Быков О.Н. Национальные интересы и внешняя политика

Подождите немного. Документ загружается.

плане, так и в специфической парадигме: национальные интересы – внешняя поли-

тика. При этом наиболее глубокие перемены произошли в международной деятель-

ности советского государства, оказавшегося в совершенно иной системе соотноше-

ния этих двух традиционных категорий, каждая из которых к тому же подверглась

существенному пересмотру в теории и практике кремлевских лидеров.

Прежде всего, это затронуло исходные мотивации внешнеполитического фор-

мирования – национальные интересы. Большевики «ликвидировали» эту категорию

вместе с самим понятием нации, которую низвели до уровня узкоэтнического. Ко-

нечно, отменить волюнтаристским актом реальность нации и ее интересов невоз-

можно. Несмотря на запреты и гонения, российская нация продолжала подспудно

существовать, оставалась важным ресурсом государства, который в мирных услови-

ях не был востребован, но к которому пришлось прибегнуть в годину грозной опас-

ности для страны – в Великую Отечественную войну (см. Главу вторую).

Вместе с тем, бесспорно, что потенциал российской нации при советской вла-

сти был существенно ослаблен. И это – прямое следствие большевистского тоталь-

ного огосударствления всех областей жизни и деятельности народа и страны.

Основы исторически сложившейся нации размывала социальная политика со-

ветской власти, разделявшая население на «пролетариев» и «непролетариев». В

стране с относительно малочисленным классом рабочих и с подавляющим кресть-

янским большинством «диктатура пролетариата» (на деле партийная номенклатура

во главе с вождем) порождала глубокий раскол в обществе. Провозглашенная

«смычка» города и деревни, с самого начала нереальная, потеряла всякий смысл с

раскулачиванием и коллективизацией. Ощущение принадлежности к единой нации

заглушалось административно-территориальным делением страны по этническому

принципу и граждан по национальности. Не способствовало общенациональному

сплочению привилегированное положение членов партии и фактическое бесправие

беспартийных, не говоря уже о «лишенцах» и миллионах репрессированных. Нако-

нец, воинствующее безбожие, запрет на религию и церковь лишили нацию одной из

ее главных опор.

Итак, национальные интересы списали со счетов, а на их место поставили го-

сударственные интересы как единственный источник формирования внешней поли-

тики. Иного и не могло быть, поскольку монополия власти (диктатуры!) советского

социализма реализовывалась исключительно в той государственной форме, которая

изначально предрасполагала к авторитаризму и тоталитаризму. В новой системе ко-

ординат не было места для каких-либо иных интересов, кроме директивно предпи-

санных государственных. Содержание и направленность этих интересов определя-

лись, вполне понятно, не демократическим путем, не волеизъявлением народа. Да и

участие самого государственного аппарата в политикоформировании сводилось

лишь к беспрекословному выполнению указаний высшего партийного руководства.

Ленин признал: внутри страны сложилась «самая настоящая “олигархия”. Ни один

важный политический и организационный вопрос не решается ни одним государст-

венным учреждением в нашей республике без руководящих указаний Цека пар-

тии».

168

Вождь считал, что «поголовная организация пролетариата диктатуры его

осуществить непосредственно не может. Диктатуру может осуществить только тот

авангард, который вобрал в себя революционную энергию класса».

169

Как показала практика, круг выразителей интересов класса, входивших в

«авангард», последовательно сужался, пока не замкнулся на нескольких партийных

лидерах, а с 30-х годов от имени «класса-гегемона» выступал лишь один непрере-

каемый диктатор – Сталин. Именно он и только он деспотически правил страной и

168

В.И.Ленин. Полн.собр. соч., т. 41, сс. 30-31.

169

Там же, т. 42, с. 204.

принимал все решения, как правило, даже без видимости соблюдения правовых

норм. Он выстроил централизованную вертикаль власти партии-государства (вместо

нации-государства), включив в нее все общественные силы в качестве «приводных

ремней», а отдельную человеческую личность низвел до положения «винтика» в ги-

гантской тоталитарной машине.

В целях укрепления своего единовластия Сталин вытравлял из сознания со-

ветских людей любое воспоминание о российской нации, вместо нее навязывал

идеологему «монолитного общества», целиком и полностью находившегося под его

контролем. Пропагандистской обработкой, запретами и цензурой, нагнетанием стра-

ха и массовыми репрессиями ему удалось получить в свое распоряжение советский

народ, судьбой которого он не интересовался и интересы которого произвольно

трактовал для обоснования своей политики.

