Бэттлер, Алекс. Общество: прогресс и сила (критерии и общие начала)
Подождите немного. Документ загружается.
120
вряд ли правомерно, поскольку, например, бациллы, медуза (jellyfish) или
ленточный червь (tapeworm) так же хорошо адаптируются к окружающей среде,
как птица, муравей или человек, и поэтому неверно говорить, что последний выше,
чем первые. Другими словами, нелогично считать процесс приспособления,
адаптации обеспечивающий выживание, прогрессом. Возникает и такое
возражение против использования термина выживаемости в качестве критерия
биологической ценности вместо термина адаптации. Человек тоже выживает, как
это делает и туберкулезная бацилла, почему же тогда человек – более высокий
организм, чем бацилла?
Нередко приводятся аргументы, говорил Хаксли, указывающие на тот факт, что
эволюция демонстрирует примеры специализации, ведущие к увеличению
эффективности адаптации к тем или иным условиям жизни. Но ведь в природе
существовало множество аналогичного типа эволюционных линий, которые
исчезли, в то время как оставшиеся достигли равновесия и перестали изменяться.
Некоторые говорят, пишет Хаксли, что суть прогресса в усложненности, или в
уровне организованности. (Явный намек на Спенсера.) Ряд социологов и
антропологов вообще предлагают убрать идею прогресса из их дисциплин, и
использовать понятия «изменение» или «тенденция к усложненности». Но эти
характеристики не имеют самостоятельного значения ни в сфере биологии, ни в
человеческой истории. Ни изменения, ни усложненность сами по себе ни хороши,
ни плохи. Различия только в степени, но не в качестве или в добродетели (virtue).
Иной тип возражений, говорит Хаксли, состоит в том, что многие процессы
эволюции не прогрессируют в любых возможных смыслах этого слова и поэтому
прогресса вообще не существует. Например, многие формы жизни (среди них
наиболее известна брахиопода Лингула – brachiopod Lingula), демонстративно
остаются неизменными в течение громаднейшего периода в несколько сотен
миллионов лет; и если закон прогресса существует, как можно объяснить такие
организмы? – задают вопросы противники прогресса.
Действительно, отмечает Хаксли, существует немало случаев, когда эволюция
ведет к деградации. В качестве примера можно привести медузу Sacculina и других
паразитов. (От себя добавлю, что такое случается и с обществами.) Подобные
121
явления противоречат представлениям о том, что прогресс универсален и
обязателен. А раз он не универсален и не обязателен, тогда прогресса просто не
существует.
Хаксли полагает, что в таком суждении заложена элементарная ошибка. Он
указывает, что даже человеческое общество где-то прогрессирует, где-то – нет.
«Таким образом, эволюция может включать прогресс, не будучи прогрессивной в
целом» (р. 558).
Здесь мы снова встречаемся с устоявшейся ошибкой. Прогресс определяется в
терминах некоего свойства, затем эти свойства распространяются на такие
организмы, которые оказываются не прогрессивными.
Необходимо прибегнуть к индукции. Надо сначала понять, чем отличается
«высший» организм от «низшего»?
Адаптация и выживание – универсальные вещи и их можно найти в «ниже-
выше» формах. Но многие «выше» исчезли, а «ниже» остались.
Не просто исключить и сложность организации или жизненного цикла.
Конечно же, высшие формы в целом всегда сложнее низших. Но внешне низшие
организмы на самом деле тоже достаточно сложны. Но здесь важно другое, а
именно: очень сложные типы также исчезали.
В эволюционной истории есть то, что палеонтологи называют
«доминирующими типами». В различные эпохи всегда были доминирующие типы.
(Кстати сказать, эта логика правомерна и в отношении государств: всегда в
истории существовали доминирующие государства, обычно пять-шесть, которые
задавали тон и фон истории.)
Чем же отличаются доминантные группы от недоминантных, а более ранние
доминантные группы от последующих? Как указывает Хаксли, прежде всего
эффективностью в таких вещах, как скорость и приложение силы, преодолевающей
физические ограничения. Суть идеи заключается в том, что каждая
последующая доминанта лучше, качественнее в смысле приспособляемости к
окружающей среде. «Человек оказался более способным иметь дело с окружающей
средой... и проявлять бóльшую силу для ее контроля, чем лю бой иной организм»
(р. 561).
