Боннар Андре. Греческая цивилизация. Том 1-й. От Илиады до Парфенона
Подождите немного. Документ загружается.
афинян, он сумел их объединить, указав им на более высокую цель, цель,
отвечающую интересам всех страдавших от междоусобиц полисов Греции.
И в самом деле, у Фукидида Перикл нередко говорит на панэллинском
языке, говорит, как человек, задавшийся целью объединить весь греческий
народ под гегемонией города, во всех отношениях наиболее достойного
встать во главе. В течение тридцати лет Перикл переделывал Афины, с тем
чтобы они стали «школой Греции» (судя по контексту, у Фукидида речь идет
о политической школе Греции). Он хотел сделать свой город деловым
центром, блестящим городом эллинского мира, так как был убежден в том,
что мастерство, проявленное Афинами под его руководством в пластических
искусствах, способно выразить любовь к жизни, горевшую в сердце каждого
грека. Но Перикл прежде всего хотел превратить Афины в горячее сердце
политической жизни всей Греции, сердце, вдохновленное самой пламенной
любовью к свободе, претворенной в делах. В приведенных Фукидидом
словах Перикла эта общая всем грекам любовь звучит великолепно:
«Убежденные в том, что счастие — в свободе, а свобода — в мужестве,
смело смотрите в лицо опасностям войны». Перикл вовсе не обращает эту
фразу к одним только афинянам, как может показаться; она относится ко
всем грекам, передает общее всем греческим полисам глубокое чувство,
отличающее именно греческий мир от всех остальных людей, — чувство
любви к свободе, возвышенное до личного самопожертвования. Эти слова
выражают более чем чувство, они требуют действия, основанного на самой
греческой из добродетелей, — действия мужественного.
Если Перикл задумал, как будет показано ниже, объединить в лоне
Афин, городе-матери, всю разрозненную Грецию и потерпел неудачу, то это
не только потому, что, прежде чем он смог осуществить свои планы,
случайная смерть, непредвидимая даже для этого ума, умеющего все
предвидеть, — смерть от чумы — настигла его в разгаре деятельности, в
расцвете сил, но и потому, что остальные греки иначе назвали афинский
патриотизм Перикла, призывавший их к объединению: они назвали его
империализмом Афин.
Таковы, по Фукидиду, Перикл и его судьба.
* * *
Но правда ли все это? Или, вернее, что во всем этом правда? Рой
вопросов осаждает наш разум. Великолепный образ Перикла, набросанный
Фукидидом, нам кажется слишком прекрасным, настолько, что он начинает
нас тревожить как лицо сфинкса. Он содержит противоречия, хотя и
объяснимые той эпохой, в которую жил этот человек, но все же снижающие
для нас его ценность. Он вместе с тем кажется чересчур совершенным,
настолько, что мы не можем не заподозрить идеализацию. И одновременно
образ Перикла представляется нам настолько ценным, что хочется узнать, из
какого материала он сделан, узнать прежде, чем он улетучится, как дивный
исторический сон. Постараемся разобраться в его скрытой сложности.
Физически Перикл не отличается ничем, кроме удлиненной формы
черепа; у него была голова, которая «вовсе не кончалась», по выражению
одного современника. Комические поэты дали ему из-за этого, а также из-за
его высокомерия прозвище «Олимпийца с головой луковицей». В бюсте
Перикла, от которого сохранились три копии, вылепленном его
современником — скульптором Кресилом, скрыта эта странная форма
головы, прикрытой шлемом. Выражение лица, приданное ему скульптором,
отнюдь не высокомерное или дерзкое, оно просто гордое, с намеком на
тонкую усмешку.
По своему отцу, Ксантиппу, Перикл принадлежал к знатному
аттическому роду. Но прежде, чем подвергнуться изгнанию остракизмом,
Ксантипп был вождем демократической партии. Мать Перикла принадлежала
к очень знатному, богатому и влиятельному роду Алкмеонидов, также
изгнанному из Афин по обвинению в кощунстве и измене. В числе
прапрадедов Перикла по материнской линии был тиран Сикионский (в
древности тиранами обычно назывались люди, поставленные у власти
народными массами); он приходился, также по матери, внучатым
племянником законодателя Клисфена, который, желая продолжить
незавершенное дело великого Солона, стал в 508 году до н. э. дополнять и
обновлять реформы основателя афинской демократии. Перикл родился около
этого времени, примерно в 492 году до н. э. — точной даты его рождения мы
не знаем.
Аристократическое рождение и демократические традиции,
принимавшие форму как тираническую, так и чисто демократическую, —
таково фамильное наследие, воспринятое Периклом. Что изберет он, когда
вступит на общественное поприще, куда его влекло его призвание? «У него в
молодости, — пишет Плутарх, — было чрезвычайное отвращение к народу».
