Бобкова М.С., Мереминский С.Г. Терминология исторической науки. Историописание

Подождите немного. Документ загружается.

альные», определяя их отношение к соответствующим чертам

базиса непосредственно и, пожалуй, даже каузально”. Иначе, по

мнению Адорно, в работах Беньямина можно наблюдать отсут-

ствие теоретической базы, прикрытое многочисленными факта-

ми, создающими “аффицирующий” эффект

Однако для работ представителей ИСИ Беньямин особо

позитивным и плодотворным считал именно развитие учения об

обществе в соединении с различными дисциплинами: политэко-

номией, психологией, историей, философией

. В исследовании

Адорно Беньямин с восторгом отмечал умение “сокрыть” себя

как критика философа. Рецензируя несколькими годами ранее

его работу о философии Кьеркегора, он назвал ее “переданным

из китайской сказки движением сокрытия (художника) в (само-

нарисованной) картине, которую он познает как последнее сло-

во этой философии”

. Потому объясняя в ответе Адорно методо-

логию своего исследования, Беньямин указал на технологию от-

бора и объем картины выявленных фактов, “поразительного

представления фактичности”, которую он лишь скорректировал

с учетом исчезновения “видимости закрытой фактичности… на

уровне, где конструируется предмет в исторической перспекти-

ве”: “Линии соосности этой конструкции сходятся в нашем соб-

ственном историческом опыте”

. Неподвижность лишается со-

стояния покоя, поскольку нет больше уверенности, что она учи-

тывает абсолютно все, а также уверенности, что исследователь

беспристрастен и независим в своем взгляде на нее. Теперь ста-

новится необходимо обратиться к данным, например, психоло-

гии.

Стремление ослабить сторонние воздействия политиче-

ских, но не научно-теоретических или вызванных накопленны-

ми данными, мотивов для изучения могло быть воплощено, по

мнению Беньямина, исключением из исследования всякой “ма-

териальности” самого исследователя: “Метод этой работы: ли-

тературный монтаж. Я ничего не должен говорить. Только пока-

Theodor Adorno an Benjamin, 10. 11. 1938 // GS. Band I. S. 1096.

Benjamin W. Ein deutsches Institut freier Forschung // GS. Band III. S.

516.

Benjamin W. Kierkegaard // GS. Band III. S. 382.

Benjamin an Theodor Adorno, 9. 12. 1938 // GS. Band I. S. 1100.

зывать. Я ничего ценного не похищаю и никакие духовные фор-

мулировки себе не присваиваю. Но лохмотья, отбросы: их я

хочу не инвентаризировать, но единственно возможным об-

разом позволить добиться своего права: их использовать”

. Тем

самым активность исследователя проявляется в вовлечении –

позитивных и негативных – свидетельств прошлого в современ-

ные процессы и ситуации именно в момент заинтересованности

в них и именно в форме, увиденной историком. Эта техника

монтажа активно применялась в межвоенный период в искус-

стве. Привлеченный именно ее материальностью, Беньямин

предложил использовать ее и в исторических исследований. Ис-

торический материалист, по мнению Беньямина, выстраивает

“конструкцию, место которой образует не пустое время, но

определенная эпоха, определенная жизнь, определенное произ-

ведение… и плод этой конструкции в том, что в произведении

сохраняется произведение жизни, в произведении жизни эпоха и

в эпохе течение истории”

. Все имеющее материальную основу в

прошлом должно быть оценено с точки зрения материального

воздействия на настоящее, при этом не столько вообще, сколько

на настоящее самого исследователя.

