Бибихин В. Лес (hyle)

Подождите немного. Документ загружается.

ЛЕС. 3 (23.9.1997) 29

дело шло об опыте аскетического делания, так называемой худо-

жественной молитве продвинутых, она τέχνη τεχνών, по очень

старому выражению аскетики, то он как раз исключал бы расска-

зывание о нем, он требовал бы совсем другого сохранения. Мы

остаемся на уровне феноменологии и, в витгенштейновском

смысле, грамматики: задаемся вовсе не той задачей, как бы нам

хорошо было иметь такую-то практику умного делания, и как ее

приобрести, а о том как непрестанная, постоянная молитва не слу-

чайно задевает всех нас здесь и теперь, и как она есть в том, что

мы говорим. Т.е. мы обращаем внимание на то что уже сейчас

есть, строго и только это. В какой мере тут есть наша задача, ведь

не на всё же надо обращать внимание, это тоже сегодняшняя тема.

То, что нам кажется мы должны, вовсе не всё обязательно мы

должны. И наоборот, то, что по типичной ошибке в богословских

сочинениях описывается как дело верующего, т.е. значит не всяко-

го, ведь не все ходят в церковь, в какой-то мере, может быть даже

в очень большой, мы должны будем выяснить в какой, именно

дело всякого, так что не различая между тем, что общее всем, и

тем, что конфессионально, богословы делают двойной вред. Они

профессионализируют общечеловеческое, т.е. освобождают чело-

века с улицы от его работы, его дела, его креста, будто это только

не ваше а наше дело, ходящих в церковь и пишущих богословие

(ведь человека можно угнетать не только тем, чтобы накладывать на

него невыносимые труды, угнетает и безработица, а богословы

устраивают именно локаут, объявляют безработными в самой как раз

главной работе человека массу всех кто не ходит в церковь); это

один вред. А другой вред, это наоборот «связывают бремена тяже-

лые и неудобоносимые и возлагают на плеча людям» (Мф 23, 4): и

вред не в том, что бремена на плечи, Христос сам иго и бремя, так

можно понимать Мф 11, 29, а в том что связка носимого бремени

сделана у фарисеев не так, или вообще что они неудобно связыва-

ют, δεσμεύουσι (δεσμός, связка и оковы): они связывают так, что

вгоняют в тюрьму, церковь должна быть местом божественной

свободы, а ее делают тюрьмой из-за того что неправильно связы-

вают. Мы должны будем развязать неправильные связки.

Читаем богослова: «Перед началом молитвы ставь себя благо-

говейно в присутствии Бога, вплоть до сознания Его близости, и

возжги в сердце живую веру в то, что Бог тебя видит и готов тебя

услышать.

Проведи также перед сознанием, Кто — Бог, и кто — ты сам.

Он — Творец, владыка и повелитель всего. Он Тот, в Чьей руке

твоя земная и твоя вечная жизнь. Ты Его творение, хотя и создан-

В. В. БИБИХИН

ное по Его образу, но впавшее по причине грехопадения во внут-

ренний мрак и духовное ослепление. Как слепорожденный, ты

Его просишь постоянно о прозрении. Так ты стоишь во всё возрас-

тающем страхе Божьем перед Ним, преисполненный боли самопо-

знания». Что здесь неверно?

Всё здесь верно. Здесь нет даже никакого неверного связыва-

ния. Только кому это сказано. Верующему перед началом молит-

вы? Почему не мне здесь и сейчас? Разве самопознание не моя

прямо сейчас задача? Я не на молитве, не в церкви, значит с меня

она сейчас снята? Моя задача которую я должен был давно взять

на себя с меня снята и взвалена на другого, или на меня другого,

который не здесь а в другом месте?