Перикл был всегда серьезен и держался строго, он терпеть не мог
фамильярных манер своего старшего современника Кимона, последнего
победителя в персидских войнах и главы аристократической партии.
Возможно, что у Перикла и было врожденное пренебрежение к черни, но, во
всяком случае, он боролся с этим чувством, совершая при этом внезапные
акты великодушия; как бы то ни было, его политический инстинкт и логика
мышления его не обманули: величие Афин, города, который он со времен
своей юности решил возвысить и предоставить ему подобающее место, уж
конечно, не могла поддержать кучка аристократов, объединенных вокруг
легкомысленного и приятного Кимона. Надо было расширить права
народных масс, продолжая ими руководить, распоряжаться и направлять к
намеченной цели, потому что только эти массы, творцы будущего, были в
состоянии завоевать для Афин величие и материальное могущество и
обусловленное им культурное и художественное первенство. Перикл решил
служить демократической партии. Он сделался ее единственным вождем в
тридцатилетнем возрасте.
По своему интеллектуальному складу Перикл был ярко выраженным
рационалистом, не лишенным, однако, большой чувствительности, горячей и
вместе с тем тонкой, как не был лишен и некоторого религиозного чувства,
сливавшегося у него с любовью к городу. Это уважение к религии и глубокая
любовь к родине не позволили ему, как это часто бывает с рационалистами,
замкнуться в вульгарном индивидуализме.
Учителями Перикла отнюдь не были мыслители, обитающие в башне
из слоновой кости. Главный из них, Дамон, был композитором и теоретиком
музыки; он настолько серьезно относился к своему искусству, что заявлял:
«Нельзя коснуться музыкальных правил без того, чтобы не произвести
одновременно переворот в основных законах государства... Музыку следует
сделать крепостью государства». Поселившиеся в Афинах Зенон Элейский и
Анаксагор стали наставниками Перикла в науке мыслить. Зенон насаждал в
Афинах монотеистское учение элейской школы: «Бог один... Без труда,
одной силой своего разума он приводит в движение весь мир». (Не то ли
самое попытался осуществить Перикл в области общественной жизни:
управлять силой мысли?) Анаксагор, о котором мы знаем, что он
поддерживал тесные связи с Периклом, Анаксагор, с которым мы еще
встретимся во втором томе этой книги, был философом, учившим, что
чистый Разум исторг мир из первоначального хаоса, устроил его и
продолжает управлять им. В учении Анаксагора Перикл почерпнул все свои
научные познания, охватывавшие все, что было доступно в то время; им
определялся рационалистический склад его мышления, в нем он обрел
руководящий принцип и образец для управления городом. Все речи Перикла,
как их передает Фукидид, были образцом дедуктивного красноречия, однако
проникнутого живыми страстями молодого афинского народа. Речи и
рассказы свидетельствуют о высоком, деятельном и властном уме этого
«тирана», проявленном им в руководстве афинским полисом. «Когда Перикл
появлялся перед народом, чтобы обратиться к нему с речью, он казался
образом Нуса (Разума), человеческим воплощением силы конструктивной,
движущей, аналитической, устрояющей, проницательной и художественной»,
— пишет Ницше.
Анаксагор не мог избегнуть обвинения в атеизме. Его выручил Перикл.
Религия Перикла сливала в единое душевное горение культ исконных
древних сил, управляющих поступками людей, с культом самих
человеческих поступков (воплотивших их в жизнь), с культом людей,
борющихся в рамках города за благосостояние, прогресс, социальную
справедливость и славу, увлеченных на этот путь стихийно растущей силой
сообщества граждан. Эта религия Перикла вписана в мрамор построенных им
храмов, статуй богов и героев Афин, она во всех памятниках, воздвигнутых
им во славу людей и богов. Именно в честь общения и понимания между
людьми и богами-покровителями вознес он к небу столько колонн и столько
мраморных скульптур. При всем том нас поражает, что во всех речах
Перикла, как их передает Фукидид, никогда не упоминаются боги. Они даже
не названы им в той великолепной речи, восхваляющей Афины и их блага,
достойные того, чтобы юноши жертвовали для них своей жизнью, которую
Перикл произнес на похоронах жертв первого года Пелопоннесской войны.
Как можно было не упомянуть о богах при таких обстоятельствах? Вместо
них повсюду произносится название города, как если бы Афины стали
видимым божеством Перикла.
* * *
Посмотрим, на какие дела вдохновляла его эта любовь к Афинам?
Перикл начинает свою деятельность с завершения демократической системы,
дополняя законы и обычаи, существовавшие со времени Солона, Писистрата
и Клисфена, его трех предшественников в деле демократизации. Перикл,
впрочем, не сторонник ни классового режима, ни привилегий одной партии.
Он вовсе не ставит себе целью организовать политическую и социальную
монополию неимущих классов, переложив издержки за нее на богатых.
