Алаев Л.Б., Козлова М.П., Котовский Г.Г., Непомнин О.Е., Смилянская И.М. (отв. ред.) История Востока. В 6 т. Том 4. Восток в новое время (конец XVIII

Подождите немного. Документ загружается.

увеличился более чем в четыре раза.

Постепенно расширялась торговля с малайскими княжествами, откуда в Сингапур, Пинанг и Малакку

поступали олово, ценные породы дерева, ротанг, смолы, камфора. Основными предметами экспорта из

Стрейтс Сеттльменте в Малайю были хлопчатобумажные ткани, опиум, оружие и изделия из железа. За

30 с лишним лет объем торговли Сингапура с малайскими султанатами вырос в два раза: почти с 189

тыс. ф. ст. в 1828/1829 г. до более чем 378 тыс. ф. ст. в 1862/ 1863 г. За это же время торговля Пинанга с

Полуостровом увеличилась без малого со 150 тыс. ф. ст. до более 335 тыс., а Малакки — примерно с 70

тыс. ф. ст. в 1834/1835 г. почти до 144 тыс. в 1862/1863 г. Таким образом, торговля Малакки и Пинанга

с малайскими султанатами росла быстрее, чем торговля с ними Сингапура. Это объяснялось более

локальным характером торговли старых британских анклавов на западном побережье, откуда поступал

основной продукт Малайи — олово, а также значительно большей ориентированностью Сингапура на

широкую международную торговлю.

Быстрыми темпами росло население Стрейтс Сеттльменте. Английские власти поощряли иммиграцию

из Китая и Индии, нуждаясь в дешевой рабочей силе. Насильственное приобщение Китая к мировому

рынку и политические события («опиумные» войны, Тайпинское восстание) вызвали массовую

эмиграцию китайского населения в страны ЮВА. Общая численность населения Стрейтс Сеттльменте

возросла (главным образом за счет иммиграции из Китая и Индии) со 126 710 человек в 1830 г. до 272

331 человека в 1860 г.

Особенно быстрыми темпами росло китайское население. В Сингапуре в 1830 г. китайцы составляли

примерно 39% населения, а в 1860 г. — свыше 63%. В Стрейтс Сеттльменте доля китайского населения

увеличилась с 16 до 36%. Процент индийского населения остался прежним (10-11), но численность ин-

дийцев в Стрейтс Сеттльменте за эти годы возросла почти в два раза. Индийцы в массе были слугами и

кули, которые использовались на плантациях Пинанга и провинции Уэлсли. Военные гарнизоны

Стрейтс Сеттльменте и полиция рекрутировались из индийцев.

Китайцы составляли основную массу торгово-ремесленного населения Стрейтс Сеттльменте. Менее

многочисленная, но более богатая группа китайского населения принадлежала к так называемым

перанакан — потомкам первых поселенцев, в основном пришедших в Сингапур и Пинанг из Малакки и

с архипелага Риау, где китайцы жили на протяжении долгого времени, вступая в браки с местными

женщинами и рассматривая малайский мир в качестве своей роди-

ны.

477

Основную же массу китайского населения составляли неквалифицированные чернорабочие-кули.

Владельцы судов, привозивших иммигрантов в Сингапур и на Пинанг, получали плату за их проезд от

местных китайских торговцев, должниками которых становились вновь прибывшие. Последние

попадали почти в рабскую зависимость от своих хозяев. Лишь меньшинство в те годы оседало в

Стрейтс Сеттльменте, большая же часть иммигрантов, скопив деньги, возвращались в Китай. Этому в

немалой степени способствовало то, что до 1863 г. китайские власти запрещали женщинам

эмигрировать, и китайское население Стрейтс Сеттльменте было в те годы преимущественно мужским.