В теме непрестанной молитвы есть смешение. Смешивается

внимание ума, дело и главная работа всякого человека, собственно

делающая человеком, всегдашняя и обязательная задача всех, и

очень специальная монашеская практика, христианская и нет (ти-

бетский монах), очень трудная и редкая, удающаяся только ред-

чайшим, по наблюдению монаха с большим опытом молитвы, од-

ному из тысячи.

Господа, я возможно должен быть в другом месте. Но задача

вспомнить об этом лежит на мне сейчас вот этом, на всяком мне во

всяком месте. Кошка выходит на мягкую грядку в саду, делает

свои дела в ямку, попеременно двумя передними лапами засыпает

ямку рыхлой землей, заходя с разных сторон, потом принюхивает-

ся, действительно ли уже не пахнет, еще немного выпускает ког-

ти, набрасывает больше земли, снова с разных сторон, чтобы по-

верхность была ровной и не образовывалась другая ямка, потом

спокойно уходит улечься на солнышке. Она сделала так не потому

что вспомнила, что так положено, она автомат, в настоящем смыс-

ле, в каком Филон Александрийский говорит что человек не в со-

стоянии создать автомат, так называемые современные автоматы

прямая противоположность настоящим. Кошке не грозит, пос-

кольку она не вспоминает, и забыть. Что не вспомнил, то и не за-

будешь. Закон без воспоминания. Не спрашивая, что такое вос-

поминание и сознание, сделаем очень правдоподобное предпо-

ложение, что цель закона, как и цель вообще не сознание,

вспоминание, а спасение, оправдание. Кошка, когда она всё сдела-

ла по своему закону, идет спокойная, уместная, оправданная, в ка-

кой-то другой ситуации она будет воровато убегать. — Контроль-

ный вопрос: какое это всё имеет отношение к лесу. Кошка ведь не

в лесу. — Но домашние животные это как бы посещение нас ле-

сом, лес в них вдвинут к нам или в нас, подходит к нам вплотную.

ЛЕС. 2 (9.9.1997)

Добавим вот что тогда к нашему закону, он поставит перед

проблемой своего отличения от благодати, на первый взгляд раз-

ницы между ними не видно, закон и благодать одно, закон в бла-

годати, как Ольга Александровна Седакова отмечает сложное, пе-

реплетающееся отношение между законом и благодатью у киев-

ского митрополита Илариона в середине XI века: благодать

законнее закона, как Сара законная жена в отличие от Агари, бла-

годать по Илариону и раньше закона, как Сара была уже женой

Аврама до закона, и закон внушен благодатью, как именно Сара,

по Павлу образ благодати, посоветовала Авраму иметь ребенка от

рабыни Агари. Закон оказывается весь вобран в благодать, про-

диктован ею и немыслим без нее. «Прежде закон, ти по том благо-

деть» Иларион говорит в порядке времени, в порядке сути наобо-

рот, благодать была раньше закона и только временила из-за вре-

мени, должна была ждать времени и раньше во времени выслала

только свою «стень», закон. «Благодеть глагола к Богу: „Аще

несть времене снити ми на землю и спасти мир, сниди на гору Си-

наи и закон положи"». То, чем отброшена тень, закон, всегда рань-

ше высится, иначе неотчего было бы быть тени, закон рано вы-

слан благодатью.

Эту неотделимость закона от благодати мы заимствуем у мит-

рополита Илариона, спасибо Седаковой которая обратила на это

внимание

*. Но если тень спасения, закон, на нас лежит всегда,

если закон в своей сути благодать и он встроен в нас, почему мы

его не видим и говорим что природа человека это свобода? Пото-

му что закон слишком близко встроен и потому что он сам дейст-

вует, автомат, которого мы не замечаем, потому что то, чем мы за-

мечаем, вообще предназначено для других целей, применяется не

по назначению.

O.A. Седакова, которую нам придется всё чаще упоминать, не-

давно в опросе, проведенном журналом «Lettres internationa-

les», — этот журнал к 2000 году предполагает провести конкурс

на лучшее философское сочинение, наподобие конкурса, с кото-

рого начался Руссо

*; пока речь идет о теме, на которую конкурс-

ная комиссия будет принимать тезисы, и на просьбу предложить

тему O.A. Седакова дала «Что мы забыли о человеке».

