Хачатурян Н.А. (ред.) Двор монарха в средневековой Европе: явление, модель, среда

Подождите немного. Документ загружается.

34 Н. Ф. Усков

Кочующие короли — 21

левской защиты (mundiburdium, defensio, tutio) и свободного

выбора аббата. Прежде всего статус имперского сообщала мо-

настырю привилегия защиты. Германский munt — защита, со-

ставлял основу отношений господства — подчинения.

Имен-

но эта привилегия ставила монастырь в зависимое положение

от династии. Материальной основой служения империи долж-

ны были стать обширные земельные владения и права, кото-

рые щедро передавались монастырям как Каролингами, так и

продолжавшими их традиции Оттонами и Салиями. Нередко за

этими дарениями стояли вполне практические соображения:

передав земли фиска в собственность монастырю, так сказать

освятив их, государи, контролировавшие выборы предстоятелей,

могли надеяться сохранить ресурсы и права короля на опре-

деленной территории от их узурпации местными династами.

Именно в эпоху Каролингов монастыри превращаются в круп-

нейших землевладельцев империи. Значительные имуществен-

ные ресурсы монастырей позволяли королям рассчитывать на

радушный прием в имперских обителях. Разумеется, не только

возможность кормления двигала государями, объезжавшими

крупнейшие аббатства своего королевства. Сам факт посеще-

ния прославленной обители, пребывание в среде монахов сле-

дует рассматривать как часть репрезентации королевской и

императорской власти, как важную составляющую идеологии

и практики властвования, начиная с эпохи Каролингов.

Стремление Каролингов отыскать некие особые идеоло-

гические аргументы, обосновывающие справедливость соб-

ственных притязаний на франкский престол, желание «скрасить

узурпацию» трона у династии Меровингов сообщили решаю-

щий импульс развитию новой концепции королевской влас-

ти.

В 751 г. Пипин, согласно анналам, был перед своим возве-

дением на трон в Суассоне помазан «рукою святой памяти Бо-

нифация архиепископа».

Помазание, прежде не известное

франкам, с одной стороны, ставило короля в ряд с ветхозавет-

ными царями, а с другой — символизировало божественное про-

исхождение его власти, снизошедшей на избранника в резуль-

тате магического обряда, церковного таинства так же, как по-

средством помазания нисходит на священнослужителя власть

вязать и разрешать.

Аббат Эхтернаха Гумберт (1028-1051) вручает кодекс императору

Генриху III (Perikopenbuch Heinrichs III. Fol. 125r; Эхтернах, между 1039

и 1043 гг.)

н Н. Ф. Усков

Сакрализация королевской власти служила не только

упрочению положения честолюбивого рода в конкретной по-

литической обстановке середины VIII в. В перспективе возник-

ший тогда образ правителя, обретая со временем все новые и

новые черты (увеличивая пропасть между «простым смерт-

ным» и государем), стал одним из важнейших инструментов

осуществления королевской власти, расширения и одновре-

менно внутренней консолидации франкской империи, во-

бравшей в себя разные этносы, культуры, сообщества, поли-

тические союзы, экономики.

Ключевую роль в оформлении новой идеологии сыграло

правление Карла Великого (768 — 814). В историографии пред-

почитают говорить с осторожностью о рецепции Каролингами

восточно-римской и в сущности античной традиции iereus kai

basileus — rex et sacerdos. Изредка встречающийся в западно-

европейских источниках VI — IX вв. титул rex et sacerdos служил

скорее прославлению добродетелей и благочестивых деяний

отдельных выдающихся государей, но не обоснованию тео-

кратической власти правителя вообще.

Павлин Аквилейский

весьма характерно описывал круг обязанностей Карла: «Следу-

ет просить миролюбивейшего государя нашего, чтобы он ради

Христа сражался при поддержке Господа за нас против види-

мых врагов, а мы за него, вымолив силу Господню, будем бороть-

ся духовным оружием против невидимых врагов... Пусть он, со-

страдающий, прощает пленникам, помогает угнетенным, растор-

гает давящие путы, да будет он утешением вдовам, облегчением

обездоленным, да будет он государем и отцом, да будет царем и

священником». Не о прерогативах государя в вопросах догма-

тики или церковной юрисдикции идет здесь речь. Милосердие,

покровительство слабым и защита Церкви от «видимых врагов»

дарует государю титул rex et sacerdos.

Особенно существенным для новой идеологии оказался

образ ветхозаветного Иосии, возникающий в программном до-

кументе Карла Великого, Admonitio gerieralis, которая в 789 г.

была написана Алкуином: «Мы читаем в книгах царств, с каким

старанием святой Иосия стремился с помощью поездок, улуч-

шений и наставлений вернуть пожалованное ему Богом царство

к почитанию истинного Бога (ad cultum veri Dei). Я, правда, не

Кочующие короли

хочу равнять себя с этим святым мужем, но все же в том и со-

стоит наша обязанность, чтобы мы следовали примеру святых,

в особенности же в объединении по возможности большего

числа людей в усердии к благой жизни во славу нашего Госпо-

да Иисуса Христа».