Поддержку в своих устремлениях к поиску материалисти-

ческой основы исторических исследований в широком про-

странстве фактов из различных сфер прошлого и в человеческой

природе Беньямин нашел в лице Жоржа Батая, возглавлявшего

Коллеж социологии в Париже, собрания которого мыслитель

посещал, когда в середине 30-х гг. жил там в эмиграции. Фран-

цузский философ стал одним из авторов концепции “сакральной

социологии”, обращавшей внимание на “изучение существова-

ния общества во всех тех его проявлениях, где обнаруживается

активное присутствие сакрального”: “Таким образом, ставится

цель определить точки соприкосновения между навязчивыми

фундаментальными тенденциями индивидуальной психологии и

направляющими структурами, которые возглавляют социаль-

ную организацию и руководят революциями”

. Если отталки-

Benjamin W. Passagen-Werk. S. 574.

Benjamin W. Eduard Fuchs, der Sammler und der Historiker. S. 468.

Декларация о создании Коллежа социологии // Коллеж социологии.

СПб., 2004. С. 29-30.

ваться от этого определения, то Батай и его коллеги, группиро-

вавшиеся вокруг Коллежа, делали упор в своих размышлениях

на “навязчивые фундаментальные тенденции индивидуальной

психологии”, а Беньямин, симпатизировавший деятельности

ИСИ, концентрировал внимание на “направляющих структурах,

которые возглавляют социальную организацию и руководят ре-

волюциями”. Однако “точки соприкосновения” с предметами

изучения обоих направлений важны в равной степени: и для

“материалистического историописания” и для “сакральной со-

циологии”.

По мнению Майкла Вайнграда, “соединение фрейдистских

и марксистских принципов у Батая осуществляется в то же

самое время, что и схожие усилия теоретиков ИСИ, и по близ-

ким причинам: исходя из необходимости дать более точную

картину отношений человеческого и природного, следуя потреб-

ности бросить вызов замкнутости и механицизму ортодоксаль-

ного марксизма, а также принять во внимание те иррациональ-

ные аспекты, которые не учитывались тогдашней марксистской

мыслью”

. На основе оценки этих усилий у Беньямина его друг

и коллега Гершом Шолем впоследствии писал, что “его марк-

сизм всегда был еще не догматической, но эвристической, экс-

периментаторской природы”

Последнюю попытку обратить внимание на научное и об-

щественное значение применения методологии “материалисти-

ческого историописания” Беньямин предпринял незадолго до

собственной гибели. В своем главном методологическом и фи-

лософском тексте по истории “О понятии истории”, написанном

в 1940 г., Беньямин отметил еще раз: “Для исторического мате-

риализма речь идет о том, чтобы удержать образ прошлого, ка-

ким он неожиданно является историческому субъекту в момент

опасности. Опасность угрожает как содержанию традиции, так и

ее получателям. В обоих случаях она одна и та же: согласие

Weingrаd M. The College of Sociology and the Institute of Social Re-

search // New German Critique. Fall 2001. № 84. P. 140. Перевод по:

Вайнград М. Коллеж социологии и Институт социальных исследова-

ний: Беньямин и Батай // НЛО. 2004. № 68.

См.: Hering Ch. Die Rekonstruktion der Revolution: Walter Benjamins

messianischer Materialismus in den Thesen Uber den Begriff der Geschich-

te. Frankfurt/M.; Bern, 1983. S. 173.

стать инструментом господствующего класса. В каждую эпоху

следует пытаться вновь отвоевывать предание у конформизма,

намеревающегося овладеть им... Только тот историограф

способен разжечь в прошлом искру надежды, кто преисполнен

мыслью о том, что и мертвые не будут оставлены в покое вра-

гом, если он победит. И этот враг не прекратил побеждать”. По-

тому мыслитель требовал от исторического материалиста “взо-

рвать континуум” и использовать “революционный шанс в борь-

бе за угнетенное прошлое…, чтобы вырвать определенные эпо-

хи из гомогенного течения истории”

. Так исторический матери-

алист обратит внимание на конкретное и уникальное в универ-

сальном, обнаружит его материальную основу в прошлом и

предоставит технологию “материалистического историописа-

ния” в качестве инструмента сохранения в социальной памяти.

Benjamin W. Über den Begriff der Geschichte. SS. 695, 702, 703.