Историк Дмитрий Волкогонов писал: «Сталинизм максимально использовал

увлечение русских революционеров радикализмом, когда во имя идеи считалось оп-

равданным приносить в жертву все – историю, культуру, традиции, жизни людей.

Обожествление застывшего идеала в конечном счете обернулось пренебрежением

потребностями конкретных людей конкретного времени».

170

В целях укрепления тоталитарного сталинского режима советские люди под-

вергались «коллективизации совести», которая перечеркивала привычные пред-

ставления о свободе совести человека и вообще моральных ценностях, веками на-

копленных нацией. Как выразился писатель Эдвард Радзинский, Сталин строил для

себя «страну коллективов»: «Все – коллективно. Коллектив на работе и дома …

Личная ответственность умерла – есть коллективная: “так велела партия”, “так веле-

ла страна”… Коллективная совесть помогала людям радоваться жизни в дни жесто-

чайшего террора. И горе тому, у кого пробудилась личная совесть».

171

Прирученная и послушная коллективная совесть помогала не только терпеть

тоталитарный гнет, но и безоговорочно одобрять любые решения, которые прини-

мались партией и правительством по указке вождя якобы в интересах народа. Также

не вызывало возражений и официальное отождествление интересов народа с инте-

ресами классовыми, хотя большевистские лидеры и не помышляли об интересах

класса рабочих, не говоря уже об огромном большинстве населения страны. Во

внешней политике они руководствовались в первую очередь своей догмой классовой

борьбы, которая превращала народ и государство в заложников идеологической

утопии и узкопрагматических целей.

Но дело не только в весьма сомнительной легитимности советской внешней

политики с точки зрения ее соответствия хотя и непризнанным, но фактически суще-

ствовавшим национальным интересам. Деструктивен сам перенос классовой борьбы

из внутриобщественной сферы в международную. Пока классовость, даже в самой

радикальной форме, обращена внутрь общества и государства, она непосредствен-

но не угрожает международной стабильности. Но как только она выходит на миро-

вую арену, возникает острое противоречие между государствами с противополож-

ным социальным устройством. Советское руководство в отношениях с внешним ми-

ром всегда исходило из классовой несовместимости социализма и капитализма, ве-

рило в историческую предопределенность революционной смены старой формации

новой во всемирном масштабе. В соответствии с марксистско-ленинским учением

эта установка советской внешней политики стала именоваться «интернационализ-

мом».

Деструктивность догматической идеологизации внешней политики, оторванной

от интересов российской нации, стала очевидной с самого возникновения социали-

170

Дмитрий Волкогонов. Сталин. Политический портрет. М., 1996, кн. 2, с. 523.

171

Эдвард Радзинский. М., 1997 , сс. 416-417.

стического государства и неизменно проявлялась на всем протяжении его существо-

вания. В то же время приверженность утопической догме неизбежно наносила

ущерб реальным государственным интересам самого Советского Союза, хотя и не

привела к полному отказу от взаимовыгодных, особенно экономических, жизненно

необходимых связей с внешним миром. Реальность заставила иметь, пусть и сдер-

живаемые идеологическим антагонизмом, деловые отношения Страны Советов с

классовыми противниками. А различия между ними определялись чаще всего не

классовой несовместимостью, а несовпадением конкретных интересов государств,

независимо от их социального устройства.

И все же главное содержание и магистральная направленность советской

внешней политики, вначале полностью, а затем во многом, строились не на корен-

ных национальных интересах страны, а на том идеологическом фундаменте, кото-

рый заложили, придя к неограниченной власти, большевики. Под лозунгом «интер-

национализма» они декларировали начало новой исторической эпохи раскола мира

на два антагонистических лагеря, превращения первого социалистического государ-

ства в оплот мировой революции, установления диктатуры пролетариата на всей

планете.

Основу внешнеполитического курса Советской республики Ленин определил

как «максимум осуществимого в одной стране для развития, поддержки, пробужде-

ния революции во всех странах»

172

. В свете революционного учения он видел Со-

ветскую Россию в роли главного застрельщика и активного участника всемирного

движения угнетенных масс за ниспровержение капитализма. Самопровозглашенный

вождь российского и международного пролетариата, стоявший во главе советского

правительства, указывал: «На долю российского пролетариата выпала честь начать,

но он не должен забывать, что его движение и революция составляют лишь часть

всемирного революционного пролетарского движения».

