Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества

Подождите немного. Документ загружается.

лиз будет неизбежно носить поверхностный или даже ложный характер.

Чужое слово должно превратиться в свое-чужое (или в чужое-свое).

Дистанция (вненаходимость) и уважение. Объект в процессе

диалогического общения с ним превращается в субъект (другое я).

Одновременность художественного переживания и научного изучения.

Их нельзя разорвать, но они проходят разные стадии и степени не всегда

одновременно.

Смыслами я называю ответы на вопросы. То, что ни на какой вопрос

не отвечает, лишено для нас смысла.

Возможно не только понимание единственной и неповторимой

индивидуальности, но возможна и индивидуальная каузальность.

Ответный характер смысла. Смысл всегда отвечает на какие-то

вопросы. То, что ни на что не отвечает, представляется нам

бессмысленным, изъятым из диалога. Смысл и значение. Значение изъято

из диалога, но нарочито, условно абстрагировано из него. В нем есть

потенция смысла.

Универсализм смысла, его всемирность и всевременность.

Смысл потенциально бесконечен, но актуализоваться он может, лишь

соприкоснувшись с другим (чужим) смыслом, хотя бы с вопросом во

внутренней речи понимающего. Каждый раз он должен соприкоснуться с

другим смыслом, чтобы раскрыть новые моменты своей бесконечности

(как и слово раскрывает свои значения только в контексте). Актуальный

смысл принадлежит не одному (одинокому) смыслу, а только двум

встретившимся и соприкоснувшимся смыслам. Не может быть «смысла в

себе» — он существует только для другого смысла, то есть существует

только вместе с ним. Не может быть единого (одного) смысла. Поэтому не

может быть ни первого, ни последнего смысла, он всегда между

смыслами, звено в смысловой цепи, которая только одна в своем целом

может быть реальной. В исторической жизни эта цепь растет бесконечно,

и потому каждое от-

350

дельное звено ее снова и снова обновляется, как бы рождается заново.

Безличная система наук (и вообще знания) и органическое целое

сознания (или личности).

Проблема говорящего (человека, субъекта речи, автора высказывания и

т. п.). Лингвистика знает только систему языка и текст. Между тем всякое

высказывание, даже стандартное приветствие, имеет определенную

форму автора (и адресата).

Очерки по философской антропологии.

Мой образ меня самого. Какой характер носит представление о себе

самом, о своем я в его целом. В чем его принципиальное отличие от моего

представления о другом. Образ я или понятие, или переживание,

ощущение и т. п. Род бытия этого образа. Каков состав этого образа (как

входят в него, например, представления о моем теле, о моей наружности,

прошлом и т. п.). Что я понимаю под я, когда говорю и переживаю: «я

живу», «я умру» и т. п. («я есмь», «меня не будет», «меня не было»). Я-

для-себя и я-для-другого, другой-для-меня. Что во мне дано мне

непосредственно и что — только через другого. Минимум и максимум —

примитивное самоощущение и сложное самосознание. Но максимум

развивает то, что было уже заложено в минимуме. Историческое развитие

самосознания. Оно связано и с развитием знаковых средств выражения

(языка прежде всего). История автобиографии (Миш

). Гетерогенный

состав моего образа. Человек у зеркала. Не-я во мне, то есть бытие во

мне, нечто большее меня во мне. В какой мере возможно объединение я и

другого в одном нейтральном образе человека. Чувства, возможные

только по отношению к другому (например, любовь), и чувства, возможные

только к себе самому (например, самолюбие, самоотвержение и т. п.). Мне

не даны мои временные и мои пространственные границы, но другой дан

весь. Я вхожу в пространственный мир, другой всегда в нем находится.

Различия пространства и времени я и другого. Они есть в живом

ощущении, но отвлеченная мысль их стирает. Мысль создает единый,

общий мир человека безотносительно к я и другому. В примитив-

351

ном естественном самоощущении я и другой слиты. Здесь еще нет ни

эгоизма, ни альтруизма.

Я прячется в другого и других, хочет быть только другим для других,

войти до конца в мир других как другой, сбросить с себя бремя

единственного в мире я (я-для-себя).

