Дербин Е.Н. Институт княжеской власти на Руси IX - начала XIII века в дореволюционной отечественной историографии

Подождите немного. Документ загружается.

ми

cclxxvii

. Единением этих начал Н. Г. Устрялов, кстати, объяснял

и то, что «удельный период ознаменован цветущим состоянием

городов, успехами промышленности, смягчением нравов, могу-

ществом русской силы в войнах с соседними народами»

cclxxviii

Так корректировалась в середине XIX века официальная кон-

цепция отечественной истории, унаследованная из трудов Н. М.

Карамзина и нашедшая широкое распространение в обществен-

но-политической, научно-популярной и учебной литературе

второй половины XIX века

cclxxix

Близкими к консервативному направлению и теории «офи-

циальной народности» в 1840—70-е гг. были так называемые

«славянофилы», боровшиеся с «западниками», в противополож-

ность которым они обосновывали особый, отличный от западно-

европейского, путь исторического развития России

cclxxx

. Если

консерваторы в триаде «самодержавие, православие, народ-

ность» уделяли первостепенное значение в отечественной исто-

рии самодержавию, то славянофилы усматривали ее самобыт-

ность, прежде всего, на началах православия и особо понимае-

мой ими народности. Здесь необходимо заметить, что понятия

«славянофилы» и «западники», к которым относятся представи-

тели соответствующих направлений русской общественной

мысли, в первую очередь, середины XIX века, крайне обширные

и многозначные термины

cclxxxi

. Кроме того, среди тех и других

были люди, придерживающиеся и консервативных, и либераль-

ных, и демократических взглядов. Сложность их обобщения в

указанные направления в отечественной историографии, а тем

более в данном исследовании, заставляет говорить не о славяно-

фильской или западнической концепции развития княжеской

власти на Руси, а о различных теориях, основанных на историо-

софии славянофилов и западников.

У публицистов и профессиональных историков славяно-

фильского направления (А. С. Хомяков, И. В. и П. В. Киреев-

ские, А. И. Кошелев, И. Д. Беляев, В. Н. Лешков, Ф. В. Чижов,

К. С. и И. С. Аксаковы, В. А. и Н. А. Елагины, В. А. Панов,

Ю. Ф. Самарин, Д. А. Валуев, А. Н. Попов, В. А. Черкасский,

П. А. Бессонов, П. И. Бартенев, А. Ф. Гильфердинг и др.) полу-

чила развитие теория общинного быта, как основы обществен-

ного строя в Древней Руси. Причем община, этот краеугольный

камень в мировоззрении славянофилов, употреблялась многими

из них не только в значении локального мирского союза, но объ-

единяла весь русский народ, или «землю», как противовес «го-

сударству». Уже в первых, основополагающих статьях А. С. Хо-

мякова и И. В. Киреевского 1839 г. было заложено, что в России

издревле происходило «образование общества в маленькие так

называемые миры», в отличие от Запада, где процветала «част-

ная, личная самобытность». «Поземельная собственность, ис-

точник личных прав на Западе, была у нас принадлежностью

общества, — писал И.В. Киреевский. — Но это общество не бы-

ло самовластное и не могло само себя устроивать, само изобре-

тать для себя законы, потому что не было отделено от других

ему подобных обществ, управлявшихся однообразным обыча-

ем»

cclxxxii

. Поэтому было призвано государство, в лице варяжских

князей и их дружин (на Западе же было завоевание). «Прави-

тельство из варягов представляет внешнюю сторону; областные

веча — внутреннюю сторону государства, — писал А. С. Хомя-

ков. — Во всей России исполнительная власть, защита границ,

сношения с державами соседними находятся в руках одной варя-

го-русской семьи, начальствующей над наемною дружиною; суд

правды, сохранение обычаев, решение всех вопросов правления

внутреннего предоставлены народному совещанию. Везде, по

всей России устройство почти одинаковое»

cclxxxiii

. И далее А. С.

