Дилигенский Г.Г. Северная Африка в IV-V веках

Подождите немного. Документ загружается.

в 30—40-х годах IV в. почти неизвестна. Очевидно, в этот период продол-

{166}жалось усиление позиций донатизма, все более оттеснявшего на задний

план ортодоксальную церковьE

. Об этом достаточно ясно свидетельствует

решение императора Константа организовать широкую акцию в поддержку

официальной церкви. В 347 г. в Африку была направлена специальная

миссия в составе императорских чиновников Павла и Макария. Целью

миссии была раздача милостыни бедным христианам, для чего Павел и

Макарий везли с собой соответствующую суммуE

. Таким путем

императорское правительство пыталось воздействовать непосредственно на

широкие слои рядовых донатистов.

В среде донатистов миссия Павла и Макария была воспринята как

недопустимое вмешательство императорской власти в религиозные дела. В

Карфагене распространился слух, что эмиссары намерены установить в

церквах изображения императора. Это позволяло думать, что возвращаются

времена гонений на христиан и принудительного императорского культаE

Донат Карфагенский занял непримиримую позицию в отношении целей и

методов миссии. Он потребовал от местного донатистского духовенства не

допустить раздачи милостыни Павлом и МакариемE

. Донат, епископ

донатистской церкви нумидийского города Багаи, при поддержке местного

населения пытался не допустить императорских уполномоченных в город. По

просьбе Макария им в помощь был выделен римский военный отряд.

Сопротивление донатистов было подавлено вооруженной силойE

Ср. F r e n d. Op. cit., р. 168.

O p t., III, 3: Quis negare potest rem... imperatorem Constantem Paulum et Macarium... misisse... cum

eleemosynis, quibus sublevata per ecclesias singulas posset respirari, vestiri, pasci, gaudere paupertas?

O p t., III, 12; ср. B r i s s o n. Op. cit., р. 375.

O p t., III, 3: dixit (Donatus) ubique se litteras praemisisse, ne id, quod adlatum fuerat, pauperibus alicubi

dispensaretur.

O p t., III, 4.

191

В целом миссия Павла и Макария потерпела явную неудачу.

Правительство Константа перешло к жестоким репрессиям против

донатистов. Императорским указом о единстве церкви, изданным в 347 г.,

имущество донатистской церкви передавалось католикам, гражданским

чиновникам разрешалось применять против донатистов военную {167} силу.

Эти мероприятия сопровождались массовыми избиениями и казнями

донатистовE

История африканской церкви в первой половине IV в. показывает, что

конфликт по поводу кандидатуры нового карфагенского епископа,

возникший в 312 г., приобрел чрезвычайно широкий общественный диапазон

и перерос в ожесточенную борьбу, в которой принимала активное участие

значительная часть населения африканских провинций. Донатистское

духовенство, несомненно, пользовалось массовой поддержкой в ряде районов

Римской Африки. После отказа Константина решить церковный спор в

пользу донатистов последние смогли организовать широкие

террористические выступления против католической церкви. В одном из

писем Константина от 317 г. упоминается о бедствиях католических церквей,

которые они терпят от «бешенства» донатистовE

. Денежные раздачи,

которые предпринял Констант для подрыва авторитета донатистской церкви,

показывают, что под влиянием донатистов находились неимущие слои

африканского населения. События в Багаи, развернувшиеся в 347 г.,

свидетельствуют о том, что эти слои готовы были самоотверженно защищать

дело своей церкви, оказывая открытое сопротивление императорской власти.

Какие же особенности донатизма снискали ему массовую поддержку

африканских христиан, придавшую столь острый характер его борьбе с

Passio Marculi; Passio Maximiani et Isaaci; Passio Donati (PL, 8, col. 752 sq., 758 sq., 767 sq.); O p t., II, 14;

III, 1—4.

PL, 11, col. 794: fides nostra... ab hujusmodi hominum furore patietur.

192

католической церковью? Идеология раннего донатизма известна значительно

хуже, чем донатистские теологические построения конца IV — начала V в.,

широко излагаемые в полемических произведениях Августина. Произведения

донатистских богословов до нас почти не дошли, из антидонатистского

сочинения Оптата De schismate Donatistarum, написанного в 70—80-х годах

IV в., можно извлечь лишь очень мало данных, поскольку в нем уделяется

главное внимание фактической истории раскола, а не теологическим спорам.

Тем не менее даже немногочисленные сообщения источников позволяют

сделать один существенный вывод: в богословском отношении донатизм

мало отличался или совсем не отличался от {168} ортодоксальной теологии.