Семиотика занята преимущественно передачей готового сообщения с

помощью готового кода. В живой же речи сообщение, строго говоря,

впервые создается в процессе передачи и никакого кода, в сущности, нет.

Проблема перемены кода во внутренней речи (Жинкин

Диалог и диалектика. В диалоге снимаются голоса (раздел голосов),

снимаются интонации (эмоционально-личностные), из живых слов и

реплик вылущиваются абстрактные понятия и суждения, все втискивается

в одно абстрактное сознание — и так получается диалектика.

Контекст и код. Контекст потенциально незавершим, код должен быть

завершимым. Код — только техническое средство информации, он не

имеет познавательного творческого значения. Код — нарочито

установленный, умерщвленный контекст.

В поисках собственного (авторского) голоса

. Воплотиться, стать

определеннее, стать меньше, ограниченнее, глупее. Не оставаться на

касательной, ворваться в круг жизни, стать одним из людей. Отбросить

оговорки, отбросить иронию. Гоголь также искал серьезного слова,

серьезного поприща: убеждать (поучать) и, следовательно, быть самому

убежденным. Наивность Гоголя, его крайняя неопытность в серьезном;

поэтому ему кажется, что надо преодолеть смех. Спасение и

преображение смешных героев. Право на серьезное слово. Не может быть

слова в отрыве от говорящего, от его положения, его отношения к

слушателю и от связывающих их ситуаций (слово вождя, жреца и т. п.).

Слово частного человека. Поэт. Прозаик. «Писатель». Разыгрывание

пророка, вождя, учителя, судьи, прокурора (обви-

352

нителя), адвоката (защитника). Гражданин. Журналист. Чистая

предметность научного слова.

Поиски Достоевского. Журналист. «Дневник писателя». Направление.

Слово народа. Слово юродивого (Лебядкин, Мышкин). Слово монаха,

старца, странника (Макар). Есть праведник, знающий, святой. «А между

тем отшельник в темной келье» (Пушкин). Убитый царевич Димитрий.

Слезинка замученного ребенка. Очень много от Пушкина (еще не

раскрытого). Слово как личное. Христос как истина. Спрашиваю его

Глубокое понимание личностного характера слова. Речь Достоевского о

Пушкине. Слово всякого человека, обращенное ко всякому человеку.

Сближение литературного языка с разговорным обостряет проблему

авторского слова. Чисто предметная, научная аргументация в литературе

может быть только в той или иной степени пародийной. Жанры

древнерусской литературы (жития, проповеди и т. п.), вообще жанры

средневековой литературы. Неизреченная правда у Достоевского

(поцелуй Христа). Проблема молчания. Ирония как особого рода замена

молчания. Изъятое из жизни слово: идиота, юродивого, сумасшедшего,

ребенка, умирающего, отчасти женщины. Бред, сон, наитие (вдохновение),

бессознательность, алогизм, непроизвольность, эпилепсия и т. п.

Проблема образа автора. Первичный (не созданный) и вторичный автор

(образ автора, созданный первичным автором). Первичный автор — natura

non creata quae creat; вторичный автор — natura creata quae creat. Образ

героя — natura creata quae non creat

. Первичный автор не может быть

образом: он ускользает из всякого образного представления. Когда мы

стараемся образно представить себе первичного автора, то мы сами

создаем его образ, то есть сами становимся первичным автором этого

образа. Создающий образ (то есть первичный автор) никогда не может

войти ни в какой созданный им образ. Слово первичного автора не может

быть собственным словом: оно нуждается в освящении чем-то высшим и

безличным (научными аргументами, экспериментом, объективными

данными, вдохновением, наитием, властью и т. п.). Первичный автор, если

он выступает с прямым словом, не может быть просто писателем: от лица

писателя ничего нельзя сказать (писатель превращается в публициста,

моралиста, ученого и т. п.). Поэтому первичный автор облекается в

молчание. Но это молчание может принимать различные формы

выражения, различ-

353

ные формы редуцированного смеха (ирония), иносказания и др.

Проблема писателя и его первичной авторской позиции особенно остро

встала в XVIII веке (в связи с падением авторитетов и авторитарных форм

и отказом от авторитарных форм языка).

