ЗАКЛЮЧЕНИЕ
531
гах и героях, угаритские — о Данэле и Керете,
хеттские — о Кумарби и Улликумми, индий-
ские— «Махабхарата» и «Рамаяна», грече-
ские — «Илиада» и «Одиссея» — и т. п.) и риту-
ально-мифологические. Последние в классиче-
ских литературах Азии вошли в состав гранди-
озных религиозных сводов (китайское конфу-
цианское «Пятикнижие», индийские Веды,
иранская Авеста, еврейская Библия), однако
изначально они существовали в виде отдельных
обрядовых песнопений, гимнов, притч, заклина-
ний, мифологических и легендарных сказаний,
подобных тем, которые мы в обилии находим
среди сохранившихся текстов древнейших ли-
тератур Востока (египетской, шумеро-аккад-
ской, хеттской и угаритской). И в том, и в дру-
гом случае мы имеем дело с устными источни-
ками древней словесности, и показательно, что
как великие эпосы Древности, так и религиоз-
ные каноны не просто складывались, но долгое
время функционировали в текучей, изменчивой
и динамичной устной традиции. Это устное про-
исхождение, устная предыстория древних лите-
ратур для большинства их имела далеко иду-
щие и весьма важные последствия.
Преемственная связь с фольклором, устное
бытование памятников сказались на основных
чертах литературного процесса Древности в це-
лом. Многие произведения древних литератур
дошли до нас в нескольких редакциях, отража-
ющих их менявшиеся от исполнения к испол-
нению состав и облик; текст других (например,
«Илиады» и «Одиссеи») был более или менее
унифицирован лишь спустя много лет после их
создания. В письменной литературе долгое вре-
мя сохраняют ведущую роль чисто фольклор-
ные жанры (записи сказок, басен, пословиц,
свадебных и трудовых песен и т. п.) или, во
всяком случае, такие произведения, сама фор-
ма и композиция которых свидетельствуют
об их устном происхождении (всевозможные
диалоги и споры, поучения, речения, пророче-
ства). Фольклорные истоки сказываются на
стилистической окраске древних сочинений, на-
сыщенных разного рода фразеологическими и
метрическими клише (формулами), повторами,
рефренами, параллелизмами, а также на мифо-
логизме их содержания, характерном не только
для ранних, ио и для достаточно поздних ста-
дий литературного развития.
Устный характер или по крайней мере уст-
ный генезис большого числа памятников древ-
них литератур говорят об известной условно-
сти, вольном или невольном расширении терми-
на «литература» (напомним, что латинское сло-
во «литтера» означает «буква», «письменный
текст») в применении к рассматриваемой нами
эпохе. Условность использования этого терми-
на возрастает также оттого, что в рамках перио-
да Древности в большинстве стран еще не про-
изошла автоиомизация литературы среди дру-
гих видов духовной деятельности, и потому не-
легко, а чаще попросту невозможно отделить
религиозные произведения от светских, собст-
венно художественные от деловых, философ-
ских, правовых и т. д.
Знакомясь с историей египетской литерату-
ры, мы, например, склонны рассматривать зна-
менитую «Песнь арфиста», близкую по духу к
библейскому «Екклезиасту», как произведение
философской публицистики, между тем как по
происхождению она принадлежит ритуальной
литературе; «Рассказ египтянина Синухе», бо-
гатый реалистическими описаниями, выглядит
в нашил глазах исторической повестью, на са-
мом же деле в нем нарочито использована фор-
ма надгробной автобиографической надписи.
Показательно, что когда нам случается найти
тексты, отражающие собственные представле-
ния древних о составе и объеме их литерату-
ры — например, шумерские литературные ката-
логи или «Описание искусств и словесности»
одного из первых китайских филологов Бань Гу
(I в. н. э.),— мы, во-первых, сталкиваемся в
них с упоминаниями и разбором заведомо «не-
художественных», прикладных сочинений (по
медицине, ритуалу, школьному или военному
делу и т. п.), а во-вторых, сами принципы пред-
ложенной ими жанровой классификации лите-
ратуры оказываются для нас чуждыми. Поэто-
му следует иметь в виду, что если мы и отно-
сим произведения древних литератур к эпике
или лирике, истории или дидактике, то тем са-
мым накладываем на них жанровую сетку по-
зднейшей литературы. Оправдывает, однако,
такой подход то, что, по мере развития древ-
них литератур, осознания ими своих собствен-
но художественных, эстетических целей, в обо-
лочке старых синкретических форм постепенно
вызревают новые и привычные для нас литера-
турные виды и жанры, которым суждено стать
ведущими в последующий период.
Преобладание устных форм творчества, отсут-
ствие художественного самосознания вылились
в широко известный факт анонимности важ-
нейших произведений древних литератур. Гим-
ны индийской «Ригведы» приписывались мифи-
ческим мудрецам, вдохновленным богами; биб-
лейское Пятикнижие — легендарному пророку
Моисею; в конце многих шумерских и вавилон-
ских текстов стоят слова: «записано из уст бога
Эа». Конфуций, Лао-цзы, Мэн-цзы в китайской
литературе, Имхотеп, Джедефхор, Птаххотеп —
в египетской, Давид — в еврейской, Заратушт-
ра — в иранской и т. д.— на самом деле лишь
имена, не столько отражавшие реальную роль
34*