122
Другая группа характеристик относится к внутренней окружающей среде (т.е.
внутренняя конструкция организма, кровь и т.д. в отношениях с внешней
окружающей средой: вода, воздух, земля).
«Различные характеристики доминантных групп в конечном счете распадаются
на одну из двух типов: на тех, кто обладает большим контролем над окружающей
средой, и на тех, кто достигает большей независимости в изменениях в
окружающей среде» (р. 562).
Итак, предварительными критериями прогресса являются: 1) контроль над
окружающей средой, и 2) большая независимость от окружающей среды.
При этом, подчеркивает философ, надо иметь в виду, что прогресс не является
синонимом специализации. «Специализация… – это повышение эффективности
адаптации для определенного типа жизни, а прогресс – повышение эффективности
жизни вообще» (там же). Последнее есть продвижение во всех отношениях, а
первое – одностороннее продвижение. При этом в эволюционной истории надо
судить по конечному результату.
Причем, по мнению Хаксли, нет конкретного случая, чтобы высокая степень
специализации дала жизнь новому типу. Все новые типы порождены относительно
неспециализированными наследственными (родовыми) линиями.
Если посмотреть с другого угла, пишет ученый, то при определении прогресса
мы должны опираться на конечный результат. «Эти результаты обнаруживают
себя в историческом факте смен доминантных групп» (р. 563). И улучшение
должно быть всесторонним, а не односторонним.
Прогресс, таким образом, делает вывод Хаксли, не неизбежен и не
универсален. В ответ некоторые ученые могут возразить, что это чистый
антропоморфизм. Дескать, если бы мы были муравьями, мы бы сказали, что
именно муравьи самые высшие организмы. Даже Холдейн придерживался этой
точки зрения, называя все эти слова (прогресс, развитие и т.д.) условными. Он, в
частности, писал: «Я хорошо знаю, что такая терминология представляет, скорее,
тенденцию человека соглашаться с собой, чем исходить из научного мышления...
Сегодняшний человек, возможно, наиболее примитивный и несовершенный тип
рационального существа. Он худшее животное, чем обезьяна… Мы должны
123
помнить, что когда мы говорим о прогрессе в эволюции, мы всегда покидаем
относительно твердую почву научной объективности ради запутанных
представлений о человеческих ценностях» (цит. по: Хаксли, р. 565).
Хаксли категорически против подобной позиции. Он пишет: «Холдейн не
сумел увидеть, что человек обладает большей силой контроля над природой и
живет в большей независимости от окружающей среды, чем любая обезьяна» (р.
565).
И далее он переходит к человеку. О н пишет: «Человек есть последний
доминантный тип в эволюции, поэтому мы справедливо называем тенденцию
развития, которая привела его к нынешнему положению, прогрессивной. Конечно,
мы должны осознавать субъективность человеческих ценностей, когда
рассматриваем ранние стадии эволюционного прогресса. Человеческие ценности,
без сомнения, являются естественным критерием любого будущего прогресса, но
именно биологические ценности могли быть основой перед тем, как появился
человек» (р. 566).
Здесь очень важно не впасть в телеологию, в целенаправленность развития
природы в движении к прогрессу. Хаксли очень четко различает субъективность и
объективность. Человек у него субъективно оценивает объективные реальности.
Природа не стремится к прогрессу. Однако в ней создаются услови я, при которых
при определенных, нередко случайных, обстоятельствах появляется человек,
который начинает осмысливать некое движение с точки зрения его содержания,
направленности, сроков действия. То есть прогресс – субъективен по оценкам, но
объективен по содержанию. В конечном же счете субъективность и объективность,
так же как и оценка и содержание, облекаются в синтезе явления под названием
«прогресс».
Есть и другой критерий человеческого прогресса, предлагаемый проф.
