Цыганков П.А. Международные отношения
Подождите немного. Документ загружается.
следствием политики «двойного стандарта», подобно подходу
Запада к оценке эстонского Закона об иностранцах, нарушаю щего
права русскоязычного населения в этой стране?
Если же говорить не т олько о межгосударственных, а о меж -
дународных отношениях в целом, то вышеназванный императив
приобретает еще более широкий характер, трансформируясь в
необходимость действовать так, чтобы способствовать преобра -
зованию международной среды «из состояния дж унглей в состояние
международного общества» (см.: 6, р. 46), или, точнее гово ря, более
тесной интеграции мирового сообщества (см.: 3, р. 174). Иначе
говоря, речь идет о том, чтобы способствовать социализа ции
международных отношений в том ее аспекте, кот орый касается
моральных (и правовых) норм, призванных играть, по край ней мере,
такую же роль, какую они уже играют во внутриобщес -твенных
отношениях. Данная задача является не менее сложной и
противоречивой, чем та, о которой упоминалось выше. Во -первых,
потому что она связана с задачей сознательного формирова ния
нового международного порядка, который, как будет показа но в
следующей главе, понимается по -разному, в том числе и в морально -
нравственном отношении. Во -вторых, социализация, сама по себе,
отнюдь не панацея в решении проблем междуна родной морали,
особенно в том, что касается таких принципов, как счастье и
справедливость.
Еще Ж.-Ж. Руссо предупреждал, что социализация влечет за
собой эффект сравнения себя с другими, последствиями чего яв -
ляются зависть и корыстолюбие, хитрость и насилие. Во времена
обострения «холодной войны», которое сопровождалось наиболь -
шей непроницаемостью разделяющего человечество на «два мира»
«железного занавеса», отсутствие возможностей для сравнения
имело следствием то обстоятельство, что, например, многие со -
ветские люди, лишенные информации об условиях жизни в за -
падных странах, чувствовали себя относительно счастливыми, ощу -
щая «заботу партии и правительства о справедливом распределе нии
социальных благ и неуклонном повышении уровня жизни
советского народа». Когда же, с крахом «железного занавеса» и
появлением новейших средств связи и массовой информации, они
получили эти возможности, возник эффект относительной
депривации: многие почувствовали себя обездоленными, лиш ен-
ными элементарных благ цивилизации и, соответственно, глубо ко
несчастными. Даже та минимальная либерализация, которая стала
чертой российской социально -политической действитель ности
последних лет, вместо ожидаемых от наиболее динамич ной части
населения усилий по обустройству своей страны, при -
237
несла эффект массовой эмиграции на Запад. Культурная экспан сия Запада,
ставшего своего рода референтной группой в обмене культур, приносит с
собой не только богатство и многообразие мировой цивилизации, но и
агрессивные суррогаты искусства, сопровождаемые подавлением
национальных культурных ценнос тей. В более широком плане указанные
процессы депривации затронули целые народы и даже континенты
(Африка), которые столкнулись с проблемой сохранения своей культ урной
идентичности, разбалансированности социальных и политических усло вий
жизни (в то время как процессы демократизации проходят крайне
болезненно и неровно).
Иначе говоря, новые явления в международной жизни по рождают
новые явления и новые моральные в ызовы. В этой связи встает еще один
вопрос: действенны ли нормы и принципы международной морали?
3. О действенности моральных норм в
международных отношениях
Ответ на поставленный выше вопрос отнюдь не очевиден. В самом
деле, как мы могли убедиться, в осн ове международной морали лежит
признание ценности как универсалий — общечеловеческих принципов
взаимодействия социальных общностей и индивидов, — так и частных
интересов, определяющих оценку последствий поведения международных
акторов. Другими слова ми, в международных отношениях, как и в
общественных отно шениях в целом, всегда существует дистанция между
должным и сущим, а следовательно, и разрыв между этикой долга и
этикой обязанностей. Действительно, может ли мораль выполнять регу -
лирующую функцию в меж дународных отношениях, если сами ее
критерии имеют здесь двойственный характер?
