Бобкова М.С., Мереминский С.Г. Терминология исторической науки. Историописание

Подождите немного. Документ загружается.

путь в Чёрное море: Крымское ханство объявлялось независи-

мым от Турции, а гавани Керчь, Еникале, Кинбурн становились

русскими

. В итоге в огромной мере укрепились геополитиче-

ские позиции России.

Более твёрдым стало и положение Екатерины II на троне.

Она отбила, как было сказано, первую и главную атаку

«панинской партии», и удержала равновесие вокруг трона. К

тому же теперь монархиня могла опереться на надёжного чело-

века, всецело преданного ей – Г.А. Потёмкина. На юго-востоке

страны, в Поволжье и на Урале полыхало восстание под предво-

дительством Е.И. Пугачёва. В июле 1774 г. оно достигло пика.

«Панинская партия» стремилась использовать момент для уси-

ления: П.И. Панин, главнокомандующий войсками, направлен-

ными против повстанцев, жаждал диктаторских полномочий.

Екатерина II пошла навстречу требованиям сановника, но мир с

Турцией теперь развязывал ей руки и позволял нейтрализовы-

вать оппозицию.

«Только с 1774 года почувствовала я, что мои приказания

исполняются», – говорила потом Екатерина II статс-секретарю

А.В. Храповицкому

. В это время властительница обретала уве-

ренность, и слова о её мудрости звучали сейчас уместно. Про-

верку испытаниями, полагала Екатерина II, она сама и её режим

выдержали. И потому ей было приятно слышать восторженное

эхо, которым в её честь отдавалась здравица в заключение мо-

литвы князю Михаилу Черниговскому:: «...подаждь убо твоими

мольбами да Господь сил и христолюбивую Императрицу нашу

Екатерину Алексеевну, самодержицу Всероссийскую, твоей

веры усердную и ревностную подражательницу, венчает её ору-

жием истины, оружием благоволения, да укрепит ея мышцу, да

возвысит её десницу, да дарует ей всегда глубокий и неотъемле-

мый мир»

Оценивая правку Екатериной II самуилова варианта, мож-

но заключить, что монархиня поддержала выделение Самуилом

История внешней политики России. XVIII век (от Северной войны до

войн России против Наполеона). М., 2000. С. 116-127; История Балкан.

С. 130-133.

Храповицкий А.В. Памятные записки. М., 1862. С. 67.

РГАДА. Ф. 18. Оп. 1. Д. 245. Л. 34 и об.

в тексте двух крупных тем. Первой темой было прославление

государыни. Памятник знаменовал благочестие православной

императрицы и её деяния во благо вселенского православия. От-

мечалось правление мудрой монархини – матери своего Отече-

ства, заботящейся о нём и способствующей его процветанию.

Наконец, Екатерина II выступала в надписи лидером правящей

династии.

Вторая тема имела патриотическое наполнение: слова об

усилении позиций России на Чёрном море и в православном

мире, прославление русского оружия должны были вызывать

гордость не только за монархиню, но и за отчизну.

Все тексты Екатерина II утвердила к 6 октября 1774 г.

То-

гда же Г.Н. Теплов предупредил Самуила (Миславского) о том,

что Екатерина II предписала совершить обряд перенесения мо-

щей в раку в один из ближайших воскресных или праздничных

дней, «и неотменно бы сие пренесение зделано было прежде, не-

жели Е.И.В. сама пребыть соизволит в Москву, дабы по прише-

ствии Ея сии святые мощи в новой серебряной раке в Архан-

гельском соборе уже почивали»

. Московский главнокомандую-

щий, посоветовавшись с архиереем, назначил обряд на 21 ноя-

бря 1774 г., о чём уже 10 октября и доложил наверх

Между тем для Екатерины II ситуация осенью 1774 г., не-

смотря на мир с Турцией, разгром сил Е.И. Пугачёва и пленение

самого предводителя, оставалась непростой. Данные первичного

следствия над Е.И. Пугачёвым в Яицком городке в сентябре

1774 г. не устроили императрицу: она опасалась, что мятеж был

инспирирован оппозицией или внешними силами, и следствен-

ные материалы пока не снимали этих опасений. Отсюда Екате-

рина II, поручив проверку пугачёвских показаний П.С. Потём-

кину, двоюродному брату Г.А. Потёмкина, распорядилась об ор-

ганизации нового следствия в Москве. Но в дело вмешался П.И.

Панин: в октябре он провёл в Симбирске своё следствие, и П.С.