173

Подчеркивая «всемирный

характер классовой борьбы»,

174

Ленин разъяснял, что монополистический капитал –

это «сила международная. Чтобы ее победить, нужен международный союз рабочих,

международное братство их».

175

Обращаясь к уже довольно отдаленному прошлому, нельзя не сделать скидок

на архирадикальную лозунговую стилистику того взбудораженного времени. Пла-

менные призывы к беспощадной классовой борьбе не сообразовывались ни с меж-

дународной реальностью, ни с жизненно важными потребностями российского наро-

да. В обстановке революционной эйфории трудно было разглядеть сущность проис-

ходивших бурных перемен, трезво оценить направление их дальнейшего развития.

Но бесспорно и другое: в первые послеоктябрьские годы восприятие обстановки у

советских руководителей затуманивалось утопическими догматами коммунистиче-

ской веры. Страстно желаемое они принимали за неуклонно наступающую действи-

тельность.

Неожиданно оказавшись у власти, новые правители России не имели практи-

ческого опыта управления государством и конкретных планов его развития на пер-

спективу. Как не вспомнить саркастические наставления булгаковского Воланда: «…

для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть

сколько-нибудь приличный срок».

176

Но никакого плана управления разоренной

страной не было у большевиков, поглощенных утопической идеей «мировой рево-

люции». Вместо конкретных мер по улучшению бедственного положения народа,

172

В.И.Ленин. Полн.собр.соч., т. 37, с. 304.

173

Там же, т. 31, с. 341.

174

Там же, т. 41, с. 163.

175

Там же, т. 40, с. 43.

176

М.А.Булгаков. Собр. Соч. в пяти томах. М., 1990, т. 5, с. 14.

провозглашались пропагандистские призывы к мобилизации его на обострение клас-

совой борьбы внутри страны и по всему свету, на разжигание всемирного революци-

онного пожара.

«Нет нужды подробно говорить, - считал академик Александр Яковлев, - что

эта установка противоречила жизненным интересам народа России, измученного

империалистической и гражданской войнами. Да и практические действия, направ-

ленные на то, чтобы раздуть очаги революции в Европе и других местах, провали-

лись. Однако произвол утопии оказался выше живой действительности».

177

Подмена реальности утопией всегда пагубна, но особенно тогда, когда дикта-

туру над страной устанавливают революционеры-догматики, уверовавшие в необ-

ходимость безжалостно использовать ее в качестве «запала» всемирного револю-

ционного взрыва, условия для которого, по их оценке, уже достаточно созрели. В ат-

мосфере лихорадочного нетерпения, предупреждал Ленин, особо «страшны иллю-

зии и самообманы, губительна боязнь истины».

178

Но именно он сам первый созда-

вал иллюзии и самообманы. Чего стоит хотя бы его предсказание в апреле 1919 г.:

«Теперь только несколько месяцев отделяют нас от победы над капиталистами во

всем мире».

179

Искаженное видение хода истории, особенно в ее переломные моменты,

вполне объяснимо, когда объективности взгляда мешает догматическое представ-

ление о мировом развитии. Однако беда не столько в тенденциозности и неопытно-

сти творцов политики новой формации, сколько в ее четко выраженной антинацио-

нальной, тоталитарной сущности. Скорейшее достижение всемирного триумфа

«диктатуры пролетариата» - это не просто пропагандистский лозунг, а реальное со-

держание целенаправленных действий первого в мире социалистического государ-

ства, в обнаженной форме проявившееся при его возникновении и дававшие о себе

знать в течение последующих десятилетий его существования. Устремленность к

мировой гегемонии заставляла верить в мифы, подменившие адекватное представ-

ление о насущных нуждах российского народа, его подлинных интересах и о месте

страны в окружающем мире сообразно ее положению и реальным возможностям как

одного из субъектов международных отношений.

Советская власть смогла подчинить себе народ собственной страны. Но по

самой своей противоестественной, не сообразующейся с объективными закономер-

ностями исторического развития сути, она не могла создать социальный, экономиче-

ский и политический порядок, способный удовлетворить элементарные обществен-

ные потребности и обеспечить прогрессивное национальное и государственное раз-

витие на перспективу в соответствии с императивами демократии и свободного рын-

ка.