Гордоном Чайлдом. Это – увеличение количества (людей). Но Хаксли возражает
против этого критерия. Он полагает, что увеличение населения на Земле должно
неизбежно достигнуть своего предела. Для него этот критерий изначально неверен,
поскольку противоречит данным общей биологии.
124
Это не совсем так. Количество населения само по себе, может быть, и не
является критерием, но в более общей формуле (о которой мы будем говорить в
специальной главе), этот фактор весьма важен.
Возвращаясь к темам субъективное и объективное, Хаксли предлагает четко
отличать биологический или эволюционный прогресс от человеческого прогресса.
«Первый есть биологический термин с объективной базой: он включает один
аспект человеческого прогресса. Человеческий прогресс, с другой стороны, имее т
смысл ценности так же, как и эффективности, субъективный критерий, также как и
объективный» (р. 566-7). То есть биологический мир объективен, внутри которого
в силу различных обстоятельств создаются условия для возникновения человека.
Мир же людей двойственен: объективное существование сопрягается с
субъективным осознанием своего существования, в котором важна и система
ценностей и эффективности.
Тем не менее Хаксли применяет понятие «прогресс» и к неорганическому
миру. Он возражает Марету, говоря, что ограничивать термин прогресс всецело
человеческими деяниями и противопоставлять его эволюции в до-человеческую
эпоху было бы несправедливо, поскольку это исказило бы и саму эволюцию. По
его мнению, правильно считать, что человеческий прогресс – это частный случай
биологического прогресса. (Здесь он категорически неправ: человечество и
органический мир – это совершенно разные вселенные.) В биологии прогресс – это
всестороннее биологическое улучшение. Специализация – одностороннее
биологическое улучшение.
Дегенерация – форма специализации, в которой большинство соматических
органов страдают ради большей эффективности в адаптации к неподвижной
паразитической жизни. Двигательные органы исчезают, чувствительные и
нервные системы сильно сокращаются, а в паразитах пищеварительная система
уничтожается. Но репродуктивный механизм может необычно специализироваться,
как в определенных паразитах.
125
Кроме этих типов эволюционного процесса мы можем иметь стабильность, к
примеру, в светящихся (lamp-shell) Lingula и в муравьях в течение большей части
Кайнозойской эпохи.
Главная идея в эволюционном прогрессе, пишет Хаксли, заключается в том,
чтобы изменения давали такие преимущества, которые позволяют доминировать. А
общая характеристика эволюции – меньшинство дает вырасти большинству. Если
же в следующей фазе возникнет обратный процесс, тогда следует его называть
деволюцией.
(В обществе, между прочим, происходило и такое: ум меньшинства давал
возможность развиваться всему обществу, а тупость большинства губила не только
это меньшинство, но и все общество, в ключая себя. Так было с некоторыми
народами доколумбовской Америки.)
Хаксли был одним из немногих, кто обратил внимание и на такую
характеристику прогресса, как его относительность. Он пишет, что обычно
эволюционный прогресс определяется высшим уровнем развития. Но известно,
что нижние уровни также сохраняются. Кроме того, не все прогрессивное можно
назвать прогрессом. Например, некоторые не считают изобретение автомобиля
прогрессом по сравнению с лошадьми, которые также целесообразны для многих
случаев. Прогрессивный шаг обычно предполагает, что высший уровень
предопределяет исчезновение нижнего. Но разнообразие окружающей среды и
наличие видов или форм, способных заполнить ее, делает невероятным
исчезновение всех. Значительное количество «побежденных» групп сосуществует с
группами «победителей», и в этом нет ничего удивительного.
Здесь Хаксли некорректен, сравнивая мир органики с миром человека. К этому
привела его методологическая ошибка: он приписывал органическому миру
возможность прогресса. В эволюции работает закон приспособляемости. Из двух
миллиардов организмов, существовавших на Земле, ныне сохранилось около двух
миллионов, т.е. один процент. Остальные исчезли, не выдержав «борьбы за
существование». И здесь дело не в прогрессе.
