Бакаев А.А. Историография российского революционного терроризма конца XIX

Подождите немного. Документ загружается.

щиты, и, как Исполнительный же комитет, мы полагаем, что систематиче-

ский террор может оказаться целесообразным лишь в руках организован-

ной партии. Не забудем, что террористическая деятельность «Народной

воли» отвечала насущной необходимости революционной борьбы, отвечала

исторической, до сих пор еще не решенной задаче низвержения самодер-

жавия, отвечала, наконец, настроению всех живых сил общества. Но уж,

конечно, не из заграницы мы будем призывать людей к террору и ограни-

чиваемся простым напоминанием о той точке зрения, на которой стояли

двадцать лет назад наши товарищи...»^^. Причем прием исторической

апелляции к народовольческой террористической традиции был характерен

для большинства программных работ адептов развития терроризма в конце

XIX - начале XX века.

Эсеры

При сравнительно многочисленных попытках реконструкции исто-

рических воззрений В.М. Чернова, как правило, недостаточное внимание

уделялось интерпретации им террористической составляющей в истории

революционного движения. Эсеровский теоретик определял вектор исто-

рического развития терроризма в России конца XIX - начала XX в. соеди-

нением его с массовым движением.

Поводом к началу широкой общественной дискуссии о терроризме

стало убийство в апреле 1902 г. членом эсеровской Боевой организации

СВ.

Балмашевым министра внутренних дел Д.С. Сипягина. Вопреки со-

временному стереотипу о ПСР как террористической партии изначально

социалисты-революционеры отнюдь не ассоциировались с терроризмом.

Ввиду этого в социал-демократической печати ставилась под сомнение

эсеровская принадлежность СВ. Балмашева. Только взяв на себя ответст-

венность за совершенный теракт, ПСР вступила на террористические рель-

сы.

Теоретическое обоснование эсеровский терроризм получил в статье

Наша программа // Вестник русской революции.

1901.

№

31.

С. 14.

В.М. Чернова «Террористический элемент в нашей программе», опублико-

ванной в 1902 г. в седьмом номере «Революционной России». Для контек-

ста преобладания умеренных течений в обш;ественной мысли она имела

характер сенсации. Уже годом позже, после совершения эсеровскими бое-

виками новых терактов, ее сенсационность при переиздании в сборнике

статей «По вопросам программы и тактики» заметно уменьшилась.

«Сколько ни высказывали сомнений, сколько возражений ни выставляли

против этого способа борьбы партийные догматики, - декларировал автор,

- жизнь каждый раз оказывалась сильнее их теоретических предубеждений.

Террористические действия оказывались не то что просто "нужными" и

"целесообразными", а необходимыми, неизбежными»^^. В.М. Чернов

противопоставлял эсеровский терроризм народовольческому. Он предосте-

регал от ошибок «Народной воли», чьи лидеры, оторвавшись от массового

движения, в конце концов «затерроризировались».

По представлениям же В.М. Чернова, терроризм был эффективен

лишь при взаимодействии с другими формами борьбы. Он писал: «Отнюдь

не заменить, а лишь дополнить и усилить хотим мы массовую борьбу сме-

лыми ударами боевого авангарда, попадаюш;ими в самое сердце вражеско-

го лагеря»^^. На упреки социал-демократов об отказе эсеров от работы в

массах В.М. Чернов отвечал: «Отнюдь не заменить, а лишь дополнить и

усилить хотим мы массовую борьбу смелыми ударами боевого авангарда,

попадаюш;ими в самое сердце вражеского лагеря» .

Терроризм рассматривался В.М. Черновым, прежде всего, как сред-

ство самообороны общества от произвола властей. В статье прослежива-

^^ [Чернов В.М.] Террористический элемент в нашей программе // По

вопросам программы и тактики: Сборник статей из «Революционной Рос-

сии».

Женева, 1903. С. 71.

Там же. С. 79.

Там же. С. 80.

лась динамика роста правительственных репрессий, что и предполагало

организацию соответствуюп];его отпора террористическими методами ^.