Уже к середине XIX в. в Стрейтс Сеттльменте, особенно в Сингапуре, сложилась торговая китайская

буржуазия, ставшая серьезной экономической силой. Помимо торговых операций она занималась

откупами в малайских княжествах и организацией там оловодобычи. Именно в связи с развитием

последней с середины XIX в. вырос поток китайских кули через Сингапур и Пинанг в Западную

Малайю. Китайский торговый капитал был организован в гунсы (конгси), монополистические

кооперативные объединения, основанные на земляческом принципе

. Гунсы контролировались

тайными обществами, которые нередко вступали между собой в ожесточенную борьбу, приводившую

к кровопролитиям на улицах Сингапура и Джорджтауна. Особенно острый характер вооруженные

столкновения между китайскими тайными обществами приобрели в Стрейтс Сеттльменте в 50-60-х

годах XIX в. Во главе тайных обществ стояли крупные торговцы, откупщики, владельцы игорных и

публичных домов и т.п., которые использовали силу и влияние тайных обществ в борьбе за интересы

своих гунсов. Основную же массу китайского населения Стрейтс Сеттльменте составляли мелкие

торговцы, ремесленники и кули.

Экономическое развитие Стрейтс Сеттльменте способствовало образованию там, особенно в

Сингапуре, достаточно влиятельной торговой буржуазии, выступавшей за экспансию в Малайе. Тон

задавали англичане, основавшие несколько крупных торговых фирм — Гутри, Боустэд, Рид и т.д. Все

более заметную роль играла и китайская по происхождению буржуазия, особенно выходцы из перана-

кан. В 1837 г. возникла Сингапурская торговая палата. Появление паровых судов и «опиумные» войны

нанесли удар по малайской и китайской торговле в Ма-лаккском проливе. Теперь даже перевозки из

Сингапура и Пинанга в местные порты Малайи и Индонезии стали осуществляться европейцами либо

китайцами, выполнявшими функции посредников. Китайский и индийский капитал в Стрейтс

Сеттльменте превратился в компрадорский.

АОИК, в чьем ведении находились Стрейтс Сеттльменте, сосредоточившись на извлечении прибыли от

торговли, мало внимания уделяла социальным и административным проблемам. Так, в Сингапуре в

1850 г. на 56 023 жителя приходилось всего 12 полицейских, а чиновники не знали китайского языка.

Основные доходы городские власти извлекали от продажи лицензий на азартные игры и

опиумокурильни. В Сингапуре — городе с преимущественно мужским, не-

Китайцы в Малайе в основном принадлежали к трем группам: хакка — выходцы из восточной части Гуандуна,

«кантонская» группа— выходцы из южного Гуандуна и Гуанси, «фуцзяньская» группа.

478

стабильным населением — процветали преступность, проституция, азартные игры.

С начала 50-х годов окрепшая английская и китайская буржуазия Огрейте Сеттльменте, в первую

очередь Сингапура, стала требовать отделения колонии от Индии. В июне 1856 г. и январе 1857 г. в

парламент были направлены петиции о передаче Стрейтс Сеттльменте непосредственно британской

короне. Петиции были поддержаны в самой Англии теми, чьи интересы были связаны с ЮВА и

Китаем. После народного восстания в Индии 1857-1859 гг. борьба за отделение Стрейтс Сеттльменте

усилилась. В 1858 г. вопрос об их статусе был поставлен в парламенте, и в ноябре 1859г. генерал-

губернатор Индии выразил согласие на отделение. Передача затянулась в связи с ликвидацией АОИК.

В 1863 г. парламент назначил специальную комиссию, а 1 апреля 1867 г. Стрейтс Сеттльменте

превратились в коронную колонию Великобритании. От этого непосредственно выиграла английская

буржуазия, занимавшаяся торговлей с Китаем и ЮВА, а также европейская буржуазия самой колонии,

выступавшая за экспансию в Малайе.

В Стрейтс Сеттльменте, административным центром которых оставался Сингапур, была создана

обычная структура колонии короны. Первым губернатором стал Гарри Орд, при котором появились

законодательный и исполнительный советы, состоявшие из членов администрации и богатых

торговцев.

АНГЛИЙСКАЯ ПОЛИТИКА В МАЛАЙСКИХ КНЯЖЕСТВАХ

В этот период Англия всецело подчинила своему влиянию одно из крупнейших княжеств— Джохор.