* См.: Olga Sedakovci. HILARION THE METROPOLITAN OF KIEV. — Reference

Guide to the Russian Literature, ed. Niel Cornwell. London — Chicago: Dearborn

Publishers, 1998.

17* Речь идет о об эссе «Рассуждение о науках и искусствах», представлен-

ном на конкурс Дижонской академии в 1750 г.

В. В. БИБИХИН

Мы что-то явно забыли. Когда Странник «Откровенных рас-

сказов» открывает себя другого, самодвижного, т.е. авто-мат, он

удивляется: «Боже мой! как таинственен человек!..» (57)

*. За-

быть собственно не обязательно плохо. Всё всегда абсолютно по-

мнить это сумасшествие. Как ты красив, как умен, как здоров, как

правильно живешь, как много знаешь, всё это правда, но забыть

это вовсе не беда. Бывает ли позорная забывчивость? Бывает. По-

зорно было забыть, что религия это закон, т.е. собственно именно

закон, и забыть значение этого слова закон, которое еще триста

лет назад имело первым значением веру, религию. Если бы сама

природа человека с тех пор изменилась, но нет, она никуда не де-

валась, внимание к спасению и оправданию остается нашим зако-

ном, первым, ближайшим и непрестанно действующим в нас, но

мы это забыли, и это позорно.

Если я забыл, куда положил ножницы, и ищу, то это неприят-

но, даже позорно, у меня начинается старческая амнезия, мне

стыдно. Но если я забыл, что я должен деньги, то я не ищу деньги

даже. Давший мне взаймы ждет, и правильно было бы мне пое-

хать к нему, больше того, я правильный уже и еду к нему, звоню в

дверь, с удовлетворением и облегчением сообщаю, что вот, я при-

вез долг. Но я забыл что должен, и там где я правильный, стоящий

на пороге кредитора и счастливо улыбающийся, меня нет, я в дру-

гом месте. При этом никто на свете, ни один из людей не знает,

что я не на том месте где надо! Потому что мой кредитор продол-

жает credere, верить, что всё в порядке, и если я не приезжаю к

нему, то может быть добываю, зарабатываю, забочусь вернуть

долг.

Может быть, что человек не там, где должен быть, не на своем

месте, даже не в том смысле что пока еще не нашел свое место, а в

том смысле что и забыл искать? Нужно вспомнить номер телефо-

на, я его забыл. Я применяю мнемоническую технику, допустим

по совету Фрейда подключаю свободную ассоциацию. Какую тех-

нику применить, когда я забыл, что я забыл?

В аскетике есть выражение для этого: техника техник, τέχνη

τεχνών. Как аскетика, нам правильно напоминают богословы, во-

все не то же что монашество, есть аскетика семьи, добавим, аске-

тика старое философское дело, так самопознание общее дело.

«В начале молитвы проси у Господа Иисуса Христа истинного са-

мопознания твоего бедственного внутреннего состояния, своей

духовной скудости и своей полной неспособности из собственных

Здесь и далее указание на номера страниц в тексте в круглых скобках.

ЛЕС. 2 (9.9.1997)

сил пребывать в добре... Путь совершенствования есть путь пока-

янного самопознания, сознания того, что ты слеп, глух, нем и об-

нажен»

Это пока еще общее. Философия своими техниками делает то

же. Мы помним предупреждения Витгенштейна: мы в неисправи-

мой слепоте; если мы что-то видим, именно в той мере и посколь-

ку видим, мы не видим; если мы проснулись, именно в той мере и

поскольку проснулись, не проснулись; мы, по Платону, всегда по-

ловинки, символы.