Другая функция революционного теракта, согласно В.М. Чернову, за-

ключалась в оказании агитационного воздействия на массы. Убийство ми-

нистра внутренних дел он оценивал как наиболее эффективный пропаган-

дистский шаг. Резонанс от совершения теракта был на порядок выше, чем

от длительной словесной агитации. «Если обвинительный акт Сипягину, -

писал В.М. Чернов, - в обычное время был бы прочитан тысячами людей,

то после террористического акта он будет прочитан десятками тысяч, а

стоустая молва распространит его влияние на сотни тысяч, на миллио-

ны»^

Определенный скепсис В.М. Чернова в отношении дезорганизующей

функции терроризма отмечал О.В. Будницкий^^. Черновский скептицизм

проистекал, очевидно, из характера обш;ественного восприятия последст-

вий важнейших терактов для определения государственного курса страны.

На место убитого народовольцами царя-реформатора Александра II при-

шел реакционер Александр III, а ликвидированного эсерами Д.С. Сипягина

сменил В.К. Плеве, который, по всеобш;ему признанию оппозиции, был го-

раздо хуже. Впоследствии В.М. Чернов подчеркивал, что допускал дезор-

ганиционное воздействие терактов на правительство только при совокуп-

ности благоприятных условий^^. Лишь при ситуации, когда самодержавный

режим «окружает огненное кольцо волнений, демонстраций, сопротивле-

ний властям, бунтов, - тогда метко направленные удары, неожиданно сва-

ливаюгцие с ног наиболее ревностных и энергичных столпов реакции, без-

^° [Чернов В.М.] Указ. соч. С. 72.

^^ Там же. С. 78.

^^ Будницкий О.В. Терроризм в российском освободительном движе-

нии: идеология, этика, психология (вторая половина XIX- начало XX в.).

М.,2000. С.137.

Из истории партии социалистов-революционеров. «Показания»

В.М. Чернова// Новый журнал. Нью-Йорк, 1970. Кн. 100. С. 303.

условно, способны внести в ряды правительственных слуг расстройство и

смятение»^"*.

Дальнейшее осмысление В.М. Черновым истории российского тер-

роризма предпринимается в статье «Террор и массовое движение», вы-

званной новым эсеровским терактом, на этот раз убийством в мае 1903 г.

членом Боевой организации ПСР Е. Дулебовым уфимского губернатора

Н.М. Богдановича. Автор был вынужден сосредоточиться на опровержении

искровской критики терроризма. Он еще раз подтвердил эсеровскую пози-

цию,

«что террористические акты должны иметь возможно более тесную

связь с массовым движением, опираться на нужды этого движения и до-

полнять его и, в свою очередь, давать толчок проявлениям массовой борь-

бы,

возбуждая революционное настроение в массах»^^. Именно в отсутст-

вии поддержки в массовом рабочем движении видел В.М. Чернов истори-

ческую обреченность террористов «Народной воли». У социалистов-

революционеров, полагал он, такая поддержка «теперь уже есть и растет с

каждым днем»^^. Террористическая организация, по оценке В.М. Чернова,

есть не более чем один из отрядов общей революционной армии, отли-

чающийся лишь определенным родом оружия и выполняющей такую же

важную функцию, как и другие отряды, к примеру транспортная и типо-

графская группы ^.

Главным аргументом В.М. Чернова в полемике с «искровцами» явля-

лось указание на необходимость отпора произволу «царских опричников».

Такой отпор применяется, например, при расстреле войсками рабочей де-

монстрации. Поэтому убийство Н.М.Богдановача, по приказу которого сол-

даты стреляли в Златоусте в бастовавших рабочих, выглядело в глазах В.М.

^'^

[Чернов В.М.] Террористический элемент в нашей программе. С.

78.

^^ Чернов В.М. Террор и массовое движение // По вопросам про-

граммы и тактики. С. 122.

Там же. С. 127-128.

Чернова вполне оправданно. Террористический акт против уфимского гу-

бернатора, предсказывал эсеровский теоретик, «будет понят борющимся

пролетариатом и, отвечая осознанной им психологической необходимости

/ГО

дать отпор врагу, он поднимет революционную энергию рабочей массы» .

