Бачинин В.А. Философия права и преступления
Подождите немного. Документ загружается.
тов было несравнимо больше, чем конструктивных, и которая приносила больше вреда, чем пользы.
Но, как известно, действие способно рождать противодействие, и потому среди философов появляется
фигура гениального мыслителя, видевшего свое призвание в том, чтобы служить не Дионису, а
Аполлону, укреплять философскими средствами основы морали и законопорядка. Сократ предпринял
решительную попытку подчинить нравственно-правовым нормам мощь человеческого интеллекта,
ввести в рамки добропорядочности впавшую в дионисийские восторги, разгулявшуюся и
распоясавшуюся философскую мысль софистов и циников.
Онтология номоса
Сократ выдвинул два типа оснований нормативно-правовой реальности — объективные и
субъективные. Он утверждал, что в основе человеческого бытия и социального порядка лежат высшие,
божественные законы-требования и неписаные запреты, имеющие космическое происхождение. Это
номос, который универсален, сам себя определяет и служит высшим ориентиром и главной целью для
всех усилий человека.
Сократ, по существу, восстанавливает натурфилософскую идею Логоса. Он за то, чтобы требования
морали и законы государства соответствовали высшей справедливости, предписываемой Логосом. В
отличие от софистов, он доказывает существование всеобщих нравственных и естественно-правовых
норм, которые имеют не относительный, а абсолютный характер.
В лице Сократа греческая правовая цивилизация обнаруживает способность к философской рефлексии,
к самоанализу своих глубинных, онтологических и метафизических оснований. Более того, она
находит в Сократе своего надежного защитника, который ни в мыслях, ни на деле никогда не отрывал
себя и свою судьбу от судьбы породившего его целого. Наиболее показателен в этом отношении
заключительный этап жизни Сократа. Когда после вынесения судом смертного приговора Сократу
друзья предложили ему организовать побег и навсегда покинуть Афины, философ возразил, что для
него как гражданина существует безусловный долг. Он обязан подчиниться законам афинского
государства. Нарушение законов чревато для полиса гибелью. Государство не сможет существовать,
если судебные решения, принимаемые в нем, не будут иметь силы. Поэтому Сократ твердо говорит
друзьям: «Законы вещают мне: «Ты, твои отец, мать, предки подчинены государству, и пусть оно бьет,
налагает оковы, ведет войну, надо подчиняться».
Реальность дисномии
Расшатанность общественных нравов была для Сократа несомненной очевидностью. И это была одна
из тех форм, в кото-
рых проявила себя дисномия «осевого времени» и в напряженном противодействии которой должен
был утвердиться моральный и правовой номос.
Внешне это выглядело как распад всеобщего духа, утрата прежнего единения. То, что некогда
называлось родовым «Мы», теперь рассыпалось на множественность отдельных «Я». И чтобы
соединить и скрепить их целостность, уже было недостаточно общей олимпийской мифологии и
гомеровского эпоса. Таяло ощущение нравственного единения. И даже активное законотворчество не
могло приостановить распространение дисномии, поскольку апеллировало в первую очередь к
внешним социальным факторам, не затрагивая внутренних мотивационных структур. То, что прежде
казалось незыблемым, теперь представлялось сомнительным.
Для единичного рассудка не существовал всеобщий закон, который имел бы над ним абсолютную
власть. Индивидуумы предпочитали ориентироваться на принципы частного интереса и субъективного
разумения.
Субъективные основания морально-правовой реальности
Номос не может утвердиться в социальной жизни, в межчеловеческих отношениях сам собой.
Нравственности и праву нужны надежные основания, которые исходили бы не извне, а пребывали бы в
самом человеке, в субъективных, внутренних, мотивационных структурах его духа. Индивид должен
проявлять встречную активность, иметь желание, волю и мужество двигаться по направлению к добру
и справедливости. Для этого в индивидуальном сознании универсальность и абсолютность внешних
требований обязаны принять форму личных убеждений. Личности необходимо пропустить эти
требования через контролирующую инстанцию критической рефлексии, а затем остановиться,
успокоиться и утвердиться в сознании их непреложной достоверности и в уверенности, что для нее не
существует в жизни иных путей, кроме того, чтобы всегда, при любых обстоятельствах следовать им.