«Сосредоточенность столь же необходима для истинной мо-

литвы, как светильник для света. Упражняйся во внимании, за

ним, больше, чем за всем иным, следует молитва». Нет двух со-

средоточенностей, двух вниманий; если у вас церковная сосредо-

точенность и церковное внимание, которые развеются когда вы

выйдете из церкви, значит надо просто больше внимания, когда

оно перестанет рассеиваться на отграничение себя от какого-то

другого внимания.

Читаем пока общее руководство, общие места к постоянной

молитве. «Для того, чтобы сосредоточить ум на содержании мо-

литвы, его следует ввести в сердце». Следующее: теплота. «На та-

кую сосредоточенность сердце сейчас же отзовется тонким ощу-

щением, которое явится началом внутреннего тепла». В тепле есть

опасность, оно может оказаться чувственным возбуждением.

Усилие сосредоточения сначала трудно, потом оно переходит

в самодействие, самодвижение молитвы, она оказывается автома-

том, т.е. противоположностью так называемой автоматичности

без нас, так что мы со стороны наблюдаем автомат, запускаем его:

мы наоборот тонем в автомате.

На этом пути много опасностей, «любой порок может овла-

деть человеком», само описание пугает, «адский чад», «душа, по-

крытая множеством ран, в непереносимых страданиях опускается

в глубины безнадежности». Подумаешь, надо ли было пускаться в

темный лес, но это испытание для очищения, кто прошел получа-

ет награду.

Это общие места. Теперь «Странник». Страннику открывает-

ся странный человек. Мы называли софию и ее автомат стран-

ностью. В пейзаже странности странность возрастает внутри Со-

фии. Нет места, ничего похожего на пейзаж колонизации, когда

Игумен Валаамского монастыря Харипюн. Умное делание. О молитве

Иисусовой. Сердоболь 1936, в переложении Аллы Сергеевны Селаври, «Непре-

станная умная молитва», пер. с нем. в кн. «Непрестанно молитесь! О молитве

Иисусовой». М., 1992, с. 37.

3 В. В. Бнбихин

34 В. В. БИБИХИН

пространство культуры или духа или творчества расчищается

за счет осваивания и обработки идеальным материального. Нет

поэтому удручающего опыта гибели — допустим гибели куль-

туры, образованности, — отчаяния. Отчаяние получается на фо-

не наших планов, мы хотели хорошо, а получилось не как мы хо-

тели, получилось плохо, как всегда. Как всегда бывает явно пло-

хо, а мы хотим хорошо, лучше чем всегда. Но спросим: почему

«как всегда» плохо и нас не устраивает? Именно потому что

наши планы другие, поскольку по ним не выходит. Нашу душу

раздирает разница между тем что есть и тем что должно быть,

мы ее совершенно ясно видим, вот она, имеем дело, работаем мы

с ней.

В пейзаже Странника, странника ничего похожего на этот раз-

рыв нет. Он не среди «мертвой материи», есть такое выражение, а

в лесу еще до превращения его в материю. Метрическое простран-

ство отнято, ориентиров нет, и уместно только сочетание страха,

внимания и осторожности, ευλάβεια. Ставка, цель не выполнение

плана, которого нет и который не может быть в лесу исполнен, а

разница между страшным, чужим заворожением леса и своим,

спасительным. Лес имеет в себе запас и того и другого, в нем и

опасность и спасение. В темном лесу можно только заблудиться и

утонуть, но как, есть выбор: между потеряться и потеряться. Бег-

ство из леса в «мертвую материю», конечно мнимую, такая есть

только в отуплении, это не бегство из опасности в спасение, а бег-

ство от выбора между ними в планирование. Вместо ευλάβεια,

техники техник, искусства искусств, просто техника. Вместо того

чтобы иметь дело с лесом, из него выбираются, в искусственное

пространство.

Начало Странника: «Я по милости Божией человек-христиа-

нин, по делам великий грешник, по званию бесприютный стран-

ник, самого низкого сословия, скитающийся с места на место.