Среди эсеровских теоретиков В.М. Чернов одним из последних про-

должал отстаивать принципы террористической тактики. На состоявшемся

в мае 1909 г. V Совете партии он представил в защиту терроризма едва ли

не все аргументы его сторонников, в том числе и ряд исторических дово-

дов^^.

Именно благодаря громким терактам, утверждал В.М. Чернов, пар-

тия социалистов-революционеров преобразовалась в массовую организа-

цию.

При вступлении эсеров в 1902 г. на террористическую стезю в стране

наблюдалось общественное затишье. Но, организуя покушение на Д.С. Си-

пягина, террористы верили в возможность преобразовать «потенциаль-

ную» революционную энергию масс в «кинетическую». «Партия вступила

на террористический путь, и,- заключал В.М. Чернов, - в настоящее время

мы вправе сказать, что эта вера, это убеждение - оправдались».

В качестве примера агитационного воздействия терактов В.М. Чер-

нов приводил убийство в течение декабря 1906 г. во время избирательной

компании по выборам в Государственную Думу военного прокурора В.П.

Павлова, петербургского градоначальника В.Ф. Лауница, графа А.П. Иг-

натьева и руководителя одной из локальных карательных экспедиций Лит-

винова. По его оценке, эти деяния пробудили политическую активность из-

бирателей, предопределив соответствующие результаты голосования. Если

эсеры, как следовало из выступления В.М. Чернова, сознательно организо-

вывали убийства «под выборы», то такой способ ведения избирательной

Чернов В.М. Указ. соч. С. 124-125.

Там же. С. 129.

Вопрос о терроре на V Совете партии: май 1909 года // Социалист-

революционер.

1911.

№ 2.

кампании следует признать беспрецедентным в мировой исторической

практике.

Судя по всему, определенное влияние на формирование представле-

ний В.М. Чернова о терроризме оказал основоположник Боевой организа-

ции эсеров Г.А. Гершуни. Статья «Террористический элемент в нашей про-

грамме» создавалась им при активном участии последнего''°. По свидетель-

ству В.М. Чернова, часто цитировавшаяся фраза социал-демократии «мы

протягивали свою левую руку, потому что правая держит меч» принадле-

жала именно Г.А. Гершуни''\

Значительное место вопросам отношения эсеров к террору было уде-

лено в одной из первых работ, непосредственно посвяш;енных истории

ПСР,

- «Из прошлого партии социалистов-революционеров», опубликован-

ной в 1907 г. в историко-революционном журнале «Былое». Ее автор А.А.

Аргунов подчеркивал, что лейтмотивом формирования партии являлись

жаркие споры о террористической тактике и о преемстве ПСР по отноше-

нию к «Народной воле»^^.

По проблемам истории революционного террора счел нужным вы-

сказаться и один из организаторов ПСР М.Р. Гоц. Не случайно в заглавие

его работы были вынесены лишь даты 1881-1901 гг. «Титаническая борьба

конца 70-х годов, достигшая кульминационной почки 1-го марта, - писал

М.Р. Гоц, - может до сих пор дать нам полезные указания, которые, в связи

с уроками нашего современного революционного опыта, помогут, наконец,

русским социалистам выйти на широкую дорогу решительной борьбы с

самодержавием во имя интересов трудяш;егося большинства» .

Из истории партии социалистов-революционеров. «Показания»

В.М. Чернова // Новый журнал. Нью-Йорк, 1970. Кн. 100. С. 303.

Чернов В.М. Перед бурей. М., 1993. С. 137.

Аргунов А.А. Из прошлого партии социалистов-революционеров //

Былое. 1907. № 10. С. 98.

Левицкий А. [Гоц. М.Р.] 1881-1901 // Вестник русской революции.

в отличие от большинства других адептов террористической такти-

ки,

он указывал, что наследие «Народной воли» не исчерпывается терро-

ризмом. Наряду с терактами народовольцы с успехом осупцествляли и дру-

гую революционную работу. Поэтому М.Р. Гоц предостерегал против абсо-

лютизации какого-либо одного из направлений деятельности народоволь-

цев.