Ф.В. Николаи

Историописание и «проработка травмы»

в работах Д. ЛаКапры

В последние десятилетия важную роль в гуманитарных

науках играет полемика о репрезентации, памяти, историческом

опыте и травме. И хотя данные понятия пересекаются, каждая из

сфер этой дискуссии стала уже самостоятельным полем иссле-

дований. В этом контексте можно утверждать, что интеллекту-

альная история Доминика ЛаКапры находится на пороге пересе-

чения указанных областей. Кроме того, специфика его построе-

ний заключается в осознанном дистанцировании от преобладаю-

щего в литературной критике и философии акцента на нерепре-

зентируемом, который в теоретической историографии пред-

ставлен концепциями «возвышенного исторического опыта»

Ф.Р. Анкерсмита, «детства\немоты» (infanzia) Дж. Агамбена,

«невостребованного опыта» или «падения» К. Кэрат, «молча-

ния» П. де Мана, противопоставляемого свидетельству «призна-

ния» Ш. Фельман и Д. Лауб.

Это дистанцирование несет не только теоретическую, но и

институциональную, а также социальную функцию. Д. ЛаКапра

подчеркивает необходимость сохранения самостоятельности ис-

торического знания и историографии, которые в отличие от дру-

гих дисциплин и практик исследования занимаются «прора-

боткой» (working-through) прошлого. Важно отметить, что речь

идет не о позитивистской критике «постмодернистской мафии,

чья Alltags-geschichte (история повседневности) описана в зна-

менитых телевизионных сериалах»

, но о критическом отноше-

нии к традиции

, столь важной для основных оппонентов Ла-

LaCapra D. History in Transit: Experience, Identity, Critical Theory.

Ithaca, 2004. Р.73.

«Критичность» воспринимается ЛаКапрой как непременное условие

самостоятельности, поскольку конструктивный диалог возможен лишь

при соблюдении дистанции между его участниками. Наиболее рельеф-

но это проявляется в интерпретации текстов З. Фрейда и М. Хайдегге-

ра. См. LaCapra D. Representing the Holocaust: History, Theory, Trauma.

Ithaca, 1994. P. 38, 137-168; LaCapra D. History and its Limits: Human,

Animal, Violence. Ithaca, 2009. P. 123-148, 208.

Капры, и в первую очередь для Ф.Р. Анкерсмита, Дж. Агамбена

и К. Кэрат

. Более того, в 1980-е гг. ЛаКапра столь же настойчи-

во высказывался за дистанцирование интеллектуальной истории

как «чтения ‘великих’ текстов» от социально ориентированных

исследований в духе К. Гинзбурга, Р. Дарнтона и сторонников

теории практик

. Пафос его выступлений и в том, и в другом

случае был связан со стремлением к сохранению самостоятель-

ности интеллектуальной истории по отношению к преобладаю-

щим (по мнению ЛаКапры) в данный период историографиче-

ским направлениям – структурализму в 1970-е гг., новой соци-

альной истории в 1980-е, исследованиям травмы в 1990-е гг.

Каждое из них делало акцент на какой-либо одной части гипоте-

тически предполагаемых бинарных оппозиций – тексте или

контексте, репрезентируемом или нерепрезентируемом, синхро-

нии или диахронии и т.д. Интеллектуальная же история, по мне-

нию ЛаКапры, осознанно следующего в этом деконструкции

Ж. Деррида

, стремится к снятию любых оппозиций и работает с

Следуя Д. ЛаКапре, подчеркнем, что эту полемику нельзя рассматри-

вать как оппозицию. Все эти исследователи признают ограниченность

«документалистского» подхода к прошлому, подвижность границ меж-

ду памятью и историей, важность субъект-позиций. Не менее значи-

мым представляется и гетерогенные контексты полемики, связанные с

дебатами о Холокосте в немецкой, французской и американской исто-

риографии (см. LaCapra D. History and Memory after Auschwitz. Ithaca,

1998. P. 43-72) и различными векторами саморефлексии континенталь-

ной и англоязычной интеллектуальной истории. (Chorell T.G.