Благой государь несет ответственность перед Господом за

состояние cultus divinus во вверенной ему Богом стране, ибо от

этого прежде всего и зависит благополучие народа. Эта высшая

ответственность тем не менее не исключает сотрудничества с

пастырями Церкви, напротив, предполагает его. Admonitio

generalis как раз и обращена к «пастырям церквей Христовых,

правителям своих стад и светочам этого мира» в расчете на их

понимание и содействие трудам государя.

Синоды Карла Ве-

ликого, на которых присутствовали как графы, так и прелаты,

в том числе впервые аббаты имперских монастырей, решали

вопросы de statu verae religionis ас de utilitate et profectu Chris-

tianae plebis, иными словами, вопросы, относящиеся к духов-

по

Itml

ной и физической жизни «христианского народа».

Ответственность государя за состояние cultus divinus во

вверенной ему стране подразумевала исполнение пяти обязан-

ностей. Во-первых, правителю надлежало заботиться о распро-

странении христианской веры, уничтожении язычества. Во-

вторых, употребить свой меч при необходимости для защиты

церкви, defensio ecclesiae. Привилегии королевской защиты жа-

луются не только монастырям, но начиная с правления Людо-

вика Благочестивого и епископствам.

Под защитой государя

находится сам Апостольский Престол. В-третьих, государь дол-

жен распространять и защищать Закон от искажений и про-

фанации. В-четвертых, монарху следовало заботиться о восста-

новлении и убранстве храмов. Дарения церквям и монастырям,

основание новых храмов, обителей и епископств надлежит

рассматривать в контексте как раз этого представления.

Пре-

амбулы королевских дипломов или же 26 — 27 главы «Жизни

Карла» Эйнгарда, или помещенное там же знаменитое заве-

щание императора

— весьма красноречивые тому свиде-

тельства. Наконец, к добродетелям и обязанностям государя

относилась misericordia, проявлявшаяся в защите слабых и

угнетенных, заботе о вдовах, сиротах и нищих, что благодаря ело-

Н. Ф. Усков

вам Евангелия от Матфея (25, 35 — 37) рассматривалось как

жертва Богу, как sacrum commercium. Пожертвования церквям

и нищим стоят всегда в одном ряду, поскольку как в сознании

государей, так и теологов имущество церкви отождествлялось

с имуществом бедных — patrimoniae pauperum.

Правление Людовика Благочестивого (814 — 840) вносит

ряд новых акцентов в сложившуюся при Карле идеологию хри-

стианского государя. Примерно с 50-х гг. XX в. личность Людо-

вика, которая прежде вызывала у многих историков едва скры-

ваемое раздражение, все больше привлекает внимание иссле-

дователей. «Малое дитя великого императора», то ли Pius, то

ли Debonnaire, чрезмерное «благочестие» (читай «благодушие»)

которого якобы и погубило империю, сменил образ мудрого ре-

форматора, продолжателя дела Карла или даже революцион-

ного новатора, опередившего своего отца и само время.

Прежде всего в заслугу Людовику и его теологам ставит-

ся разработка идеи единства империи, получившей свое выра-

жение в Ordinatio imperii 817 г.

Идея единства империи

естественно вырастала из теологии.

Соответственно единство

понималось не только как политическое единство corpus Chris-

tianum в духе Ordinatio imperii 817 г., хотя уже такая unitas

imperii рассматривалась Людовиком как богоугодная, бого-

установленная и богохранимая: ее распад вследствие divisio

humana неизбежно вызовет гнев Господа.

Людовик и его са-

новники требовали единства внутреннего, что нашло выраже-

ние в унификации прежде всего церкви и монашества. Более

четко, чем при Карле, в правление Людовика формулируется

тезис о зависимости благополучия «христианского народа», res

publica, от состояния cultus divinus, которым, по словам био-

графа Людовика, Нитхарда, omnis ordo tuetur ас regitur.

Даль-

нейшее развитие этот сюжет получает с рецепцией в середине

IX в. Ареопагитик с характерным для них параллелизмом зем-

ной и небесной иерархий.

Хотя Астроном и утверждал, что Людовика «дела его

прославили не только королем, но скорее священником», импе-

ратор тем не менее не притязал на священническую власть.

По словам Людовика, персона монарха, осуществляющего по

воле Бога «попечение о его святой церкви и королевстве этом»

Кочующие короли — 43

(sanctae suae ecclesiae et regni huius curam), есть «средоточие

этого служения»(summa huius ministerii). Вместе с тем «боже-

ственной властью и человеческим установлением» ministerium

«разделен по частям, дабы всякий на своем месте и в своем

сословии имел собственную часть от нашего служения; отсюда

явствует, что я должен быть для всех вас увещевателем (ad-

monitor), а всем вам надлежит быть нашими помощниками

(adiutores)».

Спиритуализация королевской власти в корне изменила

судьбы монашества. Поступило ли монашество, которое в «зо-

лотой век» являлось «школой служения Господу», на «службу

империи», как считал К. 3. Франк?