Хомяков замечал, что призванное государство, основанное «на

родстве князей, вышедших не из народа», лишь случайно соеди-

нило южные и северные славянские племена в федерацию, кото-

рая, «под охраною дома Рюрикова, не составляла могущего еди-

ноначального целого. Области жили жизнью отдельною, само-

бытною. …Народ не просил единства, не желал его. Внешняя

форма государства не срослась с ним, не проникла в его тайную,

душевную жизнь. Раздоры князей разрывали и опустошали Рос-

сию, но области оставались равнодушными к победителю так

же, как и к побежденному. Когда же честолюбивый и искусный

в битвах великий князь стремился к распространению власти

своей, к сосредоточиванию сил народных …против него восста-

вало не только властолюбие других князей, но еще более завист-

ливая свобода общин и областей, привычных к независимости,

хотя вечно терпевших угнетения»

cclxxxiv

. Таким образом, по мне-

нию А. С. Хомякова, «простота дотатарского устройства област-

ного», «эгоизм городов нисколько не был изменен случайностью

варяжского войска и варяжских военачальников, которых мы

называем князьями, не представляя себе ясного смысла в этом

слове». Придавая княжеской власти лишь значение «охранной

стражи» независимых областей, исследователь считал, что ни

она, ни единство языка, ни «единство веры не связывало людей»

в Древней Руси. Только постепенно, с образованием Московско-

го княжества, желание объединения «выразилось вдруг и в кня-

зе, и в гражданине, и в духовенстве», но с явлением Петра I, ко-

гда «Россия сходится с Западом», «жизнь власти государствен-

ной и жизнь духа народного разделились» вновь

cclxxxv

Построения А. С. Хомякова вызвали некоторые несогласия

И. В. Киреевского. Главной в них выступает мысль, что благо-

даря единой православной церкви на Руси «распространялись

повсюду одинакие понятия об отношениях общественных и ча-

стных»

cclxxxvi

. Древнерусские земли жили не самобытно и обо-

собленно, а по однообразному обычаю, основанному на одной

вере, одних общинно-вечевых порядках. В отношении же инсти-

тута княжеской власти взгляды обоих славянофилов до поры до

времени были схожи. И. В. Киреевский писал, что «в России мы

не знаем хорошо границ княжеской власти прежде подчинения

удельных княжеств Московскому; но если сообразим, что сила

неизменяемого обычая делала всякое самовластное законода-

тельство невозможным; что разбор и суд, который в некоторых

случаях принадлежал князю, не мог совершатся несогласно со

всеобъемлющими обычаями, ни толкование этих обычаев по той

же причине не могло быть произвольное; что общий ход дел

принадлежал мирам и приказам, судившим также по обычаю

вековому и потому всем известному; наконец, что в крайних

случаях князь, нарушавший правильность своих отношений к

народу и церкви, был изгоняем самим народом, — сообразивши

все это, кажется очевидно, что собственно княжеская власть за-

ключалась более в предводительстве дружин, чем во внутреннем

управлении, более в вооруженном покровительстве, чем во вла-

дении областями»

cclxxxvii

. Приведенная цитата как нельзя лучше

характеризует метод «истинных» славянофилов, с помощью ко-

торого они делали свои выводы, то есть философские и критиче-

ские размышления, вместо конкретно-исторических исследова-

ний. Поэтому их взгляды зачастую менялись со временем. В ча-

стности, это касается, прежде всего, И. В. Киреевского. Его суж-

дения о русском историческом процессе под влиянием сильного

религиозного чувства к концу жизни все более эволюционирова-

ли.

Так, в 1852 г. в «Московском сборнике» была опубликована

статья И. В. Киреевского «О характере просвещения Европы и о

его отношении к просвещению России». Здесь уже нет противо-

поставления государства и княжеской власти народу, «земле»,

ибо государственность, по мнению автора, произошла «из есте-

ственного развития народного быта, проникнутого единством

основного убеждения», то есть христианским учением

cclxxxviii

Целостность внутреннего и внешнего бытия в Древней Руси, как

одно из главных отличий от Западной Европы, проявилось во

всеобщем согласии. И. В. Киреевский по этому поводу писал:

«Видишь бесчисленное множество маленьких общин, по всему

лицу земли русской расселенных, и имеющих каждая на извест-

ных правах своего распорядителя, и составляющих каждая свое

особое согласие, или свой маленький мир; эти маленькие миры,

или согласия, сливаются в другие, большие согласия, которые,

в свою очередь, составляют согласия областные и, наконец, пле-

менные, из которых уже слагается одно общее огромное согла-

сие всей русской земли, имеющее над собою великого князя всея

Руси, на котором утверждается вся кровля общественного зда-

ния, опираются все связи его верховного устройства»

