Гуревич П.С. Культурология

Подождите немного. Документ загружается.

индивида. Кроме того, опыт «общества потребления», подчеркивает он,

показал, что внедрение быт автомобиля, телефона, телевизора

способствовал изоляции индивидов друг от друга, а не их сближению. Да,

информатика позволяет людям уделять больше времени друг другу,

различным творческим увлечениям, занятиям спортом, общественной

деятельностью. «Однако путь, который приведет к этому, не без рытвин и

ухабов. Индивиду придется научиться жить в условиях возрастающей

сложности общества, принадлежать системе, которую ему будет все

труднее понимать».

Можно ли предвидеть результаты грандиозного технологического

переворота, который происходит в наши дни? Римский клуб, подготовивший

доклад на тему «Микроэлектроника и общество», сопроводил его подза-

головком «На радость и на горе». Исследователи отмечают, что ни одно

отдельно взятое изобретение или открытие со времен паровой машины не

оказало столь широкого воздействия на все секторы экономики: «Первая

промышленная революция в неслыханной степени умножила мускульные силы

человека и животных, занятых в производстве, вторая — подобным образом

расширит умственную способность в такой степени, которую мы сегодня

вряд ли способны предвидеть» .

Как будут складываться отношения между культурами в век

компьютеризации? На этот счет существуют разные точки зрения.

Развивающиеся страны опасаются, что распространение компьютеризации

вестернезирует их культуры. Видный американский социолог Олвин Тоффлер

придерживается противоположного мнения. «По мере того, как компьютеры

распространяются в Азии, по мере того, как китайцы (и китайцы,

проживающие за пределами Китая) развивают свои собственные

речеразличающие системы, способные обрабатывать их идеографический

язык, по мере того, как спутники передают информацию через прежде

изолированные районы Тихого океана, по мере того, как дипломированные

специалисты Индии или Сингапура создают программы для компьютеров в

Манхэттене или Миннеаполисе, мы, вероятно, можем также стать

свидетелями мощного потока финансовых, культурных и прочих влияний

Востока на Запад».

Разработка культурфилософской теории требует переоценки

многочисленных источников, которые в течение длительного времени

находились под спудом или толковались превратно. О мировом искусстве,

его жанрах и этапах развития написано множество книг. Однако вряд ли

может считать себя образованньм тот, кто не знаком с произведениями

рьщающегося философа и историка Ипполита ТэСочинения этого автора,

изданные на русском языке несколько десятилетий назад, давно стали

библиографической редкостью. Между тем, в наши дни обостренного

интереса феноменологии культуры настало время для пытливого и

внимательного чтения работ ТэНаряду с трудами Георга Брандеса и

Александра Веселовского эта книга составляет классику

культурфилософской и искусствоведческой мысли.

Одухотворяющей работе ума, вошедшего в глубину тэновского анализа,

мешают многочисленные идеологизированные комментарии, которые

подстерегают читателя повсюду — в виде предисловий к прежним изданиям,

свежих энциклопедических статей и развернутых искусствоведческих эссе.

Тэн — едва ли не чемпион по ярлычкам. Ему инкриминируется позитивизм,

биологизму эклектизм. Многие современные работы о Тэне состоят из

одних изобличений, бесконечные «измы», как шутили Ильф и Петров, что-

то вроде стригущего лишая.

Парадоксально, но насквозь пропитанный «дурной методологией,

зараженный биологизаторством и психологизаторством, Тэн тем не менее

создал произведения, которые почти не имеют себе аналогов по

универсальности захвата материала, исследовательского кругозора и

строгой фактичности. Данные, приведенные ученым, можно не проверять,

теоретическая добросовестность философа не нуждается в рекомендациях.

Идет ли речь о средневековой цивилизации в готической архитектуре,

великих художниках Возрождения или родстве греков и латинян, сравнении

лирической поэзии греков с поэзией современных народов типах

реалистической или комической литературы, — в работах Тэна нет

приблизительных или неточных деталей, нет поверхностных оценок,

Следует, судя по всему, сменить нашу оценочную оптику и без убогих

предрассуждений обратиться щедрой мозаике фактов, проницательных

наблюдений тонких постижений и выводов, которые позволяют воссоздать

силуэты культурных эпох. Когда Тэн сравнивает эпохи расцвета или эпохи

упадка, он не ограничивается двумя-тремя иллюстрациями. Исследователь

толкует о литературе, музыке, скульптуре, живописи. Он вводит нас в

мир культурных феноменов разного ранга и разного смысла.

