Бахтин М.М. Литературно-критические статьи

Подождите немного. Документ загружается.

ощущают своего адресата в большей или меньшей

степени вне рамок социальной иерархии и общественных

условностей, так сказать, «без чинов». Это порождает

специфическую откровенность речи (в фамильяр-

ных стилях доходящую иногда до цинизма). В интимных

стилях это выражается в стремлении как бы к полному

слиянию говорящего с адресатом речи. В фамильярной

речи благодаря отпадению речевых запретов и условно-

стей возможен особый, неофициальный, вольный подход

к действительности

Поэтому фамильярные жанры

и стили могли сыграть большую и положительную роль

в эпоху Возрождения в деле разрушения официальной

средневековой картины мира; и в другие периоды, когда

стоит задача разрушения традиционных официальных

стилей и мировоззрений, омертвевших и ставших услов-

ными

;

фамильярные стили приобретают в литературе

большое значение. Кроме того, фамильяризация стилей

открывает доступ в литературу таким пластам языка,

которые до того находились под речевым запретом. Зна-

чение фамильярных жанров и стилей в истории литера-

туры до сих пор недостаточно оценено. Интимные жанры

и стили основаны на максимальной внутренней близости

говорящего и адресата речи (в пределе

—

как бы на

слиянии их). Интимная речь проникнута глубоким дове-

рием к адресату, к его сочувствию — к чуткости и бла-

гожелательности его ответного понимания. В этой

атмосфере глубокого доверия говорящий раскрывает

свои внутренние глубины. Этим определяется особая

экспрессивность и внутренняя откровенность этих стилей

(в отличие от громкой площадной откровенности фа-

мильярной речи). Фамильярные и интимные жанры

и стили (до сих пор очень мало изученные) чрезвычайно

ярко раскрывают зависимость стиля от определенного

ощущения и понимания говорящим своего адресата (сво-

его высказывания) и от предвосхищения говорящим его

активно ответного понимания. На этих стилях особенно

ясно обнаруживается узость и неправильность традици-

онной стилистики, пытающейся понять и определить

стиль только с точки зрения предметно-смыслового со-

держания речи и экспрессивного отношения к этому

содержанию со стороны говорящего. Без учета отноше-

ния говорящего к другому и его высказываниям (на-

личным и предвосхищаемым) нельзя понять ни жанра, ни

Площадная громкая откровенность, называние вещей свои-

ми именами характерны для этого стиля.

469

стиля речи. Но и так называемые нейтральные, или

объективные, стили изложения, максимально сосредото-

ченные на своем предмете и, казалось бы, чуждые вся-

кой оглядки на другого, инвольвируют все же определен-

ную концепцию своего адресата. Такие объективно-ней-

тральные стили производят отбор языковых средств не

только с точки зрения их адекватности предмету речи, но

и с точки зрения предполагаемого апперцептивного фо-

на адресата речи, но этот фон учитывается макси-

мально обобщенно и с отвлечением от его экспрессивной

стороны (и экспрессия самого говорящего в объектив-

ном стиле минимальна). Объективно-нейтральные стили

предполагают как бы тождество адресата с говорящим,

единство их точек зрения, но эти одинаковость и един-

ство покупаются ценою почти полного отказа от экспрес-.

сии. Нужно заметить, что характер объективно-нейтраль-

ных стилей (а следовательно, и лежащая в основе их кон-

цепция адресата) довольно разнообразен в зависимости

от различия областей речевого общения.

Вопрос о концепции адресата речи (как ощущает

и представляет его себе говорящий или пищущий) имеет

громадное значение в истории литературы. Для каждой

эпохи, для каждого литературного направления и лите-

ратурно-художественного стиля, для каждого литератур-

ного жанра в пределах эпохи и направления характерны

свои особые концепции адресата литературного произве-

дения, особое ощущение и понимание своего читателя,

слушателя, публики, народа. Историческое изучение из-

менений этих концепций

—

задача интересная и важная.

Но для ее продуктивной разработки необходима теоре-.

тическая ясность в самой постановке проблемы.