cclxxxix

. В

статье И. В. Киреевский ссылается на единственную опублико-

ванную историческую работу своего брата, известного фолькло-

риста и археографа П. В. Киреевского «О древней русской исто-

рии», замечая, что его «взгляд на прежнюю Россию представля-

ет, по моему мнению, самую ясную картину ее первобытного

устройства»

ccxc

. Однако П. В. Киреевский, соглашаясь с мнением

о единстве быта, в своей статье не дошел до утверждения

о единстве управления в Древней Руси

ccxci

Сочинение И. В. Киреевского вызвало критический отклик

со стороны А. С. Хомякова. Выступив против излишней идеали-

зации общинного строя в древности, который венчал государь,

он по-прежнему отмечал «стремление частных общин к отдель-

ности». Призванная «из области скандинавской с дружиною чу-

ждою и немалочисленною» для того, чтобы «устраивать порядок

внутренний в отношениях племен друг к другу и ограждать ти-

шину внешнюю от нападения недружелюбных соседей» княже-

ская власть осталась «чужда земле». Постоянные переходы кня-

зей и их дружин с места на место, вызванные родовыми счетами

и вмешательством в них областей, считал А. С. Хомяков, приво-

дили не к раздроблению Руси, а, наоборот, скрепляли ее, чему

способствовало и духовенство. Однако, несмотря на то, что

«общею волею составился союз под княжеским правлением рю-

рикова дома», областной эгоизм земщины не мог привести

к единению земли и государства в одно целое

ccxcii

Для одного из младших членов славянофильского кружка,

Ю. Ф. Самарина, наиболее выказавшего себя в спорах с запад-

никами, проявление акта призвания княжеской власти заключа-

ло идею, «что земля создает государство, а не государство —

землю». Призвав князя, полагал Ю. Ф. Самарин, «и поставив над

собою, община выразила в живом образе свое живое единство».

Причем свободно и сознательно отрекшись от своего полновла-

стия, она требовала от князя не только защиты, «а более возвы-

шенного, христианского понятия о призвании личной власти,

о нравственных обязанностях свободного лица». «Что такое

князь в отношении к миру, — писал Ю. Ф. Самарин, — если не

представитель личности, равно близкий каждому, если не при-

знанный заступник и ходатай каждого лица перед миром?» От-

водя, таким образом, взаимные отношения князей, предопреде-

ленные родовым началом, на второй план, славянофилы утвер-

ждали, что «общинное начало составляет основу, грунт всей

русской истории». Выражаясь «внешним образом в вечах», оно

идет параллельно с государством, представленным княжеской

властью. Оба элемента социально-политического строя Древней

Руси «в каждом моменте его развития» выступают, по мнению

Ю. Ф. Самарина, необходимыми «одно для другого»

ccxciii

. На-

глядным примером для этого служит Новгород, где «было двое-

властие: идеал новгородского быта, к которому он стремился,

можно определить как согласие князя с вечем»

ccxciv

Теория общинного быта и его взаимоотношение с княжеской

властью, или теория «земли» и «государства», получили наи-

большую разработку в трудах другого представителя младших

славянофилов К. С. Аксакова

ccxcv

. Выступив против мнения о

родовых отношениях у славян, он доказывал, что ко времени

призвания варяжских князей родовой быт был уже давно прой-

денной стадией развития. Следовательно, основной формой об-

щежития являлся не род, а община, составлявшая «землю». Об-

щины, или земли, решали все свои дела на вечах и управлялись

выборными старейшинами, но для защиты от внешних врагов,

для сохранения своей самобытности они были вынуждены при-

звать государство. Для противопоставления завоеванию на Запа-

де К. С. Аксаков подчеркивал, что в России «народ призывает

власть добровольно, призывает ее в лице князя — монарха, как

в лучшем ее выражении, и становится с нею в приязненные от-

ношения. Это — союз народа с властью», «земли» и «государст-

ва». Таким образом, их отношения «не брань, не вражда, как это

было у других народов, вследствие завоевания, а мир, вследст-

вие добровольного призвания»