Ни одно из философских направлений не обладает статусом

непогрешимости. Каждое из них не более, чем предельное обнаружение

того потенциала, которым обладает конкретная мировоззренческая

установка. Позитивизм сегодня во многом выглядит анахронизмом. Бурное

разрастание гуманитарного, антропологического, собственно

культурологического знания лишает привлекательности идею строгого

естественнонаучного мышления. Да и сама наука все чаще рассматривается

лишь как специфическая форма организации духовного опыта.

И все-таки мысль о возможных междисциплинарных постижениях объекта

не утрачивает своей значимости. Глубинное знание мыслится как итог

многофакторного, разностороннего подхода к проблемам. В соответствии с

позитивистской установкой Г.Брандес, А.Веселовский, И.Тэн отдают

предпочтение факту. У нас, воспитанных в иной методологии, это рождает

психологическую дискомфортность. Нам, разумеется, милее тенденции и

оценки, нежели выверенная конкретность культурных феноменов во всем их

многообразии и самобытности.

Отчего без изобличения и без пафоса? Почему спокойное величавое

восхождение от эпохи к эпохе? Зачем это ботанически дотошное, почти

естественнонаучное перечисление? Но вот по здравому размышлению

улавливаем: за минувшие десятилетия преобразились оценки, сменились

пристрастия. Что же осталось нетронутым? Верховенство его величества

Факта. Да, такими были, можно полагать, древние живописцы Помпеи и

Равенны. Тождествен классический стиль при Людовике XIV. Узнаваемы

статуи на гробнице Медичи. Живое тело, запечатленное на полотне, дов-

леет себе. Живописцы-реалисты в Италии схожи с анатомами. Конкретны и

выразительны символические и мистические школы в той же стране.

Факт предельно значим, когда речь идет о культурно-исторической

школе, поскольку именно разносторонней фактуры не хватает многим

«всеобщим историям искусств». Однако примеры вовсе не представлены ис-

следователями в обособицу, точно из гербария. Они все-таки, тяготея к

событийности, выражают ее стремление воскресить образ культурной

эпохи, передают ее аромат и неповторимость. Произведение искусства, по

мысли французского искусствоведа, не есть нечто единичное, отдельное.

Картина, трагедия, статуя — непременная часть целого. Речь идет не

только о творчестве художника, которое выражает единство стиля.

Воссоздается акустика времени. Рельефной, исторически конкретной

оказывается общественная обстановка.

И все-таки как с точки зрения общей культурологии расценить,

скажем, предлагаемые лекции И.Тэна? Одно дело, когда он рассказывает о

гимнастике во времена Гомера или о малых фламандцах. Другое, когда он

рассуждает о типологии искусств. Третье, когда заявляет, что

буквальное подражание не является целью искусства. Фактограф,

аналитик, эксперт. Чему же довериться? Ведь, кроме регистрации фактов,

в лекциях немало теоретических рассуждений, обобщающих соображений.

Неужели нет иной путеводной нити, кроме позитивистской? .

Время расставляет собственные акценты. Наивно сегодня кроить

философию по меркам точной науки Не вполне разумно отождествлять

философию со своеобразной ботаникой: у нее совсем иное предназначение.

Однако идеал строгой рациональности сохраняет свое значение и в наши

дни, в том числе и в культурфилософии. Если говорить об общей направ-

ленности тэновских экспертиз, то они ближе всего по своему духу к

современным попыткам раскрыть коллективную ментальность, то есть

передать исходные типы мышления, господствующие в конкретном обществе,

особенности душевного склада людей, психологические черты эпохи.