Следует отметить, что наряду с теми реальными ощу-

щениями и представлениями своего адресата, которые

действительно определяют стиль высказываний (произ-

ведений), в истории литературы существуют еще услов-

ные или полуусловные формы обращения к читателям,

слушателям, потомкам и т. п., подобно тому как наряду

с действительным автором существуют такие же услов-

ные и полуусловные образы подставных авторов, изда-

телей, рассказчиков разного рода. Огромное большин-

ство литературных жанров —это вторичные, сложные

жанры, состоящие из различных трансформированных

первичных жанров (реплик диалога, бытовых рассказов,

писем, дневников, протоколов и т. п.). Такие вторичные

жанры сложного культурного общения, как правило,

47Q

разыгрывают различные формы первичного речевого

общения. Отсюда-то и рождаются все эти литературно-

условные персонажи авторов, рассказчиков и адресатов.

Но самое сложное и многосоставное произведение вто-

ричного жанра в его целом (как целое) является одним

и единым реальным высказыванием, имеющим реально-

го автора и реально ощущаемых и представляемых этим

автором адресатов.

Итак, обращенность, адресованность высказывания

есть его конститутивная особенность, без которой нет

и не может быть высказывания. Различные типические

формы такой обращенности и различные типические

концепции адресатов

—

конститутивные, определяющие

особенности различных речевых жанров.

В отличие от высказываний (и речевых жанров) зна-

чащие единицы языка

—

слово и предложение—по са-

мой своей природе лишены обращенности, адресованно-

сти:

они и ничьи и ни к кому не обращены. Более того,

сами по себе они лишены всякого отношения к чужому

высказыванию, к чужому слову. Если отдельное слово

или предложение обращено, адресовано, то перед нами

законченное высказывание, состоящее из одного слова

или одного предложения, и обращенность принадлежит

не им как единицам языка, а высказыванию. Окружен-

ное контекстом предложение приобщается обращенности

только через целое высказывание как его составная

часть (элемент)

Язык как система обладает громадным запасом чис-

то языковых средств для выражения формальной обра-

щенности: лексическими средствами, морфологическими

(соответствующие падежи, местоимения, личные формы

глаголо^, синтаксическими (различные шаблоны и мо-

дификации предложений). Но действительную обращен-

ность они приобретают только в целом конкретного вы-

сказывания. И выражение этой действительной обращен-

ности никогда не исчерпывается, конечно, этими специ-

альными языковыми (грамматическими) средствами. Их

может и вовсе не быть, а высказывание при этом может

очень остро отражать влияние адресата и его предвос-

хищаемой ответной реакции. Отбор всех языковых

средств производится говорящим под большим или мень-

шим влиянием адресата и его предвосхищаемого ответа.

Отметим, что вопросительные и побудительные типы пред-

ложений, как правило, фигурируют как законченные выска-

зывания (в соответствующих речевых жанрах).

471

Когда анализируется отдельное предложение, выде-

ленное И£ контекста, то следы обращенности и влияния

предвосхищаемого ответа, диалогические отклики на

предшествующие чужие высказывания, ослабленные

следы смены речевых субъектов, избороздившие выска-

зывание изнутри, утрачиваются, стираются, потому что

все это чуждо природе предложения как единицы языка.

Все эти явления связаны с целым высказывания, и там,

где это целое выпадает из зрительного поля анализиру-

ющего, они перестают для него существовать. В этом

одна'из причин той узости традиционной стилистики,

на которую мы указывали. Стилистический анализ, охва-

тывающий все стороны стиля, возможен только как ана-

лиз целого высказывания и только в той цепи речевого

общения, неотрывным звеном которой это высказыва-

ние является.

ПРОБЛЕМА ТЕКСТА В ЛИНГВИСТИКЕ, ФИЛОЛОГИИ

И ДРУГИХ ГУМАНИТАРНЫХ НАУКАХ

ОПЫТ ФИЛОСОФСКОГО АНАЛИЗА

Приходится называть наш анализ философским пре-

жде всего по соображениям негативного характера: это

не лингвистический, не филологический, не литературо-

ведческий или какой-либо иной специальный анализ

(исследование). Положительные же соображения тако-

вы:

наше исследование движется в пограничных сферах,

то есть на границах всех указанных дисциплин, на их

стыках и пересечениях.