Потёмкин не сумел ему противостоять

. Затея П.И. Панина была

Там же. Л. 38, 39.

Там же. Л. 39 об.

Там же. Л. 42.

Овчинников Р.В. Следствие и суд над Е.И. Пугачёвым и его сподвиж-

никами (Источниковедческое исследование). М., 1995. С. 55-84; Ряжев

ясна: получить подтверждение тезису о слабости екатери-

нинского правления, на котором стояла «панинская партия»,

чтобы затем организовать новый натиск на монархиню.

Излишне говорить, что замыслам Екатерины II всё это не

отвечало. В середине октября она подтвердила приказ привезти

Е.И. Пугачёва в Москву, чтобы, проведя над ним следствие и

суд под началом верных людей, выбить карты из рук

«панинской партии». Кроме того, Пугачёвщина помешала тор-

жеству по поводу победы над Турцией, и Екатерина II полагала

провести их по завершении суда над вождём восставших и его

«сообщниками». Монархиня была уверена: широкие праздне-

ства в связи с обеими победами сразу – и над врагом внешним, и

над врагом внутренним, укрепят её репутацию в обществе, и по-

кажут её силу и придворной оппозиции, и московскому дворян-

ству, в среде которого многие разделяли недовольство Екатери-

ной II.

Императрица собиралась приехать в Москву сразу после

суда и казней повстанцев. Перенос мощей был призван предва-

рить прибытие императрицы и послужить увертюрой готовив-

шимся празднествам. Екатерина II считала победы над турками

и пугачёвцами больше, чем просто победами. Война и мятеж

были для неё – носительницы традиции рационалистического

Просвещения взрывами бешенства и иррационализма, восстани-

ем против разумного порядка вещей, против закона «всеобщего

блага», на страже которого она считала своим долгом стоять. В

этой связи приезд Екатерины II в Москву означал, что наступает

вселенский мир, исполненный добродетелей и оплодотворён-

ный материнской любовью монархини к подданным и ко всему

человечеству. Обряд переноса мощей задавал нужный тон.

Это настроение Екатерины II вновь ухватил смышлёный и

услужливый Самуил (Миславский). 22 ноября 1774 г., проведя

церемонию, он повествовал ей о свершившемся: «Не нахожу до-

вольных выражений ко изъяснению всеобщего удовольствия и

радости, коими при сём случае объяты были мои сограждане. Во

всём Кремле не осталось ни одного места, которое бы жадными

и Благоверную свою монархиню благословящими не наполнено

А.С. «Просвещённый абсолютизм» и старообрядцы: вторая половина

XVIII – начало XIX в. Ч. II. Тольятти, 2006. С. 233-254.

было зрителями». Не только люди, по словам епископа, но и

сама природа переживала умиротворение: «После бывшей пре-

жестокой и несносной стужи в самую ночь, предварившую оное

торжество, открылась приятная и умеренная погода...»

Подведём итоги исследования. Источники по истории со-

здания и установки надписи на памятной доске в кремлёвском

Архангельском соборе имеют большое значение. Оно состоит

прежде всего в том, что на основе этих источников удаётся

расширить хронологию екатерининской исторической рефлек-

сии, отнеся её нижнюю грань к 60-м гг. XVIII в., а отнюдь не к

80-м, как считалось ранее.

Собственно тексты надписи убеждают также, что крае-

угольным камнем осмысления Екатериной II истории государ-

ства после прихода к власти стала модель «просвещённого абсо-

лютизма». Основные её черты – поддержка монархией

господствующей Церкви и ключевое положение особы монарха

в ней, династизм, забота правителя о государстве и прямая

служба ему, попечение о благе верноподданных и «всеобщем

благе» впервые были обозначены правительницей в законода-

тельстве 1762-1764 гг. о религии и Церкви

. Данные принципы

нашли воплощение и в «архангельской» надписи.

Из текстов надписи следует ещё и то, что формула «про-

свещённого абсолютизма» предваряла у Екатерины II собствен-

но исторический поиск и во многом задавала его результаты. В

целом это был антиисторизм, обычный для Просвещения.

Известно, чтó ценили в Екатерине II энциклопедисты, во

многом противопоставляя её, могущественную «северную Се-

мирамиду», слабому наследнику Людовика XIV: гуманизм, по-

литику в сфере юстиции, утверждение веротерпимости в Рос-

сийском государстве и за его рубежами, наконец, борьбу с «вар-

варами»-турками

. Именно такую историю собственного цар-

ствования хотела оставить на металле памятной доски и сама

РГАДА. Ф. 18. Оп. 1. Д. 245. Л. 43 и об.