На этот вопрос можно от-

ветить утвердительно только при одном условии: если отбро-

сить в сторону новоевропейское противопоставление мирско-

го и светского, никак не соответствующее каролингским пред-

ставлениям о populus Dei — populus Christianus или corpus

Christianum. В попечении о монашестве, в усилиях по его ре-

форме Каролинги, с одной стороны, реализовывали свои пред-

ставления об обязанностях христианского государя, исполня-

ли свой долг перед Богом, тем самым гарантировали благопо-

лучие вверенной им res publica. С другой стороны, монашество

в рамках corpus Christianum, словами Людовика Благочестиво-

го, держало «собственную часть от нашего служения», мона-

хи, как и все прочие ordines империи, являлись «помощника-

ми» государя в его делах. Мы видим их в кругу тех, кто вершит

судьбы империи, не только на соборах, но и среди ближайших

советников государей. Достаточно назвать здесь Смарагда,

аббата Сен-Мишеля под Верданом, автора важных трудов, по-

священных спиритуальности монашества, и одновременно со-

здателя первого каролингского зерцала государя, безусловно,

оказавшего сильное влияние на Людовика в бытность его еще

королем Аквитании.

Или — св. Бенедикта Анианского, бли-

жайшего советника императора в первые восемь лет его прав-

ления и идеолога масштабной реформы монашества и церкви,

которого Т. Ф. X. Нобл даже считал автором идеи единства им-

перии, будто бы выросшей из программы Бенедикта по унифи-

кации монашества.

Н. Ф. Усков

Империя и Санкт-Галлен

Как сами монахи воспринимали новые взаимоотношения

монастыря и королевской власти? Зададим этот вопрос санкт-

галленским писателям. В. Гец, исследовавший в духе «истории

идей» Gesta Karoli Ноткера Заики, обратил внимание на отчет-

ливо выраженное у поэта понимание своего монастыря как им-

перского аббатства и особую гордость, переживаемую монахом

по поводу такого статуса обители.

Так, Ноткер говорит о

«личной радости» (privatum gaudium) санкт-галленских мона-

хов, когда они получили от Людовика Немецкого привилегии

королевского покровительства, иммунитета й iuramentum со-

acticium, «вследствие особого его к нам благоволения».

В связи с имперским статусом аббатства специфическую

оценку обретает выдающаяся ученость братии, трактуемая

Ноткером как верность политике Карла Великого и Алкуина.

Почетное место, по словам Ноткера, Санкт-Галлен занимает и

в связи с литургической реформой Карла: римскую литургию

монастырь принял непосредственно из Меца, основного, бли-

жайшего к Каролингам, центра обновления литургии и церк-

ви.

Любопытно, как позднее тот же сюжет осмысляется у ис-

ториографа обители XI в. Эккехарда IV. Хронист сообщает, что

папа Адриан по просьбе Карла послал в Мец «двух [мужей], све-

дущих в римском распеве», а именно Петра и Романа. Петр сра-

зу отправился в Мец, а Роман еще в Альпах заболел и потому

решил задержаться в Санкт-Галлене. Вскоре сам император по-

велел ему оставаться в монастыре и наставлять санкт-галлен-

цев в своем искусстве. «Роман, — заключает Эккехард, — весь-

ма позаботился о том, чтобы доставить красу Римского престо-

ла (Romanae sedis honor) монастырю Св. Галла, будто бы таково

было веление неба, возвысить нас над Мецем».

Таким обра-

зом, Санкт-Галлен в изображении Эккехарда не только зани-

мает самостоятельное положение в рамках каролингской ли-

тургической реформы, без посредников, приобщившись «кра-

се Римского престола», но и превосходит сам Мец в литурги-

ческом искусстве.

Как свидетельство «монастырского сознания» Ноткера

В. Гец интерпретирует установленную поэтом зависимость

Кочующие короли — 44

между судьбой святых, почитавшихся в Санкт-Галлене, и бла-

гополучием меровингского государства. Причину гибели пос-

леднего Ноткер видел в преследовании королевой Брунхильдой

Колумбана, Галла и Дезидерия.

Вместе с тем, не отражало ли

это лишь один из аспектов монастырского самосознания, а

именно ощущение взаимозависимости собственной, локальной,

истории и истории империи? Не было ли вообще возникнове-

ние в Санкт-Галлене столь обширного произведения, посвящен-

ного Карлу Великому, выражением своего рода «имперского

кругозора» монастыря, результатом осмысления статуса обите-

ли как привилегированного аббатства? Как известно, свой труд

Ноткер написал именно к приезду в аббатство Карла III в 883 г.

Давно замечено, что первые санкт-галленские историо-

графы, Ратперт, писавший свои Casus sancti Galli в 80-е гг. IX в.,

и его продолжатель Эккехард IV выделяли в качестве вех исто-

рии обители визиты королей и императоров. Для Ратперта по-

сещение Санкт-Галлена в 883 г. императором Карлом III пред-

ставляется кульминацией описанной им с юридической дотош-

ностью истории обретения и утверждения привилегированно-

го статуса обители. Хроника же Эккехарда IV заканчивается

визитом Оттонов в 972 г., символизирующим примирение и воз-

вращение императорского расположения аббатству.