Начальным пунктом, с которого открывается путь к подобному принятию, для Сократа выступило
знание. Он полагал, что поскольку объективные всеобщие и абсолютные естественно-правовые нормы
существуют, то долг человека в том, чтобы знать, во-первых, об их существовании, а во-вторых, о
содержании заключенных в них требований. Только тот, кто знает, что такое Добродетель,
законопослушание и справедливость, может быть Добродетельным, законопослушным и
справедливым. Знание такого рода — это путь к нравственному, законопослушному поведению. И
напротив, незнание этих, казалось бы. ПРОСТЫХ, но очень
важных вещей чревато пороками и преступлениями. Зло гораздо чаще появляется среди тех, кто
не знает сути добра и справедливости, чем среди знающих ее. Дисномия, беззаконие гораздо
быстрее воцаряются среди темноты и невежества, чем в просвещенной среде.
Люди в своем большинстве не обладают врожденной предрасположенностью к злу, и если они и
творят его, то это происходит, как правило, по неведению. Тот, кто несведущ, невежествен, не в
состоянии сделать правильный выбор в сложной ситуации. А за неразумным, неверным выбором
могут последовать роковые проступки и преступления.
Мыслящий дух ощущает в себе потребность знать суть самых привычных норм и традиционных
требований, сосредоточенных в морали и праве. Он задается вопросами об их истинности,
испытывает их на достоверность. Это испытание может иметь целью расшатывание и даже
ниспровержение норм и законов. Такую направленность приобрела деятельность софистов и
циников, чья мысль создавала в морально-правовом пространстве полиса очаги дисномии с
характерным для нее неверием в целесообразность законопорядка.
Противоположную направленность имела интеллектуально-поисковая активность Сократа. Он
исследовал нормы морали и права, стремясь не только знать их суть, понимать их необходимость
для цивилизованного государства, но и доказывать всем и каждому недопустимость отрыва
единичного от всеобщего, частных интересов от интересов целого. Гегель так писал об этом:
«Сократ выступает теперь с убеждением, что в настоящее время каждый должен сам заботиться о
своей нравственности; так он, Сократ, заботился о своей нравственности с помощью сознания и
размышления о себе, ища в своем сознании исчезнувшего в действительности всеобщего духа; так
он помогал другим заботиться о своей нравственности, пробуждая в них сознание, что они
обладают в своих мыслях добром и истиною, т. е. тем, что в дей-ствовании и знании есть само по
себе сущее. Теперь люди больше уже не обладают последним непосредственно, а должны
запасаться им, подобно тому как корабль должен делать запасы пресной воды, когда он
направляется в такие места, где ее нет. Непосредственное больше уже не имеет силы, а должно
оправдать себя пред мыслью»'.
Для Сократа восстановление прочности нравственных устоев означало обращение к внутренним
духовным резервам личности, к ее способности усматривать истину, обретать знания. Он
подразделял знания на два типа. Первый — это те, что позволяют человеку верно прогнозировать
и совершать житейски удачные,
ГТ ТТ ЮТ)
практически выгодные шаги. Из знаний такого рода складывается индивидуальная рассудительность.
Именно ею обладали софисты, стремившиеся и в других развивать это качество. Второй — это знания,
дающие человеку понимание высших жизненных целей. Из них складывается особое человеческое
свойство — мудрость. Это свойство и знания такого рода Сократ ставил на первое место, поскольку
только благодаря им человек усматривает в добре и справедливости всеобщее и абсолютное
содержание. Мудрец в его понимании тот, кто в своем стремлении к добродетели желает быть
полезным государству, а в законах государства видит конкретное воплощение высшей божественной
справедливости.