Раскрывая собственный вариант философии истории и искусства, Тэн

выдвинул понятие «основной характер» (предвестие последующих формул в

философии — «национальный характер», «социальный характер»). Имелся в

виду главенствующий тип человека,: который появляется в конкретном

обществе и затем воспроизводится в искусстве. Стало быть, исследова -

теля интересовал не общий план истории, не анонимные социальные

структуры, а именно всечеловеческое, как оно проявляется в разное

историческое время.

На содержание антропологически трактованного характера, по Тэну,

оказывают воздействие три фактора — раса, то есть наследственные

свойства, среда момент, проще говоря, историческая эпоха. Если этом

перечислении недостает классового подхода, т напомним, что плоского

социологизма в искусствоведения и культурологии более чем достаточно.

Ведь только мнилось, что обостренный интерес к живому телу или смену

стилей можно легко объяснить неожиданно рожденными общественными

интересами.

Мысль Тэна глубже, поскольку многие процессы в культуре возникают

вообще на уровне коллективного бессознательного. Мы не знаем,

например, кто является автором тех или иных традиций, идущих из глуби-

ны веков. Культурные феномены нередко восходят к глубинам психики.

Национальные, расовые компоненты чрезвычайно важны в той же мере, как

и общесоциологические факторы. Кроме расовой принадлежности и

существующих исторических условий, Тэн весьма большое значение

придавал понятию среды, то есть психического, духовного, культурного,

социального окружения. Весьма значимыми оказывались «моральная

температура» или «состояние умов и нравов»; мы, возможно, сказали бы

сегодня — ценностные предпочтения людей.

Разумеется, психологические процессы не следует сводить к

физиологическим реакциям. Однако целесообразно ли естественную

органику изгонять из «наук о духе»? Создавая типологию искусств, Тэн

опирался на теорию аналогий, усматривая определенные прототипы

собственных классификаций в тех условиях, с помощью которых Жофруа

Сент Илер объяснил строение животных, а Гете — морфологию растений.

Означает ли это, что французский исследователь не видит различия между

биологическим и социальным? Такой вывод был бы поспешным и

тенденциозным. Изучая социум, важно, конечно, видеть его специфику. Но

разве неразумно прослеживать в обществе те же закономерности, которые

обнаруживаются в природе?

После неокантианцев «науки о природе» традиционно противопоставляют

«наукам о духе». Величие естественных наук, как подчеркивал

Э.Гуссерль, состоит в том, что они не довольствуются эмпиризмом. Что

касается человеческой духовности, то она опирается на человеческую

природу. Духовная жизнь человека укоренена в его телесности, а каждая

человеческая общность — в телесности конкретных людей, которые

являются членами этой общности. Феноменолог прав: историк не может

рассматривать историю Древней Греции, не принимая во внимание

физической географии Древней Греции, не может изучить ее архитектуру

без учета строительных материалов . Тэну это было бы предельно ясно.

Культуроведение (культурология) — интегральное выражение

гуманитарного знания. Но как его расшифровать? Можно представить себе

эту дисциплину как воспроизведение, описание и анализ фактов худо-

жественной культуры. В этом смысле новую науку отождествляют с

историей человеческого творчества, летописью мировой культуры. Вот,

скажем, Освальд, Шпенглер описывает феномены египетской культуры.

«Египтяне же, — пишет он, — прочно сохранявшие свое прошлое в памяти,

в камне и иероглифах, так что мы сегодня, по прошествии четырех

тысячелетий, можем d точностью определить годы правления их царей,

увековечивали также их тела; благодаря этому великие фараоны — символ

потрясающего величия — и теперь лежат в наших музеях с прекрасно

сохранившимися чертами лица, тогда как от царей дорийского времени t.

сохранилось даже имен. Мы точно знаем день рожден» и смерти почти всех

великих людей со времени Да Это кажется нам само собой разумеющимся».

Что такое культуроведение?

Однако культурных феноменов — велико множество. Их объединяют

художественные стили Вот австрийский искусствовед и философ культуры

Ганс Зедльмайр в книге «Утрата середины» пишет «Иератическое романское

искусство смотрит на вещи «надмирным оком», и ему грозит оцепенение,

подобие тому, как монотонная молитва может превратиться бессмысленное

бормотание. Готика и Ренессанс-барокко живут всеми своими чувствами,

совокупно участвующими в постижении возвышенной реальности.» Опасность

иератических эпох — мумифицированность, схематизм; опасность готики —

красивость, игрушечность, «фотографичность» в изображении

человеческого тела, а также сухость, доктринерство, истонченность».