В поисках ответа на этот вопрос следует учитывать, что про цесс
социализации международных отношений не вышел за рамки
сосуществования «двух миров», о которых говорит Д. Розена у, — мира
государств и мира акторов «вне суверенитета», первый из которых
значительно превосходит второй по своему общему по тенциалу
воздействия на характер общения на международной арене. Поэтому об
уважении принципов и норм международной морали может ид ти речь
только в рамках конкретных социокуль -турных общностей, и чем более
глубоким является разрыв между ними, тем больше вероятность
несоблюдения указанных норм. Нормы и установки международной
морали вполне конкретны. Они зависят от обстоятельств: места — той
социокультурной среды,
238
в которой находятся акторы; времени — характерных именно для данного
момента общепризнанных международных принципов;
и ситуации — имеющихся в распоряжении акторов вполне опреде ленных
политических, экономических, техничес ких и иных средств и
возможностей реализации нравственных целей и ценностей.
Ясно, что, во-первых, разные международные акторы исхо дят в своих
действиях из различающихся между собой нравствен ных установок и
норм: так, то, что является сегодня добром и сп раведливостью в вопросе
о судьбе Черноморского флота быв шего СССР с точки зрения украинских
руководителей, иначе вос принимается российскими политиками; позиции
же самих моряков или администрации Севастополя (вынужденного
считаться с дестабилизирующей со циально-политической ролью
нерешеннос-ти указанного вопроса) имеют собственные оттенки.
Социологическое измерение рассматриваемой проблемы имеет дело с
дилеммой «социального адреса»: справедливость для кого? Для
государств? Для их руководителей? Для их гра ждан (или для граждан
одного из них)? Для регионального (или для мирового) сообщества?
Политическое измерение сталкивается с еще более жесткой дилеммой: из
чего исходить при решении проблемы об щепризнанных принципов
международной морали — невмешательство, соблюдение договоров,
сохранение мира, права челове ка и т.п. или из национальных интересов?
Но интерпретация пер вых зависит от социального контекста, а
определение вторых никогда не может быть свободным от субъективизма
и идеологии. Вот почему нельзя абсолютизировать ни то, ни другое. Как
отмечают крупные авторитеты международно -политической науки,
необходимо сочетание вечных общечеловеческих нравствен ных норм и
интересов конкретной социальной общности, учета культурных
особенностей международных акт оров и рационального поведения,
предусматривающего возможные последствия международных акций,
использования всех резервов разума и ос торожности во взаимодействии
на международной арене. Конеч но, и такое сочетание не избавляет от
проблем. Так, резюмируя свою позицию в данном вопросе, С. Хоффманн,
настаивая на том, что международная мораль (в данном случае мораль
государственного деятеля) должна основываться на трех главных эле -
ментах — целях, средствах и умеренности, — подчеркивает, что ни один
из них и даже все они вместе взятые не дают оконча тельной гарантии
нравственной политики.
Действительно, цели международного актора должны быть
нравственными, ибо они зависят от его моральной позиции. Од нако
последняя никогда не бывает простой: во -первых, остаются
239
открытыми вопросы о том, кто судит о моральности целей, или как
определить, какие из них являются «хорошими», а какие «пло хими».
Во-вторых, намечаемым целям должны соответствовать и
избираемые средства: они не должны быть чрезмерными, то есть
хуже, чем то зло, которое предстоит исправить или не допустить
(так, вступив в вооруженный конфликт с Азербайджаном за са -
моопределение Нагорного Карабаха, не принесли ли его руко водство
и политики Армении еще большее зло защищаемому ими народу?).
Неверно избранные средства способны разрушить саму цель (так,
попытка членов ГКЧП спасти СССР путем введения чрезвычайного
положения стала одной из причин, ускоривших его развал).