ccxcvi

. Земля, по К. С. Аксакову,

воплощала «внутреннюю правду», государство — «внешнюю

правду». Отсюда его известная формула: «Народу — сила мне-

ния, государству — сила власти». В конкретно-историческом

проявлении это выражалось в общинно-вечевой и княжеской

деятельности, как свободных, самостоятельных сил, выполняю-

щих свои функции и вступающих, когда необходимо во взаимо-

действие или действующих обособленно. Древняя Русь в «Киев-

ский период», по мнению К. С. Аксакова, не составляла единого

целого, образуя ряд «отдельных областей или общин, соединен-

ных в земском отношении единством веры православной, а так-

же и единством народным быта и языка; в отношении государ-

ственном соединенных кровным единством князей, тем, что кня-

зья общин родные между собою, одного происхождения. Иногда

общины воюют друг с другом, и князья являются их предводи-

телями; иногда князья воюют между собою, и общины, смотря

по обстоятельствам, помогают им. Борьба между князьями идет

за Киев, не как за могущественное княжество, но как за почет-

нейший престол. Здесь борьба идет за честь Киевского сидения,

борьба за стол. Киев, как столица, имеет значение только для

князей, для земли он важен как метрополия»

ccxcvii

. Народ не счи-

тался с понятиями старшинства князей, а относился к каждому

князю лично, потому что в «период усобиц …не города, не зем-

ли раздавались, или делились по князьям, но князья делились по

городам и землям», то есть призывались. Вообще, по поводу ро-

дового начала в междукняжеских отношениях К. С. Аксаков вы-

сказывался следующим образом: «Княжеский род Рюрика не со-

ставлял общины, не представлял и гражданственно-родового

быта, ибо каждый член рода был владетелем, или имевшим пра-

во на владение; сверх того в княжеский распорядок входило уча-

стие тех земель и областей, которыми владели князья; родовой

быт их, поэтому, не мог сохраниться, по крайней мере, в чистоте

своей; между собой спорили они, собственно, о правах наслед-

ственных», а не родовых

ccxcviii

. Особенно «родственная связь

слабеет» во «Владимирский период», когда «является много ве-

ликих княжений»

ccxcix

Таким образом, теория общинного быта и большой роли

общинно-вечевого начала в социально-политической жизни

Древней Руси, выдвинутая А. С. Хомяковым и И. В. Киреев-

ским, была разработана К. С. Аксаковым в целостную историче-

скую концепцию, в учение о противопоставлении «земли» и «го-

сударства», ставшее классическим для славянофилов. Отводя

институту княжеской власти по отношению к общинному строю

Руси роль внешнего фактора развития, К. С. Аксаков, тем не ме-

нее, признавал за ним монархический характер. Он писал:

«Итак, несмотря на частые перемещения князей, даже на изгна-

ние их, вы видите, что вся Россия и все города ее и Новгород ос-

тавались верны монархическому началу, и никогда не говорили:

устроим правительство без князя». Более того, вследствие госу-

дарственно-образующей функции княжеской власти, «народ не

требовал, чтобы государь спрашивал его мнения», был «обязан

хранить и чтить» эту власть. Так же обстояло дело у князя, по

мнению историка, и с Боярской Думой, с которой он совещался,

когда хотел

ccc

После смерти К. С. Аксакова, его взгляды продолжал разви-

вать И. С. Аксаков, издавший собрание сочинений брата и ре-

дактировавший периодические издания славянофилов

ccci

. Другой

издатель и редактор славянофильских печатных начинаний

А. И. Кошелев, проявивший активную публицистическую дея-

тельность уже в пореформенный период, в работах, опублико-

ванных за границей, стремился совместить теорию общинного

быта славянофилов с позднейшими теориями земско-вечевого

строя Древней Руси

cccii

Ведущие теоретики славянофильства не раскрывали долж-

ным образом все стороны взаимоотношений земли и княжеской

власти на конкретно-историческом материале. Это попытались

сделать профессиональные историки-юристы славянофильского

направления, профессора Московского университета И. Д. Беля-

ев и В. Н. Лешков

ccciii

. Необходимо отметить, что в период под-

готовки и проведения либеральных реформ 1860—70-х гг. в Рос-

сии значительно возрос интерес к истории права, а историко-

правовая наука получила свое окончательное оформление

ccciv

В этом отношении особенно важна деятельность И. Д. Беляева.