Рассудительность, руководствующаяся сиюминутными соображениями пользы и выгоды, способна
даже абсолютные и безусловные заповеди и законы толковать как относительные, чтобы
приспосабливать их к своим нуждам. Но это крайне низкая ступень духовного развития, и личность,
находящаяся на этой ступени, является пленником своих непосредственных желаний, интересов и
потребностей. Это дух, которому неведома высшая свобода и который легко впадает в рабскую
зависимость от разнообразных внешних случайностей. Какое бы изобилие законов ни существовало в
государстве, сколь много бы нравственных норм достойного поведения ни выработал народный дух,
прагматически ориентированный рассудок с легкостью переступит через них при надобности,
поскольку не ощущает собственной привязанности к их абсолютному содержанию.
Иначе ведет себя обладатель философской мудрости, для которого нравственные и государственные
законы незыблемы. Свидетельства их непререкаемости он находит не только в них, но и в самом себе.
Гегель отметил очень важную особенность греческого духа в тот переломный момент, когда личность
Сократа произвела в нем существенные перемены. Издавна, то есть еще задолго до Сократа, грекам
была присуща «незадумывающаяся, бесхитростная нравственность». Она заключалась в том, что
опиралась на законы, имевшие форму санкционированных богами традиций. Что же касается
субъективной нравственной способности, которую мы привыкли называть совестью и которая
заключается в тщательном взвешивании и согласовании принимаемых решений с внутренними
представлениями о добре и справедливости, то древние греки, по мнению Гегеля, ею не обладали. В
эпохи архаики (VIII— VII вв. до Р. X.) и ранней классики (VI в. до Р. X.) культурное сознание эллинов
предпочитало опираться при принятии важных решений не на собственные субъективные силы, не на
индивидуальные разумение, рассудительность и волю, а на то, что пребывает вовне. Использовались
оракулы, жеребьевки, которые дава-
ли возможность предполагать, что через них до людей доводится воля богов. Но они же давали
возможность индивидуальному сознанию, еще не обладавшему внутренней независимостью и не
привыкшему доверять своей внутренней силе, не взваливать на себя тяжкий груз ответственности за
принятие решений. Ростки субъективной свободы приносились в жертву. С Сократом же, как полагал
Гегель, происходит «всемирно-исторический поворот», суть которого состояла в том, что созревший,
возмужавший человеческий дух, вышедший из состояния младенчества, теперь уже не считал нужным
полагаться на внешние случайности, а принял на себя всю ответственность за принятие важных
решений.
К этому следует добавить, что в данном случае трансгрессив-ность Сократа как «осевой личности»
заключалась в том, чтобы, перешагнув через бессознательную, «незадумывающуюся нравственность»,
не устремиться в пространство дисномии, а, пройдя сквозь чистилище критической рефлексии,
испытав на истинность, непреложность и абсолютность содержание древних норм и законов, вернуться
к ним вооруженным зрелостью мысли, новыми знаниями и непоколебимыми убеждениями. В этом
отношении Сократ чем-то напоминает Конфуция, который употребил весь свой талант реформатора на
то, чтобы не оторваться от традиций, а, напротив, еще более упрочить с ними связь, поставить их на
службу решению новых социально-политических и морально-правовых задач. Но, в отличие от
Конфуция, Сократ слишком настаивал на праве субъективного духа подвергать древние законы
проверке на достоверность. Это привело к тому, что народ афинского государства воспринял его
усилия как разрушительные и преступные и осудил Сократа на_смерть.
ПЛАТОНИЗМ — СЕРДЦЕВИНА ЕСТЕСТВЕННО-ПРАВОВОЙ ПАРАДИГМЫ
Идея организованного миропорядка, законам которого должны подчиняться государство, человек и вся
система правосудия, составляет ядро естественно-правовой философии. Воплотившись в классически
отчетливые формы в произведениях Платона, эта идея постепенно вызревала в учениях его
предшественников, греческих натурфилософов.
Главным предметом размышлений первых античных философов был мир как единое, упорядоченное
целое, как космос (в переводе с греческого космос означает «порядок»). Космос представал в их
воображении не в виде некой безмолвной бездны, но как возникшая из хаоса живая целостность,
наделенная разумом и душой и существующая по своим строгим законам, главный из которых
именовался Логосом.