После основания в 1819г. английской фактории на о-ве Сингапур его владетели — султан и теменггунг

— остались жить на острове, получая пенсии от английских властей, и сюзеренитет Англии формально

не распространялся на Сингапур. 2 августа 1824г. был подписан новый договор между Англией и

Джохором. Султан и теменггунг окончательно отказались от Сингапура и других островов на

расстоянии десяти миль от него, получив единовременное вознаграждение и увеличение пенсий.

Внешняя политика Джохора переходила под контроль Англии.

На протяжении десятилетий султаны (Хусейн и его сын Али) и теменггунги (Абдуррахман и его

племянник Ибрахим) соперничали в борьбе за власть в Джохоре и его увеличивающиеся доходы.

Английские фирмы и торговцы Сингапура приняли активное участие в этом соперничестве,

поддерживая враждующие стороны. В конечном счете теменггунг Ибрахим, разбогатевший на

торговле гуттаперчей и развитии китайского плантационного хозяйства в Джохоре и установивший

тесные связи с английской администрацией, оказался победителем. В марте 1855 г. между султаном и

теменггунгом в присутствии губернатора Бат-терворта был подписан договор. По этому договору

султан Али уступал все права на Джохор теменггунгу Ибрахиму. Взамен он сохранял титул, пенсию и

небольшую территорию по р. Муар на западном побережье Джохора. В 1877г.,

479

после смерти Али эта территория вошла в состав Джохора. В 1862г. умершего Ибрахима сменил его

сын Абу Бакар, получивший английское образование в Сингапуре и имевший тесные связи с

администрацией Стрейтс Сеттльменте. В 1866 г. он посетил Англию, где ему был оказан пышный

прием, а после возвращения в 1868 г. Абу Бакар получил от английского правительства титул ма-

хараджи

, после чего уехал из Сингапура и обосновался в Джохоре, сделав своей столицей Джохор-

Бару, и послушно следовал всем советам и рекомендациям властей Стрейтс Сеттльменте.

После заключения англо-сиамского договора 1826г. северомалайские султанаты Келантан и Тренггану

рассматривались Сиамом как вассалы. Тренггану был фактически независимым, и его вассалитет в

отношении Сиама был почти формален. Келантан в более значительной степени находился под

контролем Бангкока.

Паханг был единственным малайским княжеством, которое до середины XIX в. почти не испытывало

внешнего влияния. При бендахаре Али (1803-1857) Паханг избавился от феодальных усобиц, там

расчищались новые сельскохозяйственные площади, увеличилась добыча золота, возросла внешняя

торговля. В 1853 г. Али порвал формальные узы, связывавшие его с султаном Риау, и провозгласил

себя независимым правителем. Но в 1857 г., после смерти Али вспыхнула борьба за престол между его

сыновьями — Тун Мутахиром и Ван Ахмадом. В этой борьбе на стороне Мутахира выступили

теменггунг Джохора и власти Стрейтс Сеттльменте. Ахмад получил поддержку султана Тренггану и

вождей внутренних районов Паханга во главе с Хатибом Расу.

Вначале (1857-1861) борьба шла с переменным успехом. В 1857 г. Ахмад закупил оружие в Сингапуре

и, получив поддержку Тренггану, захватил столицу Пекан. В 1864 г. старший брат Мутахир при

содействии вождей внутренней области Джелаи разбил Ахмада и заставил его бежать в Тренггану. Но

в том же, 1864г. в Джелаи и других внутренних районах Паханга вспыхнуло восстание, вызванное

произволом и вымогательствами Мутахира и его сыновей. Во главе восстания встал деревенский

староста Хатиб Расу, оказавшийся фактическим владетелем области в верхнем течении р. Паханг.