Он, как и его предшественник по кафедре истории русского за-

конодательства Н. В. Калачов

cccv

, отметился собиранием, изуче-

нием и публикацией большого количества источников по исто-

рии России, прежде всего, актового материала. В то же время,

в отличие от того же Н. В. Калачова, который занимался в ос-

новном внешней историей права, то есть его источниками,

И. Д. Беляев внес большой вклад в преподавание и исследование

внутренней истории права, то есть правовых институтов. Его

«Лекции по истории русского законодательства», которые он

читал в университете более 20 лет, целиком изданные лишь по-

смертно в 1879 г. учеником и преемником С. А. Петровским,

явились одним из первых опубликованных курсов подобного

рода. Представленная в них концепция истории Древней Руси

разрабатывалась И. Д. Беляевым во множестве других произве-

дений различного характера. Это и полемические статьи, рецен-

зии, речи, диссертации, и обобщающие «Рассказы из русской

истории», и др.

cccvi

Справедливо замечено, что историческая кон-

цепция ученого не была единой на протяжении творческой жиз-

ни, а изменялась в процессе поиска «органичных, исходящих из

общинной структуры русского общества, форм построения ис-

тории России»

cccvii

. Однако именно такой, какой она сложилась

на завершающей стадии творчества И. Д. Беляева в 1860-е гг.,

его концепция вошла в отечественную историографию.

В основу изучения истории Древней Руси, как и другие сла-

вянофилы, И. Д. Беляев вкладывал процесс развития взаимоот-

ношений основных элементов древнерусского общества — князя

и его дружины с земством. Причем периодизация, которой при-

держивался историк, была достаточно традиционной: древней-

шая эпоха (до смерти Ярослава I) и эпоха уделов (до Московско-

го единодержавия)

cccviii

. Представляя изначально славянские пле-

мена как общинные союзы, области или земли, состоявшие из

старшего города, его пригородов и сельской округи, управляв-

шихся народным собранием — вечем главного города, И. Д. Бе-

ляев находил в них племенных князей «в монархической фор-

ме», то есть наследственных, и выборных «в чисто-

республиканской форме». Однако первоначальная княжеская

«форма правления, какая бы она ни была, по свидетельству ле-

тописей, не уничтожала верховной власти веча»

cccix

. Усиление

княжеской власти исследователь связывал с внешними фактора-

ми. Во-первых, призвание варяго-русских князей для прекраще-

ния внутренних раздоров привело к сосредоточению в их руках

суда и управления, чему в немалой степени способствовала кня-

жеская дружина, не зависящая от земли. Но интересы первых

князей, направленные на распространение своих владений, пла-

тящих им дань, не проникали вглубь общественной жизни.

«Князья со своей дружиной в это время еще были сами по себе,

а городская и сельская земщина сама по себе», они «еще не сжи-

лись друг с другом». Поэтому «самое управление князей и их

посадников в то время было далеко не самостоятельным». Если

дела касались всей земли, то «рядом с властью князя или посад-

ника стояла власть земщины в лице веча и выборных старост».

Если нет, то князь «был самовластен и независим». Последнее

касалось и свободной передачи княжеской власти от одного кня-

зя к другому, пока ее границы не переступали границ земской

власти. Прежние же племенные князья полностью зависели от

великого князя

cccx

. В то же время, «участие дружинников

в управлении и в совете княжеском было официальное и состав-

ляло одно из важнейших прав дружины». Но это право не было

связано с поземельной собственностью, как на Западе при фео-

дализме, ибо полное владение землей предоставлялось на Руси

земским общинам. Князь же распоряжался земельными владе-

ниями на правах государственных, а не частных

cccxi

Принятие христианства составляет, по И. Д. Беляеву, второй

важнейший фактор усиления княжеской власти и ее сближения с

земщиною. Он заключается в религиозном освящении, то есть

«духовенство, основываясь на Священном Писании, внушало

народу мысль о святости княжеской власти, о происхождении ее

от Бога и об обязанностях подданных повиноваться беспреко-

словно князьям и начальникам от них поставленным»

cccxii

. Но,

только получив это освящение, князья не смогли удержать уси-

ление своей власти. Виной тому «частые переходы, запутан-

ность междукняжеских отношений и происходившие оттуда на-

силие и непрочность прав на владения» при удельной системе,

начавшейся после Ярослава Мудрого

cccxiii

. «Русская земля разде-

лилась на несколько независимых владений с самостоятельными

князьями, состоявшими между собою лишь в родственной связи

и почти только номинально подчиненными великому князю Ки-

евскому, как старшему из них, а отнюдь не как государю»

cccxiv

Междукняжеские отношения решались сперва по завещанию

Ярослава I, то есть с помощью старшего в роде, но его авторитет

не был силен при независимости удельных князей. Потом стали