В дискуссию с В.М. Черновым по принципиальным вопросам рево-

люционного терроризма вступил на V Совете партии некий делегат, на-

стоянная фамилия которого оказалась сокрыта за псевдонимом Северский.

Оппонент даже ссылался на авторитет психиатра В.М. Бехтерева, исследо-

вавшего эффект привыкания к сильным ощуш;ениям и связанное с этим

притупление страха перед смертью. Пребывая много лет под дамокловым

мечом террора, представители высшей власти стали постепенно привыкать

к опасности. Ввиду этого, полагал Северский, запугать терактами их не

удастся^"^. Ссылку В.М. Чернова на успешный в агитационном отношении

опыт террористической кампании 1902-1905 гг он подверг критике с мето-

дологических позиций. Главный его аргумент заключался в утверждении о

неповторяемости истории. То, что удалось осуш,ествить однажды, не по-

вторится второй раз^^. Впрочем, Северский вовсе не отвергал терроризм

как метод ведения борьбы. Он лишь считал необходимым объявлять «ан-

тракты». Террору «несдержанного рефлекса», каким ему представлялась

предшествующая деятельность эсеровской БО, Северский противопостав-

лял «террор расчетливый, холодно-расчетливый, начинающий органиче-

ские движения и тесно связанный с ними, террор сосредоточенно-

вдумчивый»''^.

1901.

№ I.e. 14.

'^ Вопрос о терроре на V Совете партии: май 1909 года // Социалист-

революционер.

1911.

№ 2. С. 6.

Там же. С. 48-49.

^^Тамже. С.

50-51.

Ряд вопросов истории российского терроризма затрагивали во время

дискуссии на V Совете партии и другие ораторы. Так, И.А. Рубанович ука-

зывал, что во «времена Плеве» теракты оправдывались двумя основными

аргументами соответственно юридического и морального плана: во-

первых, необходимостью дать отпор правительственному произволу, во-

вторых, мотивом осуществления возмездия и правосудия. Однако в контек-

сте наступления эпохи борьбы классов индивидуальный террор, полагал

оратор, теряет свою актуальность. Вместе с тем И.А. Рубанович говорил о

временном торжестве реакции, поражении народа. Он даже угрожал реак-

ционным классам: «Есть одна затаенная мысль: накопить силу, чтобы одо-

леть реакцию и, кто знает, может быть, отплатить ей теми же жестокостя-

ми,

но не индивидуальными, а массовыми» . Оратор, очевидно, не заме-

чал, что тезис о торжестве реакции вступает в противоречие с утверждени-

ем о наступлении принципиально новой эпохи по сравнению с «временами

Плеве», когда вместо террористических групп в борьбу вступают целые

классы.

Другой упрек И.А. Рубановича был направлен против кавалергард-

ской психологии террористов. Она, по его мнению, стала следствием ото-

рванности их от общепартийной работы, чрезмерной специализации.

Одним из первых в самой революционной среде на тенденцию пере-

рождения терроризма в хулиганство обратил внимание Б.Г. Билит, публи-

ковавшийся под псевдонимом Борисов. Его как бывшего члена народо-

вольческого кружка «парижских бомбистов» и заведующего эсеровскими

мастерскими по производству взрывчатых веществ во Франции и Швейца-

рии нельзя было заподозрить в трусости. Для иллюстрации своих идей он

привлекает особенно яркий, в силу региональных особенностей, материал.