Текст (письменный и устный) как первичная дан-

ность всех этих дисциплин и вообще всего гуманитарно-

филологического мышления (в том числе даже бого-

словского и философского мышления в его истоках).

Текст является той непосредственной действительностью

(действительностью мысли и переживаний), из которой

только и могут исходить эти дисциплины и это мышле-

ние.

Где нет текста, там нет и объекта для исследования

и мышления.

«Подразумеваемый» текст. Если понимать текст ши-

роко — как всякий связный знаковый комплекс, то и ис-

кусствоведение (музыковедение, теория и история изоб-

разительных искусстз) имеет дело с текстами (произве-

дениями искусства). Мысли о мыслях, переживания пе-

реживаний, слова о словах, тексты о текстах. В этом

основное отличие наших (гуманитарных) дисциплин от

естественных (о природе), хотя абсолютных, непрони-

цаемых границ и здесь нет. Гуманитарная мысль рож-

дается как мысль о чужих мыслях, волеизъявлениях,

манифестациях, выражениях, знаках, за которыми стоят

проявляющие себя боги (откровение) или люди (законы

властителей, заповеди предков, безыменные изречения

473

и загадки и т. п.). Научно точная, так сказать, паспорти-.

зация текстов и критика текстов

—

явления более позд-

ние (это целый переворот в гуманитарном мышлении,

рождение недоверия). Первоначально вера, требу-

ющая только понимания — истолкования. Обраще-

ние к профанным текстам (обучение языкам и т. п.), Мы

не намерены углубляться в историю гуманитарных наук,

и в частности филологии и лингвистики,— нас интересует

специфика гуманитарной мысли, направленной на чужие

мысли, смыслы, значения и т. п., реализованные

данные

исследователю только в виде текста. Каковы бы ни

бдои цели исследования, исходным пунктом может быть

только текст.

Нас будет интересовать только проблема словес-

ных текстов, являющихся первичной данностью соответ-

ствующих гуманитарных дисциплин

—

в первую очередь

лингвистики, филологии, литературоведения и др.

V Всякий текст имеет субъекта, автора (говорящего,

пишущего). Возможные виды, разновидности и формы

авторства. Лингвистический анализ в известных преде-

лах может и вовсе отвлечься от авторства. Истолкование

текста как примера (примерные суждения, силлогиз-

мы в логике, предложения в грамматике, «коммутации»

в лингвистике и т. п.). Воображаемые тексты (пример-

ные и иные). Конструируемые тексты (в целях лингви-

стического или стилистического эксперимента). Всюду

здесь появляются особые виды авторов, выдумщиков

примеров, экспериментаторов с их особой авторской от-

ветственностью (здесь есть и второй субъект: кто бы так

мог сказать).

Проблема границ текста. Текст как высказыва-

ние.

Проблема функций текста и текстовых жанров.

Два момента, определяющие текст как высказыва-

ние:

его замысел (интенция) и осуществление этого за-

мысла. Динамические взаимоотношения этих моментов,

их борьба, определяющая характер текста. Расхождение

их может говорить об очень многом. «Пелестрадал»

(Л.

Толстой). Оговорки и описки по Фрейду (выражение

бессознательного). Изменение замысла в процессе его

осуществления. Невыполнение фонетического намерения.

Проблема второго субъекта, воспроизводящего (для

той или иной цели, в том числе и исследовательской)

текст (чужой) и создающего обрамляющий текст (ком-

ментирующий, оценивающий, возражающий и т. п.).

Особая двупланность и двусубъектность гуманитар-

474

ного мышления. Текстология как теория и практика на-

учного воспроизведения литературных текстов. Текстоло-

гический субъект (текстолог) и его особенности.

Проблема точки зрения (пространственно-временной

позиции) наблюдателя в астрономии и физике.

Текст как высказывание, включенное в речевое обще-

ние (текстовую цепь) данной сферы. Текст как своеоб-

разная монада, отражающая в себе все тексты (в пре-

деле) данной смысловой сферы. Взаимосвязь всех смыс-

лов (поскольку они реализуются в высказываниях).

Диалогические отношения между текстами и внутри

текста. Их особый (не лингвистический) характер. Диа-

лог и диалектика.