Афинская демократия, по Периклу, — это весь город, занятый трудом. Труд
у него в почете. «У нас постыдна не бедность, — заявил он в собрании, — но
пусть будет стыдно тем, кто ничего не делает, чтобы от нее избавиться».
Чтобы создать в Афинах — разумея под этим, само собой, только
афинских граждан — полностью демократические порядки, следует
расширить круг населения, из которого выставлялись кандидаты на
общественные должности, до сих пор ограниченный двумя более
зажиточными классами. При этом Перикл знает, что участие самых
неимущих в управлении окажется чисто теоретическим, пока не будет
установлено жалованье для граждан, избираемых на общественные
должности, то есть пока человек, назначенный архонтом или членом суда
гелиастов, не избавится от заботы о средствах существования. Поэтому
Перикл включает в круг лиц, избирающих архонтов, граждан третьего класса
(мелкие собственники и ремесленники со скромным доходом), оставляя без
избирательных прав только четвертый и последний класс — наемных
рабочих и батраков. Он вводит оплату для членов Совета пятисот, архонтов и
судей трибунала гелиастов (6000 членов), военных, а также граждан,
участвующих в многочисленных празднествах республики. Однако никогда
Перикл не соглашался установить вознаграждение за участие в народном
собрании, так как присутствие на нем граждан он рассматривал как их долг.
Эти две меры — расширение архонтата и вознаграждение для граждан,
исполняющих общественные должности, за исключением участия в
народном собрании, завершали, по мнению Перикла, демократизацию Афин.
К этому прибавилась отмена права вето ареопага, ограничивавшего во
многих случаях суверенитет народа; право вето ввел в 462—461 годах до н. э.
Эфиальт, неподкупный обвинитель взяточников — членов ареопага, вскоре
убитый при таинственных обстоятельствах. С тех пор ареопаг утратил всякое
значение. Все его права перешли к народному собранию и к народному
трибуналу.
Впрочем, в политике законы значат меньше, чем нравы. Управляют
Афинами не архонты — они лишь исполнители принятых постановлений.
Все важные решения выносятся народным собранием, куда входят все
граждане: отсутствуют тут разве что крестьяне, неохотно покидающие свои
деревни, чтобы присутствовать на собрании, но уж никак не городские
рабочие и моряки из Пирея; именно это трудящееся население составляет
большинство в собрании. Нет никакой надобности в оплате — люди
стекаются сюда толпами, чтобы видеть увлекательное зрелище: состязание в
красноречии.
Именно здесь ведет Перикл свой бой за осуществление цели,
поставленной им для Афин, — достижения могущества. Он не облечен
никаким особым титулом или должностью, чтобы добиться своего; у него нет
иных средств, кроме покоряющей убедительности его умных речей и
искреннего, неподкупного патриотизма. Перикл не более чем «prostates tou
demou», что означает одновременно и «лидера» демократической партии и
вождя демократической общины в целом. Он также и стратег, то есть
военачальник, входящий в коллегию из десяти афинских стратегов, ежегодно
избираемых народом. Перикл избирается стратегом в течение всего периода
с 460 по 429 год — у нас есть тому документальные доказательства, — за
исключением двух лет, причем его избирает не только его фила
(административная единица, имеющая право послать одного своего члена в
коллегию стратегов), но и большинство других, составлявших в целом
общину афинских граждан. Подобное единодушие, редкое и даже
исключительное в истории Афин, означает, без сомнения, что Перикл сумел
убедить народ в необходимости следовать по указанному им пути, хотя
выбор этого пути принадлежал в конечном счете самому народу,
самостоятельно распоряжающемуся своей судьбой.
По правде сказать, народовластие афинских граждан нельзя считать
лишь пустым словом.
Собрание постоянно оказывало непосредственное влияние на всех
должностных лиц — архонтов, в широком смысле этого слова. Чтобы при
назначении должностных лиц шансы были равны, а с другой стороны, был
обеспечен выбор людей компетентных, оно производилось посредством
соединения системы жеребьевки и выборов, а иногда только одним из этих
двух способов. Ни у кого, кроме стратегов, нет никаких шансов быть
избранным два года подряд или же совмещать две должности.
Власть поставлена в зависимость от народа. Существует и другой
контроль. Вступая в должность, должностное лицо подвергается экзамену
либо в Совете пятисот, составленном из прежних архонтов, либо перед
одним из отделов народного трибунала — гелиэей. Слагая свои обязанности,
должностное лицо представляет отчет, и пока отчет не будет утвержден
собранием, указанное лицо не имеет права распоряжаться своим
имуществом. Кроме того, любым гражданином может быть предъявлено
обвинение уволенному должностному лицу и возбуждено против него
преследование, так называемое «graphe alogiou» — обвинение в беззаконии.
