада и культурой скифского времени, надо

отметить, что дата появления скифов в Северном Причерноморье и дата рас-

пространения там скифской археологической культуры являются не одним и

тем же вопросом, как представляется сторонникам изложенной гипотезы, а

двумя различными, хотя и связанными между собой.

Античная традиция в сопоставлении с данными переднеазиатских источни-

ков побуждает полагать, что проникновение скифов в Северное Причерноморье

произошло не в середине VII в. до н. э., а по крайней мере на 50—80 лет рань-

ше. В то же время завершение формирования той археологической культуры,

которая носит имя скифской, действительно произошло лишь во второй поло-

вине VII в. до н. э. До этого времени скифская культура в готовом виде (но не

ее отдельные элементы) неизвестна не только в Северном Причерноморье, но и

в любом другом районе. В 1952 г. А. И. Тереножкин писал: «Протоскифских

памятников нет ни в Южной Сибири, ни в Казахстане, ни на Алтае и

Тянь-Шане, ни в Средней Азии» [Тереножкин, 1952а, стр. 5]. Таким же остает-

ся положение и в наши дни.

Тезис о том, что скифская культура сформировалась где-то в азиатской части

евразийских степей еще до скифских походов в Переднюю Азию [Тереножкин,

1971, стр. 22—23],. остается недоказанным. Следующий отсюда вывод лучше

всего сформулирован И. М. Дьяконовым: «Материальная культура, которая

была принесена в Переднюю Азию киммерийцами и скифами в VIII и начале

VII в., не могла быть той культурой, которая в археологии Причерноморья на-

зывается "скифской" и которая сама уже носит недвусмысленные черты перед-

неазиатского влияния. Киммерийцы и скифы ассирийских и других азиатских

известий VIII — качала VII в. принадлежали археологически к доскифским

культурам» [Дьяконов И. М., 1956, стр. 228].

Быструю и довольно глубокую трансформацию культуры скифского этноса,

совершившуюся ко второй половине VII в. до н. э., можно объяснить довольно

просто. Для этого достаточно принять во внимание три события, каждое из ко-

торых имело далеко идущие последствия: переход из бронзового века в же-

лезный, завершение становления кочевых форм скотоводства и воздействие

цивилизации Передней Азии.

Таким образом, из трех возможных предположений об этнической принад-

лежности памятников типа Новочеркасского клада наиболее вероятным в на-

стоящее время представляется то, согласно которому они оставлены и кимме-

рийцами и скифами [Иессен, 1954, стр. 130; Граков и Мелюкова,

212

1954, стр. 66; Граков, 1971, стр. 24; Лесков, 1971, стр. 91]. Подобное предпо-

ложение кажется тем более вероятным, что нижний хронологический рубеж

этих памятников надежно датируется не ранее середины VIII в. до н. э.— вре-

менем, очень близким к моменту появления скифов в Северном При-

черноморье и не позднее, чем они появились в Приазовье и Предкавказье

В этой связи большой интерес представляет предпринятая А. М. Лесковым

попытка расчленить памятники типа Черногоровки — Новочеркасского клада и

выделить в них группу, в которой сильнее всего прослеживается северокав-

казское влияние (Новочеркасский клад и др.). Именно эту группу А. М. Лесков

связывает с древнейшими скифами [Лесков, 19716, стр. 82—83; Лесков, 1974;

ср.: Археологiя Украiнськoi PCP, 1971, т. II, стр. 10—15; Тереножкин, 1970,

стр. 296—297]. Однако скудость имеющегося в настоящее время археологиче-

ского материала делает это предположение чисто гипотетическим.

Остается рассмотреть этно-лингвистический аспект проблемы. Сейчас мно-

гие специалисты в области индоевропейского языкознания признают юг Вос-

точной Европы в качестве вероятной прародины иранских народов [Абаев,

1971, стр. 11; Абаев, 1972, стр. 30 и сл.; Грантовский, 1970, стр. 358] или вто-

ричного центра их расселения [Гамкрелидзе, Иванов, 1972, стр. 19]. Поэтому

мнение об ираноязычности киммерийцев (приобретает все больше сторонников

[см., например: Harmatta, 1946—1948, стр. 131; Ghirshman, 1954, стр. 96; Дья-

конов И. М., 1956, стр. 241; Абаев, 1965, стр. 125—126]. Пожалуй, в наиболее

крайней форме оно выражено И. М. Дьяконовым, полагающим, что кимме-

рийцы — конкретное племенное название одного из большой группы скифских

племен, а не особое, нескифское и предшествовавшее скифам население Се-

верного Причерноморья [Дьяконов И. М., 1956, стр. 241].