Омельченко О.А. Церковь в правовой политике «просвещённого аб-

солютизма» в России // Историко-правовые вопросы взаимоотношений

государства и церкви в истории России. М., 1988. С. 34-42.

Scharf C. Tradition – Usurpation – Legitimation. Das herscherliche Selb-

stverständnis Katarinas II. // Russland zur Zeit Katharinas II. Köln; Weimar;

Wien, 1998. S. 98.

«Семирамида». Однако в конкретно-исторических условиях

идеи «просвещённого абсолютизма» о реформах и смягчении

нравов надлежало дополнить идеями, более привычными для

России той поры. Манифест «просвещённого абсолютизма», об-

ращённый к русскому обществу, должен был быть и манифе-

стом православного самодержавия, и отличаться нужным на-

строем. Наши источники объясняют, что Екатерине II удавалось

добиваться этого, связывая позиции «просвещённого абсолю-

тизма» с церковной санкцией и пропагандой их через усилия

Церкви.

Исторический контекст историописания Екатерины II,

направленный на создание памятника, свидетельствует об

устойчивом влиянии на императрицу «диссидентского

вопроса»

. Он не отпускал Екатерину II в течение всех лет прав-

ления. В 1795 г., за год до смерти монархиня поручила Н.Д. Бан-

тыш-Каменскому создать книгу с обоснованием позиции России

в «диссидентском вопросе»

. Тем самым Екатерина II открыла

переход от своих личных историописательских рефлексий к ши-

рокому историческому изучению аспектов реальной политики

«просвещённого абсолютизма»

Тексты памятной надписи и сопровождающая их пере-

писка являются важными источниками, расширяющими науч-

ную трактовку опытов Екатерины II по части историописания и

создания ею обобщающей исторической формулы своего цар-

ствования. Екатерина II была одним из ведущих теоретиков

«просвещённого абсолютизма», изученные же документы помо-

гают понять специфику мышления в рамках екатерининской по-

литико-идеологической и исторической доктрины.

См.: Ряжев А.С. «Просвещённый абсолютизм» и старообрядцы... С.

254-272.

Бантыш-Каменский Н. Историческое известие о возникшей в Польше

унии с показанием начала и важнейших, в продолжение оной чрез два

века, приключений, паче же о бывшем от Римлян и Униятов на благо-

честивых тамошних жителей гонении, по Высочайшему блаженния па-

мяти Императрицы Екатерины II повелению, из хранящихся Государ-

ственной Коллегии Иностранных дел в Московском архиве актов и

разных исторических книг, Действительным Статским Советником

Николаем Бантышем-Каменским 1795 года собранное. М, 1805.

Ряжев А.С. Вероисповедная политика «просвещённого

абсолютизма»: история изучения... С. 84-85.

Надпись на памятной доске

в Архангельском соборе Московского Кремля.

1. Текст архиепископа Амвросия (Зертис-Каменского)

в редакции Екатерины II, 5 ноября 1769 г. – 1 марта 1770 г.

Во славу Триипостасного Бога,/ в честь Приснопамятному

Святому Михаилу, князю Черниговскому,/ от кореня равноапо-

стольна Владимира Великого в седмой степени/

произшедшему,/ за Веру и Отечество с другом своим Феодором

боярином/ во Орде от Батыя в 1244 лето 20-го семптемврия/ по-

страдавшему,/ из Чернигова в столичный град Москву пренесен-

ному,/ здесь же с державными сродниками своими почивающе-

му,/ Благочестивая, Великая,/ Императрица Екатерина II,/ устра-

шившая/ Турецкого во сту семидесяти тысящах состоявшаго ве-

зира,/ под Днестром разбившая и за Дунай прогнавшая,/ Хотин,

Яссы и всю Молдавию для далших над Портою Оттоманскою

поисков/ покорившая,/ Ивер, Спарту и Черногорцов морскими и

сухопутными силами,/ Вселенну же преславными собывшимися

в России и в Полше делами/ наполнившая,/ возобновляя/

древнее града Кремля здание новым великолепием,/ сию Раку/ в

осмое лето благословенного своего царства,/ от Рождества же

Христова 1769 года,/ создати благоволила.

(РГАДА. Ф. 18. Оп. 1. Д. 245. Л. 7).