Вслед за тем Хатиб Расу и другие вожди призвали Ахмада. Тогда поощряемый англичанами султан

Джохор открыто выступил в поддержку Мутахира. Он снабжал его оружием, посылал отряды

наемников, возбуждал против Ахмада соседние княжества. Ван Ахмад и его сторонники бежали в

Тренггану и обратились за поддержкой к Сиаму. Власти последнего направили в Тренггану флот,

стремясь через Ахмада и находившегося в Бангкоке потомка раджей Риау Махмуда укрепить свое

влияние в малайских княжествах. После этого губернатор Стрейтс Сеттльменте О.Кавенаг решил

открыто вмешаться. В ноябре 1862 г. английское судно «Скаут» прибыло к побережью Тренггану и

потребовало от его султана — вассала Сиама — прекратить помощь Ахмаду. После того как султан

Омар отказался выполнить английские требования, столица султаната Куала-Тренггану была

обстреляна, а побережье блокировано. Но, несмотря на вмешательство англичан и Джохора, Ах-

Это был неудачный титул, так как в Малайе он не означал принадлежности к суверенным владетелям. В 1885 г. Абу

Бакар получил титул султана.

480

вышел победителем. Хатиб Расу разбил джохорцев и открыл дорогу к столице Пекану. В мае 1863

г. Тун Мутахир и его сыновья бежали из Паханга. В том же месяце он и его старший сын умерли.

Второй сын, Ван Аман, некоторое время пытался бороться за трон, но безуспешно. Бендахарой

стал Ахмад.

Паханг вышел из периода междоусобиц ослабленным. Население, спасаясь от грабежей и

бесчинств враждующих сторон, бежало из княжества. Тем не менее Пахангу удалось отстоять

независимость в борьбе против Джохора, за которым стояли англичане. В частности, Ахмад не

признал договора с Джохором 1861 г., ставившего внешнюю политику Паханга под английский

контроль.

ВНУТРЕННЕЕ РАЗВИТИЕ МАЛАЙСКИХ КНЯЖЕСТВ

XIX век привнес новые тенденции в социально-экономическое и политическое развитие княжеств

Малайи. Наиболее сильное воздействие оказало развитие оловодобычи. Олово на Полуострове

добывалось с незапамятных времен, будучи одним из основных предметов экспорта. С 20-30-х

годов XIX в. его добыча резко возросла в связи с заинтересованностью дельцов и

предпринимателей Стрейтс Сеттльменте, которые выступали организаторами новых рудников и

последовавшего за этим освоения внутренних районов. В 30-х годах XIX в. общая добыча олова в

Малайе составляла около 2 тыс. т, а в начале 70-х годов — около 6 тыс. т ежегодно.

До 20-х годов XIX в. оловодобыча находилась в руках малайцев, для которых (в массе —

крестьян) это было побочным занятием. Затем оловодобыча стала переходить в руки китайцев.

Китайские предприниматели Сингапура и Пинанга направляли в княжества прибывавших из

Китая кули, число которых на Полуострове непрерывно росло. В 1824 г. в оловоносном районе

Селангора (Лукуте) было 200 китайских горняков, а в 1874г. их насчитывалось там уже около 10

тыс. В Пераке в 1818г. было всего 400 китайских рудокопов, а после открытия оловоносных

земель в области Ларут в 50-60-х годах их число составило 70 тыс. Китайские рудокопы

вербовались в Китае китайскими торговцами Стрейтс Сеттльменте. Они образовывали артели по

земляческому принципу во главе со старостами. Китайцы внедряли в оловодобычу новые методы,

прежде всего разделение труда: одна группа прокладывала шахту, другая выносила в корзинах

породу. Земля, смешанная с рудой, пропускалась через искусственные каналы, на дне которых

оставались руда и большие камни, которые затем выбирались вручную. Очищенная руда

подвергалась плавке в больших глиняных очагах.

Существование рудников способствовало возникновению новых отношений. Малайские крестьяне

продавали рабочим рудников рис, фрукты, овощи, птицу, скот. Торговля на рудниках была для

малайских крестьян одним из средств получения денег. На оловянных и золотых рудниках жили

ростовщики, ссужавшие крестьянам деньги для уплаты налогов, откупа от принудительных работ

и т.п., и торговцы-китайцы, привозившие товары с побережья.