Весьма показательна в этом отношении характеристика не дошедшего до нас

произведения донатистского писателя середины IV в. Вителлия Афра,

которая содержится в сочинении католического автора Геннадия De

scriptoribus Ecclesiasticis. Геннадий пишет, что, если бы Вителлин Афр не

называл в своей книге католиков «преследователями», его доктрина была бы

превосходнойE

. Единство веры католиков и донатистов подчеркивал также

ОптатE

. Таким образом, с точки зрения католических авторов, между ними и

донатистами не было сколько-нибудь существенных расхождений по

основным вопросам христианской теологии. Донатизм не рассматривался в

IV в. как ересь, его сторонников обвиняли лишь в схизме, расколе.

Невозможно также обнаружить каких-либо отличий церковной

организации донатистов от католической. Власть епископов пользовалась в

обеих церквах одинаковым пиететом, донатизм не проявлял никакой

тенденции к восстановлению христианской общины, основанной на

G e n n a d i u s. De scriptoribus ecclesiast., 4.— PL, 59, col. 1059: si tacuisset de nostro velut persecutorum

nomine, egregiam doctrinam ediderat. Cp. F r e n d. Op. cit., p. 185.

O p t., III, 9: nobis et vobis ecclesiastica una est conversatio... Testamentum divinum pariter legimus, unum

deum pariter rogamus, oratio dominica apud nos et apud vos una est. Cp. I, 4; IV, 2.

193

равенстве ее членов. Таким образом, ни в учении, ни в религиозных

учреждениях донатизма не содержалось сколько-нибудь явных элементов,

которые придавали бы ему более демократический характер по сравнению с

ортодоксальным христианством.

Вожди донатизма вплоть до 347 г. не проявляли какой-либо открытой

враждебности по отношению к императорской власти. При Константине они,

так же, как и их противники, постоянно апеллировали к императору.

Подобные факты показывают, что в своей практической деятельности, если

не в теории, донатистское духовенство нередко допускало возможность

вмешательства светской власти в церковные дела и признавало императора в

качестве верховного арбитра. Все это позволяет видеть в донатистской

церкви, скорее, просто клерикальную организацию, боровшуюся за свое

господство в религиозной жизни и за влияние на верующих, чем

объединение сторонников {169} определенных идейных принципов,

последовательно эти принципы отстаивающих.

Причины популярности донатизма в Северной Африке можно понять,

лишь учитывая изменения в социальной роли христианства в III—IV вв. Как

уже отмечалось выше, эти изменения были подготовлены усложнением

состава христианских общин, притоком представителей имущих классов.

Благодаря этому процессу христианство в значительной мере утратило

характерный для него ранее пафос отрицания существующего мира,

непримиримого отношения к представителям этого мира и к тем, кто

поддается его соблазнам. По мнению Бриссона, благодаря умеренной

религиозной политике ряда императоров III в. христиане мало-помалу

привыкли к идее, что между церковью и империей возможен относительный

компромисс, и поэтому были готовы благосклонно принять реформу

194

КонстантинаE

. Это положение до конца верно лишь по отношению к

духовенству и к имущему слою христианских общин. Изменения во

взаимоотношениях христианства и императорской власти определялись не

только поворотом в политике империи, но и социальными изменениями в

самом христианстве, которых Бриссон не учитывает. В то же время

христиане — представители эксплуатируемых классов — совсем не были

расположены к компромиссу с императорской властью и с теми своими

единоверцами, которые ей покорились. Именно настроениями этих слоев,

ярко проявившимися в Африке в период гонений Диоклетиана,

воспользовались в своих интересах нумидийские епископы — противники

Цецилиана, когда они превратили непримиримое отношение к «предателям»

в основной лозунг своей полемики.

Эти внутренние противоречия в африканском христианстве должны

были неминуемо приобрести еще большую остроту, когда религиозная

реформа Константина придала новый характер взаимоотношениям

христианства с Римским государством. Ни одна из соперничавших

африканских церквей не заняла отрицательной позиции по отношению к

союзу с империей. Цецилианисты приняли дарения и привилегии,

пожалованные им Константином, май-{170}оринисты пытались убедить

императора, что эти блага по праву принадлежат им, а не их противникам. Но

демократические элементы христианских общин все же видели в

майоринистской (а впоследствии в донатистской) церкви более близкую им

религиозную организацию, чем церковь, возглавляемая врагом героев-

мучеников и другом «предателей» Цецилианом. Поскольку церковь

Майорина не была признана императором, она оказалась не запятнанной

союзом с враждебным народным массам государством. Поэтому протест

B r i s s o n. Op. cit., p. 372.