Требованиям божественного, космического Логоса должна
"ы ПТПРТТЬНЫХ ИНПИВИЛОВ. КОГ-
да люди действовали в соответствии с ними, а государственные законы не противоречили императивам
Логоса, на земле появлялись мудрость, правда и справедливость.
Крупнейший из натурфилософов, Гераклит, утверждал, что только толпа может быть глуха к голосу
Логоса и за это она заслуживает презрения. Из-за ее невежественной глухоты проистекают все
несчастья, пороки и преступления.
Древние мифы, родившиеся задолго до возникновения философии, утверждали, что человеческой
жизнью правит суровая, беспощадная сила, которую архаическое сознание именовало Роком. Судьба
человека находилась полностью в его власти.
Натурфилософы ввели новое понятие для обозначения высшей космической силы, правящей миром —
Логос. Через Логос до человека доходят суть и смысл высших требований, необходимых для
поддержания мирового порядка и космической гармонии. Логос выступает в роли своеобразного
посредника между Космосом и человеком и подсказывает людям, как им следует жить и что
необходимо делать, чтобы мера гармоничности бытия не убывала.
К велениям Логоса из всех людей наиболее чутки мудрецы-философы. Именно они взяли на себя
задачу доказывать всем другим необходимость жить в гармонии с Космосом и убеждать в том, что
любое своевольное отклонение от требований Логоса нарушает космический порядок. Поэтому, как
утверждал Гераклит, человеческое своеволие следует всегда гасить скорее, чем пожар.
К сожалению, люди с их младенчески слабым рассудком получают лишь малую долю от разумности
Космоса. Большая часть из них, как правило, далеки от предписаний Логоса. К тем, кто наиболее слеп
и глух, высший космический закон поворачивается своим древним, устрашающим ликом. Рок
обрушивает свои наказания на тех, кто не способен ценить порядок и гармонию, а сеет вокруг себя
несчастья и преступления.
Так, еще до появления Платона, складывается философское учение о том, что человек должен строить
свою жизнь и деятельность, подражая природе, выполняя требования естественных законов Космоса.
Подобно тому, как звезды не отклоняются от своего пути, как времена года не нарушают своей череды,
так и человек не вправе действовать своевольно и беззаконно. Его задача состоит в том, чтобы глубоко
проникнуться смыслом высших требований космического Логоса. А это значит искать и соблюдать
меру во всем, блюсти справедливость в правосудии, чтить законы в общественных делах. Через меру и
справедливость человеку открывается путь к космическим гармониям и высшему совершенству. В их
соблюдении заключен для человека смысл его бытия.
Платон придал этим философским умозрениям досократиков еще большую естественно-правовую
выразительность. В его учении появляется, наряду с физическим космосом, идеальный космос.
Это высший мир идей, которые пребывают вне физического пространства и времени и составляют
первооснову и сущность всех земных предметов и явлений. Идеи не воспринимаемы чувствами, а
лишь умопостигаемы усилиями философского разума. Существуя объективно, они первичны и
способны воплощаться в конкретных единичных вещах и явлениях. Находясь в иерархической
соподчиненности, они имеют над собой самые главные и высшие из всех — идеи блага и
справедливости, заставляющие все в мире стремиться к ним. Если это государство, то оно обязано
так выстроить свою деятельность, чтобы весь строй жизни его граждан был подчинен нормам и
принципам, вытекающим из идей блага и справедливости.
Мудрым и справедливым для Платона является такое государственное устройство, при котором
присутствует строгое разделение труда, каждый занимается своим делом и во всем дает о себе
знать твердый и надежный правопорядок. Мыслитель прилагает немало интеллектуальных
усилий, чтобы найти способ соединить «естественную» справедливость идеального космоса с
«искусственным» продуктом человеческого труда — государством с его законами и правосудием.
Средство такого соединения он находит в иерархической структуре человеческой души, имеющей
три основные части — разумную, волевую и чувственную.