Может быть, культуроведение призвано анализировать феномены

искусства? Вот французский исследователь Ипполит Тэн толкует

скульптуру: «Глядя и Сивилл и на Добродетели Рафаэля, на

микеланджеловых Адамов и Ев, мы невольно мыслим о героических или

светлых фигурах первобытного человечества, о т девах, дочерях земли и

рек, которых большие глаза впервые отражали в себе лазурь родного

неба, о богатырях, которые дущили хищных львов собственными руками.

После такого зрелища мы готовы думать, что дел наше теперь покончено,

что выше этого мы уже ничего не найдем... Венера Милосская, мраморы

Парфенона, голова царственной Юноны покажут нам природу более высокую

и чистую...»

Может быть, культуроведение — это и есть сравнительные биографии

великих стилей? О том, чтобы написать такую историю, мечтал О.

Шпенглер. Однако разве культура распадается на множество относительно

целостных тенденций, стилей? Она сохраняет и собственный синкретизм.

Задача культуроведения, стало быть, не исчерпывается анализом

различных культурных эпох. Она пытается осмыслить закономерности

культурного процесса. Что такое культура как феномен? Как она

соотносится с природой? Что обусловливает социодинамику? Можно ли

выстроить иерархию культур? Каковы связи между культурой и

цивилизацией? Возможна ли общепланетарная культура?

В этом смысле культуроведение — это систематизированное знание о

культуре как специфическом и уникальном феномене. Речь, стало быть,

может идти не о нанизывании различных святынь и символов культуры,

которые рождались в разные эпохи. Такой вариант культурологии можно

вычитать в романе Германа Гессе «Игра в бисер». «Мастера игры в бисер»

используют в качестве фигур не шахматы и шашки, а теоремы геометрии,

библейские заповеди, политические принципы, музыкальные темы и формы,

литературных персонажей и мифических героев».

Во втором значении культуроведение — это теория культуры. Она

становится объектом научного постижения как некий самобытный и

универсальный феномен. В самом деле, нет такого народа на земле, кото-

рый не создал бы своего варианта культуры. Стало быть, за множеством

локальных культур следует разглядеть общий процесс, без которого

невозможны культурно-исторические типы. На этой мысли настаивал

русский философ В.С.Соловьев.

Но возможен и третий вариант культуроведения. Оно может быть

осмыслено как междисциплинарная метатеория. Иначе говоря, через

культуру, которая обеспечивает глубокое погружение в мир психологии

людей и народов, можно показать действие механизмов истории,

сокровенные тайны человеческого бытия, приоткрыть завесу над

совокупным творчеством людского рода.

В этом случае именно культура, а не идеолог экономика или политика

окажется эвристическим средством постижения мира. Обратимся к

иллюстрациям. Античная культура достигла огромных высот. уж

человеческий дух поднялся к столь блистательным вершинам, что может

нарушить плавный и глубинный расцвет культуры. Но вот произошло

падение Рима древнего мира. Можно, разумеется, предложить простейшее

объяснение. Это произошло из-за нашествия варваров. Но отчего цитадель

не устояла? Почему варваризация оказалась столь губительным фактором?

Возможно, разумеется, и иное объяснение. Изжили себя формы

собственности, которые были распространены в античности. Рождалась

другая эпоха хозяйственного устройства. Но так ли всесильны механизмы»

экономики? Действительно ли они способны радикально преобразовать

культурный уклад? Неужели сама культура должна пасть, чтобы открыть

шлю для нового исторического творчества? Можно ли r латать, что в

формах экономических отношений гнездится зерно будущих культурных

нововведений?

Попробуем взглянуть на ситуацию через культур ведение. «Но вместе с

тем это падение в свете истории нашего времени учит нас не только о

смертно культуры, не только о том, что культура переживает моменты

зарождения, расцвета и умирание, но так и о том, что культура есть

начало вечности».