Форма простого безличного рассказа литературным языком, но близким

к разговорному. Рассказ этот не отходит далеко от героев, не отходит

далеко и от среднего читателя. Пересказ романа в письме к издателю.

Пересказ замысла. Это не маска, а обыкновенное лицо обыкновенного

человека (лицо первичного автора не может быть обыкновенным). Само

бытие говорит через писателя, его устами (у Хайдеггера

В живописи художник иногда изображает себя самого (обыкновенно у

края картины). Автопортрет, Художник изображает себя как обыкновенного

человека, а не как художника, создателя картины.

Поиски собственного слова на самом деле есть поиски именно не

собственного, а слова, которое больше меня самого; это стремление уйти

от своих слов, с помощью которых ничего существенного сказать нельзя.

Сам я могу быть только персонажем, но не первичным автором. Поиски

автором собственного слова — это в основном поиски жанра и стиля,

поиски авторской позиции. Сейчас это самая острая проблема

современной литературы, приводящая многих к отказу от романного

жанра, к замене его монтажом документов, описанием вещей, к леттризму,

в известной мере и к литературе абсурда. Все это в некотором смысле

можно определить как разные формы молчания. Достоевского эти поиски

привели к созданию полифонического романа. Для монологического

романа он не нашел слова. Параллельный путь Л. Толстого к народным

рассказам (примитивизм), к введению евангельских цитат (в завершающих

частях). Другой путь — заставить мир заговорить и вслушиваться в слова

самого мира (Хайдеггер).

«Достоевский и сентиментализм. Опыт типологического анализа».

Полифония и риторика. Журналистика с ее жанрами как современная

риторика. Риторическое слово и романное

354

слово. Убедительность художественная и убедительность риторическая.

Риторический спор и диалог о последних вопросах (о целом и в целом).

Победа или взаимное понимание. Мое слово и чужое слово. Первичность

этого противопоставления. Точка зрения (позиция) третьего.

Ограниченные цели риторического слова. Риторическая речь

аргументирует с точки зрения третьего: индивидуально-глубинные пласты

в этом не участвуют. В античности границы между риторикой и

художественной литературой проводились иначе и не были резкими, ибо

еще не было индивидуально-глубинной личности в новом смысле. Она

(личность) рождается на рубеже средневековья («К себе самому» Марка

Аврелия, Эпиктет, Августин, soliloquia

и т. п.). Здесь обостряются (или

даже впервые рождаются) грани между своим и чужим словом.

В риторике есть безусловно правые и безусловно виноватые, есть

полная победа и уничтожение противника. В диалоге уничтожение

противника уничтожает и самую диалогическую сферу жизни слова. В

классической античности этой высшей сферы еще не было. Сфера эта

очень хрупкая и легко разрушимая (достаточно малейшего насилия,

ссылки на авторитет и т. п.). Разумихин о вранье как пути к правде

Противопоставление истины и Христа у Достоевского

. Имеется в виду

безличная объективная истина, то есть истина с точки зрения третьего.

Третейский суд — это риторический суд. Отношение Достоевского к суду

присяжных. Беспристрастие и высшее пристрастие. Необычайное

утончение всех этических личностных категорий. Они лежат в пограничной

сфере между этическим и эстетическим.

«Почва» у Достоевского как нечто промежуточное (медиум) между

безличным и личностным. Шатов как представитель этой типичности.

Жажда воплотиться. Большинство статей «Дневника писателя» лежат в

этой средней сфере между риторикой и личностной сферой (то есть в

сфере Шатова, «почвы» и т. п.). Эта средняя сфера в «Бобке»

(благообразный лавочник). Известное недопонимание государственной,

правовой, экономической, деловой сфер, а также и объективно-научной

сферы (наследие романтизма), тех сфер, представителями которых были

либералы (Кавелин

и другие). Утопическая вера в возможность чисто

внутренним путем превратить жизнь в рай. Трезвение. Стремление

протрезвить экстаз

355

(эпилепсия). «Пьяненькие»

(сентименты). Мармеладов и Федор

Павлович Карамазов.