В Гоц-

бертовых «Чудесах св. Галла» начало «монашеской жизни в ки-

новии св. Галла» непосредственно связывается с визитом в оби-

тель Карломанна, который «слышал, какими знаками постоян-

ства в добродетелях Господь украсил это место ради заслуг

блаженного мужа [Галла]: «... Пусть и скудно богатство этого

места, — говорит Карломанн, — но ради заслуг блаженного

Галла широко известно оно своей громкой славой».

Ратперт

и Эккехард, повествуя о визитах императоров, всякий раз под-

черкивали «особое благоволение», привязанность венценос-

цев к монастырю Св. Галла. Так, заезжий монарх почитал за

высочайшую честь вступить в число духовных братьев обите-

ли (fratres conscripti), рассчитывая на заступничество монахов

и их небесных покровителей перед Богом. О Карле III вообще

сообщается, что он избрал св. Отмара своим личным патро-

ном.

В то же время короли и императоры ценили Санкт-Гал-

лен не только за святость патронов и братии, но и за необык-

- J Н. Ф. Усков

новенную мудрость, якобы присущую выходцам из обители.

Эккехард IV, например, утверждал устами св. Ульриха Аугсбург-

ского (как одного из подлинных приближенных Оттона I):

«Среди них (санкт-галленцев)... есть мужи,... известные само-

му королю и обласканные им. Это королевство не имеет со-

ветников более важных, чем они».

Соответственно, и импе-

раторы в изображении санкт-галленских историков не обхо-

дили монастырь своими заботами. Так, Оттон Великий торже-

ственно и «от всего сердца» (de intimo cordis) заявляет в Casus

s. Galli, «что скорее разобьет свою корону, нежели оставит мо-

нахов святого Галла без поддержки...»

Следует обратить внимание также на другой аспект ос-

мысления санкт-галленцами имперского статуса своего аббат-

ства. По-видимому, не одно лишь увлечение античностью объяс-

няет то, что санкт-галленцы называли свой монастырь respublica

nostra, а наиболее почтенных братьев обители — senatus rei-

publicae nostrae, аббата же, соответственно, — princeps или

consul.

Все эти «государственные» ассоциации питались, как

кажется, ощущением себя liberi,

осознанием свободы святого

места, «защищенного от врагов»

и обладающего внутренней

самостоятельностью.

В изображении агиографов св. Галла святое место изна-

чально располагало таковой свободой: еще «король Зигиберт»

за чудо, явленное св. Галлом, передал с помощью специально-

го диплома (epistolam firmitatis, conscriptionem firmitatis)

эту келью Галлу, которой он отныне должен был обладать

per regiam auctoritatis.

Гоцберт в «Чудесах святого Галла» упо-

минал далее quidam Waltrammus, который к 719 г. владел пус-

тынью. Он и вверил (commendavit) «келью со всем к ней отно-

сящимся» Отмару, а затем вручил на правах собственности

(proprietatis iure) Карлу Мартеллу. Пипин же Короткий, соглас-

но Гоцбертовым «Чудесам св. Галла», превратил Санкт-Галлен

в имперский монастырь.

Так же, как внутренняя сфера жизни монастырской об-

щины регулируется апробированными отцами обычаими, ее

внешний статус определяют в терминологии Исидора Севиль-

ского «частные законы» (leges privatae) — королевские и им-

ператорские привилегии. В сознании санкт-галленских мона-

Кочующие короли

хов они являются гарантией идентичности монастыря его тра-

диции, гарантией уникальности обители Св. Галла, надежным

заслоном как против попыток унификации в рамках монастыр-

ских реформ, так и против притязаний епископства на якобы

изначальную «свободу» этого места. В то же время привиле-

гии — атрибут имперского статуса обители, который осозна-

ется монахами особо: служение империи — важная часть их

монашеского служения. Непосредственно по многочисленным

высказываниям санкт-галленских писателей мы видим отраже-

ние политики имперской церкви в сознании монахов. Новые

функции, которые обретает монашество в империи, оценива-

ются однозначно положительно, но, что самое важное, осо-

знаются как имманентные, как «свои». В этом контексте, на-

пример, понятно обращение аббата и общины Тегернзее к

императору Генриху III (1028—1056) как к «правителю мона-

хов» (monachorum gubernator).

Никакого противопоставления

монашества и мира в связи со служением империи мы не встре-

чаем, хотя в высокой монашеской литературе gloria mundi про-

должает осуждаться с не меньшей решительностью, чем у исто-

ков монашества.

Визиты государей в Санкт-Галлен IX-X вв.

Как уже было сказано, в санкт-галленской хронистике ви-

зиты государей подавались как вехи истории обители. Допод-

линно известно, что в рассматриваемый период монастырь по-

сетили Карл III, Конрад I и Оттон I. Вероятно, монастырь посе-

тил и Генрих I, однако в хронисте этот визит не находит под-

тверждения.