Имение мое следующее: за плечами сумка сухарей, да под пазу-

хой Священная Библия; вот и всё. В двадцать четвертую неделю

после Троицына дня пришел я в церковь к обедне помолиться; чи-

тали Апостол из послания к Солунянам, начало 273, в котором

сказано: непрестанно молитеся. Сие изречение особенно

вперилось в ум мой, и начал я думать, как же можно беспрестанно

молиться» (11).

Комментатор к этому Первому посланию к фессалоникийцам

5, 17 спешит уточнить: непрестанная духовная молитва. Слава

Богу, Странника не хватает на такие тонкости. Непрестанно моли-

тесь значит непрестанно молитесь, всё.

ЛЕС. 2 (9.9.1997)

Он ходит в основном по лесам, но вовсе не в качестве духовно-

го, который отличен от материального, а в качестве одного.

«Опять пустился я в уединенный путь мой... Иногда суток по трое

не входил в селения человеческие [!] и в восторге ощущал, как

будто один только я на земле» (79 сл.). Его хотят обрадовать: вот

тебе попутчик. «Бог с тобой и с ним, сказал я, разве ты не знаешь,

что, по своеобычному моему нраву, я никогда не хожу с товари-

щами, а привык странствовать всегда один?» (87 сл.). Другие по-

стоянно и сильно присутствуют, но или как смерть, убийство, без-

дна, глухое запойное пьянство, страсть, ожесточение, или наобо-

рот как милость, когда накормят, полюбят и откроют рай, чтобы

плакать от умиления.

Ориентиры метрического, расчетного пространства только

спутают этого лесного человека, который живет сердцем и дыха-

нием, не умом, если понимать ум как другое чем сердце. Вся забо-

та настолько о сердце, что заботы об уме не больше чем о хлебе:

если его нет, то его нет и значит надо умирать. Если он есть, то это

чудо. Когда напавшие на Странника в лесу беглые солдаты реша-

ют, да что с этим бестолковым говорить, и оглушают его до поте-

ри сознания, у пришедшего в сознание нет и тени (мысли) о по-

тери памяти, о скажем «сотрясении мозга»: он так же не мое, как

деньги, тело, одежда. — Тогда тело, одежда, ум начинают по-

слушно и безотказно служить.

Дыхание у Странника как мысль, вдох и выдох как осто-

рожное ощупывание мира. Мы вспоминаем один локус из до-

сократовской философии: космический ум впитывается через ды-

хание, говорю забегая вперед. Догадываемся, почему в паралле-

ли Леонардо земли с живым существом нет ума, сознания, мозга:

дыхание земли, подъем и опускание прилива и отлива, это и

есть ее чуткость к космосу. К тому, как земля в этом своем ды-

хании впитывает в себя мир, уже ничего не прибавит сознание,

как бы не сузит даже: когда осторожное, робкое ощупывание

мира исполняется каждым вздохом и выдохом, вбирается мир

с его разумом, Софией; не один свой ограниченный ум, а все

умы.

Человек растворяется, теряется в мире? Как сказать. Он впи-

тывает мир и впитывается миром, но в той мере, в какой он сми-

ренный именно выстаивает, выносит свою пустоту, такой нищий

и впускающий, он становится настолько уникальным, что од-

ним-единственным, выделяется (в этом солипсизме, можем мы

сказать после чтения Шопенгауэра, Витгенштейна и Хайдеггера)

абсолютно из всего.