Достоевский и Диккенс. Сходства и различия («Рождественские

рассказы» и «Бобок» и «Сон смешного человека»); «Бедные люди»,

«Униженные и оскорбленные», «Пьяненькие» — сентиментализм.

Отрицание (непонимание) сферы необходимости, через которую

должна пройти свобода (как в историческом, так и в индивидуально-

личном плане), той промежуточной сферы, которая лежит между великим

инквизитором (с его государственностью, риторикой, властью) и Христом

(с его молчанием и поцелуем).

Раскольников хотел стать чем-то вроде великого инквизитора (взять на

себя грехи и страдание).

Особенности полифонии. Незавершимость полифонического диалога

(диалога по последним вопросам). Ведут такой диалог незавершимые

личности, а не психологические субъекты. Известная невоплощенность

этих личностей (бескорыстный избыток).

Всякий большой писатель участвует в таком диалоге, участвует своим

творчеством как одна из сторон этого диалога; но сами они не создают

полифонических романов. Их реплики в этом диалоге имеют

монологическую форму, у каждого один, свой мир, другие участники

диалога с их мирами остаются вне их произведений. Они выступают со

своим собственным миром и со своим прямым, собственным словом. Но у

прозаиков, особенно у романистов, выступает проблема собственного

слова. Это слово не может быть просто своим словом (от я). Слово поэта,

пророка, вождя, ученого и слово «писателя». Его надо обосновать.

Необходимость кого-то представлять. У ученого есть аргументы, опыт,

эксперимент. Поэт опирается на вдохновение и особый поэтический язык.

У прозаика нет такого поэтического языка.

Прощупать в борьбе мнений и идеологий (разных эпох) незавершимый

диалог по последним вопросам (в большом времени) умеет только такой

полифонист, как Достоевский. Другие заняты разрешимыми в пределах

эпохи вопросами.

Журналист — прежде всего современник. Он обязан им быть. Он живет

в сфере вопросов, которые могут быть

356

разрешены в современности (или, во всяком случае, в близком времени).

Он участвует в. диалоге, который может быть кончен и даже завершен,

может перейти в дело, может стать эмпирической силой. Именно в этой

сфере возможно «собственное слово». Вне этой сферы «собственное

слово» не есть собственное (личность всегда выше себя); «собственное

слово» не может быть последним словом.

Риторическое слово — слово самого деятеля или обращено к деятелям.

Слово журналиста, введенное в полифонический роман, смиряется

перед незавершимым и бесконечным диалогом.

Вступая в область журналистики Достоевского, мы наблюдаем резкое

сужение горизонта, исчезает всемирность его романов, хотя проблемы

личной жизни героев сменяются проблемами общественными,

политическими. Герои жили и действовали (и мыслили) перед лицом всего

мира (перед землею и небом). Последние вопросы, рождаясь в их

маленькой личной и бытовой жизни, размыкали их жизнь, приобщали к

«жизни божеско-всемирной»

Это представительство героя всему человечеству, всему миру подобно

античной трагедии (и Шекспиру), но и глубоко отлично от них.

Риторический спор — спор, где важно одержать победу над

противником, а не приблизиться к истине. Это низшая форма риторики. В

более высоких формах добиваются решения вопроса, могущего иметь

временное историческое решение, но не последних вопросов (где

риторика невозможна).

Металингвистика и философия слова. Античные учения о логосе.

Иоанн

. Язык, речь, речевое общение, высказывание. Специфика

речевого общения.

Говорящий человек. В качестве кого и как (то есть в какой ситуации)

выступает говорящий человек. Различные формы речевого авторства от

простейших бытовых высказываний до больших литературных жанров.

Принято говорить об авторской маске. Но в каких же высказываниях

(речевых выступлениях) выступает лицо и нет маски, то есть нет

авторства? Форма авторства за-

357

висит от жанра высказывания. Жанр в свою очередь определяется

предметом, целью и ситуацией высказывания. Форма авторства и

иерархическое место (положение) говорящего (вождь, царь, судья, воин,

жрец, учитель, частный человек, отец, сын, муж, жена, брат и т. д.).

Соотносительное иерархическое положение адресата высказывания

(подданный, подсудимый, ученик, сын и т. д.). Кто говорит и кому говорят.