Кроме описаний, содержащихся в Casus sancti

Galli Ратперта и Эккехарда IV, особого внимания заслуживают

также susceptacula regum — приветственные стихи литургиче-

ского характера в адрес приезжающего в аббатство государя —

жанр, пользовавшийся в Санкт-Галлене IX — X вв. большой по-

пулярностью, собственно представляющий собой непремен-

ный компонент ритуала приема монарха.

Император Карл III посетил Санкт-Галлен в 883 г., возвра-

щаясь из Италии.

Согласно Ратперту, он был принят брати-

ей «с хвалитнами величайшей почтительности» (cum maxima

- J Н. Ф. Усков

laudum honorificientia) — единственный в своем роде предикат,

который Ратперт, часто описывавший прием других гостей в

обители, приберег именно для рассказа о визите государя.

Впервые в ряду аналогичных описаний у Ратперта указывает-

ся и срок пребывания высокого гостя в монастыре — 3 дня. Ха-

рактеристика этих дней насыщена у Ратперта производными

от слова «радость», «ликование» (laetitia): император оставил

монахов «радостными» (laetos) и «сам радостный уехал из мо-

настыря» (ipse quoque laetus de monasterio abscessit). Возмож-

но, Ратперт сознательно конкретизирует продолжительность

пребывания императора, дабы подчеркнуть материальную со-

стоятельность обители: ведь содержать государя и всю его сви-

ту, наверняка немаленькую, учитывая, что Карл совершал поход

в Италию, было под силу только богатому монастырю. Одно-

временно кормить гостей три дня — традиционное требование

законов гостеприимства. Других деталей лапидарная хроника

Ратперта не сообщает, всецело концентрируясь на важных для

хрониста аспектах урегулирования лично Карлом III правового

статуса обители. Ратперт особо подчеркивает важность персо-

нального присутствия государя в монастыре: «во всем он хотел

угодить монахам», не через своих посланцев, а «лично захотел

наши дела поправить и в своем присутствии разрешить» (per se

ipsum nostras causas maluit confirmare atque statuere praesens),

притом «постоянно внимая их [монахов] желанию» (statim...

eorum desiderium audiens). Наконец, государь становится сви-

детелем и высшей санкцией свободного выбора аббата, — пра-

во, за которое с середины VIII в. санкт-галленцы боролись с

епископом Констанцским.

Хотя хроника Эккехарда IV охватывает уже другой про-

межуток времени, Эккехард не проходит мимо визита Карла III,

что в очередной раз подчеркивает то важное место, которое в

представлениях санкт-галленцев занимало посещение обители

этим государем. У Эккехарда IV рассказ о визите Карла возни-

кает в рамках повествования о Ноткере Заике и в целом имеет

иной характер, нежели описание Ратперта.

Прежде всего Эк-

кехард подчеркивает ученость братии, что в рамках император-

ской политики имеет особое звучание. Воплощением лучших

качеств санкт-галленской братии и предстает Ноткер, с кото-

Кочующие короли

рым Карл якобы имел продолжительные беседы: «Прошлым

днем он (Ноткер. — Н. У.) дал подобающие ответы на вопросы,

интересовавшие Карла». Цель приезда императора описыва-

ется Эккехардом так: он прибыл в Санкт-Галлен «ради того,

чтобы по своему обыкновению оказывать братьям милости»

(ob caritates agendas fratribus, ut solebat). Как видим, Эккехард

И !

Надвратный зал аббатства Лорш (ок. 800 г.).

триумфальных ворот) предназначалась для

государя . ..-ц-, i .-..a. -.s =w»

Постройка (по образцу

торжественных въездов

-ч

Н. Ф. Усков

Кочующие короли — 39

подчеркивает, что «оказывать милости» в отношении санкт-гал-

ленцев было в обычае Карла, иными словами, с братией его к >

тому времени уже связывали длительные добрые отношения.

Соответственно политическая сторона визита императора обо-

значена у Эккехарда лапидарно — «сменив аббата» (abbate iam

mutate), зато подчеркивается важность совместной трапезы

монахов и государя, конституирующей новые отношения ду- "•

ховного братства между монахами и императором, который

становится frater conscriptus Санкт-Галлена.

Аналогичные мотивы встречаем в описании Эккехардом

другого визита государя, а именно посещения Санкт-Галлена

Конрадом I.

Эккехард подчеркивает, что король прибыл в аб- "

батство около полудня 26 декабря и провел там три ночи, а на

четвертый день «в ночи» (nocturnus) отбыл в Арбон. При этом

со слов Эккехарда удается реконструировать события только

двух дней. Считается, что Конрад провел в Санкт-Галлене 26 —

29 декабря 911 г.