Даже на пространстве, контролируемом лидерами «пролетарской диктатуры»,

у них не было шансов удержаться у власти, если только постоянно не нагнетать

классовую ненависть к внутренним и внешним врагам. Неспособные к конструктив-

ному обустройству собственной страны, они стремились интернационализировать

классовое противоборство. Пророческие слова вложил Андрей Платонов в уста од-

ного из персонажей романа «Чевенгур» : «На оседлости коммунизм никак не состо-

ится: нет ему ни врага, ни радости».

180

Ставка на насилие, нацеленная на революционное переустройство мира, до-

рого обошлась в первую очередь самой Советской России. Страну охватил вихрь

разрушения и уничтожения, в котором смешались жестокие меры подавления сверху

177

Александр Яковлев. Сумерки. М., 2003, с. 233.

178

В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т. 44, с. 487.

179

Там же, т. 38, с. 295.

180

Андрей Платонов. Впрок. Проза. М., 1990, с. 202.

и необузданная анархия снизу. На поверхность вышли самые темные, стихийные

силы, до поры до времени сдерживавшиеся царским режимом. Насилие революци-

онное переплелось с насилием антисоциальным, откровенно враждебным нацио-

нальным и всяким другим общественным интересам. С болью в сердце за судьбу

Родины в ее «окаянные дни» Иван Бунин писал: «Русская вакханалия превзошла

все до нее бывшие – и весьма изумила и огорчила даже тех, кто много лет звал на

Стенькин Утес, - послушать “то, что думал Степан”. Странное изумление! Степан не

мог думать о социальном. Степан был “прирожденный”, - как раз из той злодейской

породы, с которой, может быть, и в самом деле предстоит новая долголетняя вой-

на».

181

Как ни горестно это признавать, Советская Россия, претендовавшая на роль

первооткрывателя новой эры в истории человечества, предстала перед цивилизо-

ванным миром в крайне неприглядном образе. Вполне понятно, что появление чуже-

родного общественного строя, воинственного ниспровергателя традиционных устоев

мирового бытия, не могло вызвать симпатии благоустроенного и добропорядочного

Запада. Классовая неприязнь объяснима, но имидж советского государства – на-

следника российской нации –демонизировался сверх всякой меры, отождествлялся

с безобразными проявлениями дикости, насилия и произвола.

Политико-идеологическое отчуждение Страны Советов от остального мира

вызывалось не только классовой (взаимной!) нетерпимостью, но и неприятием ею

элементарных принципов и норм международной жизни. Архиреволюционный ниги-

лизм советская власть проявила к общепризнанным международно-правовым нор-

мам отношений между государствами. Советская делегация на мирной конференции

в Брест-Литовске заявила (10 февраля 1918 г.): «Народные массы всего мира, руко-

водимые политическим сознанием или нравственным инстинктом, отвергают эти ус-

ловия, в ожидании того дня, когда трудящиеся классы всех стран установят свои

собственные нормы международного сожительства и дружеского сотрудничества

народов».

182

Отменив старые законы и порядки в собственной стране, большевики не со-

чли нужным признавать установившиеся правила поведения государств на между-

народной арене, куда они попытались перенести приемы ничем не ограниченной ре-

волюционной борьбы. Упорядоченные межгосударственные отношения они объяви-

ли «буржуазным предрассудком», а управление международными делами потребо-

вали передать в руки «трудящихся классов всех стран». Сложившуюся систему ме-

ждународных отношений руководители революционной внешней политики считали

потерявшей смысл в преддверии ожидавшейся ими скорой победы новой формации

во всем мире.

Ключевая идея «интернационализма» сводилась к разжиганию революций,

аналогичных российской, в странах Запада и Востока и установлению в них диктату-

ры пролетариата. Решающий прорыв вслед за Россией, по логике кремлевских стра-

тегов, должен был произойти в Европе. «Всю же надежду свою мы возлагаем на то,

что наша революция развяжет европейскую революцию», - откровенно заявлял

Троцкий.

183

Рассчитывая на цепную реакцию революций за рубежом, теоретики и практики

большевизма не ограничивались пассивным ожиданием. Принимались вполне кон-

кретные меры, выделялись, несмотря на бедственное положение собственного на-

рода, немалые средства на разжигание «мирового революционного пожара». Соз-

181

И.А Бунин. Окаянные дни. М., 1991, с. 120.

182

Системная история международных отношений. Документы. 1918-2000. М., 2000, т. 2, 1910-1940

гг., с. 12.

183

Системная история международных отношений, 1918-2000.Документы. М., 2000, т. 2, с. 15.