Поскольку же, кроме того, международные акторы никогда не могут
быть абсолютно уверенным и, что избранные ими средства приведут
к намеченной цели, постольку они долж ны руководствоваться
моралью умеренности, которая, в конеч ном счете, означает «просто
необходимость принимать во внима ние моральные требования
других» (см.: 6, р. 46). Иначе гов оря, этика международных
отношений требует от их участников взве шенности в определении
целей, отказа от категоричности в вы боре средств, постоянного
соотнесения своих действий как с их возможными последствиями
для данной социальной общности, которую они представляют, так и
с общечеловеческими нравствен ными императивами; опора на
интересы, не ограниченные сооб ражениями собственной силы и
безопасности при учете потреб ностей и интересов других акторов и
международного сообщест ва в целом. Большего от нее ожидать
нельзя. Нравственное пове дение международного актора — это не
действия на основе неко его незыблемого свода правил,
сформулированных для него кем -то внешним, однажды и навсегда
(как бы хороши ни были эти правила). Скорее, это действия на
основе разумного эгоизма, возможности которых зависят от данного
социального контекста. Именно из этого следует исходить при
оценке регулирующей функции международной морали: ее нельзя
переоценивать, но невозможно и отрицать. Нарушение
нравственных принципов и тре бований справедливости
противоречит не только нормам меж дународного права, но и
интересам тех, кто пренебрегает этими принципами и требованиями,
ибо подрывает их международный престиж, а следовательно,
уменьшает возможности достижения целей, или же делает более
сложными и дорогостоящими средст ва, ограничивая их выбор.
Подводя итоги, подчеркнем еще раз, что проблема мораль ных
ценностей и норм в международных отношениях является одной из
наиболее сложных и противоречивых. Однако, при всей
240
относительности их роли в регулировании взаимодействия акто ров на
мировой арене, в социализации международных отноше ний, в преодолении
присущей им некоторой аномии, указанная роль, несомненно, возрастает.
Подтверждение данного вывода можно найти, помимо ска занного
выше, и во все более настойчивых поисках учеными и политиками
эффективных путей сотрудничества, преодоления конфликтов, интеграции
международных отношений. Именно этим проблемам и посвящена
следующая глава.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Sadie В. Culture et politique. — Paris. 1993, p. 100—103.
2. Senarclens P. de. La politique intemationale. — Paris, 1992, p. 166.
3. Base Я. Sociologie de la paix. — Paris, 1965, p. 153—155.
4. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма// М. Вебер. Из -
бранные произведения. — М., 1990, с. 150—157.
5. Вебер М. Политика как призвание и профессия// М. Вебер. Из -
бранные произведения. — М., 1990, с. 696.
6. Hoffmann S. Duties Beyond Borders: On the Limits and Possibilities of
Ethical International Politics. — New York, 1981, p. 25—28.
7. Woffers A. Discord and Colloboration; Essays on International Politics. —
Baltimore, 1962, p. 50.
8. См.: Zorgbibe Ch. Les politiques etrang, res des grandes puissances. —
Paris, 1984, p. 11.
9. См. об этом: История дипломатии. Том третий. М., 1945, с. 639 —
643; Pacteau В., Mougel F.-C. Histoire des relations Internationales (1815—
1889). - Paris, 1990, p. 75-78.
10. Mofgenthau G. Politics among nations. The Struggle for Power and
Peace. - N.Y., 1948.
11. Aron R. Paix et Guerre entre les nations. — Paris, 1984, p. 572.
12. Samuel A. Nouveau paysage international. — Bruxelles; Lyon, 1990, p.
211-215.
13. Aron R. Une sociologie des relations intemationales. — Revue Fran^aise
de Sociologie. 1963, Vol. IV, № 3, p. 321.
14. Holsti K.J. International Politics. A Frame work for Analysis. — N.Y.,
1967, p. 432.