Наверное, глубоко прав Н.А.Бердяев: чтобы по» культуру, нужно

рассматривать ее динамически и проникнуть в ее роковую диалектику.

Здесь рождаются откровения, выходящие за рамки узкой культурологии.

Оказывается, к примеру, что в прямолинейные учения о прогрессе никуда

не годятся не выдерживают никакой критики. Возникают и не

общеисторические прозрения: возможно, были такие лики культуры, по

сравнению с которыми последующие времена обозначают лишь возврат к

прошлому?

Еще иллюстрация. Многие исследователи пытал понять, почему именно в

Европе родился капитализм. Ответ на этот вопрос немецкому историку и

социологу пришлось искать в мире культуры. Он видел генезис

капитализма в протестантском этосе, особой настроенности людей.

Протестантский этос — это своеобразный комплекс ценностных, жизненных

и практических установок. Он возник в XVI в., кот, начался пересмотр

средневековой культуры в соответствии с потребностями нарождающейся

буржуазии.

М.Вебер оспорил привычные для нас положения Маркса о происхождении

капитализма как результате появления частной собственности. Чтобы

осознать ситуацию, которая сложилась сейчас в России, неплохо бы

обратить внимание на некоторые немарксистские ходы мысли, получившие

признание во всем мире. По мнению Вебера, чтобы понять, отчего

происходят общественные сдвиги, надо вообще выйти из сферы экономики и

политики в широкую сферу человеческих предпочтений, культурных

установок.

Попробуем вслед за Вебером разобраться: почему именно в Европе в

конкретный миг ее истории образовался капитализм? Оттого, что

появилась частная собственность? Ничуть не бывало: она существовала и

прежде. Сложился, наконец, рынок? Да это вообще древнейшее достояние

человечества. Может быть, широкое распространение банков, как в

современной России? Нет, нечто подобное существовало в Вавилоне,

Египте, в средиземноморских государствах далекого прошлого, средних

веков и нового времени. Однако этого не случилось.

Фактически для рождения капитализма недоставало только одного

компонента. Особой психологической настроенности людей и специфических

этических правил. Они-то как раз и родились вместе с протестантизмом,

с разновидностью христианства, которая возникла в период Реформации.

Нравственные предпочтения людей той поры, их жизненные правила

получили название — протестантский этос... У людей появились святыни,

которые определяли их повседневное поведение.

«Современный человек, дитя европейской культуры, — отмечает

М.Вебер, — неизбежно и с полным основанием рассматривает универсально-

исторические проблемы с вполне определенной точки зрения. Его

интересует прежде всего следующий вопрос: какое сцепление

обстоятельств привело к тому, что именно на Западе, и только здесь,

возникли такие явления культуры, которые развивались — по крайней

мере, как мы склонны предполагать — р направлении, получившем

универсальное значение».

Однако, в самом ли деле универсальное значение? Сегодня процесс

модернизации, то есть преобразования мира по западному образцу,

наиболее успешно проходит в Дальневосточном регионе, объединенном

общими цивилизационными чертами. Теперь уже об-Щепризнано, что

«экономическое чудо» сначала Японии, затем Южной Кореи, сегодня Китая

и других сопредельных обществ связано с конфуцианско-будциН скими

ценностями этих обществ, которые — в отличи от того, что только что

сказано вслед за Вебером -оказались отнюдь не противопоказаны

социальному} экономическому динамизму.

Означает ли это, что закономерности историческ процесса надо искать

не в культуре? Риккерт считал, Веберу удалось бы найти ответы на

многие вопро если бы он создал «генерализирующую науку о культ ре».

Вопросов для такой культурологии множество. «П чему только на Западе

еще за несколько столетий до н„ начался процесс возникновения

современной науки с специфическими особенностями — рациональным док

зательством в геометрии, математическим обоснован естествознания,

рациональным экспериментом, Праг тической историей и тл. и т.п.? Ведь

в древнем Вави не и Египте, в Индии и Китае также существов наука; она

накопила массу фактических наблюдений однако, была лишена указанных

особенностей, поя шихся отчасти в древней Грецид, а отчасти в эпоху

рождения. Как объяснить это?».