данный в Москве (март 1919 г.) Коминтерн использовался для разработки единой

революционной стратегии всех компартий, через его каналы направлялись за рубеж

материальная помощь и пропагандистские материалы в целях подготовки восстаний

и захвата власти в капиталистических странах.

Более того, обосновывались правомерность и необходимость прямого воору-

женного вмешательства советского государства для насаждения повсюду коммуни-

стических режимов. В докладе IV конгрессу Коминтерна (ноябрь 1922 г.) Бухарин

сказал: «Мы должны установить в программе, что каждое пролетарское государство

имеет право на красную интервенцию. В “Коммунистическом Манифесте” сказано,

что пролетариат должен завоевать весь мир, но ведь этого не сделать же движени-

ем пальца. Тут необходимы штыки и винтовки. Да, распространение Красной Армии

является распространением социализма, пролетарской власти, революции. На этом

основывается право красной интервенции при таких особых условиях, когда она

только чисто технически облегчает осуществление социализма».

184

Историческая правда требует некоторых уточнений. Цитируемые выше откро-

вения были характерны для «левых коммунистов», с которыми в партии велась

ожесточенная борьба. Но при всех тактических расхождениях (и сугубо внутрипар-

тийных дрязгах), в стратегическом отношении внешнеполитическая линия РКП (б) в

первые советские годы была по сути столь же радикальна. Достаточно вспомнить о

красной интервенции (закончившейся провалом) советских войск в Польшу в 1920 г.

под лозунгами свержения там буржуазной власти и продвижения революции в Гер-

манию.

Несмотря на крайнюю идеологизированность публиковавшихся партийных до-

кументов, в них все же преобладали достаточно обтекаемые формулировки, когда

дело касалось конкретных вопросов текущей и планируемой политики. Из этого, ес-

тественно, не следует, что принципиальные внешнеполитические решения не при-

нимались. Просто с первых шагов большевистского правления такие (а со временем

все, даже малозначительные) решения сохранялись в глубокой тайне. Тоталитаризм

не был бы самим собой, не скрывай он своих истинных намерений как от внешних

врагов, так и от собственного народа.

В марте 1919 г. VII съезд РКП (б) принял резолюцию «О войне и мире», кото-

рую решено было не публиковать, а все члены партии были обязаны хранить ее в

тайне. Причины засекречивания резолюции очевидны: революционная политика

партийной верхушки ставила на карту судьбы страны и народа, у которого не спро-

сили согласия и намеренно игнорировали его кровные интересы. В резолюции гово-

рилось: «…первейшей и основной задачей и нашей партии, и всего авангарда созна-

тельного пролетариата, и Советской власти съезд признает принятие самых энер-

гичных, беспощадно решительных и драконовских мер для повышения самодисцип-

лины и дисциплины рабочих и крестьян России, для разъяснения неизбежности ис-

торического приближения России к освободительной, отечественной, социалистиче-

ской войне… Съезд видит надежнейшую гарантию закрепления социалистической

революции, победившей в России, только в превращении ее в международную ра-

бочую революцию… В убеждении, что рабочая революция неуклонно зреет во всех

воюющих странах, готовя неизбежное и полное поражение империализма, съезд за-

являет, что социалистический пролетариат России будет всеми силами и всеми на-

ходящимися в его распоряжении средствами поддерживать братское революцион-

ное движение пролетариата всех стран».

185

Существовало также секретное дополнение к резолюции, наделявшее Цен-

тральный Комитет РКП(б) (а не высшие органы советской власти!) исключительными

184

Там же, с. 93.

185

КПСС в резолюциях, решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М., 1953, ч. 1, сс. 404-405.

полномочиями – принимать решения по вопросу о войне и мире. Не считаясь с на-

строениями и мнениями огромного большинства граждан страны и даже рядовых

членов партии, ЦК присвоил себе право по собственному усмотрению «во всякий

момент разорвать все мирные договоры с империалистическими и буржуазными го-

сударствами, а равно и объявить им войну».

186

Превращение собственной страны в «запал» всемирного революционного

взрыва – этот чудовищный замысел большевиков, как бы тщательно он ни скрывал-

ся, вызывал глубокую обеспокоенность в широчайших массах российского населе-

ния. Хотя эти «пережитки» национального самосознания не останавливали проведе-

ние большевиками намеченного курса, им пришлось ужесточить репрессивные меры

против большинства несогласных. Провозгласивший начало «эры всемирной проле-

тарской, коммунистической революции» VII съезд РКП (б) поставил «конкретные за-

дачи пролетарской диктатуры применительно к России, главной особенностью кото-

рой является численное преобладание мелкобуржуазных слоев населения».