В более осторожной и, по-видимому, более приемлемой форме сходное

мнение сформулировано В. И. Абаевым: «Что касается вторжения скифов из

Азии в VIII в., то это было, очевидно, не первым появлением иранского эле-

мента в Европе, а одним из передвижений кочевых североиранских племен,

происходивших неоднократно и позже и означавших не' коренную смену этни-

ческого состава, а перемещения и перегруппировки родственных иранских

племен на издавна занятой ими обширной территории» [Абаев, 1965, стр. 122].

Языковая и культурная близость между пришельцами-скифами и абориген-

ным киммерийским населением объясняет, почему появление скифов в Север-

ном Причерноморье невозможно проследить археологически

. Хорошо из-

вестно, с каким трудом вообще фиксируются археологически те мигра-

213

ции кочевников — от гуннов до монголов, да и не только кочевников [Клейн,

1973, стр. 6 и сл.], которые надежно засвидетельствованы письменными ис-

точниками. Даже массовые переселения пастушеских и пастуше-

ско-земледельческих племен, более медленные и постепенные, чем передви-

жения кочевников, редко оставляли следы в археологическом материале. Так,

проникновение в Месопотамию аккадцев, амореев и арамеев археологически

проследить невозможно, несмотря на то что первая и третья волны полностью

сменили язык местного населения; кутийское вторжение также оставило лишь

ничтожные следы [Дьяконов И. М., 1971, стр. 126, 146, прим. 16].

Применительно к скифам все это тем более понятно, если вспомнить, что, по

Диодору, скифы были довольно малочисленными, и, возможно, то же имел в

виду Геродот (IV, 81), заявляя, что собственно скифов мало. Слова древних

историков подтверждаются данными современной антропологии. Черепа ски-

фов совсем не отличаются от черепов людей срубной культуры; поэтому Г. Ф.

Дебец считал маловероятным, чтобы в Причерноморье пришла значительная

масса скифов [Дебец, 1971, стр. 9].

Совокупность рассмотренных данных позволяет предположительно рекон-

струировать начальный период скифской истории следующим образом. В на-

чале I тысячелетия дон. э. в евразийских степях происходили значительные

миграции, вероятно связанные со становлением кочевого скотоводства, отчас-

ти, может быть, с термическим максимумом и вызванным им усыханием степей

[Гумилев, 1966, стр. 67—69; Марков, 1973, стр. 110—112]. Одним из подобных

передвижений было появление в Восточной Европе скифов под давлением их

восточных соседей. Вероятно, вторглось не одно, а несколько скифских племен

(Pl i n., NH, VI, 22), притом в численном отношении они уступали местному

населению (Diod., II, 43, 1—2). Но они составляли одно племенное объедине-

ние, поскольку античная традиция, упоминающая о древнейших событиях

скифской истории, как правило, знает их просто как «скифов». Успехи скифов в

борьбе с киммерийцами показывают, что скифское объединение уже на заре

своей истории было достаточно сильным и консолидированным, как это обыч-

но бывало с кочевниками накануне и в процессе их экспансии.

На юге Восточной Европы скифы застали киммерийцев, также переходив-

ших к номадизму и в культурном отношении ничем не уступавших своим бу-

дущим победителям [Иессен, 1954, стр. 130]. Судя по памятникам типа Черно-

горовки — Новочеркасского клада, по крайней мере часть которых принадле-

жала киммерийцам, их общество было достаточно дифференцированным в

имущественном и социальном отношени-

214

ях [Лесков, 1971, стр. 90]. Киммерийцы, по мнению Б. Н. Гра-кова, подтвер-

дившемуся археологическими открытиями последних лет, были конными вои-

нами, способными совершать далекие походы [Граков, 1947, стр. 17—18; Те-

реножкин, 1972; Лесков, 1974].

Древнейшая греческая традиция и некоторые археологические данные по-

зволяют датировать эти походы началом I тысячелетия до н. э., может быть,

даже концом II тысячелетия до н. э. [Златковская, 1961, стр. 88—91; Лесков,

1974]. Вероятно, уже киммерийцы оказывали давление на земледельческое на-

селение лесостепи, на южной окраине которой неукрепленные поселения в

чернолесское время гибнут в огне или сменяются городищами [Тереножкин,

1961, стр. 12 и сл.; Лесков, 1974].