Скажем и о других жгучих современных проблем Американский политолог

Самуэль Хантингтон напс тал статью, которая сейчас обсуждается во всем

ми{ Исследователь полагает, что судьбы XXI века впрям) зависят от

культурологии. Грядет столкновение ций лизаций, которое будет

определять перспективы мщ Так ли это? Чтобы ответить на эти вопросы

(проблем столкновения цивилизаций в нашей книге посвящев специальная

глава), надо разобраться, что такое лизация, как она развивается, в

чем обнаружив механизмы культурной идентичности и т.д.

Диктат культурологии

Так что же — диктат культурологии? тим так: все многообразие

философских подходов окружающему миру может быть, как нам кажется, TI

пйлогизировано. В истории мировой философн можно проследить различные

мировоззренческие ус новки, в зависимости от того, какому феномену OTJ

ется безусловный приоритет: Богу, природе, социу логосу, человеку,

культуре. Религиозные философе» направления рассматривают в качестве

высшей цен ности — Бога. Это — теоцентризм. Логоцентрическая картина

мира связана с утверждением приоритета Логоса, который был назван В.

фон Вейцзеккером «рабовладельцем Запада». Истоки этого видения мира —

в античной философии. Теперь природоцентризм (кос-моцентризм).

Философы натуралистической ориентации исходят из культа природы,

космоса. Наконец, многие философы оценивают мир через человека, по-

лагая его главной ценностью мироздания.

В нашей работе мы, условно говоря, будем исходить из

культуроцентризма. Нам представляется важной попытка взглянуть на

историю через культуру, через совокупный духовный опыт человечества.

Такой подход позволит актуализировать многие философские и

социологические знания. Он не претендует на монополию, но стремится

выявить собственные эвристические ресурсы.

Литература

Аверкиева Ю.П. История теоретической мысли в американской этнографии. М.: 1979.

Актуальные проблемы этнографии и современная зарубежная наука. М.: 1979.

Арон Р. Этапы развития социологической мысли /Под ред. П.С.Гуревича М.: 1993.

Бенедикт Р. Образы культуры /Человек и социокультурная среда. М.: Вып.2. — 1992.

Введение в культурологию. — 4.1. М.: 1995. Гуревич П.С. Неповторимые грани

культуры /Человек и социо-пультурная среда. Вып.2. — М.: 1992.

Гуревич П.С. Невостребованный Диоген /Дружба народов: 1994. - № 1.

Левинас Э. Философское определение культуры. 4.1. — М.: 1988.

Лобкович Н. Философия и культура: перспективы /Общество и культура: Философское

осмысление культуры. — 4.1. — М.: 1988.

Орлова Э.А. Руководство по методологии культуро-антропологи-ческих исследований:

М.: 1991. Тайлор Э.Б. Первобытная культура. М.: 1989.

Вопросы для повторения

Что такое философия культуры? Почему Н.А.Бердяев считает философию самой

незащищенной

стороной культуры?

В чем различие между описательным и объяснительным понятиями культуры? Чем

занимается культурология? Как распознать жанр той или иной идеи?

Темы контрольных работ

Философия культуры как специфический раздел философии. Рождение культурфилософии в

XIX в. Метафизическое истолкование культуры. Культурфилософия и культурология.

Культура и социальная структура. Культура и природная среда. Методологические проблемы

культурной антропологии.

Глава III. Органика природы и техницизм

Вопрос о технике стал вопросом о человека и судьбе культуры. По

выражению Н.А. дяева, который в своем творчестве много внимая уделял

этим проблемам и является предшественник современного философского

анализа техники, техника это последняя любовь человека, и он готов

измем свой образ под влиянием предмета своей любви. Г что роисходит с

миром, питает эту новую веру че века. Дух в своем отношении к природе

обнарупоп разные формы, которые можно поставить в некий торический

рад. Эти вопросы рассматриваются в цепциях Бердяева, Льюиса Мамфорда.