F.R. Ankersmit and the Historical Sublime // History of the Human Sci-

ences. Vol. 19. Issue 4. P. 95-97).

См. LaCapra D. History and Criticism. Ithaca, 1985. P. 45-70. В этом

контексте показательно, что сам ЛаКапра придает огромное значение

контексту академической полемики, в которой он принимал участие.

Конференции «Современная европейская интеллектуальная история»

1980 г. (Modern European Intellectual History: Reappraisals and New

Perspectives. / Ed. by S.L. Kaplan. Ithaca, 1982) и «Исследуя пределы ре-

презентации» 1990 (Probing the Limits of Representation: Nazism and

the’Final Solution’ / Ed. by S. Friedllander. Cambridge, 1992) выступают в

его самооценке даже границами самостоятельных периодов эволюции

взглядов исследователя. LaCapra D. History and its Limits: Human, An-

imal, Violence. P. .216-219.

Отдельной проблемой представляется борьба Д. ЛаКапры за «насле-

дие Деррида» с другими ветвями деконструкции – последователями

П. де Мана, «новым историзмом» и т.д. См., например: LaCapra D.

Representing the Holocaust: History, Theory, Trauma. Р. 111-136.

ситуативными различиями. Этот институциональный аспект

особенно активно проводится исследователем в отношении «де-

батов о каноне» в американском академическом сообществе. Ла-

Капра выступает категорически против как радикальных «кано-

ноборцев», так и консервативных сторонников его неизменно-

сти, поскольку и те, и другие подчиняют двусторонний диалог с

текстом некоей заранее выработанной схеме, ограничивающей

исследование жесткими внешними рамками. Кроме того, поле-

мика о каноне предполагает политические коннотации: сторон-

ники А. Блума и П. Загорина следуют неоконсервативной уста-

новке замещения социально-экономических проблем обвинени-

ями интеллектуалов в разрушении культурных традиций (или

«высокой», «элитарной» культуры). Их противники из числа

неомарксистов, феминисток и представителей постколониаль-

ных исследователей придерживаются радикально противопо-

ложных политических взглядов, стремясь к изменению обще-

ства в целом через пропаганду «народной» культуры или суб-

культур

. Теоретическая историография (работы С. Фридлэнде-

ра, П. Левенберга, самого Д. ЛаКапры, который очень часто

ссылается на свои предыдущие тексты) в этом контексте стано-

вится основой для плодотворного решения проблемы канона,

устанавливая диалог с гетерогенными голосами прошлого,

включая как «элитарную», так и «народную» культуру.

Интерес к социальной составляющей науки подчеркивает-

ся Д. ЛаКапрой в нескольких аспектах: «Несомненно, существу-

ет диалогическая или открыто диалектическая связь между мои-

ми теоретическими взглядами, моим опытом и субъективной по-

зицией в университете… Я пережил временами тщетные, време-

нами успешные попытки молодых исследователей найти до-

стойную работу на ограниченном рынке, сформированном во

многом сомнительными приоритетами капиталистической си-

стемы…» – пишет ЛаКапра, подчеркивая важность «критиче-

ского интеллектуального гражданства» в университетах

. Но не

только личная критическая позиция в отношении капиталисти-

ческой системы важна для исследователя. Он отстаивает осо-

LaCapra D. Representing the Holocaust: History, Theory, Trauma. Р. 19.

LaCapra D. History in Transit: Experience, Identity, Critical Theory.

Р. 16.