В то же время, если видеть зерно истины в переданной Геродотом легенде о

появлении скифов в Северном Причерноморье, в киммерийском обществе на-

блюдалось еще много архаических черт. Киммерийские басилевсы были не

столько царями, сколько племенными предводителями (показательно уже то,

что их много). В критический момент рядовые члены общества обладали ре-

шающим голосом в общественных делах, и басилевсы не могли принудить их

следовать за собой [противоположное мнение см.: Смирнов А. П., 1966,. стр.

36—37]. Даже впоследствии, в Передней Азии, киммерийцы действуют раз-

розненно и несогласованно.

М. И. Ростовцев видел в легендарном конфликте внутри· киммерийского

общества отражение борьбы между киммерийской дружиной (царями) и наро-

дом (покоренным населением) [Ростовцев, 1918, стр. 28]. Но разноэтничность

населения Северного Причерноморья в киммерийское время сейчас представ-

ляется маловероятной. В целом правы те исследователи, которые полагают, что

в стадиальном отношении киммерийцы находились на заключительном этапе

истории первобытного общества [Граков, 1947, стр. 17—18; Граков, 1954, стр.

12; Граков, 1971, стр. 24; Крушкол, 1952, стр. 101; Смирнов А. П., 1966, стр.

28].

Приблизительно на том же уровне развития должны: были находиться и

скифы

. Успех в борьбе им могли обеспечить только преимущества в органи-

зации, может быть, даже отсутствие единства среди киммерийских племен.

Первый исторически засвидетельствованный этап скифского продвижения в

Европу, который, очевидно, надо датировать временем не позднее первой по-

ловины VIII в. дон. э., связан с районами Нижнего Дона и Предкавказья.

По-видимому, именно там скифы встретили наиболее серьезное со-

противление. А. М. Лесков, принявший мою реконструкцию начального этапа

скифской истории, полагает, что археологическим отражением этих событий

являются распростране-

215

ние в предкавказских степях поволжского варианта поздне-срубной культуры в

середине IX в. до н. э. и вытеснение оттуда киммерийцев на правобережье До-

на, где последние оставили памятники кобяковского типа [Лесков, 1974].

Очевидно, там же, в Предкавказье и Нижнем Подонье, после победы скифов

произошло некоторое переоформление скифской общественной структуры.

Если я правильно интерпретирую смысл скифской этногонической легенды, то

версия Диодора, определенно связанная с Нижним Доном — Приазовьем —

Предкавказьем, свидетельствует о включении остатков побежденных в скиф-

ское объединение с последующим генеалогическим осмыслением этого собы-

тия. Одного-двух поколений оказалось достаточно, чтобы побежденные сра-

жались в рядах победителей против своих же сородичей. Удивляться этому не

приходится. В эпоху Чингисхана то же самое происходило при жизни одного

поколения. Впрочем, приписывать киммерийцам развитое сознание общеэтни-

ческого единства — значит заниматься ненужной модернизацией.

Киммерийцы, очевидно, двигались в Переднюю Азию двумя путями: через

Кавказ и Балканы с Малой Азией, причем через последние в союзе с фракий-

скими племенами треров [Златковская, 1961, стр. 90—91; Артамонов, 1971,

стр. 46]. Впрочем, походы киммерийцев, а возможно, и их переселение нача-

лись еще до того, как с востока усилилось давление скифов. Как бы то ни было,

но между двумя волнами киммерийского движения не видно никакой связи, за

исключением общей скифской угрозы. Даже если когда-либо и существовало

объединение, включавшее все или большинство киммерийских племен, оно

должно было распасться уже после первого серьезного удара, нанесенного ему

скифами, т. е. после их утверждения на Нижнем Дону и в Предкавказье.

Возможно, дальнейшее продвижение скифов в Северном Причерноморье

совершалось не столь насильственным путем. Часть киммерийцев могла к

этому времени откочевать в Переднюю Азию, часть — подчиниться без кро-

вопролитной борьбы. Может быть, поэтому возникли предания о том, что они

покинули родину, не вступая в борьбу со скифами, и собственно скифская

версия этногонической легенды в передаче Геродота подтверждает такое

предположение.