187

Нетрудно представить, какие еще бедствия обрушились бы на народ нашей и

других стран, будь у большевистских лидеров достаточно сил, чтобы широко раз-

вернуть «красную интервенцию» и одолеть «буржуазные государства». Ни о нацио-

нальных интересах, ни о формировании на их основе внешней политики (да и о са-

мой внешней политике как средстве общения между суверенными государствами, а

не инструменте контроля центра коммунистической системы над ее периферией) то-

гда не могло бы быть и речи на расширенном геополитическом пространстве под

«диктатурой пролетариата».

К счастью, чем грандиозней размах заведомо неосуществимых прожектов, тем

сокрушительнее их банкротство. Утопичность устрашающего революционного наско-

ка на неподатливую мировую реальность выявилась со всей убедительностью до-

вольно скоро. Пламя революции из Советской России не перекидывалось на внеш-

ний мир, «пролетарии всех стран» не спешили соединяться и восставать. Револю-

ционные вспышки в Германии и Венгрии быстро угасли. Пожар мировой революции

никак не разгорался.

А тем временем ярый радикализм советской политики натолкнулся на столь

же непримиримую позицию мирового капитализма, всерьез напуганного выходом

классовой борьбы на международную арену. Братоубийственная гражданская война

усугубилась иностранной интервенцией. Угасла надежда на скорую мировую рево-

люцию. Страну засосал водоворот красного и белого террора, разорения и разрухи,

голода и эпидемий. Судьба советской власти повисла на волоске.

Когда стало предельно ясно, что мировая революция, если вообще когда-

нибудь произойдет, то никак не в ближайшее время, наступило отрезвление у энту-

зиастов срочной переделки мира по своему подобию. На Четырнадцатой конферен-

ции РКП (б) пришлось признать, что ввиду отсутствия «конкретного исторического

опыта» партия допустила «известные просчеты» - «Было время (1918 г.), когда все

мы ожидали победы пролетарской революции в Германии и некоторых других стра-

нах в течение нескольких месяцев или даже недель». Однако «на деле оказалось,

что… ход развития мировой революции пошел гораздо медленнее».

188

Лидеры большевистской России были вынуждены вырабатывать более гибкий

внешнеполитический курс, сообразовываться с неблагоприятной для них действи-

тельностью. Ленин констатировал: «Положение, которое мы сейчас переживаем,

межумочное, наша революция существует в окружении капиталистических стран.

Пока мы в таком межумочном положении, мы вынуждены искать чрезвычайно слож-

186

Там же, с. 405.

187

Там же, с. 413.

188

Там же, ч. 2, с. 47.

ных форм взаимоотношений».

189

С повестки дня советской политики была фактиче-

ски снята задача немедленного установления мировой гегемонии под эгидой «про-

летарского интернационализма». Ленин выдвинул идею «мирного сожительства»

190

или мирного сосуществования с капиталистическими государствами.

О мирном сосуществовании много сказано и написано. Здесь хотелось бы вы-

делить лишь те аспекты этой концепции, которые свидетельствуют об эволюции ин-

тересов и внешнеполитических целей Советского Союза в контексте его внутреннего

положения и международной обстановки. Мирное сосуществование знаменовало

собой отход советской внешней политики от первоначального безусловного подчи-

нения революционной догме, приспособление ее к неблагоприятным (а в чем-то и

выгодным) для нее, но реально существовавшим условиям международной жизни.

Изменить их одномоментно в свою пользу было невозможно, равно как и продол-

жать лобовое наступление на мировой капитализм, обладавший подавляющим пре-

восходством сил и ресурсов. Когда нетерпеливо ожидавшаяся в Кремле «мировая

революция» оказалась лишь плодом идеологического воображения, пришлось отка-

заться от попыток разжечь ее, которые оборачивались ужесточением изоляции со-

ветского государства в кольце враждебного капиталистического окружения.

При несомненной догматической зашоренности, большевистские лидеры не

могли не считаться с катастрофическим состоянием собственной страны, истерзан-

ной войнами, беспорядками, разрухой. Передышка была жизненно необходима. Это-

го настоятельно требовали национальные интересы, но о них новые правители вряд

ли задумывались. А вот о государственных (точнее, о своих властных) интересах

пришлось позаботиться. Вопрос стоял ребром: либо продолжать добиваться иллю-

зорной «мировой революции», либо спасать собственную страну. Единственно ра-

зумным выбором явилось мирное сосуществование, разумным для молодого социа-

листического государства, разумным – не по умыслу власти, а объективно – для

российской нации. Какой бы ни была новая модель советской внешней политики, ее

не воинственная, а мирная ориентация сулила, по крайней мере, хотя бы относи-

тельное облегчение тягот и бедствий исстрадавшегося народа.