знанный союз или диалог

интеллектуальной истории с критиче-

ской теорией. По мнению ЛаКапры, историография как чтение и

«проработка» текстов вычленяет гетерогенные «голоса» и

«восстанавливает в правах» тенденции (как риторические, так и

социальные), репрессированные доминирующей системой

«Проработка» прошлого или критическое сохранение и транс-

формация традиции представляются исследователю важными

именно в социальном плане, поскольку предполагают осознан-

ный выбор альтернатив развития в настоящем и будущем. Под-

черкнем, что речь идет об интеллектуальных и социальных тра-

дициях одновременно.

Показательным и весьма важным примером такого рода

«проработки» становится обращение ЛаКапры к истокам совре-

менных исследований опыта, определяющим векторы современ-

ной полемики. Первый из них отсылает к критической теории,

стремящейся к возвращению «голосов» и опыта подчиненных

групп

, что находит свое отражение в работах многих сторонни-

ЛаКапра придает огромное значение понятию диалога у М.М. Бахти-

на, оговариваясь, что «это понятие по-разному разрабатывалось

М. Бахтиным, М. Хайдеггером, Х-Г. Гадамером и Ж. Деррида. Я пыта-

юсь комбинировать их подходы применительно к историографии».

LaCapra D. Representing the Holocaust: History, Theory, Trauma. Р. 39. В

теоретическом плане диалог выступает у Д. ЛаКапры как альтернатива

жираровской модели «монологической культуры», где кризис сакраль-

ного связан с ростом амбивалентности и недифференцируемого наси-

лия. Подлинно свободная, карнавальная речь смешивает профанное и

сакральное, духовное и материальное: LaCapra D. Rethinking Intellectu-

al History: Texts, Contexts, Language. Ithaca, 1983. Р. 296-299. Понятие

диалога в работах Д. ЛаКапры выступает как несколько идеализируе-

мая практика, объединяющая социальное и интеллектуальное, текст и

контекст, имманентное и трансцендентное, – то есть любые бинарные

оппозиции. LaCapra D. History in Transit: Experience, Identity, Critical

Theory. Р. 21.

Д. ЛаКапра подчеркивает, что современные интеллектуалы оторваны

как от народной культуры, так и от властных практик. Именно в этом

контексте важно обращение к наследию классической историографии,

которая сохраняет разные способы письма (и, соответственно, опыты

чтения) прошлого и сохраняет связи с гетерогенными социальными

группами: LaCapra D. Representing the Holocaust: History, Theory,

Trauma. Р. 8.

Эта идея была особенно важна для В. Беньямина, к которому Д.Ла-

Капра относится достаточно двойственно, но в целом принимает его

стремление «гладить историю против шерсти»: LaCapra D.

ков устной истории, исследователей «признаний» (testimony)

жертв Холокоста и представителей микроистории. Полностью

солидаризируясь с этой линией исследований «from below», Ла-

Капра подчеркивает, что вторая – старшая и более влиятельная –

линия исследований опыта «сверху», связанная с феноменологи-

ческой философией, в значительной степени склонна к подчине-

нию историчности теоретическим схемам, то есть воспроизведе-

нию властных стратегий. Под влиянием Гуссерля и Хайдеггера,

при всем их различии,

жизненный опыт в литературной теории,

культурных исследованиях и этнографии в 1980-90-е гг. стано-

вится объектом отвлеченных спекуляций, превращая это поня-

тие в «полную абракадабру»

С точки зрения ЛаКапры, для большинства представи-

телей современных культурных исследователей характерна сле-

дующая установка: «опыт» становится для них «открытой две-

рью в прошлое», сам оставаясь при этом «черным ящиком», ни-

как не влияющим на это прошлое и, главное, уклоняющимся от

Representing the Holocaust: History, Theory, Trauma. Р. XII, 6, 13. В «Те-

зисах о понятии истории» Беньямин утверждает: «Все господствую-

щие в данный момент – наследники всех, кто когда-либо победил. Со-

ответственно, вживание в победителя в любом случае идет на пользу

господствующим в данный момент … Любой побеждавший до сего

дня – среди марширующих в триумфальном шествии, в котором

господствующие сегодня попирают лежащих сегодня на земле … Не

бывает документа культуры, который бы не был бы в то же время до-

кументом варварства. И подобно тому, как культурные ценности не

свободны от варварства, не свободен от него и процесс традиции,

благодаря которому они переходили из рук в руки. Потому историче-

ский материалист по мере возможности отстраняется от нее. Он счита-

ет своей задачей чесать историю против шерсти»: Беньямин В. О поня-

тии истории // Новое литературное обозрение. 2000. № 46. С. 83.