481

За обладание рудниками шла ожесточенная борьба между малайскими феодалами: именно рост

добычи олова и золота был одной из причин усиления нажима на крестьянство и ослабления

центральной власти в малайских султанатах. Обычно местные вожди-феодалы сдавали рудники в

аренду, взимая за это 10% олова от общей добычи рудника. Кроме того, они облагали пошлиной

олово, экспортируемое на побережье.

В районах оловодобычи местная знать повела наступление на владельческие права крестьян,

сгоняя их с земель, которые они сдавали под рудники. Пользуясь трудом рабов и долговых

зависимых, феодалы расчищали участки джунглей и сажали на них арендаторов. Такими

арендаторами могли быть рабы, а также крестьяне, бежавшие из одного владения в другое и

потерявшие связь со своей деревней. Арендаторы не обладали тем же правами, что и крестьяне,

проживавшие на своей земле постоянно. Степень эксплуатации арендаторов была значительно

выше, чем крестьян-владельцев. Земля, занимаемая арендатором, могла продаваться, и права на

эксплуатацию крестьянина, жившего там, переходили к другому владельцу. Часто земля

отдавалась крестьянином в заклад феодалу или ростовщику за определенную сумму и по

истечении срока, назначенного для уплаты долга, в случае неуплаты переходила к заимодавцу, а

прежний владелец земли оставался на ней в качестве арендатора. Резко возросла численность

долговых зависимых, которых феодалы посылали работать на рудники, получая за них плату.

Значительное развитие получила внешняя торговля, чему способствовало появление торговых

центров на побережье. Главным предметом экспорта было олово, которое вывозилось почти из

всех малайских княжеств, но основная его часть шла с западного побережья. Из многих княжеств

(Паханг, Тренггану, Ке-лантан, Джохор) вывозилось золото, основными поставщиками которого

были княжества восточного побережья. Кроме продукции горнодобывающей промышленности

Малайя поставляла редкие сорта дерева и лесные продукты: ротанг (испанский тростник),

строительный лес, даммаровую смолу, эбеновое дерево, дерево алоэ, сапановое и сандаловое

дерево, дерево лакка, слоновую кость, воск, бензойную смолу и камфору. Большинство этих

продуктов шло с западного побережья. Экспортировались также продовольственные товары —

пальмовый сахар, овощи, фрукты, скот, птица и небольшое количество пряностей. С восточного

побережья вывозились шелковые изделия и одежда.

Предметами ввоза в малайские государства из английских владений были соль, опиум, табак,

оружие, европейские, индийские и китайские хлопчатобумажные ткани, железные

сельскохозяйственные орудия и инструменты.

В XIX в. торговля Малайи с Китаем и Индией в значительной степени перешла в руки английских

купцов. Некоторое значение продолжала сохранять и традиционная торговля с Сиамом и

Малайским архипелагом.

Ожесточились междоусобицы, усилилась борьба между феодалами за оловоносные участки и

торговые пошлины. Повсеместно происходило ослабление власти султанов, владения которых

дробились между могущественными владетельными родами. Эксплуатация подвластного

населения усилилась, простолюдины становились жертвами гнета, несправедливости и тирании.

Результатом было обезлюдение целых районов, участились случаи разбоя и пиратства.

482

САРАВАК

Среди проблем, с которыми столкнулся ставший раджей Саравака Джеймс Брук, была ситуация,

связанная с китайским населением. С самого начала Брук возлагал немалые надежды на

привлечение китайских иммигрантов в свое малонаселенное владение. Вскоре китайцы —

торговцы, ремесленники, старатели — составили значительную часть населения столицы Кучинга

и ее окрестностей. В 1850 г. началось массовое переселение китайцев из Западного Калимантана,

где издавна существовали китайские поселения. Вследствие столкновений китайских тайных

обществ с голландскими властями, устанавливавшими контроль над западным побережьем

Калимантана, многие китайцы бежали оттуда в Сара-вак, где их радушно принимал Брук. Вместе с

тем «белый раджа» стремился установить твердый контроль над поселенцами: в ноябре 1851 г. он

издал распоряжение о подчинении китайской общины судебной и налоговой власти саравак-ского

правительства. Это вызвало враждебную реакцию руководства конгси, контролировавших

экономическую и социальную жизнь китайских поселений и тайных обществ. На настроения

саравакских китайцев повлияли и события в Китае, связанные со второй «опиумной» войной

(1856-1858). В феврале 1857 г. золотоискатели из внутренней части Саравака двинулись на

Кучинг. Застав англичан врасплох, китайцы убили нескольких европейцев и членов их семей и

разграбили город.