36 В. В. БИБИХИН

Тут если хотите странная противоположность: полное приня-

тие всего и всякого мира, как бы мир себя не повел, послушность

ему, да, растворение, но это потому что есть вброшенная в мир

сила, состоящая как бы из одного внимания, пристальной зорко-

сти. В интеллектуальном багаже как в сумке только сухари, все-

гда, ничего больше, тоже только хлеб насущный, христианство не

система знаний а тяга, влечение, мы увидим к чему. Этому нуле-

вому уровню, чистому недоумению, как возможна постоянная

молитва, надо же человеку «и в других делах упражняться для

поддерживания своей жизни» (11), крайней беспомощности, отве-

чает как раз предельность того, чего он хочет, божественности

всего себя, и сонного тоже: «Надо непрестанно молиться, всегда, на

всякое время, на всяком месте, не токмо при всех занятиях, не ток-

мо в бодрствовании, но даже и во сне. Аз сплю, а сердце мое бдит» (16).

Это большой запрос, если помнить тон счастья блаженства через

край, в котором сказаны эти слова в Песни Песней 5, 2. У этого ни-

щего ожидание такой встречи, в которой исполнится всё.

Страннику это удается. Он начинает с непрестанной Иисусо-

вой молитвы, которую сначала произносит словесно, принуди-

тельно: «...беспрестанно говорить сие: Господи Иисусе Христе, по-

милуй мя! — и понудься всегда произносить оное» (24). Легко по-

думать, что произнося так по 3000 раз в день, потом по 6000,

потом по 12 000 молитв в день, понуждая себя сначала, в конце

концов он приобретет привычку так делать и от привычки лег-

кость. «Сперва чувствовал при беспрестанном изрекании молит-

вы усталость, или как бы одеревенение языка и какую-то связан-

ность в челюстях, впрочем приятные, потом легкую и тонкую

боль в нёбе рта, далее ощутил небольшую боль в большом пальце

левой руки, которою перебирал четки, и воспламенение всей кис-

ти, которое простиралось и до локтя и производило приятней-

шее ощущение. Притом всё сие как бы возбуждало и понуждало к

большему творению молитвы. И так ден пять исполнял верно по

двенадцать тысяч молитв и вместе с привычкою получил прият-

ность и охоту» (26). Но это пока было как вращение двигателя от

стартёра. Суть дела началась, когда двигатель заработал сам. Это

не неуместное сравнение. Лучше вспомнить что двигатель, дви-

жение двигателя от другого двигателя и первый двигатель это

важные философские термины. Как всякое сравнение, оно только

ведет пока вдруг не обрывается. Сравнение обрывается там, где

открывается для механики невозможное. Невозможен вечный

двигатель. Невозможен неподвижный перводвигатель. Невозмо-

жен для механики автомат.

ЛЕС. 2 (9.9.1997)

Молитва, которая началась у Странника, называется само-

движной, самодеятельной. Это было большей неожиданностью,

чем если бы он что-то приобрел, допустим навык, вдобавок к тому

что имел. Не такое обогащение было его цель, и он ничего не при-

обрел, а обнаружил себя. Оказалось, что этим самодвижным, т.е.

автоматом, он и был всегда.

Еще раз. Есть вся разница, весь интерес (inter-esse) между

тем, что вошло в приятную привычку, механизмом, устоялось как

благочестивая практика после первоначального принуждения от

навыка, и тем, что получил странник. Его руководитель: «Слава

Богу, что открылась в тебе охота и легкость молитвы. Это дело ес-

тественное, приходящее от частого упражнения и подвига, подоб-

но как машина, у которой дадут толчок или форс главному колесу,

после долго сама собою действует... Какие могут являться ощуще-

ния и вне благодати и не в очищенной чувственности и в грехов-

ной душе» (27). Всё это механика. Совсем другое, когда «благово-

лит Господь открыть дар самодействующей духовной молитвы»

(там же).

Получение этого дара, самодействующей, или самодвижной

молитвы, сопровождали хорошие признаки. «Если случалось с

кем встретиться, то все без изъятия представлялись мне так лю-

безны, как бы родные... Уединенный шалаш мой представлялся

мне великолепным чертогом» (28). «Все люди стали до меня до-

брее... как будто все меня стали любить» (29). Пока только знаки.