Каждой из трех имеющихся у человека высших способностей — разуму, воле и чувствам
соответствует своя добродетель: разуму — мудрость, воле — мужество, чувствам — умеренность
в проявлениях. Этот принцип тройственного разделения Платон перенес на социальную структуру
государственного организма, где должны быть три главных сословия:
1) философы-правители, обладающие мудростью и руководящие государством;
2) воины, обладающие сильной волей и мужеством, позволяющим им успешно защищать
государство;
3) ремесленники с земледельцами и прочие простые труженики, ведущие умеренный образ жизни
и занятые тем, чтобы обеспечивать государство продуктами, необходимыми для нормального
существования.
Такое разделение обязанностей между людьми в государстве является для Платона и
естественным, и целесообразным, и разумным. И подобно тому как единство трех главных
добродетелей, мудрости, мужества и умеренности, дает четвертую, наивысшую добродетель,
справедливость, так единение трех сословий в
ное устройство. Взаимное сосуществование сословий и их естественное сотрудничество обеспечивает
стабильный правопорядок в государстве и позволяет ему достигать своей высшей цели -
справедливости. Такое государство для Платона представляет собой продолжение идеального Космоса,
земное воплощение строгих требований Логоса. Эта микромодель Космополиса — не просто институт,
обеспечивающий физические и материальные нужды людей. Это естественная и вместе с тем
божественная по своей сути форма общежития, необходимая для развития и совершенствования
человеческой цивилизации.
Система правосудия в таком государстве является не чем иным, как конкретной трансформацией
законов Космополиса, и потому она — образчик естественного права. Поэтому Платон уверенно
использует ее как эталон и критерий для критических оценок существующих законопорядков. В ней же
он видит перспективную программу будущих социальных преобразований.
. То, о чем говорит Платон, это, в сущности, идеальное право, то есть умозрительная конструкция,
дающая ответы на вопросы о том, каким должно быть право, какова его наиболее безупречная модель.
И здесь его мысль неизменно уходит в метафизическую сферу, в мир идей как идеальных образцов для
подражания, в мир должного в его чистом виде. Из этого мира следует, по его мнению, черпать
земному праву людей эталоны и критерии. На него должны ориентироваться нормы, которые позднее
получат название естественно-правовых и позитивно-правовых.
Идеальное право, связанное с первоначалами, от которых произошел природно-социальный мир,
позволяет людям сознавать свою связь с высшей реальностью и рассматривать все относительное в его
причастности к абсолютному.
Метафизика идеального права свидетельствует о том, что цепь все более глубоких сущностей
правовых явлений не является бесконечной, а имеет опору в некой предельной абсолютной основе,
выступающей для себя и причиной и следствием. В позднейших разработках философов-
неоплатоников Плотина, Порфирия, Прокла это абсолютное первоначало будет именоваться Перво-
единым, или Богом.
Но почему ни Платон, ни неоплатоники не стремились помыслить бесконечный ряд причин-
сущностей? Скорее всего, ими руководили соображения не столько логического, сколько
эстетического характера. Они неизменно обнаруживали, что без замыкавшей безосновной основы в
картине бытия словно чего-то недоставало. Вся масса существующих вещей и явлений как бы
«проваливалась» в какую-то бездну, и это выглядело эстетически «некпягииг») RD ичбежяние такого
неблагообпазия и эстетиче-
ского бесчинства множественные ряды феноменов сущего должны были обрести свое завершение в
Первоедином '.
Итак, согласно платонической традиции, у права имеются две главные ипостаси — метафизическая и
эмпирическая. В первом случае это идеальное «метаправо», как возможность существования
совершенного законодательства и оптимального правопорядка, во втором — живое право,
пребывающее в природно-социаль-ной реальности и включающее в себя как естественное, так и
положительное право. Между ними существует причинная связь, которая не должна рваться, чтобы не
нанести вред государствам и народам.
Идеального права нет в реальной жизни. Что же касается естественного и тем более позитивного права,
то они — всего лишь бледные тени идеального права. Но из этого никак не следует, что оно не
существует. Если Бога не видел никто и никогда, то из этого еще не следует, что его нет. Подобным
образом и идеальное право существует как совокупность исходных императивов, соответствующих
высшему предназначению человеческих существ и тех институтов, в формы которых облачено их
бытие.