2. Текст епископа Самуила (Миславского)

в редакции Екатерины II, 8 сентября – 4 октября 1774 г.

Во славу Триипостасного Бога,/ в честь Приснопамятному

Святому Михаилу, князю Черниговскому,/ от кореня равноапо-

стольна Владимира Великого в седмой степени/

произшедшему,/ за Веру и Отечество с другом своим Феодором

боярином/ во Орде от Батыя в 1244 лето 20-го семптемврия/ по-

страдавшему,/ из Чернигова в столичный град Москву пренесен-

ному,/ здесь же с державными сродниками своими почивающе-

му,/ Благочестивая, Великая, Премудрая, Победами и Миром/

превознесенная,/ Императрица Екатерина II,/ Матерь

Отечества,/ всех единоверных грековосточных христиан/ наде-

жда, покров и избавление,/ Кичение Оттоманской Порты/ низло-

жившая,/ неприступную Бендерскую крепость в прах и пепел/

обратившая,/ победоносное своё оружие за Дунай/ распростра-

нившая,/ сожжением и совершенным турецкого флота в архипе-

лаге при Чесме истреблением прославившаяся,/ Молдавии, Ва-

лахии и архипелагским островам вожделенные выгоды/

утвердившая,/ народам, обитающим в Крыму, Кубане и Тамане

свободу/ даровавшая,/ Одержанием пристаней Керчи, Ениколи и

Кинбурна/ к новым промыслам и кораблеплаванию в Чёрное и

Белое море путь/ отверзшая,/ всю вселенную великими своими

делами, в России и Полше собывшимися,/ удивившая,/ возоб-

новляя/ древнее града Кремля здание новым великолепием,/ сию

Раку/ в торжественное изъявление преславно заключенного с

Портою Оттоманскою июля 10 дня 1774 года/ Мира/ и в знак ис-

тинного своего благочестия и пламенеющей к Богу благодарно-

сти/ в тринадесятое лето/ благословенного своего царствования,/

во второе лето/ благополучного бракосочетания любезного сына

своего,/ всероссийского престола наследника, государя цесаре-

вича и великого князя/ Павла Петровича с благоверною и вели-

кою княгинею Наталиею Алексеевною,/ от создания мира 7282,

от Рождества же Христова 1774,/ воздвигнути/ благоволила.

(РГАДА. Ф. 18. Оп. 1. Д. 245. Л. 33).

М.А. Демин

Историописание и проблема превращения

исторических знаний в науку

Рассматривая исторические произведения периода средне-

вековья и раннего нового времени с точки зрения современного

терминологического инструментария, следует, вероятно, особое

внимание обратить на особенности исторических текстов эпохи

формирования принципов и методов научного изучения про-

шлого. Жанровая принадлежность древнерусских исторических

сочинений (летописи, хронографы, жития, воинские повести),

также как и последующих исторических исследований опреде-

ляется значительно более успешно, чем произведений так назы-

ваемого "переходного периода". В настоящем сообщении пред-

полагается показать взаимодействие традиционных средневе-

ковых мотивов и новых тенденций в сибирской историографии

последней четверти XVII – начала XVIII в., что, возможно, бу-

дет полезно для обсуждения проблемы использования понятия

"историописание" в его пространственно-временном модусе.

Изучая развитие исторических знаний, исследователи

обычно выделяют две принципиально различающиеся историо-

графические системы – донаучные (вненаучные) исторические

представления и собственно научную историческую мысль

Опираясь на классификацию исторического познания Гегеля,

вычленявшего первоначальную, рефлективную и философскую

историю, и положение Ф. Энгельса о том, что в XVIII в. «знание

становится наукой», ранняя советская марксистская историогра-

фия отождествляла процесс превращения исторических знаний

в науку с преобразованиями Петра I, деятельностью В.Н. Тати-

щева, М.В. Ломоносова и других ученых XVIII в. Содержание

этого явления Н.Л. Рубинштейн рассматривал в контексте заро-

Историография истории СССР / Под ред. В.Е. Иллерицкого и И.А.

Кудрявцева. М., 1971. С. 7; Сахаров А.М. Историография истории Рос-

сии. (Досоветский период). М., 1978. С. 8-9; Шикло А.Е. Методическая

разработка к курсу «Историография российской истории». М., 1993. С.

30; Володихин Д.М. Замечательные российские историки XVIII – XIX

веков. М, 1995. С. 5-7; Бычков С.П., Корзун В.П. Введение в историо-

графию отечественной истории ХХ века. Омск, 2001. С. 40.