Словно Странник втягивался помимо почти своей воли в ка-

кую-то воронку, водоворот и ему самому было чудно. «Сделался я

какой-то полоумный, нет у меня ни о чем заботы, ничто меня не

занимает, ни на что бы суетливое не глядел, и был бы всё один в

уединении; только по привычке одного и хочется, чтобы беспре-

станно творить молитву и когда ею занимаюсь, то мне бывает

очень весело. Бог знает, что такое со мною делается

*» (30).

Риск, головокружение оттого, что человек подхвачен силами не-

измеримо сильнее его. Счастливое безумие, но ведь он даже еще и

не на пороге, только на дальних подступах. «Конечно, всё это чув-

ственное или, как говорил покойный старец, естественно и искус-

ственно от навыка».

Это счастье от конца блуждания, кровоточивости и расслаблен-

ности, планирования человеческого существа, свободного парения,

которое иногда даже и принимают за всю данную ему свободу: че-

ловек взят под иго, охвачен ежеминутным вниманием к спасению

20* Курсив В. Б.

38 В. В. БИБИХИН

или погибели, и это уже перемена, которую он предпочтет любой

доле. Но отсюда еще так невообразимо далеко от того, что будет.

«Слишком два летних месяца я так блаженствовал. Путешест-

вовал более лесами да проселочными дорогами» (33). Но в лесу

нечего есть. — Он и голодал. Но в темном лесу могут ограбить.

Его и ограбили. «Очснувшись, увидел, что я лежу у леса близ до-

роги весь раздерганный и сумки моей нет; одни только перерезан-

ные веревки, на коих она была несена» (34). Но он благодарит

Бога: так нужно для отрезвления, чтобы еще вернее ничего ничего

у человека совсем не осталось. И спросишь: чтобы он взамен при-

обрел что-то одно драгоценное? Так мы привыкли думать, но по-

хоже что неверно. Правда похоже в том, чтобы уступить, как бы

упустить вообще всё. Но хоть что-то держать в руках, чтобы

иметь для поддержания жизни? Нет, ничего, и если жизнь про-

длится, то милостью и собственно чудом.

Опыт Странника нужен чтобы показать: человек может так ни

за что не цепляться. И похоже что только такому человеку может

быть дано безусловное оправдание, которое Странник в своем состо-

янии получил опять же не частно, он полоумный уже и не умел себя

определить и отграничить, а как бы один для всех людей и за них.

Может быть, это было еще не полное оправдание, но явно оправда-

ние. «Когда при сем я начинал молиться сердцем, всё окружающее

меня представлялось мне в восхитительном виде: древа [он в лесу,

его первое окружение деревья], травы, птицы, земля, воздух, свет,

всё как будто говорило мне, что существуют для человека, свиде-

тельствуют любовь Божию к человеку и всё молится, всё воспевает

славу Богу [деревья заговорили]. И я понял из сего, что называется в

Добротолюбии „ведением словес твари" и увидел способ, по коему

можно разговаривать с творениями Божиими» (44 сл.).

Лес становится вокруг всё плотнее. «Зашел в такое глухое мес-

то, что дня три не попадалось ни одной деревни. Сухари мои все

вышли, и я гораздо приуныл, как бы не умереть с голоду. Как ско-

ро начал молиться сердцем, уныние прошло, весь я возложиЛся на

волю Божию, и сделался весел и покоен» (45). В самой глубине

леса он и остался жить у полесовщика, который стерег лес, десять

лет жил на хлебе и воде и кроме того носил вериги в два пуда,

32 кг, на голом теле, т.е. делал больше чем Странник. «Поматерну

не бранюсь, вина и пива не пью, и не дерусь ни с кем, баб и девок

от роду не знаю» (48).

Но это не путь. «Если не будешь иметь всегда Бога в уме, да

непрестанной Иисусовой молитвы в сердце» (50), всё зря. Только

это, приникнуть к Христу в родной сладости, теплоте, мире.