15. Badie В., Smouts M.-C. Le retoumement du monde. Sociologie de la
scene intemationale. — Paris, 1992, p. 114.
16. Braillard Ph., Djalili M. -R. Les relations intemationales. — Paris, 1988,
p. 103.
17. Tenyr N. La politique. — Paris, 1991, p. 61.
241
той и другой из сторон, при условии такого «переосмысления» ими
восприятия друг друга, которое позволит им сотрудничать на
функциональной основе совместного использования оспаривае мого
ресурса» (5).
Представители акционалистской ветви в социологии между -
народных отношений стремятся объединить преимущества обоих
подходов. Рассматривая конфликт как несовместимость целей, они в
то же время подчеркивают, что суждение об этом не может
основываться на одном лишь логическ ом сопоставлении послед них,
а требует «анализа практических условий, необходимых для их
реализации» (6).
Методологической основой отечественных исследований меж -
дународного конфликта, нашедших отражение в литературе се -
мидесятых—восьмидесятых годов, чаще всего выступает положе ние
диалектической философии, согласно которому конфликт — это
крайняя форма обострения противоречия (7). «Проявившееся
противоречие, — пишут авторы учебного пособия «Основы тео рии
международных отношений», — требует от сторон —носителей
противоположных интересов —действий по его разрешению
(конечно, не обязательно немедленных). Если одна или обе сто -
роны... при этом прибегают к стратегии конфронтации, то нали цо
конфликт» (8). Близкое понимание международного конфликта
характерно и для других авторов (9).
Различия в трактовке содержания понятия «международный
конфликт» находят свое отражение и в подходах к анализу его как
феномена международной жизни. Как уже отмечалось, од ним из
наиболее традиционных среди них является подход с по зиций
«стратегических исследований».
Отличительные черты анализа международных конфликтов с
позиций стратегических исследований состоят в их направлен ности
на решение практических задач, связанных с обеспечени ем
национальных интересов и безопасности госуд арства, созданием
благоприятных условий для победы в возможной войне. Отсюда
ясно, что эти исследования осуществляются в рамках парадигмы
политического реализма с ее приоритетом государ -ственно-
центричной модели международных отношений и сило вых методов
в достижении целей. Как подчеркивает известный канадский
специалист А. Лего: «В своем главном значении стра тегия всегда
состояла в использовании силы для достижения по литических
целей. Ее крупнейшим теоретиком был Клаузевиц» (10). Более того,
представители стратегических исследований не редко склонны
редуцировать международный конфликт к одно му из его видов —
вооруженному столкновению государств. С этой точки зрения,
конфликт начинается тогда, «когда одна или другая сторона
начинает рассматривать Противо речие в военных
244
терминах» (11). И все же чаще подчеркивается, что
«большая стратегия» отличается от военной стратегии,
«поскольку ее подлин ная цель заключается не столько в
том, чтобы искать военных действий, сколько в том,
чтобы добиться выгодно й стратегической ситуации,
которая, если и не принесет сама по себе реше ния, то,
будучи продолжена средствами военных действий, без -
условно, обеспечит его» (12). Американский ученый Дж.
М. Коллинз определяет «большую стратегию» как «науку
и искусство использования элементов национальной
мощи при любых обсто ятельствах, с тем, чтобы
осуществлять в нужной степени и в же лательном виде
воздействие на противную сторону путем угроз, силы,
косвенного давления, дипломатии, хитрости и других
возможных способов и этим обеспечить интересы и цели
национальной безопасности» (13). Большая стратегия, —
пишет он, — в случае ее успеха устраняет необходимость
в прямом насилии. Кроме того, ее планы не
ограничиваются достижением победы, но направлены и
на сохранение прочного мира (см.: там же).