Скифское объединение в Северном Причерноморье, предположительно ут-

вердившееся там не позднее второй половины VIII в. до н. э., безусловно

включало в свой состав и киммерийцев. Б. Н. Граков и А. И. Мелюкова правы,

полагая, что образование новой этнической общности скифов должно было

вполне закончиться к началу VII в. до н. э. [Граков и Мелюкова, 1954, стр. 49].

Близость языка и куль-

216

туры победителей и побежденных облегчала слияние. Вопреки мнению Г. Ню-

берга [Nyberg, 1938, стр. 253], иранцами, очевидно, были как завоеватели, так и

завоеванные. Не исключено, что именно с этого времени идет различие между

царскими скифами (собственно скифами) и скифами-кочевниками (которые по

происхождению могли быть киммерийцами).

Какие-то формы межплеменного господства и подчинения, вероятно, суще-

ствовали в скифском объединении уже в VIII—VII вв. до н. э. Можно ли счи-

тать его государством? Такое предположение в 30-х годах высказал С. П. Тол-

стов рассматривавший войну скифов с киммерийцами как рубеж, отделявший

доклассовое общество от классового [Толстов, 1934, стр. 168]. Но согласиться с

ним трудно.

Скифское объединение VIII — начала VII в. до н. э. по своему составу было

преимущественно кочевым. Оседлая жизнь в степи в это время заглохла. На

сколько-нибудь прочное подчинение земледельцев лесостепи нет намеков ни в

письменных источниках, ни в археологических. Единственное, что можно

предполагать, это набеги, отчасти, вероятно, продолжавшие киммерийскую

традицию. Подчиненное киммерийское население было инкорпорировано в со-

став скифского объединения. В таких условиях неоткуда было взяться ста-

бильному источнику прибавочного продукта, который необходим для возник-

новения государства. Очевидно, именно поиски источника прибавочного про-

дукта и являлись одной из причин, обративших внимание скифов на Переднюю

Азию.

Скифское кочевое объединение VIII — начала VII в. до н. э., вероятно, не

очень отличалось от объединения хунну в момент прихода к власти Мо-

дэ-шаньюя и многих других аналогичных объединений кочевников в древности

и средневековье. Условно этот тип объединений можно называть воен-

но-иерархическим, потому что социальная стратификация в них зашла уже до-

вольно далеко и основная масса рядовых членов общества была отстранена от

руководства общественной жизнью. В то же время отношения эксплуатации в

них не были превалирующими, а развитие внешней эксплуатации тормозилось

отсутствием зависимого земледельческого и городского населения. Поэтому их

нельзя считать государственными образованиями, пусть даже примитивными.

Подобные объединения создавались ради внешней экспансии и в ходе такой

экспансии, и от ее дальнейшего успеха зависела их трансформация и сама

судьба. Таким представляется скифское объединение к моменту, когда асси-

рийские владыки обнаружили в Передней Азии новую силу — северных вар-

варов «шкуда».

217

Скифы в Передней Азии

Скифы впервые появляются в поле зрения ассирийцев, во всяком случае

под своим собственным именем ашкуза, иш-куза или шкуда, в 70-х годах VII в.

до н. э., когда они под предводительством Ишпакая выступают против Асси-

рии

[Дьяконов И. М, 1951, № 68; Дьяконов И. М., 1956, стр. 245—246, 265].

Источники позволяют локализовать их в это время на территории Манну в ка-

честве союзников последней [Дьяконов И. М., 1951, № 68; Дьяконов И. M.,

1956, стр. 264—265; Пиотровский, 1959, стр. 235; Wiseman, 1958, стр. 10].

Важно отметить, что в запросах Асархаддона скифы упоминаются только как

этнос или как войско, но не как население какой-либо определенной страны.

Следующий этап пребывания скифов в Передней Азии, который,

по-видимому, также начался в 70-х годах VII в. до н. э. [Дьяконов И. М., 1956,

стр. 260, 272—273; Sulimirski, 1954, стр. 294; Cavaignac, 1957, стр. 29; Cavaig-

nac, 1961, стр. 158—162], связан с именем Партатуа ( = Прототию Геродота).

Один из запросов Асархаддона к оракулу бога Шамаша дает косвенное пред-

ставление о силе Партатуа, с которой Ассирия вынуждена была считаться са-

мым серьезным образом:

«Шамаш, великий владыка, на то, о чем я тебя вопрошаю, дай мне верный

ответ.