Характерно, что крупнейший из неоплатоников, философ Плотин (205—270 гг.), живший в Риме при
императоре Галлиене, замыслил создать в римской провинции Кампании идеальное государство
«Платонополис». Оно должно было соответствовать тому образцу, который Платон описал в своем
диалоге «Законы». Император вначале заинтересовался этой идеей, но затем охладел к ней и план не
был реализован.
Плотин, возмечтавший перевести идеальное «метаправо» в право живое, выступил в данном случае как
истинный последователь своего кумира. Ведь и сам Платон предпринимал подобную попытку,
обратившись в свое время с планом построения идеального государства к правителю Сиракуз
Дионисию.
Плотин, многое в своих философских воззрениях унаследовавший от древних философов —
Анаксагора, Аристотеля, стоиков, стал в итоге все-таки платоником. Именно от Платона он взял
исходную триаду-учение о трех первосущностях бытия — Едином (Благе), Мировом уме и Мировой
душе. Значительное внимание Плотин уделяет толкованию учений Платона о неизбежности зла в мире
и о человеке как игрушке в руках высших сил. Но центральное место в философии Плотина занимает
учение о мировой иерархии, о ступенчатой структуре бытия.
В самом низу у Плотина находятся материальные вещи и состоящий из них естественный Космос. Это
огромное вселенское тело было бы «космическим трупом» (Лосев А. Ф.), если бы его не
„„„„.,
Т1
,й^ч^лй TTMT£>naTVnf.T М 1977.
оживляла Мировая душа. Сама будучи бестелесной, она проникает во все материальные тела и
сообщает им способность двигаться и жить.
Еще выше пребывает Мировой ум — источник закономерностей и принципов, направляющих
жизнетворческие усилия Мировой души, а с ней и космоса и всего, что пребывает в нем, в том числе
людей, народов и государств.
На самой вершине мировой иерархии пребывает Первоеди-ное. Его можно сравнить с некой
заряженной точкой, в которой сконцентрировано и из которой разворачивается, истекает все бытие. То,
что в бытии окажется противоположностями, полярностями, в Первоедином пока еще пребывает в
состоянии абсолютного единства. В отличие от христианского Бога-личности, Пер-воединое
представляет собой безличный первопринцип бытия.
Много сил затратил Плотин на дальнейшую разработку платоновского учения об идеях (эйдосах). Он
видел в них первообразы вещей, чистые возможности, способные материализоваться в конкретных
телесных формах. Эйдосы побеждают бесформенную материю, связывают распыленные, разрозненные
множественности в целостности, придают им формы и смыслы.
Идея-эйдос в неоплатонизме — это нормативная модель, идеальный образец (парадигма),
регулятивный принцип, формирующий структуры природного и социального миров.
АПОЛЛОНИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ АРИСТОТЕЛЯ
В судьбе Аристотеля обращает на себя внимание один, казалось бы, внешний, но, тем не менее, весьма
примечательный факт, связанный с его жизнью в Афинах. Со времен Перикла в Афинах существовал
устроенный им парк Лицей. Предназначенный для отдыха горожан, он имел дорожки для прогулок,
тенистые аллеи, источники и беседки. В его центре находился храм Аполлона Лицейского. И вот
именно здесь, в пределах этого парка Аристотель открыл свою философскую школу. Названная тоже
Лицеем, она находилась под покровительством самого Аполлона.
Аристотель заметно отличался от своих предшественников. Ему меньше, чем кому бы то ни было из
них, был присущ дух дио-нисийства. Он не выносил беспорядка ни в чувствах, ни в мыслях, ни в
частных, ни в государственных делах. Ему чужды не только буйства циников и интеллектуальная
вседозволенность софистов, но и сократическая самозабвенная погруженность в стихию
философствования и платоновская игра воображения. Это был апологет порядка, трезвый и строгий
философ-рационалист, обосновывавший свои идеи при помощи теоретических аргументов, а не мифов.
Для Аристотеля особую важность имел вопрос о наилучшем государственном устройстве, об
оптимальной форме социально-