60
В.
В.
Бибихин.
мир
В.
В.
Бибихин.
мир
61
к
тревоге
родителей,
задумчиво
умолкает;
задумчиво
умолкнуть
умеют
и
очень
маленькие.
Как
часто
это
заставляет
родителей
тревожиться:
младенец
задумался,
надо
развлечь
его
игрушками.
Но
мир
-
вовсе
не
манящая
пестрота
и не
дразнящие
ощущения.
И
раздерганность
ощущени
ями
-
это
пока
еще
даже
и
не
настроение,
это
пока
еще
просто
раздражение.
Мир
-
даже
не
влекущие
голоса
смыслов
и
планов.
Он
согласие.
И
по-настоящему,
всем
своим
существом
человек
никогда
не
говорит
и
никогда
не
скажет
искреннего
«да»
никакому
голосу
из
голосов
внутри
мира.
Человек
скажет
«да»,
и
уже
сказал
давно,
сам
того
не
заметив,
тайной
тишине
мира
и
только
ей.
Только
в
мире
человек
находит
себя
-
видит
в
мире
себя
так,
что
узнаёт
себя
в
согласии
мира,
видит
себя
в
нем,
узнавая
раньше
всякого
знания,
что
только
мир
ему
место
и
только
мир
равен
ему
-
эта
волшебно
безвольная
воля,
загадочная
бездонность;
только
ей
равен
человек
в
своем
существе,
только
в
ней
видит
родное
и
только
ей,
ничему
другому
и
никогда
не
скажет
безусловного
«да».
И
чтобы
узнать
свое
место
-
оно
в
мире,
не
надо
обязательно
это
сознавать,
как
родное
узнается
до
всякого
сознания;
не
надо
разглядывать
и
разведывать
себя:
человек
равен
в
мире
себе
всему,
неведомому
,
целиком
вместе
с
этой
для-себя-самого-неведомостью
находит
в
нем
себя,
не
зная,
что
нашел,
но
зная,
что
нашел.
Равенство
человека
миру
равно
равенству
себе
человека.
Человек
в
своем
существе,
в
основной
мелодии
своего
присутствия
-
не
другое,
чем
мир.
Человека
называли
микрокосмом.
Человек
микрокосм,
малый
мир
не потому,
что
в
нем
как
в
миниатюрной
модели
заложены
все
те
детальки,
из
которых
выстроен
большой
мир:
человек
микрокосм
потому,
что
он
в
целом
мире.
Только
к
прозрачной
бездне
странного
согласия
мира
человек
привязывается
безусловно;
как
самому
себе,
только
мир
ему
в
меру.
Человек
мера
миру
потому, что
с
самого
начала
отмерен
миром.
А
когда
опыта
мира
нет,
когда
человек
забыл
и
думает,
что
не
бывает
согласия
мира,
согласия
с
миром
и
С
собой,
надеется
узнать
себя
в
чем-то
меньшем, чем
мир,-
что,
разве
тогда
он
начнет
на
худой
конец
довольствоваться
своим
согласием
с
голосами
страсти
и
необходимости?
Да
ничуть.
Как
раз
наоборот,
забыв
о
мире,
он
тем
отчаяннее
не будет узнавать
себя
в
вещах
мира,
никогда,
ни
в
одной.
Помнит
человек
опыт
согласия
мира,
его
затаенной
тишины
или
не
помнит,
навсегда
забыл
или
еще
не
навсегда,-
человек
может
найти
себя
только
в
нем
и
больше
нигде,
ни
с
одним
голосом
при
роды
и
смысла
человек
по-настоящему
отождествить
себя
никогда
не
может
и
не
сможет.
Наоборот:
только
живой
опыт
отрешенного
согласия,
возможный
в
неприступной
и
тайной
тишине
мира,
исподволь
приучает
человека
к
миру
и
мирит
с
вещами
в
нем;
нищание
этого
опыта
отучивает
человека
узнавать
себя
в
чем
бы
то
ни
было;
оставляет
его,
если
все
навязывает
ему
себя,
врагом
всего.
Отчуждение
от
мира
как
таинственного
согласия
-
так
родители
спешат
развлечь
ребенка
-
вовсе
не
учат
породнению
с
вещами
мира;
наоборот,
вдвойне
постылым
делается
все,
чем
нас
хотели
завлечь.
Раз
отшатнувшись
от
невещественной
мировой
тишины,
человек
оставляет
себя
навсегда
ненай
денным,
неузнанны:м
и
-
неспособным
что
бы
то
ни
было
в
мире
узнать
как
свое,
близкое.
Незнание,
чему
я
равен,
не
только не
заставит
меня
поневоле
отождествить
себя
с
чем-то,
что
мне
предложат,
ничему
вне
согласия
мира, вне
голоса
его
тишины