Партатуа, царь скифов (буквально „страны Ишкуза"), который сейчас

прислал [гонца] к Ашшурахиддине, царю Ассирии [в...] — если Ашшурахид-

дина, царь Ассирии, отдаст в жены Партатуе, царю скифов, дочь царя из „дома

воспитания" [...вступит ли] с ним Партатуа, царь скифов, [в союз], слово вер-

ное, мирное, [слово дружбы (?)] скажет ли Ашшурахиддине, царю Ассирии,

клятву верности Ашшурахиддине, царю Ассирии, будет ли выполнять, поис-

тине — твоя великая »божественность знает» [Дьяконов И. М., 1961, № 68].

Приведенный источник позволяет не согласиться с мнением В. Б. Вино-

градова, который усматривает в действиях Ишпакая и Партатуа лишь эпизо-

дические, рекогносцировочные акции северных кочевников непосредственно

из степей Северного Причерноморья [Виноградов, 1972, стр. 13].

Партатуа, очевидно, получил в жены дочь Асархаддона и заключил с ним

союз. В отличие от Ишпакая, которого ассирийские источники называют про-

сто «вождем», Партатуа именуется «царем» (sarru), причем определенной

страны [Дьяконов И. М., 1956, стр. 272]. С этого же времени впервые начинает

упоминаться Скифское царство в Передней Азии — Ашкуз или Ашкеназ. Точ-

ная локализация его в настоящее время невозможна. К тому же его грани-

цы едва ли были

218

постоянными. И. M. Дьяконов проводит их по более равнинным территориям

Куры в районе Кировабада до района севернее Урмии, например до гор Ка-

ра-даг и Савалан-даг [там же, стр. 281]. И. Алиев помещает Скифское царство

на территории Азербайджана [Алиев, 1960, стр. 230], Б. Б. Пиотровский — в

приурмийском районе [Пиотровский, 1959, стр. 245], а Р. Гиршман — в Атро-

патене [Ghirshman, 1954, стр. 98]. Э. Кавеньяк полагает, что в разное время оно

схватывало Сакасену, Каспиану, Северную Армению и Каппадокию [Cavaignac,

1961, стр. 156].

По-видимому, центр Скифского царства находился в Восточном Закавказье

— на территории современного Азербайджана с прилегающими к нему рай-

онами. Знаменитая Муганская степь с ее великолепными пастбищами привле-

кала кочевников и много позднее. Недаром Золотая Орда и государство Хула-

гуидов вели за Азербайджан длительные и ожесточенные войны.

Важно подчеркнуть, что мнение о недолгом пребывании скифов в Азербай-

джане [Халилов, 1971, стр. 187] не соответствует источникам. Напротив, скифы

укрепились там сравнительно надолго и достаточно прочно. Ликвидация цар-

ства Ашкуз (Ашкеназ) произошла только в первом десятилетии VI в. до н. э.

[Дьяконов И. М., 1956, стр. 246, 318; Белявский, 1964, стр. 125]. Еще около

594/593 г. до н. э. пророк Иеремия упоминает «царства Арарат, Минни и Аш-

кеназ» (Jerem., 50, 9). О длительности пребывания и господства скифов в Вос-

точном Закавказье свидетельствуют также данные топонимики. Страбон (XI, 8,

4) и Плиний (NH, VI, 29) знают здесь область Сакасену (΢αηαζδκδ, Sakasani).

Даже в более позднее время армянские источники зафиксировали в Восточном

Закавказье такие наименования, как Шакашен (Шикашен), Шикакар, Шаке

[Пиотровский, 1959, стр. 244].

Возможно, какие-то скифы жили в Азербайджане не только между 70-ми го-

дами VII и 90-ми годами VI в. до н. э., но и позднее. По Геродоту (III, 92), в

сатрапии Мидия помимо собственно мидян жили парикании и октокорибантии.

Последнее имя И. М. Дьяконов переводит как «острошапочные», а его носите-

лей отождествляет со скифами-шкуда [Дьяконов И. М., 1956, стр. 248—249,

292]. Сакесины (΢αηεζζκαζ) сражались в рядах мидян против Александра (А r r.,

Anab., III, 8, 4).

Правда, само наличие Скифского царства в Азербайджане признается не

всеми. Так, Дж. А. Халилов отрицает его на том основании, что предметы

«скифского» облика найдены в Азербайджане в незначительном количестве

[Халилов, 1971, стр. 187]

. Но этот факт еще ничего не доказывает. Удиви-

тельнее было бы, если бы дело обстояло иначе. Во-первых, скифы составля-

ли меньшинство по отношению к

219