Общая характеристика этого визита выра- '

жена у Эккехарда словом «веселье» (hilaritas), которое в трех

посвященных визиту главах в различных формах употреблено

четыре раза. Кроме того, дважды возникают производные от

синонимичных терминов gaudia и laetitia. Эккехард изобража-

ет визит Конрада как неожиданный, как спонтанное приглаше-

ние епископа Констанцского Саломона, одновременно аббата

Санкт-Галлена, у которого король гостил на Рождество, и спон-

танное же решение самого государя. Саломон расхваливал ве-

черние процессии (processiones vespertinas) в продолжении

трех праздничных дней в Санкт-Галлене, и государь решил на

эти процессии взглянуть.

Высоких гостей, судя по всему, было немало — «в сопро-

вождении епископов и прочей свиты достиг он нашего полу-

денного берега», т. е. южного берега Боденского озера, вблизи

которого находится Санкт-Галлен (cum episcopis et cetero comi-

tatu rex litus nostrum meridianus attigit). Часть пути была проде-

лана на «кораблях» (naves), — хотя бы и косвенное указание

на размеры свиты. Из дальнейшего следует, что помимо епис-

копа Констанцского Саломона короля сопровождал по мень-

шей мере еще один епископ, а в свите государя были также

танцоры и песняры — satirici и symphoniaci. Кроме того, нам

известно о присутствии двух королевских официалов — упра-

вителей Швабии (camere nuntii) — братьях Перхтольте и Эрхин-

гере. К святому Галлу гости прибыли «с плясками» (cum tri-

pudiis). Либо государя в дороге действительно развлекали

танцами упомянутые Эккехардом «сатирики», либо хронист

лишь стремится передать приподнятое и истинно царственное

настроение королевского кортежа.

На основании хроники Эккехарда удается вычленить

важнейшие, с его точки зрения, характеристики визита госу-

даря. Несмотря на внезапность, посетители были встречены

«вновь сочиненными хвалитнами», — уже известный нам эле-

мент приема государя в монастыре. Учитывая спонтанность

визита, маловероятно, что для короля специально составили

novi laudes. Скорее предположить, что монахи воспользовались

уже готовым репертуаром. Эккехард опускает некоторые по-

дробности приема государя: «Слишком долго рассказывать, с

какой приятностью он (король. — Н. У.) провел эти дни и ночи».

Из мероприятий, — по-видимому, тех самых, которые расхва-

ливал Саломон, — Эккехард упоминает только о процессии де-

тей — учеников монастырской школы. Состоялась эта процес-

сия на «день Младенца» — 26 декабря.

Другой важный элемент приема государя — общая тра-

пеза. Причем на первую из трапез Конрад входит с некоторым

опозданием, поскольку в хронике сказано, что монахи при его

появлении встали. Король сказал братьям «с великой радо-

стью»: «Теперь, хотите вы или нет, придется делиться с нами».

Вообще, как мы еще увидим, король у Эккехарда смеется мно-

го и охотно, — доходчивая метафора благорасположения к мо-

настырю Св. Галла. Декан, сидевший за столом аббата, хотел

было уступить королю место, но тот удержал его, сел рядом,

пододвинул к себе приготовленное для декана кушанье и, огля-

дев всех, вновь промолвил шутливым тоном: «Все же поделим

это». То, что король садится за стол аббата, не удивительно.

Этот стол был специально предназначен для гостей монас-

тыря. Из приближенных короля, как указывает Эккехард,

за трапезой присутствовали только два епископа — один из

них Саломон, епископ Констанцский и аббат Санкт-Галлена.

Король особенно беспокоился о том, чтобы ему и сопровож-

- J Н. Ф. Усков

давшим его епископам было принесено обычное монашеское

кушание — желание вполне естественное, если учитывать, что

Конрад собирался стать духовным собратом санкт-галленцев

(frater conscriptus). Чем питался государь, так и не ясно, по-

скольку пропет сетовал, что если бы тот приехал хотя бы завт-

ра, то ел бы и хлеб, и бобы. Скромность в быту — свидетель-

ство добродетельности братии.

Визуализации добродетелей братии призван служить и

другой эпизод. Еще перед трапезой Конрад, насладившись про-

цессией мальчиков — учеников монастырской школы, прика-

зал разбросать по полу церкви яблоки. Его приятно удивило,

что дети собирали фрукты не в спешке, расталкивая друг дру-

га, а сообразно существующей между ними иерархии. Дети

продолжили удивлять государя и в рефектории. Читавшие за

трапезой мальчики подходили затем к государю, и тот вкла-

дывал им в уста золотые монеты. Но один мальчик такую мо-

нету выплюнул. Конрад же сказал: «Если выживет, станет хо-

рошим монахом». После трапезы король много беседовал с бра-

тьями, что представляет собой еще одну важную характеристику

пребывания государя в монастыре, а именно наличие личных

контактов с монахами.

Затем Конрад, обещая щедро отблагодарить «сотрапезни-

ков» и заявив, что никогда «не ел с большей радостью», отпра-

вился к «своим». Понятно, что свита короля находилась в ка-

ком-то обособленном месте. Где именно, чем она занималась и

питалась, на основании рассказа Эккехарда судить непросто.

На санкт-галленском плане идеального монастыря (ок. 820 г.)