Два полюса текста. Каждый текст преддол-агает

общегшняхяую (то есть условную в пределах данного кол-

лектива)^ систему знаков^...язык (хотя бы язык искусст-

ва).

Если За^текстом не стоит язык, то это уже не текст,

а естественнонатуральное (не знаковое) явление, напри-

мер комплекс естественных криков и стонов, лишенных

языковой (знаковой) повторяемости. Конечно, каждый

текст (и устный и письменный) включает в себя зна-

чительное количество разнородных естественных, нату-

ральных моментов, лишенных всякой знаковости, кото-

рые выходят за пределы гуманитарного исследования

(лингвистического, филологического и др.), но учитыва-

ются и им (порча рукописи, плохая дикция и т. п.)*

Чистых текстов нет и не может быть. В каждом тексте,

кроме того, есть ряд моментов, которые могут быть

названы техническими (техническая сторона графики,

произношения и т. п.).

Итак, за каждым текстом стоит система языка. В те-

ксте ей соответствует все повторенное и воспроизведен-

ное и пдеторимое и воспроизводимое, все, что может

быть дано вне данного текста (данность). Но однщре^

менно каждый текст (как высказывание) является чем-

то ищйВйДуальйым^ единственным и неповторимым,

и в этом весь| смысл егсГ~Тего замыСШГПзадй чего он

создан). Это то в нем, что имеет отношение к истине,

правде, добру, красоте, истории. По отношению к этому

моменту все повторимое и воспроизводимое оказывается

материалом и средством. Это в какой-то мере выходит

за пределы лингвистики и филологии. Этот второй мо-

мент (полюс) присущ самому тексту, но раскрывается

только в ситуации и в цепи текстов (в речевом общении

Данной области). Этот полюс связан не с элементами

475

(повторимыми) системы языка (знаков), но с другими

текстами (неповторимыми) особыми диалогическими

(и диалектическими при отвлечении от автора) отноше-

ниями.

Этот второй полюс неразрывно связан с моментом

авторства и ничего не имеет общего с естественной и

натуральной случайной единичностью; он всецело осу-

ществляется средствами знаковой системы языка. Он

осуществляется чистым контекстом, хотя и обрастает

естественными моментами. Относительность всех границ

(например, куда отнести тембр голоса чтеца, говорящего

и т. п.). Изменение функций определяет и изменение гра-

ниц. Различие между фонологией и фонетикой.

Проблема смыслового (диалектического) и диалоги-

ческого взаимоотношения текстов в пределах определен-

ной сферы. Особая проблема исторического взаимоотно-

шения текстов. Все это в свете второго полюса. Проблема

границ каузального объяснения. Главное — не отры-

ваться от текста (хотя бы возможного, воображаемого,

конструированного).

Наука о духе. Дух (и свой и чужой) не может быть

дан как вещь (прямой объект естественных наук),

а только в знаковом выражении, реализации в текстах

и для себя самого и для другого. Критика самонаблю-

дения. Но необходимо глубокое, богатое и тонкое пони-

мание текста. Теория текста.

Естественный жест в игре актера приобретает знако-

вое значение (как произвольный, игровой, подчиненный

замыслу роли).

Натуральная единственность (например, отпечатка

пальца) и значащая (знаковая) неповторимость текста.

Возможно только механическое воспроизведение отпе-

чатка пальца (в любом количестве экземпляров); воз-

можно, конечно, такое же механическое воспроизведение

текста (например, перепечатка), но воспроизведение

текста субъектом (возвращение к нему, повторное чтение,

новое исполнение, цитирование) есть новое, неповторимое

событие в жизни текста, новое звено в исторической цепи

речевого общения.

Всякая система знаков (то есть всякий язык), на ка-

кой узкий коллектив ни опиралась бы ее условность,

принципиально всегда может быть расшифрована, то есть

переведена на другие знаковые системы (другие языки);

следовательно, есть общая логика знаковых систем,

потенциальный единый язык языков (который, конечно,

476

никогда не может стать конкретным единичным языком,

одним из языков). Но текст (в отличие от языка как систе- J^

мы средств) никогда не может быть переведен до конца,

ибо нет потенциального единого текста текстов. —

Событие жизни текста, то есть его подлинная сущ-

ность, всегда развивается на рубеже двух созна-

ний, двух субъектов.