Организм и организация

Н.А. Бердяев подчеркивает, что техш можно понимать в более широком

и более узк смысле. Techne значит и индустрия, и иcкуcc Technaxa

значит фабриковать, создавать с искусств Мы говорим не только о

технике экономической, и мышленной, военной, технике, связанной с

перед жением и комфортом жизни, но и о технике мьш ния, стихосложения,

живописи, танца, права, даже технике духовной жизни, мистического

пути. Так, : пример, йога есть своеобразная духовная техника. Т ника

повсюду учит достигать наибольшего результ при наименьшей затрате сил.

И такова особенно ника нашего технического экономического века.

В современной технике количественные достижения преобладают над

качественными, которые были свойственны технику-мастеру старых

культур. Шпенглер в книге «Человек и техника» определяет технику как

борьбу, а не орудие. Но, бесспорно, техника все1да есть средство,

орудие, а не цель. Не может быть технических целей жизни, цели же

жизни все1да лежат в другой области, в области духа. Средства жизни,

по мнению Бердяева, очень часто подменяют цели жизни.

Может ли техника относиться к жизни духа? По мнению Бердяева,

техника для ученого, делающего научные открытия, для инженеров,

делающих изобретения, может стать главным содержанием и целью жизни.

Но подмена целей жизни техническими средствами может означать умаление

и угашение духа. «техническое орудие по природе своей гетерогенно как

тому, кто им пользуется, так и тому, для чего им пользуются,

гетерогенно человеку, духу и смыслу». С этим связана роковая роль

господства техники в человеческой жизни. Одно из определений человека

как homo faber — существо, изготовляющее орудие, которое так

распространено в историях цивилизаций, уже свидетельствует о подмене

целей жизни средствами жизни. Техника обладает такой силой в нашем

мире совсем не потому, что она является верховной ценностью.

Н.А. Бердяев рассматривает в своей работе характерный парадокс: без

техники невозможна культура, с нею связано самое возникновение

культуры. В то же время окончательная победа техники в культуре,

вступление в техническую эпоху влечет культуру к гибели. Философ

выделяет в культуре два элемента: технический и природно-органический.

Окончательная победа первого над вторым означает перерождение культуры

во что-то иное, на культуру уже непохожее. Романтизм есть реакция

природно-органического элемента культуры против технического ее

элемента.

Русский философ устанавливает три стадии в истории человечества —

природно-органическую, культурную в собственном смысле и технически-

машинную. ому, по мысли Бердяева, соответствует различное отношение

духа к природе — погруженность духа в природу; выделение духа из

природы и образование особой сферы духовности; активное овладение

духом природы. Эти стадии скорее некие идеальные типы, нежели

хронологически зафиксированные стадии некоего процесса. «И человек

культуры все еще жил в природном мире, который не был сотворен

человеком, горый представлялся сотворенным ьогом. Он был связан с

землей, с растениями и животными. Огромную роль играла теллурическая

мистика, мистика земли. Известно, какое большое значение мели

pacтительные и животные религиозные культы» . Внутри природно-

органической стадии люди любили понимать культуру, государство, быт

органически,. по аналогии с живыми организмами. Процветание культур и

государств представлялось как бы раститель но-животным процессом.

Культура была полна симв лами, в ней было отображение неба в земных

форма даны были знаки иного мира в этом мире. Технике з чужда

символика, она реалистична, она ничего не от бражает, она создает

новую действительность, в неД все присутствует туг. Она отрывает

человека и от при роды и от миров иных..

Представляет огромный интерес различено Н.А. Бердяевым организма и

организации. Организ рождается из природной, космической жизни, и сам

рождает. Признак рождения есть признак органн ма. Организация же

совсем не рождается. Она создае ся активностью человека, она творится,

хотя творче во это и не есть высшая форма творчества. Орган» не есть

агрегат, он не составляется из частей, он лостен и целостным

рождается, в нем целое предше вует частям и присутствует в каждой

части. Организа растет, развивается.

Механизм, созданный организационным процес сом, по мысли Н.А.

Бердяева, составляется из частей он не может расти и развиваться, в

нем целое не при сутствует в частях и не предшествует частям. В орга

низме есть целесообразность, изначально ему прису щая, она

вкладывается в него Творцом или природе? она определяется господством

целого над частями.