195

против подобного союза, против превращения христианства в придаток

империи естественно вылился в форму поддержки этой церкви, враждебной

связанным с империей цецилианистам. Для выяснения тех идей, которые

отождествляли с донатизмом массы его сторонников, значительный интерес

представляют passiones донатистских «мучеников» первой половины IV в.,

подвергшихся преследованиям римских властей во время репрессий

Константина в 317 г. и Константа в 347 г.: Доната, Маркула, Максимиана и

Исаака. В этих произведениях донатистской литературы, имевших, очевидно,

широкое хождение среди простых верующих, мероприятия римских властей,

направленные на преодоление раскола африканской церкви,

отождествляются с гонениями на христиан языческих императоров. Сами эти

власти представлены как слуги дьявола. Раньше дьявол использовал против

христиан силу, теперь пытается одолеть их хитростьюE

. В passio

Максимиана и Исаака прославляется как героический акт мученичества

поступок Максимиана, разорвавшего императорский декрет о единстве

церквиE

. В passio Доната дружба с империей прямо провозглашается

орудием дьявола: «он (дьявол) не только улещает несчастных тщетной

славой, но и улавливает жадных с помощью царской дружбы и земных

почестей»E

. В passio Маркула миссия Павла и Макария характеризуется как

присланная из тиранического дома императора Константа для {171}

объединения христиан с предателями «с помощью обнаженных мечей

воинов»E

Passio Donati, 2 — PL, 8, col. 753: eos, quos aperta persecutione superare non potuit, callida fraude

circumvenire mollitus est.

Passio Maximiani et Isaaci. Ср. B r i s s o n. Ор. cit., p. 317 sqq.

[Diabolus] non solum oblectans inani gloria miseros, sed et regali amicitia muneribusque terrenis

circumscribens avaros (PL, 8, col. 754).

PL, 8, col.761: de Constantis regis tyrannica domo... ut populus christianus ad unionem cum traditoribus

faciendam nudatis militum gladiis.

196

Подобного рода настроения плохо согласуются с действиями

донатистских епископов, добивавшихся поддержки императора в своих

претензиях на безраздельное господство в африканской церкви. Очевидно, в

донатистском движении наряду с течением, связанным преимущественно с

верхушкой клира, не чуждавшейся сближения с императорской властью,

существовало и другое направление, рассматривавшее империю как

дьявольскую силу и отвергавшее любую форму союза с нею. С точки зрения

представителей этого направления, вышедшего из демократического слоя

донатистов, нет никакой разницы между императором-язычником и

императором, признающим христианство; и тот и другой являются

преследователями (persecutores) праведников и врагами рода человеческого.

Для того чтобы сохранить влияние на массы верующих, донатистские

епископы должны были поддерживать идеи, в какой-то степени отвечающие

этим настроениям.

Основные особенности донатизма как определенного

конфессионального направления отражают (правда, в весьма косвенной

форме) эту его связь с демократическими слоями христиан. К числу этих

особенностей относится культ мучеников за веру, чрезвычайно

распространенный в донатистской церкви. Произведения церковной

литературы и эпиграфические данные свидетельствуют о том, что донатисты

имели многочисленных святых, не признанных официальной

мартирологиейE

. Весьма характерно, что католический собор,

происходивший после разгрома донатистов Константом, принял

постановление, запрещавшее воздавать недостойным лицам почести

мучениковE

. Как и во времена Тертуллиана, африканские христиане из

Донатистские надписи, поставленные в память мучеников, собраны в кн.: Р. M o n c e a u x. Histoire..., IV,

Paris, 1910, р. 437 sqq. Ср. Brisson. Op. cit., р. 289—313, 317—321.

M a n s i, III, col. 145—146.

197

числа эксплуатируемых классов видели в мученичестве высшую форму

борьбы с неправедным миром, с Римской империей, которая не стала им

менее враждебной {172} из-за того, что признала христианство. Донатизм

поддерживал эту традицию.

Несомненный антиримский смысл имел также обычай вторичного

крещения, отстаиваемый донатистами. С одной стороны, он выражал их

непримиримое отношение к «предателям»: крещение, совершенное в «церкви

предателей», признавалось недействительным. С другой, поскольку этот

обычай был связан с африканской традицией и был отвергнут Арелатским

собором, он демонстрировал враждебность донатизма римской церкви,

запятнавшей себя союзом с империей.