Если же говорить о человеческих обществах, то в какой-то степени Хаксли
прав: могут сосуществовать прогрессивные и непрогрессивные явления, которые
126
обладают чертами относительности в том смысле, в какой ее выразила русская
поговорка: что русскому хорошо, то немцу смерть, и наоборот. Но это верно только
в том случае, если прогресс определяется в обычном, традиционном смысле:
продвижение вперед, развитие и т.д. На самом деле это не научные определения
прогресса, а только подходы и мнения. Прогресс для человечества – это
объективное явление и с этой точки зрения понятие абсолютное и универсальное.
Последующие рассуждения Хаксли все-таки приводят его к верным
суждениям. Он отрицает позицию некоторых ученых, полагающих, что эволюция
представляет собой серию хаотичных изменений. В ней «только одна единственная
линия есть прогресс – линия человека. Если человек исчезнет, то в высшей степени
невозможно, чтобы он возник снова, даже от своего ближайшего родственника
(намек на обезьян. – А.Б.)» (р. 571). Это верно, поскольку человечество возникло
столь случайно, что вероятность, даже теоретическая, повторного возникновения
равна нулю.
Интересны рассуждения Хаксли о будущем человечества, которое у него
завесит от качества сознания. Он, например, мечтал, что если благодаря генетике
усилить восприятие, память, синтетическое схватывание и интуицию,
аналитические возможности, мыслительную энергии, творческую силу, баланс и
правильные суждения средних людей и довести все названное до уровня десяти
тысяч или даже тысячи, уже обладающей этими качествами, это имело бы далеко
идущие эволюционные последствия. В его время, видимо, такими качествами
обладали единицы.
Важно также уметь сознательно формулировать ценности. Именно этим
качеством отличается человек от любых других доминантных типов. Хаксли
пишет: «Настоящий человеческий прогресс состоит из увеличения эстетики,
интеллекта, духовного опыта и удовлетворения» (р. 575-6). Проблема не только в
том, как это все измерить, и кто или что определяет эту меру, но и в том, что
названное не обязательно сопрягается с прогрессом.
Хаксли подчеркивал важность определения целей п рогресса. Он пишет: «Хотя
мы не может открыть цель эволюции, мы можем понять направление – линию
эволюционного прогресса. Эта линия в прошлом может послужить руководством
127
при формулировании н ашей цели на будущее. Увеличение контроля,
независимости, внутренней координации; расширение знаний и средств их
координации, развитость и интенсификация чувств – все это тенденции наиболее
общего порядка. Если мы не будем следовать им в будущем, мы можем оказаться
вне линии эволюционного прогресса» (р. 576-7).
Определить цель, считает Хаксли, непросто. Идет борьба между
противоположными идеалами. Так, одни ратуют за подчинение индивидуума
общине, а другие отстаивают якобы присущее индивидууму превосходство над
общиной. Идея о цели прогресса, ведущего в будущей жизни в сверхъестественный
мир, противостоит идее о цели прогресса, которого нужно добиться в
существующем мире. Пока этот конфликт решается, человечество не может иметь
какую-то одну главную цель, и прогресс может быть только медленный. «Прежде
чем прогресс станет быстрым, человек должен прекратить бояться своей
уникальности и не должен продолжать перекладывать свою ответственность на
плечи мифических богов или метафизических абсолютов» (р. 578).
Безусловно, в рамках упомянутых целей Хаксли абсолютно прав. И, конечно
же, они косвенно имеют отношение и к прогрессу. Но не в них подлинная цель
прогресса.
Хаксли пишет, что в XX веке преобладали скептики прогресса, в XIX –
оптимисты. Правда же, по его мнению, находится посередине. «Прогресс есть
главный фактор прошлой эволюции; но он ограничен небольшим количеством
выбранных племен. Он может продолжиться в будущем, но это не есть
неизбежность; человек, ныне ставший единственным доверенным ли цом
эволюции, должен работать и планировать, если он намерен достигнуть
дальнейшего прогресса для себя и, следовательно, для жизни» (р. 578).