были предусмотрены как строение для паломников и нищих со

своей пивоварней и пекарней — у юго-западной стены монас-

тырской церкви, так и дом для приема гостей — у северо-за-

падной стены, тоже со своей обособленно стоящей пекарней и

пивоварней. В центре дома— трапезная. В нее попадают че-

рез прихожую (ingressus) в южной части здания, по обе сторо-

ны которой располагаются две продолговатые комнаты для

прислуги. Вдоль стен зала — скамьи и столы, а у восточной сте-

ны — два шкафа. В центре — очаг (locus foci) с открытым ды-

моходом, который одновременно служит для освещения поме-

щения, не имевшего окон. Из зала можно попасть в две про-

Кочующие короли

сторные отапливаемые комнаты с постелями (caminatae cum

lectis). К комнатам пристроены уборные, каждая из которых

имеет два отхожих места (necessaria). Оба помещения соответ-

ственно располагаются в восточной и западной частях построй-

ки. И в той и в другой предусмотрено по восемь кроватей и по

две печи. Северное крыло здания целиком отведено под ко-

нюшню со специально обозначенными стойлами. Отсюда ко-

ридор ведет в продолговатую пристройку— уборную с 17-ю

отхожими местами.

Не менее тщательно продумано и обособленное хозяй-

ственное здание, находящееся к западу от жилой постройки.

По обе стороны от прихожей, которая находится на востоке

(здание входом обращено к жилому дому), располагается «кух-

ня для гостей» и «сервировочная» (promptuarium). В центре —

продолговатая комната, часть которой отведена под пекарню с

печью и столами, а часть — под пивоварню со схематически

изображенным оборудованием. Из каждой половины этой ком-

наты можно попасть в два обособленных помещения на западе

здания — соответственно в комнату для замешивания теста и

для охлаждения пива.

Что-то подобное должно было иметься и в реальном Санкт-

Галлене, чтобы принять хотя бы ту свиту, которая умещалась

на нескольких кораблях. Из описаний Эккехарда можно понять

только, что эта свита отнюдь не представляла собой единого це-

лого. Так, два брата — королевские официалы в Швабии —

Перхтольт и Эрхингер «как князья питались за своим сто-

лом» — им отдельно Саломон приказал доставить дичь — мед-

ведя и оленя, пойманных его егерями.

Ранним утром следующего дня король пришел на капи-

тул братии, и здесь он был «всеми голосами и с охотой» сделан

духовным братом (omnium votis faventibus fit frater conscriptus).

Установление духовного братства между государем и монаха-

ми, таким образом — еще один элемент приема короля в оби-

тели. Сразу после описания капитула Эккехард начинает пе-

речислять обильные дары, преподнесенные королем монасты-

рю: серебро для каждого из братьев, три свободных от учебы

дня для учеников монастырской школы, украшение алтарей

церкви Св. Галла драгоценными покровами, наконец, подтверж-

.»« Н. Ф. У сков

Кочующие короли

-6

Царь Давид в окружении музыкантов и танцоров. Миниатюра из Зо-

лотой Псалтири Санкт-Галлена, изготовленной по распоряжению аб-

бата Саломона III (890-919) , .,.,•..;..,.. , , _

дение иммунитета обители. Дары и подтверждения привиле-

гий, таким образом, представляют очередную характеристику ви-

зита государя.

Для Конрада посещение Санкт-Галлена имело, по словам

Эккехарда, особый, своего рода семейный смысл: «Наконец,

вошел он в церковь Блаженного Отмара... — ведь это его [Кон-

рада] предки преследовали блаженного — и принес повинную

перед его алтарем так, как будто сам был причастен злодея-

нию».

В ознаменование покаяния король преподнес церкви

Св. Отмара покровы, золото и серебро, а также отписал владе-

ния фиска в деревне Штаммхайм, которая уже частично при-

надлежала монастырю. За счет этого подаяния Конрад, подчер-

кивая свой новый статус — frater conscriptus, — завещает мо-

нахам в продолжение недели «моего государя» св. Отмара кор-

миться также и в память о короле.

Из-за намерения короля уже в статусе брата «приправить

своим перцем наши бобы» мессу на алтаре Отмара отслужили

в спешке (aguntur celeres regi misse a fratribus). «Месса для ко-

роля» — безусловно такой же существенный элемент приема

государя, как и выделенные выше. Последовавшая затем тра-

пеза представляет собой полное и подчеркнутое отступление

от монастырского устава, являясь, собственно, пиром госуда-

ря, гостями на котором выступают монахи. Симптоматично, что

описание трапезы у Эккехарда рифмовано, что, по-видимому,

призвано передать торжественность момента.

Трапеза началась раньше положенного для приема пищи

времени. «Любовь, которая никогда не творит несправедливо-

сти, своевольно нарушила дисциплину», — оправдывается Эк-

кехард с очевидной ссылкой на Евангелие (1 Кор. 13, 4) и добав-

ляет, что никто из братии не осудил происходящего, хотя все

для монахов было в новинку. Никогда рефекторий не был пре-

исполнен запаха отменно приготовленных дичи и мяса. Вмес-

то обычного молчания братии и монотонного благочестивого

чтения — пляски королевских гистрионов (satirici) и песни му-

зыкантов (symphoniaci). «Среди шума и гама король взирает на

братьев преклонного возраста и смеется над их натянутыми ли-

цами— ведь им все это было непривычно». Вновь Эккехард

обращает наше внимание на смех короля.