Не столько по расчету, сколько в силу обстоятельств, отношение Советского

Союза к внешнему миру становилось менее идеологизированным, а «классовость»

превращалась все больше в пропагандистское оформление его практических целей

на международной арене. Этому способствовало также осознание советскими лиде-

рами того факта, что, вопреки их утверждению о жестком классовом расколе мира,

действительность была намного разнообразней, в ней существовали не только анта-

гонистическая несовместимость, но, поверх идеологических расхождений, и обшир-

ные области совпадения деловых интересов. Советскому полюсу противостоял от-

нюдь не монолитный капиталистический полюс, классовое единство которого не

мешало тем или иным входившим в него государствам иметь взаимовыгодные связи

с социалистическим антиподом. Поэтому мирное сосуществование не только укреп-

ляло безопасность Советского Союза, но и открывало возможности экономических и

иных деловых отношений с развитыми странами, имеющими иное классовое устрой-

ство. Пусть и в условиях непрекращающейся идеологической борьбы, советская

внешняя политика начала принимать в международных делах правила игры, исклю-

чающие навязывание своих порядков другой стороне. Точно подметил эту тенден-

цию ученый-международник Дмитрий Томашевский: «Само понятие мирного сосу-

ществования государств с различным социальным строем исходит из сохранения

189

В.И.Ленин. Полн.собр.соч., т. 43, с. 29.

190

Там же, т. 40, с. 145.

этого различия, предполагает отказ от попыток вмешательства во внутренние дела

другой страны».

191

Невмешательство во внутренние дела друг друга как один из основных прин-

ципов международных отношений никогда не подвергался сомнению (хотя на прак-

тике сплошь да рядом нарушался). На сей раз возник вопрос: насколько этот обще-

признанный принцип применим к взаимоотношениям государств с противоположным

социальным строем. Вопрос обоюдоострый. Возможность поддержания нормальных,

тем более взаимовыгодных, межгосударственных отношений зависела от способно-

сти и готовности обеих сторон – социализма и капитализма – ставить совпадающие

интересы выше классовых. Судьба мирного сосуществования определялась не аб-

страктной разнотипностью государств, а ее конкретной проекцией на международ-

ные дела через внешнюю политику этих государств.

Но внедрение мирного сосуществования в межсистемные отношения ослож-

нялось, помимо внешних факторов, также и внутренней противоречивостью самой

этой концепции. Дело в том, что советские лидеры относились к мирному сосущест-

вованию как к вынужденному, временному отступлению перед превосходящими си-

лами классового противника. По их замыслам, новая внешнеполитическая концеп-

ция предусматривала не прекращение, а лишь видоизменение формы классовой

борьбы на мировой арене.

Говоря о мирном сосуществовании, Ленин разъяснял: «Форма борьбы может

меняться и меняется постоянно в зависимости от различных, сравнительно частых

и временных, причин, но сущность борьбы, ее классовое содержание прямо-таки не

может измениться, пока существуют классы».

192

Он не скрывал, что расценивал

мирное сосуществование как необходимое условие для накапливания сил и реши-

тельного броска в борьбе за ликвидацию мирового капитализма. По его словам,

«…как только мы будем сильны настолько, чтобы сразить весь капитализм, мы не-

медленно схватим его за шиворот».

193

Троцкий утверждал, что «для революционного

класса недопустимы сделки с империалистами…».

194

Ему вторил Бухарин: «… мир-

ного сожительства между нами, - между Советской республикой и международным

капитализмом, - быть не может…», «единственная в смысле возможности и необхо-

димости перспектива – война против международного капитализма».

195

С особым

догматическим упорством следовал установкам на классовую непримиримость Ста-

лин, причем не только по отношению к империалистам, но и к социал-демократам,

которых он клеймил как «реформаторов», «предателей», виновных в спаде револю-

ционной борьбы в мире, и требовал дать им «смертельный бой».