Артиллерия подошедшего английского парохода заставила нападавших отступить, а малайские и

даякские отряды Брука, которому удалось спастись, довершили разгром китайцев, в панике

бежавших на голландскую территорию. Более трех с половиной тысяч китайцев были убиты или

покинули Саравак, и Брук установил контроль над китайским населением своего владения,

которое в последующие годы снова возросло.

В 1863 г. английское правительство признало Саравак независимым государством под властью

Брука.

Глава 14

ИНДОНЕЗИЯ В 1830-1860-х ГОДАХ

Эти годы — чрезвычайно важное время в истории страны. Хотя введенная в 30-х годах система

принудительных культур затронула далеко не всю Яву, не говоря уже о других частях Архипелага,

последствия ее введения сказались на структуре яванского общества в целом, определили

колониальную политику Нидерландов как на Яве, так и на Внешних островах, и — не в

последнюю очередь — сформировали принципы отношения голландского колониализма к своей

самой обширной колонии, которые (с модификациями) сохранялись практически до конца

господства Нидерландов на Архипелаге.

«СИСТЕМА ПРИНУДИТЕЛЬНЫХ КУЛЬТУР» И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

К 1830 г. Нидерланды оказались в тяжелом финансовом положении. Государственный долг вырос

с 600 млн. гульденов в 1815г. до 900 млн. гульденов в 1830 г. Ситуация приобрела еще более

сложный характер в связи с огромными расходами на подавление восстания Дипонегоро и

антиголландских выступлений на Внешних островах, а также с отделением Бельгии от

Нидерландского королевства. В этих условиях правящие круги Голландии окончательно

отказались от половинчатых проектов развития частного предпринимательства в своей

крупнейшей и богатейшей колонии и решительно вернулись к системе государственно-

крепостнической эксплуатации.

Глашатаем и организатором «системы культур», как она официально именовалась (термин

«система принудительных культур» точнее передает ее сущность), стал крупный колониальный

деятель Йоханнес ван ден Босх (1780-1844), который прибыл в Индонезию в январе 1830г. в

качестве генерал-губернатора. Основные черты «системы принудительных культур» состояли в

следующем. Администрация могла вместо взимания земельного налога заключать соглашения с

деревенской общиной или индивидуальными владельцами о производстве на части их земель

экспортных культур. Эта часть не должна была превышать '/з всех рисовых полей деревни, и

производство культур не должно было требовать от крестьян больших усилий, чем возделывание

риса на той же площади. Крестьяне сдавали произведенный продукт по твердой цене

администрации, которая, в случае, если его стоимость превышала размеры земельного налога,

взимаемого с этой площади, должна была выплачивать населению разницу. Создавались пред-

приятия по первичной обработке экспортных культур. На этих предприятиях, которые частные

лица брали в аренду, должны были работать местные крестьяне, а продукция по твердой цене

сдавалась на правительственные склады. Насе-

484

ление трудилось под наблюдением старост, регентов и других местных властей; европейские

чиновники должны были лишь контролировать обработку полей, сбор и транспортировку урожая.

Реально же в основе «системы принудительных культур» лежало закрепощение населения Явы и

возвращение к системе принудительных поставок времен Нидерландской Ост-Индской компании

(НОИК) с той лишь разницей, что теперь колониальная администрация определяла характер

сельскохозяйственных работ, а не довольствовалась простым получением продукции.

Главными экспортными культурами были кофе, сахарный тростник и индигоносные растения.