В организации, по определению Н.А.Бердяева, есл целесообразность

совсем другого рода, она вкладываете в нее организатором извне.

Механизм составляется подчинением его определенной целью. Он не

рождаете с присущим ему замыслом. Часы действуют очень цел сообразно,

но эта целесообразность не в них, а в созда1 шем и заведшем их

человеке. Организованный механизм в своей целесообразности зависит от

организатора. Но 1 нем есть инерция, которая может действовать на орга

низатора и даже порабощать его себе.

По мнению Н.А.Бердяева, в истории были органи зеванные тела,

подобные жизни организмов. Так, пат риархальный строй, натуральное

хозяйство представлялись органическими и даже вечными в этой своей

органичности. Органический строй обычно казался созданным не

человеком, а или самой природой, или Творцом мира. Долгое время была

вера и существование вечного объективного порядка природы, с которым

должна быть согласована и которому должна быть подчинена жизнь

человека.

Природному придавался, по словам Н.А.Бердяева, как бы нормативный

характер. Согласие с природой представлялось и добрым и справедливым.

«Для древнего грека и для средневекового человека существовал

неизменный космос, иерархическая система, вечный ordo. Такой порядок

существовал и для Аристотеля и для св. Фомы Аквината. Земля и небо

составляли неизменную иерархическую систему. Само понимание

неизменного порядка природы былц связано с объективным теологическим

принципом».

Однако техника в том виде, в каком она существует с XVIII в.,

разрушала эту веру в вечный порядок природы. Новая природная

действительность, перед которой ставит человека современная техника,

совсем не есть продукт эволюции, а есть продукт изобретательности и

творческой активности самого человека, не процесса органического, а

процесса организационного. Итак, по определению Бердяева, господство

техники и машины есть прежде всего переход от органической жизни к

организованной жизни, от растительности к конструктивности.

Да, действительно, с точки зрения органической жизни техника

означает развоплощение, разрыв в органических телах истории, разрыв

плоти и духа. Техника раскрывает новую ступень действительности, и эта

действительность есть создание человека, результат прорыва духа в

природу и внедрение разума в стихийные процессы. Техника разрывает

старые тела и создает новые, совсем не похожие на тела органические,

создает тела организованные.

«И вот трагедия в том, что творение восстает против своего творца,

более не повинуется ему. Тайна грехопадения — в восстании твари против

Творца. Она повторяется и во всей истории человечества. Прометеевский

дух человека не в силах овладеть созданной им техникой, справиться с

раскованными, небывалыми энергиями. Мы это видим во всех процессах

рационализации в техническую эпоху, когда человек заменяется машиной.

Техника заменяет органически-иррациональное организованно-

рациональным».

По мысли Н.А. Бердяева, самый дух, создавший технику и машину, не

может быть технизирован и ма шинизирован без остатка, в нем всегда

останется иррациональное начало. Но техника хочет овладеть духом и

рационализировать его. Сначала человек зависел от природы, и

зависимость была растительно-животной. Теперь началась титаническая

борьба человека с технизируемой им природой. Человек совсем еще нед

приспособился к новой действительности, которая pacкрывается через

технику и машину. Он не знает, в coстоянии ли оудет дышать в новой

электрической и радиоактивной атмосфере, в новой холодной

металлической действительности, лишенной животной теплоты.

Господство техники и машины, по мнению НА Бердяева, открывает новую

ступень действительности, einej непредусмотренную классификацией наук,

действигельность, совсем не тождественную с действительностью

механической и физико-химической. Эта новая действительность видна

лишь из истории, из цивилизации, a He из природы. Эта новая

действительность развивается в космическом процессе позже всех

ступеней, после сложного социального развития, на вершинах цивилизации

хотя в ней действуют механико-физико-химические силы.

Как утверждает Н.А.Бердяев, искусство тоже создавало новую

действительность, не бывшую в природ де. Можно говорить о том, что

герои и образы художественного творчества представляют собой особого

рода1 реальность. Дон-Кихот, Гамлет, Фауст, Мона Лиза, Леонардо или

симфония Бетховена — новые реальности не данные в природе. Они имеют