196

Мирное сосуществование представляло собой, таким образом, «симбиоз»

двух разнонаправленных линий: одной – на сожительство с мировым капитализмом,

другой – на ниспровержение этой общественной формации. В советской внешней

политике отныне стали переплетаться и сталкиваться по существу взаимоисклю-

чающие тенденции, направленные как к деловому сотрудничеству с капиталистиче-

скими государствами, так и к продолжению классовой борьбы с ними под флагом

«интернационализма». Аналогичную амбивалентность проявляла и политика запад-

ных держав по отношению к Советскому Союзу, в ней перемежались импульсы при-

тяжения и отталкивания.

191

Д.Г.Томашевский. Ленинские идеи и современные международные отношения. М., 1971, с. 160.

192

В.И.Ленин. Полн.собр.соч., т. 27, с. 372.

193

В.И.Ленин. Соч., 3-е изд., т. 26, с. 500.

194

VII съезд РКП (б). Стенографический отчет. М., 1962, с. 71.

195

Там же, сс. 29, 35.

196

ЦПА ИМЛ при ЦК КПСС, ф. 17, оп. 2, д. 109, лл. 32-33.

100

В итоге сложения двух внешнеполитических подходов создавалась неодно-

значная картина взаимоотношений социалистического государства с капиталистиче-

ским окружением. Тон в них задавала взаимная классовая вражда, находившая вы-

ход в столкновении коммунистической и буржуазной идеологий. Но чем дальше от

октября 1917 г., тем меньше поведенческая модель советской внешней политики

оказывалась отличной от общепризнанных международных стандартов. Реальность

диктовала единые для всех правила игры. И ставками в ней, как всегда, были на-

сущные, если не обязательно осознанные национальные, то в любом случае так или

иначе определяемые государственные интересы, а не идеологические догмы. Это

открывало возможности для нахождения точек соприкосновения экономических и

политических интересов государств противоположных общественных систем. Дейст-

вуя в этом направлении, советская дипломатия (при встречном движении со сторо-

ны Запада) сумела проложить пути к заключению Лондонского торгового соглашения

с Великобританией (1921 г.), Раппальского договора с Германией (1922 г.), Римского

договора о торговле и мореплавании с Италией (1924 г.), Парижского договора о не-

нападении с Францией (1932 г.) и соглашений с рядом других капиталистических го-

сударств.

Выгоды для советской (и для противоположной, капиталистической) стороны

могли бы оказаться гораздо более внушительными, если бы не атмосфера взаимно-

го недоверия. На Западе подозревали, что кремлевские лидеры подходили к реа-

лизации принципов мирного сосуществования в практической политике со своих

прежних догматических позиций. Новая концепция расценивалась лишь как тактиче-

ский прием в противостоянии враждебному окружению, средство притупления его

бдительности, а стратегической установкой оставалась непримиримая классовая

борьба с мировым капитализмом.

По мере затухания революционных вспышек и стабилизации капитализма все

очевидней становилась несостоятельность приоритетности заявки социалистическо-

го государства на радикальное переустройство мира по собственной модели. Но

«интернационализм» сохранялся в качестве непререкаемой доктрины, правда, все

больше для внутреннего идеологического потребления, хотя от случая к случаю

также и для пропагандистского сопровождения конкретных внешнеполитических

действий Советского Союза. Живучесть «интернационализма» подкреплялась тео-

ретическими новациями Сталина.

Положения (сами по себе далеко не бесспорные) ленинского анализа импе-

риализма как высшей стадии развития капитализма Сталин предельно упростил и

предсказал неизбежную гибель капиталистической формации в итоге ее «общего

кризиса». Вождь внес свои коррективы в иерархию противоречий современного ми-

ра. Противостояние социализм-капитализм он формально оставил как «главное про-

тиворечие» исторической эпохи, а межимпериалистическим противоречиям придал

решающее значение в международных отношениях, прежде всего в вопросе о войне

и мире. Что касается противоречия между Советским Союзом и капиталистическим

миром, то, по интерпретации Сталина, оно «вскрывает до корней все противоречия

капитализма и собирает их в один узел, превращая их в вопрос жизни и смерти са-

мих капиталистических порядков».

197

Такая сталинская установка ориентировала со-

ветскую внешнюю политику не просто на обострение межимпериалистических про-

тиворечий, а на стимулирование перерастания их в новую мировую войну. Причем в

таком ее варианте, который бы позволил Советскому Союзу как можно дольше не

вступать в нее, выжидать взаимного истощения воюющих сторон и появления бла-

гоприятных условий для расширения сферы своего влияния и контроля.

197

И.В.Сталин. Соч., т. 12, с. 255.