Автор представил палитру перманентного насилия над местным населени-

ем различного рода революционных банд, выступавших под наименова-

''^ Вопрос о терроре на V Совете партии: май 1909 года // Социалист-

ниями анархистов-коммунистов, анархистов-индивидуалистов, интерна-

циональных летучих боевых отрядов, армавирского комитета, комитета-

бюро и т.п. Их социальную основу составляли люмпенизированные слои

населения, маргинальные личности. Однако, как с прискорбием сообщал

Б.Г. Билит, в эти хулиганские группировки входило немало бывших эсеров

и социал-демократов, которые чаще всего и возглавляли псевдореволюци-

онные предприятия. Под революционными лозунгами осуществлялись

тривиальные вымогательства и грабежи . Оппонируя на V Совете партии

В.М. Чернову, Б.Г. Билит утверждал, что революционный терроризм был

скомпрометирован его массовостью, т.е. как раз тем, к чему призывал ве-

дущий эсеровский теоретик. «Возбуждающий» эффект от совершения те-

рактов, полагал он, ввиду их повседневности также сомнителен. «Громом -

теперь никого не удивишь, - констатировал Б.Г. Билит». Да и романтиче-

ский ореол революционного теракта при ситуации, когда он совершался

ради 50 копеек, по его мнению, был существенно развенчан''^.

Для историографии революционного движения в России в целом бы-

ла характерна этизация вопроса о политическом терроризме. Его историче-

ская правомочность зачастую рассматривалась через призму проблемы

нравственности. В.М. Чернов, к примеру, пытался разрешить ее, апеллируя

к библейскому тезису «не человек для субботы, а суббота для человека».

При осуществлении революций, указывал он, количество жертв гораздо

больше, нежели при проведении терактов. Неужели, вопрошал он, жизнь

тысяч крестьян и рабочих, переодетых в солдатские шинели и мобилизо-

ванных на защиту самодержавного режима «с нравственной точки зрения

менее священна, чем жизнь таких зверей в образе человеческом, как Сипя-

революционер.

1911.

№ 2. С. 21-22.

Борисов С. [Билит

Б.Г.].

Революция и революционное хулиганство.

(Письмо с Северного Кавказа) // Знамя труда. 1908. Январь. №9. С.11-12.

Вопрос о терроре на V Совете партии: май 1909 года // Социалист-

революционер.

1911.

№ 2. С. 17.

гины, Клейгельсы и Плеве?»^°. Вообще, при всех различных вариациях

нравственной реабилитации террористов так или иначе апробировался все

тот же тривиальный тезис об оправдании высокой целью средств ее дости-

жения.

Однако в историографии российского революционного движения

имелось и направление эстетизации терроризма. Оно было, в частности,

представлено рядом публикаций на страницах газеты крайнего левого те-

чения в ПСР «Революционная мысль». Терроризм обосновывался не

стремлением к социальной справедливости, а неким демиургическим по-

рывом террористов. Так, редактор «Революционной мысли» В.К. Агафо-

нов,

выступавший под литературным псевдонимом Сиверский, в характер-

ном для газеты афористическом стиле вещал: «В руках русских револю-

ционеров судьбы России... Только героические акты, только предсмертная

песнь борцов за бессмертные идеалы может поднять передовые отряды

масс и вдохновить их на бой. Эти грозные мстители - прообраз грядущего

нового человека. Для них "я хочу" сливается с "я творю". Проявление "я" -

есть творчество новой ценности. И в этом творчестве "я" сливается с ми-

ром. Во имя утверждения такой ценности герой жертвует своей жизнью»^'.

Даже если судить по процитированному фрагменту, будет очевидным

влияние на воззрения автора философии Ницше и Шопенгауэра. Недора-

зумением можно считать негативную оценку В.К. Агафоновым творчества

В.

Ропшина. Редактор «Революционной мысли» даже сравнивал выведен-

ного в «Коне бледном» савинковского персонажа Жоржа с Азефом. «К рус-

скому терроризму, - негодовал он, - прикоснулись и пресмыкающийся

Азеф,

и гарцующий «Конь бледный». Удар копытом может быть иногда

опаснее змеиного жала. Азев - шпион, он вожделенец по натуре и по про-

ол

[Чернов В.М.] Террористический элемент в нашей программе // По

вопросам программы и тактики. С.71-73.

Сиверский [Агафоне

мысль. 1909. №

35.

Июль. С. 3

Сиверский [Агафонов

В.К.].

Memento mori! // Революционная

Бакаев А.А. Историография российского революционного терроризма конца XIX - начала XX века

Подождите немного. Документ загружается.