Возможно, Д. ЛаКапра излишне гомогенезирует феноменологиче-

скую традицию. Подчеркивая значимость оттенков и различий как

внутри других интеллектуальных течений (деконструкции, интеллек-

туальной истории и т.д.), так и у отдельных авторов (Хайдеггер, Фрейд

и др.), в отношении феноменологии ЛаКапра склонен к неоправданно

широким обобщениям. Так, например, нивелируются различия немец-

кой и французской феноменологии 1930-х гг.; трактовка опыта у Ж.-

Ф. Лиотара отсылает к «Феноменологии духа» Гегеля без обращения к

его учителю М. Мерло-Понти и т.д. См.: LaCapra D. History and Read-

ing: Toqueville, Foucault, French Studies. Toronto, 2000. Р. 61.

LaCapra D. History in Transit: Experience, Identity, Critical Theory. Р. 4.

нашего понимания, – «возвышенным» (sublime). Использование

термина «возвышенное» как отказа от репрезентации у Ж.-

Ф. Лиотара или Ф.Р. Анкерсмита представляется ЛаКапре со-

мнительным и даже опасным, поскольку в значительной степе-

ни оно продолжает кантовское «замещение» теологии

и насле-

дует обращение к «возвышенному» национал-социалистов.

«Возможная роль возвышенного для нацистских преступников

не отвергает или «заражает» все обращения к возвышенному,

включая его использование в анализе Холокоста. Но она подни-

мает вопрос, насколько возможно, пусть даже ненамеренно, по-

вторение взглядов этих преступников без соответствующего

критического обрамления или отделения их голоса от нашего

собственного»

Акцент на нерепрезентируемости опыта (его «возвышен-

ности»), как считает Д. ЛаКапра, затемняет сложные отношения

этой категории с другими важными понятиями: памятью, иден-

тичностью, архивом (как совокупностью еще не «проработан-

ных» следов и остатков прошлого) и т.д. История и историопи-

сание не сводимы к опыту. «Понятие опыта как неопределимого

остатка (residue) занимает позицию, аналогичную божественно-

му или сакральному в негативной теологии, как «нечто», что мо-

Отметим, что Д. ЛаКапра не одинок в такой трактовке «возвышенно-

го» у Канта, как и в оценке феноменологической традиции опыта. Но

если для него важно соединение социально-психологического и логи-

ческого «трансфера» в отношении к теологии и сакральному, то другие

авторы прослеживают лишь логический компонент подобного «заме-

щения». См. Crockett C. A Theology of the Sublime. New York, 2001.

P. 10-11. Важно подчеркнуть также, что ЛаКапра, начинавший свои

академические исследования с исследования социологии религии

Э. Дюркгейма, гораздо раньше большинства коллег – уже в 1970-е гг. –

рассматривал феноменологию и «культ чистого искусства» как заме-

щение сакрального после «смерти Бога». «’Рай’ присутствия, чистоты

или спонтанности (например, чистого сознания) является вымыслом,

который приходит после падения, проектируясь вперед или назад во

времени, логически – в идеальное место, феноменологически – в

опыт». «Культ чистого искусства как дорога к Спасению охватывает

ли Сартра полностью?» См.: LaCapra D. A Preface to Sartre: A Critical

Introduction to Sartre’s Literary and Philosophical Writings. Ithaca, 1978.

Р. 34, 38.

LaCapra D. History and Memory after Auschwitz. Ithaca, 1998. Р. 2.