Центральная задача стратегических исследований
состоит в попытке определить, каким должно быть
наиболее адекватное поведение государства в
конфликтной ситуации, способное ока зывать влияние на
противника, контролировать его, навязыв ать ему свою
волю. С появлением ядерного оружия перед специалис -
тами в области таких исследований появляется ряд
принципиально новых вопросов, поиски ответов на
которые придали новый импульс стратегической мысли.
Стратегические исследова ния становятся н а Западе
одним из ведущих направлений в науке о
международных отношениях. Достаточно сказать, что в
США существует более тысячи созданных с целью
осуществления таких исследований институтов, не
говоря уже о Рэнд Корпорейшн, Вашингтонском
институте оборонных исследований, Центре стра -
тегических и международных изучений Джоржтаунского
университета и др. (см.: 10, р. 38). В Советском Союзе
соответствующие изыска -ния велись в рамках
ведомственных научных подразделе ний и прежде всего
— исследовательских учреж дений системы «силовых
министерств». В настоящее время появились и незави -
симые аналитические центры.
Одной из приоритетных проблем стратегических
исследований является проблема войны, ее причин и
последствий для того или иного государства, региона и
международной (межгосудар ственной) системы в целом.
При этом, если раньше война рас сматривалась как, хотя
и крайнее, но все же «нормальное» сред ство достижения
политических целей, то огромная разрушитель ная мощь
ядерного оружия породила парадоксальную, с т очки
зрения традиционных подходов, ситуацию. С одной
стороны, обладающее им государство получает новые
возможности для
245
проведения своей внешней политики и обескураживающие лю бого
потенциального агрессора способности обеспечить свою на циональную
безопасность (в военном значении этого понятия). А с другой стороны,
избыток мощи, который дает ядерное ору жие, делает абсурдными всякие
мысли о его применении, о пер спективе прямого столкновения между его
обладателями.
Отсюда главный акцент делается не на в оенных, а на полити ческих
аспектах ядерных вооружений, не на стратегии вооружен ного конфликта, а
на стратегии устрашения противника. Порож денное стратегией
устрашения «равновесие террора» позволяло удерживать глобальную
международную систему в состоянии относительной стабильности.
Однако это была, во -первых, статическая стабильность в ее
конфронтационной форме (14), и, во -вторых, она не способствовала
устранению вооруженных кон фликтов на уровне региональных и
субрегиональных подсистем.
В конце 80-х годов, с приходом к власти в ведущих странах Запада
неоконсервативных сил, появляется попытка преодоле ния вышеназванного
парадокса ядерных вооружений, стремле ние выйти за рамки стратегии
устрашения и реабилитировать понятие военной победы в ядерный век. С
другой стороны, воз никают новые тенденции в американской и
западноевропейской политике в области вооружений и военных
технологий. Были предприняты инициированные администрацией Рейгана
в США и французскими официальными политическими кругами в Евро пе
попытки выработать новую «большую стратегию», которая поз волила бы
открыть новую, «постядерную» эру в мировой полити ке. В рамках
проектов, известных как, соответственно, СОИ и «Эврика», ставится цель
создания принципиально новых типов вооружений, дающих преи мущество
не наступательной, а оборо нительной стратегии и минимизирующих
возможные последст вия гипотетического ядерного удара, а в перспективе
призванных обеспечить их обладателям «ядерную неуязвимость». Вместе с
тем оба проекта имеют и самостоятельное зн ачение, стимулируя на учные и
технологические изыскания в ключевых отраслях эконо мики и
общественного производства.
Окончание «холодной войны», развал Советского Союза и крушение
биполярной структуры глобальной международной сис темы знаменуют
поворот к новой фазе в разработке «большой стратегии». На передний
план выдвигаются задачи адекватного ответа на вызовы, которые
диктуются распространением в мире новых «типов конфликтов,
генерируемых ростом децентрализо ванного политического насилия,
агрессивного на ционализма, международной организованной
преступности и т.п. Более того, сложность указанных задач,
приобретающих особую актуальность в условиях все большей доступности
новейших видов оружия мас -
246