Наибольшие доходы в те годы приносил кофе, спрос на который на европейском рынке

непрерывно возрастал. В Приангане — главном ко-фепроизводящем районе — система

принудительного труда, некогда установившись, сохранялась даже в самые «либеральные»

времена. Ни ван ден Босх, ни его преемники не относили кофе к «системе культур», и крестьяне,

занятые его выращиванием, даже формально не освобождались от земельного налога и разведения

других принудительных культур. Если в 1835 г. сбор кофе составил 359,2 тыс. пикулей

, то в 1840

г. — уже 1048 тыс. пикулей. Основными собственно принудительными культурами стали

индигоносные растения. Около 750 фабрик производили в начале 30-х годов XIX в. более 2 млн.

фунтов красителя. Однако индигоносные культуры чрезвычайно истощали почву, поэтому

производство красителя, ставшее невыгодным, в конце 30-х годов сократилось до 1,3-1,4 млн.

фунтов. С конца 40-х годов главной культурой стал сахарный тростник. Сахаром на Яве

занимались европейские и китайские предприниматели, с которыми колониальная администрация

заключала контракты на его производство на заводах с помощью приписанных к ним крестьян. К

1839г. под сахарным тростником было занято около 28 тыс. бау

, а в 1848 г. — уже 41 тыс. бау; в

1850 г. на Яве было произведено около 1,4 млн. пикулей сахара.

Наряду с этими тремя культурами, ставшими основой системы и приносившими гигантские

доходы, колониальная администрация пыталась ввести и некоторые другие. Эксперименты 1830-

1860 гг. с различными культурами (чай, табак, перец, коричное дерево, хлопчатник, масличная

пальма, хинное дерево) и разведение ко-шениля, проводившиеся несведущими в агрономии

бюрократами, закончились неудачей. Но финансовые убытки с лихвой перекрывались доходами

от кофе, сахара и индиго, а разорение крестьян, которых вынуждали заниматься эксперименталь-

ными культурами, во внимание колониальной администрацией не принималось.

«Система принудительных культур» была введена на Яве, Западной Суматре и Северном

Сулавеси, но в полной мере и на длительный срок — лишь на Яве. Хотя формально она

распространялась на сравнительно небольшую территорию (5,5% обрабатываемых земель в 1845

г. и 3,2% — в 1854-1857 гг.), тем не менее она вовлекла в сферу своего воздействия практически

весь остров. Власти по своему усмотрению и произволу вводили принудительные культуры в тех

или иных районах, часто меняя их, приписывали население к сахарным заводам, фабрикам по

варке индиго и т.д.

1 пикуль = 61,76кг.

1 бау = 0,71га.

485

Жертвой государственно-крепостнической «системы принудительных культур» стало яванское

крестьянство. Подчинив всю деятельность одной цели — выколотить максимальные доходы в

кратчайшие сроки, колониальная администрация использовала бесплатный труд на

государственной барщине. Хотя в теории крестьяне должны были получать вознаграждение за

труд, объем которого превышал затраты на производство риса на том же участке, а также плату за

работу на предприятиях по обработке продукции, на практике они зарабатывали чрезвычайно

мало, к тому же в обесцененной медной монете. Тяжким бременем на население легли расходы по

транспортировке продукции, иногда за многие десятки километров, поскольку места для фабрик и

складов выбирались администрацией произвольно. Несмотря на обещание властей не взимать

земельный налог в районах «системы принудительных культур», он продолжал собираться, и

сумма его непрерывно возрастала: 6,6 млн. гульденов — в 1830 г., 8,6 млн. — в 1838 г. и 11,4 млн.

гульденов — в 1845 г. Сохранялись и хеерендинстен — принудительные работы на

администрацию. Крестьяне сгонялись на постройку дорог, мостов, фортов, несли почтовую и

гужевую повинности, строили склады и фабрики, дома чиновников и т.д. Несмотря на то что по

закону крестьяне должны были работать на барщине один день в неделю, часто они были заняты

на принудительных работах шесть дней из семи. Жестокость бюрократической машины

сочеталась с полным произволом чиновников: так, один из резидентов распорядился согнать

крестьян на сооружение изгородей вдоль всех дорог своей округи, его преемник решил заменить

их каменными заборами, а третий резидент приказал обнести дороги палисадами из резного

дерева. Хотя основная тяжесть земельного налога и хеерендинстен ложилась на плечи населения,

не занятого разведением принудительных культур, часто разницы в несении повинностей между

категориями крестьянства не было.