Хотя Хаксли и рассуждал о прогрессе в традиционном понимании этого слова,
однако в отличие от многих он совершенно верно выделил некоторые
характеристики прогресса, которые необходимо учесть при формулировке
научного понимания этого явления. Прежде всего следует отметить такие
характеристики, как не неизбежность прогресса, его относительность и, что очень
важно, «делание» прогресса путем определения целей. Выдвигал Хаксли, хотя и не
128
столь последовательно, идею о том, что прогресс – это человеческое деяние,
требующее сознания, не простого сознания, а думающего, поскольку человек
начинается с момента, когда он начинает размышлять. До этого момента он – пре-
человек, всего лишь вертикальноходячее существо.
Теодор Шанин
Русский англичанин Шанин считается аграрником (профессор Манчестерского
университета), но, обладая широким кругозором, сумел сказать и о многих других
вещах, кроме сельского хозяйства. В частности о прогрессе
1
.
Для Шанина идея прогресса проста. Он полагает, что с небольшими
временными отклонениями все общества естественно и постоянно движутся
«наверх» от бедности, варварства, деспотизма к богатству, цивилизации,
демократии и рационализму. Э то необратимое движение от бесконечного
разнообразия частностей, расточительной человеческой энергии и экономических
ресурсов к унифицированному и упрощенному миру в наиболее рациональной
форме. Иначе говоря, движение от плохого к хорошему, от бессмысленности к
знаниям, которые несут оптимизм, реформистскую «энергию» и этику.
С точки зрения современности здесь есть две загадки (по крайней мере для
Европы). Одна связана с возрастающими свидетельствами о разнообразии
человечества. Старый дуализм – цивилизация против варварства – становится
неадекватен миру. Теперь о второй загадке. Раньше было ясно, что все циклично:
юность, зрелость, старость и смерть, затем все сначала. Эта цикличность находила
воплощение в старой концепции прогресса. Теперь обнаружилось, что смерть, или
конец больше не означает нового начала, а значит что-то еще. Шанин рассуждает
так.
Почему разнообразие? Потому что различны стадии развития в различных
обществах. Почему социальные изменения? Потому, что есть необходимость
продвигаться через различные реально существующие социальные формы. В чем
суть задачи социальной теории? Дать правильное понимание естественной смены
1
Shanin. The idea of progress.
129
стадий от прошлого к будущему. В чем суть долга просвещенного правителя?
Использовать исследования ученых и ускорить движение наверх, борясь против
регрессивных сил, которые пытаются остановить это. Человеческий мир может
быть реформирован научно, т.е. при осознании необходимости и цели.
Что же происходит в современном мире? В ответе на этот вопрос Шанин
подвергает критике капиталистическую систему, которая во имя самосохранения
даже идею прогресса превратила в инструмент манипуляции сознанием. В ход
пошли различные классификации: развитые, неразвитые общества, «продвинутые»
общества. «Прогресс», «развитие», «рост» стали основными идеологическими
основаниями для государственности, управления людьми, усиления привилегий
управителей. Окончание холодной войны мало что изменило.
Распространение многонациональных компаний второй руки и диктатуры
США через МВФ на слабую часть мирового сообщества, также не очень изменило
прогресс-и-государственность, идеологию и шоры на глазах, узаконивая
привилегии и основные иррациональности, охраняемые официальным
рационализмом. Образ Большого брата, грубого насильника, вторгающегося в
человеческую жизнь, никогда не был так силен, как в настоящее время. Однако в
ответ – апатия и контр-манипуляции, но не открытое восстание.
В таком контексте идея прогресса стала главной идеологией элиты, «тех, кто
все знает», призванной обосновать лишение простого человека его реальных прав и
часто на удивление в грубой форме принятой как «незначительное изменение в
долгосрочном плане».
Идея неограниченного линейного роста, пишет Шанин, слишком ослепляет
нас, чтобы понять сложность социального мира – разнообразные и параллельные
формы, в которых существуют бок о бок, не будучи временными, так называемые
неформальные семейные экономики, стремящиеся выжить внутри
«постиндустриального» мира.
«Стратегия прогресса, развития и роста открывает простор для репрессий
бюрократов, национальных и интернациональных, дает им возможность
действовать от имени науки и, маскируясь под объективность, что на самом деле и
есть политика, лишать выбора тех, на кого это влияет больше всего». То есть