И это еще не все. Во все время своей годичной службы должностное лицо
находится под прямым и неослабным контролем народа: тот может
посредством процедуры «утверждающего» голосования отрешить его от
должности и передать суду народного трибунала.
Точно так же народ обладает верховной властью и в судопроизводстве.
Значительная часть граждан ежегодно заседает в трибунале гелиастов; его
приговоры в большинстве случаев, как по общественным делам, так и по
частным, не подлежат кассации. В некоторых случаях — покушение на
демократию, участие в тайном обществе и в заговоре, измена, политический
подкуп и другие — народное собрание берет на себя функции судебного
разбирательства или же поручает рассмотреть обвинение своей комиссии,
составленной по меньшей мере из тысячи членов народного трибунала.
Благодаря всем этим установлениям и многим другим афинская
демократия создавала режим полной демократии, управление народом и для
народа, представляла наиболее полное осуществление демократии, какое
когда-либо знал античный мир.
И все же широта мысли и сила красноречия Перикла создали ему
настолько высокий авторитет, что он становится как бы
противопоставляемой силой. Демократия Перикла есть демократия
управляемая. Фукидид высказал об Афинах того времени суждение очень
категорическое. «Это было по имени демократией, а фактически —
правлением, осуществляемым первым из граждан». Становится понятным,
как случилось, что Софокл, знавший Перикла и любивший его,
позаимствовал некоторые его черты, создавая образ Креонта в «Антигоне».
Однако об этом можно сказать больше и, пожалуй, хуже. Перикл,
завершая демократию, служа ей одновременно и противовесом и тормозом ее
действиям, если можно так выразиться, «закрывает ее».
Как говорит Аристотель, в 451—450 годах до н. э. было решено по
предложению Перикла, что политическими правами могут пользоваться
лишь те, у кого и отец и мать — афиняне. По законодательству Солона,
служившему критерием в этом вопросе, сыновья от брака между афинским
гражданином и чужеземкой пользовались всеми правами гражданства. Так
обстояло дело с Фемистоклом, Кимоном, историком Фукидидом,
законодателем Клисфеном и многими другими видными афинянами. Немало
чужеземцев получили право гражданства в Афинах за оказанные ими городу
услуги. Многие незаконным путем попали в списки граждан, благодаря
проделкам подкупленных должностных лиц. После издания нового закона
стали производить частые и строгие проверки. Так, в 445—444 годах до н. э.
мелкий царек из Дельты, Псамметих, прислал во время большой голодовки
тридцать тысяч мер ржи для раздачи гражданам Афин. Это послужило
поводом для пересмотра списков граждан, из которых вычеркнули несколько
тысяч имен. Из тех, чьи права были подтверждены, на раздачу явились 14240
граждан. Сколько могло не прийти? Без сомнения, около десятка тысяч.
Следовательно, в это время общее количество афинских граждан, во всяком
случае, не превышало 30 тысяч человек.
Как бы ни было, после ограничения афинской демократии Периклом в
этом городе, самом демократическом во всей Греции, нашлось лишь 14240
граждан, могущих воспользоваться своими гражданскими правами. Всех же
жителей Афин было тогда 400 тысяч. Расцвет всех этих установлений служит
одновременно отправной точкой их упадка.
* * *
К моменту прихода Перикла к власти Афины уже около пятнадцати лет
находились во главе важного союза городов — Делосской лиги. Этот союз,
возникший в самом конце персидских войн (479 год до н. э.), преследовал
чисто военные цели: продолжение на море военных действий против персов,
освобождение от них греческих городов, остававшихся под властью царя,
сделать невозможным новое вторжение персов в Грецию. Освободительная и
карательная война одновременно, война оборонительная и превентивная —
таковы были задачи союза, успешно им осуществленные под руководством
Фемистокла, Аристида и Кимона.
Центром федерации — одновременно святилищем, местом собрания
федерального совета и хранения казны — был священный остров Делос,
расположенный в сердце Эгейского архипелага.
С самого начала Афины пользовались особыми привилегиями в
федерации: это было следствием того, что у Афин был самый мощный флот.
Афины командовали военными операциями и, следовательно, могли
свободно распоряжаться финансовыми средствами. Союзники были обязаны
поставлять федерации оснащенные и вооруженные корабли для войны с
Персией. Вскоре же было разрешено тем союзным полисам, корабли которых
были устаревшего типа, взамен этих кораблей вносить соответствующий
денежный взнос. В 454 году в федерации оставалось, кроме Афин, только три
члена, поставлявших корабли, а не деньги: Самос, Хиос и Лесбос. Зато
Афины насчитывали около ста пятидесяти городов-данников, и сумма их
ежегодных взносов к этому времени достигала по нашему курсу трех
миллионов золотых франков.
В том же 454 году (в правление Перикла) было решено перевести казну
федерации с Делоса в Афины.