качестве военных отрядов. Местами (как, например, в древнем Мали) такие
группировки могли выполнять хозяйственные функции, совместно обрабатывая поля.
Как остаточные структуры первобытнообщинного строя, хотя и такой его
противоречивой поры, какой являлась эпоха классообразования, тайные и мужские
объединения нередко становились организационными центрами народных движений:
Маздака в Иране, Муканны в Согдиане, карматов или батинитов от Северной Индии до
Северной Африки. Почти повсюду они были также сообществами для совместного
проведения досуга с устройством коллективных трапез (хрестоматийный пример —
спартанские сисситии) и развлечений — пения, игры на музыкальных инструментах, —
а также спортивных состязаний. Это и понятно, так как функция организации досуга
как сравнительно второстепенная позднее других была вытеснена механизмами
развития классового общества.
Остаточные нормы и представления. Как мы уже видели, в отношениях родства и
соседства большую роль играли нормы взаимопомощи, взаимозащиты и
взаимоответственности. Они немало облегчали труд и быт широких слоев населения,
но они же вуалировали отношения эксплуатации или облегчали классовое
принуждение. Родственная и соседская взаимопомощь по экономической сути мало
различались между собой, так как не только соседи, но и родственники жили разными
домохозяйствами и материальные отношения между ними либо строились на взаимной
основе, либо нередко вели к установлению кабалы. Важнейшей нормой взаимозащиты
и взаимоответственности была кровная месть, дожившая в части отставших в своем
развитии классовых обществ (Южная Италия, Корсика, Югославия, Албания Кавказ,
арабские страны, Китай, Япония) до недавнего или даже до нашего времени. Для
остаточных норм кровной мести характерны такие черты, как сужение круга мстителей
и ответчиков (например, у албанцев только до членов семьи убийцы), замена самой
мести композициями (например, сотней верблюдов по шариату), получение разрешения
на месть властей (например, в китайском и японском праве). Кровная месть здесь
предстает в классово трансформированном виде. Обычно бывало так, что высшие
сословия или касты мстили, но сами мести не подлежали, отделываясь композициями,
либо композиции за их кровь были во много раз разорительнее, чем композиции за
кровь лиц нижестоящего статуса. Нормы внутригрупповой взаимопомощи и
взаимозащиты дополнялись нормами межгруппового гостеприимства. Оно могло быть
частным — отдельных семей и патронимии — и официальным — местных властей.
Стремясь упорядочить общественно-политическую жизнь, власти нередко запрещали
частное гостеприимство, и в этих случаях частная форма постепенно вытеснялась
официальной. Нормы гостеприимства также подвергались классовому превращению:
так, у кавказских горцев князья и дворяне принуждали крестьян содержать свиту своих
гостей, у них же гостеприимство через посредствующий институт куначества* стало
одним из источников отношений патроната — клиентеллы.
Как внутригрупповой, так и межгрупповой характер имели остаточные нормы
искусственного родства. Наибольшее значение они сохраняли там, где государственная
власть не обеспечивала охрану личных и имущественных интересов населения, а
родственные и соседские связи даже в своей совокупности были для этого недоста-
точны. Вторичность искусственного родства в классовых обществах проявлялась, в
частности, в том, что оно устанавливалось не столько специально (так называемая
казуальная форма), сколько как побочный результат различных обрядов жизненного
цикла (так называемая окказиональная, или обрядовая, форма). Во время обрядов
детского цикла люди роднились с семьей повитухи, с человеком, нарекшим ребенку
имя, впервые его постригшим, у христиан — с крестными отцом и матерью, у
мусульман — с человеком, участвовавшим в обряде обрезания, у ряда народов —с тем,
кто брал ребенка на воспитание; во время обрядов свадебного цикла нередко роднились
с тем, кто усыновлял жениха или удочерял невесту, со свадебным дружкой или