Стенограмма гуманитарного мышления

—

это всегда

стенограмма диалога особого вида: сложное взаимо-

отношение текста (предмет изучения и обдумывания)

и создаваемого обрамляющего контекста (вопро-

шающего, возражающего и т. п.), в котором реализует-

ся познающая и оценивающая мысль ученого. Это

встреча двух текстов — готового и создаваемого реаги-

рующего текста, следовательно, встреча двух субъектов,

двух авторов.

Текст не вещь, а поэтому второе сознание, сознание

воспринимающего, никак нельзя элиминировать или ней-

трализовать.

Можно идти к первому полюсу, то есть к языку —

языку автора, языку жанра, направления, эпохи, нацио-

нальному языку (лингвистика) и, наконец, к потенциаль-

ному языку языков (структурализм, глоссематика).

Можно двигаться ко второму полюсу—к неповторимому

событию текста.

Между этими двумя полюсами располагаются все воз-

можные гуманитарные дисциплины, исходящие из пер-

вичной данности текста.

Оба полюса безусловны: безусловен потенциальный

язык языков и безусловен единственный и неповторимый

текст.

Всякий истинно творческий текст всегда есть в какой-

то мере §вободное и не предопределенное эмпирической

необходимостью откровение личности. Поэтому он (в сво-

ем свободном ядре) не допускает ни каузального объяс-

нения, ни научного предвидения. Но это, конечно, не ис-

ключает внутренней необходимости, внутренней логики

свободного ядра текста (без этого он не мог бы быть по-

нят, признан и действен).

Проблема текста в гуманитарных науках. Гуманитар-

ные науки

—

науки о человеке в его специфике, а не о

безгласной вещи и естественном явлении. Человек в его

человеческой специфике всегда выражает себя (говорит),

то есть создает текст (хотя бы и потенциальный). Там,

где человек изучается вне текста и независимо от него,

477

это уже не гуманитарные науки (анатомия и физиология

человека и др.).

Проблема текста в текстологии. Философская сторона

этой проблемы.

Попытка изучать текст как «вербальную реакцию»

(бихевиоризм).

Кибернетика, теория информации, статистика и про-

блема текста. Проблема овеществления текста. Границы

такого овеществления.

Человеческий поступок есть потенциальный текст и

может быть понят (как человеческий поступок, а не фи-

зическое действие) только в диалогическом контексте

своего времени (как реплика, как смысловая позиция,

как система мотивов).

«Все высокое и прекрасное»

—

это не фразеологиче-

ское единство в обычном смысле, а интонационное или

экспрессивное словосочетание особого рода. Это предста-

витель стиля, мировоззрения, человеческого типа, оно

пахнет контекстами, в нем два голоса, два субъекта (того,

кто говорил бы так всерьез, и того, кто пародирует пер-

вого).

В отдельности взятые (вне сочетания) слова «пре-

красный» и «высокий» лишены двуголосости; второй го-

лос входит лишь в словосочетание, которое становится

высказыванием (то есть получает речевого субъекта, без

которого не может быть и второго голоса). И одно

слово может стать двуголосым, если оно становится

аббревиатурой высказывания (то есть обретает авто-

ра).

Фразеологическое единство создано не первым, а

вторым голосом.

Язык и речь, предложение и высказывание. Речевой

субъект (обобщенная «натуральная» индивидуальность)

и автор высказывания. Смена речевых субъектов и смена

говорящих (авторов высказывания). Язык и речь можно

отождествлять, поскольку в речи стерты диалогические

рубежи высказываний. Но язык и речевое общение (как

диалогический обмен высказываниями) никогда нельзя

отождествлять. Возможно абсолютное тождество двух и

более предложений (при накладывании друг на Друга,

как две геометрические фигуры, они совпадут), более

того,

мы должны допустить, что любое предложение,

даже сложное, в неограниченном речевом потоке может

повторяться неограниченное число раз в совершенно

тождественной форме, но как высказывание (или часть

высказывания) ни одно предложение, даже однословное,

478