ждения в России буржуазных отношений и связывал, во-первых,

с выяснением в исторических исследованиях внутренней зако-

номерности и обусловленности исторических событий и, во-вто-

рых, с началом критики источников

. Качественные изменения в

историографии хорошо согласовывались с тем культурным

сдвигом, который происходил в русском обществе в результате

петровских реформ. При этом распространение научных истори-

ческих знаний в России, по заключению Н.Л. Рубинштейна, за-

висело от результатов освоения достижений западноевропей-

ской научной мысли, а Академии наук отводилась роль связую-

щего звена между иностранной и русской наукой

Несмотря на то, что данная концепция была хорошо обос-

нована конкретно-историческими и историографическими мате-

риалами, апеллировала к авторитету классиков марксизма и не

противоречила взглядам крупнейших дореволюционных рос-

сийских историков, она вскоре подверглась резкой критике. Оп-

поненты опирались на оценку В. И. Ленина XVII в. как «нового

периода русской истории», настаивали на более раннем возник-

новении в России капиталистических отношений и, соответ-

ственно, начало кардинальных изменений в историческом по-

знании стали связывать с XVII в. Именно в это время, по их

мнению, происходит отход от старой летописной традиции,

расширяются круг авторов и проблематика исторических иссле-

дований, увеличивается источниковая база и начинается крити-

ческая обработка источников

. По заключению М.Н. Тихомиро-

ва, «новый период русской истории, отмеченный В.И. Лениным,

является и новым периодом в русской историографии, каче-

ственно отличным от более раннего времени…»

. Вероятно,

определенную роль в пересмотре прежней концепции превраще-

ния исторических знаний в науку сыграла острейшая, разгром-

ная критика Н.Л. Рубинштейна и его «Русской историографии»

в ходе развернувшейся в конце 40-х гг. прошлого века кампании

против «космополитизма».

Рубинштейн Н.Л. Русская историография. М., 1941. С. 10-11, 15.

Там же. С. 51-61, 95-96.

Очерки истории исторической науки в СССР. Т. 1. М., 1955. С. 89-

105.

Там же. С. 90.

Новый взгляд на рассматриваемую проблему, однако, сла-

бо согласовывался с имевшимися в то время разработками по

отечественной историографии. И, вероятно, реакцией на эту си-

туацию стало введение в научный оборот понятия «переходный

период от исторических знаний к науке». Позднее этот «невра-

зумительный» термин, происхождение которого «теряется в ми-

азмах смутных советских времен», был подвергнут уничижи-

тельной критике А.П. Богдановым

. Однако в 50-60-е гг. исполь-

зование этого понятия позволяло исследователям анализировать

историографические явления XVII – XVIII вв., не входя в проти-

воречие с существующими идеологическими канонами. Так,

С.Л. Пештич, соглашаясь с определением XVII в. как «перехода

от донаучного метода летописных сводов к научному» и выяв-

ляя целый ряд новых элементов в «Синопсисе», «Скифской ис-

тории» А.И. Лызлова, работах С.А. Медведева, С.У. Ремезова и

др., в конечном итоге рассматривал их лишь в качестве «исто-

риографической предпосылки» для развития научного историче-

ского знания в XVIII в

. А.М. Пономарев также определял XVII

в. и даже вторую половину XVI в. как новый или переходный

период в развитии русской историографии, когда, по его мне-

нию, происходит глубокий кризис летописания и разрабатыва-

ются внелетописные формы исторических произведений, ис-

пользуются прагматизм и психологизм при объяснении истори-

ческих явлений, устанавливаются причинно-следственные связи

между событиями, наблюдаются черты гуманизма и интерес к

античности. При этом становление собственно исторической

науки в России он связывал со вторым этапом этого процесса,

который датировался концом XVII – второй четвертью XVIII в

Большинство исследователей 60-90-х гг. прошлого столе-

тия, затрагивавших проблему превращения исторических зна-

ний в науку, фактически возвращаются ко многим положениям,

разработанным еще Рубинштейном, а временные рамки данного

явления ограничивают, с некоторыми вариантами, первой поло-

Богданов А.П. Летописец и историк конца XVII века. Очерки истори-

ческой мысли «переходного времени». М., 1994. С. 9.

Пештич С.Л. Русская историография XVIII века. Ч. 1. Л., 1961. С. 67.

Пономарев А.М. Превращение русских исторических знаний в науку.

Ярославль, 1987. С. 14-15, 33.