Всем этим определяется жанр, тон и стиль высказывания, слово вождя,

слово судьи, слово учителя, слово отца и т. п. Этим определяется форма

авторства. Одно и то же реальное лицо может выступать в разных

авторских формах. В каких же формах и как раскрывается лицо

говорящего?

В новое время развиваются многообразные профессиональные формы

авторства. Авторская форма писателя стала профессиональной и

разбилась на жанровые разновидности (романист, лирик, комедиограф,

одописец и т. п.). Формы авторства могут быть узурпированными и

условными. Например, романист может усвоить тон жреца, пророка, судьи,

учителя, проповедника и т. п. Сложный процесс выработки

внеиерархических жанровых форм. Авторские формы и в особенности

тона этих форм существенно традиционны и уходят в глубокую

древность. Они обновляются в новых ситуациях. Выдумать их нельзя (как

нельзя выдумать язык).

Необозримое многообразие речевых жанров и авторских форм в

бытовом речевом общении (занимательные и интимные сообщения,

просьбы и требования разного рода, любовные признания,

препирательства и брань, обмен любезностями и т. п.). Они различны по

иерархическим сферам: фамильярная сфера, официальная и их

разновидности.

Существуют ли жанры чистого самовыражения (без традиционной

авторской формы). Существуют ли жанры без адресата.

Гоголь. Мир без имен, в нем только прозвища и клички разного рода.

Названия вещей — тоже прозвища. Не от вещи к слову, а от слова к вещи,

слово рождает вещь. Он равно оправдывает и уничтожение и рождение.

Хвала и брань. Они переходят друг в друга. Между обыденным и

фантастическим граница стирается: Поприщин — испанский король,

Акакий Акакиевич — призрак, похищающий шинель. Категория нелепости.

«От смешного до велико-

358

го...». Праздничность измеряет пошлость и будничность будничного.

Гиперболический стиль. Гипербола всегда празднична (в том числе и

бранная гипербола).

Обращение к прозе — обращение к фамильярно-площадному.

Нарежный, Гоголь. Страх и смех. Сплошная праздничность «Ревизора».

Праздничность приезда и поездок (в гости) Чичикова. Балы, обеды

(просвечивают маски). Возвращение к истокам речевой жизни (хвала —

брань) и материальной жизни (еда, питье, тело и телесная жизнь органов:

сморкание, зевание, сон и т. п.). И тройка с бубенчиками.

Разрыв между реальным бытом и символическим обрядом.

Неестественность этого разрыва. Их ложное противопоставление.

Говорят: тогда все ездили на тройках с бубенцами, это реальный быт. Но в

быту остается карнавальный обертон, а в литературе он может стать

основным тоном. Чистый быт — фикция, интеллигентская выдумка.

Человеческий быт всегда оформлен, и это оформление всегда ритуально

(хотя бы «эстетически»). На эту ритуальность и может опереться

художественный образ. Память и осознанность в бытовом ритуале и в

образе.

Отражение в речи отношений между людьми, их социальной иерархии.

Взаимоотношение речевых единиц. Острое ощущение своего и чужого в

речевой жизни. Исключительная роль тона. Мир брани и хвалы (и

дериватов: лести, подхалимства, лицемерия, унижения, хамства, шпилек,

намеков и т. п.). Почти беспредметный мир, отражающий

взаимоотношения говорящих (их ранжир, иерархию и проч.). Наименее

изученная сторона речевой жизни. Это не мир тропов, а мир личных тонов

и оттенков, но не в отношении вещей (явлений, понятий), а мира чужих

личностей. Тон определяется не предметным содержанием высказывания

и не переживаниями говорящего, но отношением говорящего к личности

собеседника (к его рангу, значению и т. п.).

Стирание границ между страшным и смешным в образах народной

культуры (и в известной мере у Гоголя). Между пошлым и страшным,

обыкновенным и чудесным, маленьким и грандиозным.

Народная культура в условиях новой (гоголевской) эпохи.

Посредствующие звенья. Суд. Дидактика. Поиски Гоголем оправдания

(«цели», «пользы», «правды») смеховой картины мира. «Поприще»,

«служение», «призва-

359