Хотели того или нет донатистские епископы, логика религиозной

борьбы ставила их в положение, все более оппозиционное императорской

власти. Преследования 317 и 347 годов способствовали развитию в

донатизме идеи отрицания права государства на вмешательство в церковные

дела. В 321 г. донатистское духовенство в письме к Константину

мотивировало свой отказ вступить в церковное сообщество с католическим

карфагенским епископом тем, что он является первосвященником

императораE

. В 347 г. Донат Карфагенский сформулировал свое отношение

к религиозной политике Константа в следующих словах, обращенных к

Павлу и Макарию: «Какое дело императору до церкви?» (Quid est imperatori

cum Ecclesia?)E

. Вскоре после этого донатисты оказали в Нумидии открытое

сопротивление императорским эмиссарам.

Католическая церковь в тот же период занимала все более

сервилистские позиции по отношению к римскому государству.

PL, 11, col. 794.

O p t., III, 3.

198

Карфагенский епископ Грат на соборе 348 г. воздал хвалу богу за разгром

донатистов Константом и назвал Павла и Макария «слугами святого дела»E

В сочинении Оптата союз церкви с империей получал уже некое

теоретическое основание: подчеркивалось, что не государство пребывает в

церкви, а церковь в государстве, и эта мысль аргументировалась толкованием

одного места из священного писания (Cant., IV, 8), где речь якобы идет о

Римской империиE

. Ведя борьбу с ортодоксальной {173} церковью,

донатисты, естественно, стремились выдвинуть на первый план свое отличие

от нее как «церкви гонимых» от «церкви преследователей», что не могло не

способствовать все большему развитию антиимперских тенденций в

донатизме.

Подводя итог изложению истории раннего донатизма, мы можем

заключить, что к середине IV в. донатистское движение в значительной мере

выражало настроения эксплуатируемых классов африканского общества, их

протест против власти Римской империи и оправдывавшей эту власть

ортодоксальной церкви. Однако у высшего клира донатистской церкви

отсутствовали признаки каких-либо выступлений, выражавших — хотя бы в

опосредствованной религиозной форме — социальные чаяния народных

масс. Этот клир лишь использовал антиримские настроения рядовых

верующих в интересах своей борьбы с ортодоксальной церковью.

Противоречие между этими двумя направлениями в донатизме проявилось

особенно ярко в период подъема социального движения эксплуатируемого

сельского плебса.

2. Агонистики и восстания сельского населения

M a n s i, III, col. 143.

O p t., III, 3: non enim respublica est in ecclesia, sed ecclesia in republica, id est in imperio Romano, quod

Libanum appellat Christus in Canticis Canticorum, cum dicit: veni, sponsa mea inventa, veni de Libano.

199

Рассказывая о событиях 347 г. в Нумидии, связанных с миссией Павла

и Макария, Оптат обвиняет епископа города Багаи в том, что, готовясь

оказать сопротивление императорским уполномоченным, он разослал

глашатаев по окрестным местам (loca) и рынкам (nundinae), созывая

циркумцеллионов, которых он именовал агонистиками (circumcelliones

agonisticos nuncupans). Несколько ниже Оптат отмечает, что к

циркумцеллионам принадлежали те люди, которые «из стремления к

ложному мученичеству вызывали себе на свою погибель палачей, а также те,

которые бросали свои жалкие души с вершин высоких гор»E

. Это — первое

по времени упоминание в африканской литературе об агонистиках-

циркумцеллионах.

Значительное количество данных о циркумцеллионах содержится в

произведениях Августина. Он характеризует их как род людей, не

занимающихся каким-либо полезным делом, свободных от полевых работ (ab

agris vacans) и бродящих ради своего пропитания вокруг крестьянских {174}

клетей (cellas circumiens rusticanas)E

, откуда они и получили имя

циркумцеллионов. Из этой характеристики вытекает, что циркумцеллионы

существовали за счет добровольных подаяний сельского населенияE

. В

другом месте Августин замечает, что циркумцеллионы отказываются

обрабатывать землюE

. Среди них были и женщины, причем, как можно

судить по некоторым характеристикам Августина, для агонистиков был

обязателен обет безбрачияE

. Об аскетизме агонистиков свидетельствует

O p t., III, 4.

A u g., С. Gaud., I, 28, 32.

Ср. B ü t t n e r. Op. cit., S. 42.

A u g., С. Gaud., I, 29, 53: ordine disciplinae colendisque agris amisso circumcellionum et opere et nomine

inserviunt.

«Они бесстыдно не желают иметь мужей»,— пишет о женщинах-агонистиках Августин (С. lit. Petil., II,

88, 195; Ep., 35, 2). Идея безбрачия как признака христианской «чистоты» развивалась уже в африканской

раннехристианской литературе. См. Т e r t u 1., De cultu feminarum, II, 9; Apologet., 9, 19; ср. В ü t t n e r. Ор. cit.,

S. 29, 43.

200