Кочующие короли

Н. Ф. Усков

Расставание тем же вечером сопровождается обещаниями

государя и впредь не отказывать монастырю в своих милостях,

а также «полными слез хвалитнами его братьев». Таким обра-

зом, хвалитнами не только встречали, но и провожали государя.

В отличие от спонтанного посещения обители Конрадом I

визит Оттона Великого в интерпретации Эккехарда давно под-

готавливался — и это скорее всего соответствовало обычной

практике. Уже направляя в монастырь реформатора Сандрата

с поручением инспектировать Санкт-Галлен, Оттон говорит о

своем намерении лично и вместе с женой посетить обитель на

обратном пути из Италии.

Далее упомянуто о письме аббата

Оттону и его супруге в Саксонию с просьбой уточнить дату

прибытия и с разоблачениями злокозненного Сандрата.

От-

тон, убедившись в ошибочности своих намерений с помощью

Сандрата реформировать монастырь, собирается отправиться

туда «залечивать раны», нанесенные святому месту завистни-

ками.

Эту весть и привозит в обитель тот же гонец, кото-

рый до этого доставил королю письмо аббата. Таким образом,

визит королевской семьи в Санкт-Галлен представляет собой

счастливую развязку длинной истории несостоявшихся ре-

форм обители и одновременно является достойным финалом

всей хроники Эккехарда IV.

К приему государя тщательно готовятся: прежде всего

специально были сочинены многочисленные хвалитны, а так-

же, «как обычно», было «сделано множество дорогостоящих

трат» (rerum copiosa impendia).

Речь, по-видимому, идет о не-

малых затратах на запасы для приема значительного числа

людей, сопровождавших царственную семью. Впрочем, как

видно, эти траты были для монастыря не в новинку. Подобные

приготовления уже сделались рутинными. Согласно Эккехар-

ду, Оттон в сопровождении королевы Адельгейды, своего сына

Оттона, брата Бруно, архиепископа Кёльнского, зятя «герцога

Куно» (подразумевается Конрад Лотарингский), «епископов,

аббатов и мирян» прибыл 19 мая «в канун Вознесения, в день

святой девы Потенцианы.» В историографии, однако, визит да-

тируют 14 августа 972 г. Соответственно ни Бруно, который умер

в 956 г., ни Конрад Лотарингский, скончавшийся годом раньше,

в Санкт-Галлене быть не могли. Зато, вероятно, монастырь по-

сетила супруга Оттона II Феофано, Эккехардом не упомяну-

тая

Эккехард весьма детально описывает мизансцену приема

государя: «Явился Оттон Великий, ведомый под левую руку сво-

им братом Бруно, архиепископом Кёльнским, правой рукой

опирающийся на посох, тогда как. его сын вел мать, а когда брат

отошел в сторону для поцелуя руки, он остался стоять далеко

впереди других, словно лев перед прочими тварями, один в цен-

тре, подобно статуе, братья же выстроились прямыми рядами

в нефах церкви для исполнения хвалитн». Как и при описании

визита Конрада, для Эккехарда существенна демонстрация

дисциплины братии. Король нарочно уронил свой посох, но ни

один из монахов не шелохнулся, даже не поднял глаз.

После хвалитн король решил посетить claustrum — поме-

щение для монахов, закрытое для мирян, оговорившись, что с

ним из свиты пойдут лишь те, кому позволит аббат. Личная бе-

седа с братией и здесь является непременным атрибутом визи-

та государя. «Для лобызания» с Оттоном собрались декан и

другие «старшие» монахи. Этот особо эмоциональный способ

приветствия впервые возникает у Эккехарда в описании при-

ема государя.

Особо Оттон пожелал увидеться с Ноткером, некогда сво-

им лекарем, и велел сыну помочь уже престарелому и ослеп-

шему монаху подойти для приветствия. После чего сам повел

его в claustrum, где монаха приветствовали собравшиеся епис-

копы, аббаты и миряне. Тем временем Оттон II попросил абба-

та отпереть «хранилище» (armarium), что тот сделал с явной

неохотой и лишь после настойчивых просьб не грабить братию.

Но царственный гость, «выбрав несколько лучших книг, мно-

гие прихватил с собой, часть которых после, по просьбе Экке-

харда, вернул». Сцена, описаннная хронистом, — пусть и кос-

венное, но все же красноречивое свидетельство учености бра-

тии, обладающей столь привлекательным книжным собранием,

и одновременно неожиданная деталь, характеризующая прак-

тику государевых визитов в монастыри. На этом рассказ Экке-

харда IV, как собственно и сама хроника, обрывается.

Разумеется, описания визитов королей и императоров в

санкт-галленской хронистике всякий раз подчинены конкрет-