Говоря о последствиях «системы принудительных культур», нужно заметить, что, несмотря на

чрезвычайное многообразие и неодинаковость ее воздействия на колонию и метрополию, на

различные слои яванского общества, на методы колониального управления и психологически-

ценностную систему взглядов голландской бюрократии и местной элиты, система в целом

способствовала консервации малоподвижной и жесткой модели колониализма, преследующей и

давящей всякую инициативу.

«Система принудительных культур» завершила и институализировала процесс трансформации

местного общества, начавшийся со времени превращения НОИК в территориальную державу.

Местная элита, которая в эпоху Компании и в неспокойные 1800-1830-е годы превращалась в

составную часть колониального аппарата, сохраняя тем не менее многие черты феодально-

патриархальных псевдовассальных владетелей эпохи Матарама и Бантена, в годы действия

«системы принудительных культур» превратилась в звено единой административной машины,

построенной по бюрократическому принципу. Ван ден Босх с самого начала взял курс на

укрепление позиций яванской аристократии и деревенских старост, стремясь заинтересовать их

совместной эксплуатацией крестьянства. Пост регента стал наследственным, была упорядочена

яванская иерархия должностных лиц — от регента до деревенского старосты. Местная элита опять

получила те привилегии и символы власти и престижа (свита, охрана, регалии

486

и т.п.), которые она потеряла в бурные времена Данделса и Раффлза. Всем местным чиновникам

были даны земли, не облагавшиеся налогом, кроме того, они имели право на барщинный труд

крестьян и получали «культурный процент» со стоимости произведенных крестьянами их округи

экспортных продуктов. Плата крестьянам за сдаваемые продукты также шла через регентов и их

подчиненных, которые присваивали себе львиную долю этих денег. Но если внешне яванская

аристократия при «системе культур» вернула некоторые утраченные социальные позиции и

материальные возможности, что делало ее более «традиционной» в глазах подвластного

населения, то, по существу, она утратила свою главную характеристику— определенную

независимость от центральной власти и, таким образом, завершила свою трансформацию в новый

феномен уже колониального общества.

Получив гораздо большие, чем прежде, возможности для эксплуатации земли и труда крестьян,

имея в своем распоряжении более эффективные и жесткие средства воздействия на подневольную

массу, аристократия вместе с тем стала более явно противостоять народу, поскольку ее власть

базировалась не на обычае, а на приверженности чужеземным хозяевам, чьи интересы она теперь

выражала и защищала. Культура прияи (яванской аристократии) еще более отделилась от

деревенской культуры (абанган), ибо последняя осталась вне воздействия ценностной ориентации

западного общества, а местная элита, теснее, чем прежде, связанная с колониальным режимом,

новую систему ценностей стала воспринимать более активно. «Система принудительных культур»

содействовала еще большему закабалению крестьянства, которое было низведено из податного в

крепостное состояние.

Особенно сильно повлияла «система принудительных культур» на общинную организацию.

Колонизаторы с фискально-административной точки зрения оказались не только

заинтересованными в сохранении деревенский общины там, где она существовала, но и в ее

создании там, где она разрушилась или не возникла. Принудительные культуры было удобно

выращивать на больших участках земли, равно как иметь дело со старостой деревни, а не с

отдельными крестьянами. Поэтому голландцы во многих районах уничтожали индивидуальное

землепользование. Община превратилась в удобный инструмент для проведения в жизнь «системы

принудительных культур» и сбора налогов (по принципу круговой поруки). Деревенская верхушка

стала низшим звеном колониальной администрации. Выборы старосты превратились в фикцию,

поскольку все теперь зависело от властей. В результате старостами часто становились люди,

подкупавшие голландских чиновников, а затем беспощадно выколачивавшие с крестьян деньги,

затраченные на подкуп, доводя подчас односельчан до полного разорения.

Едва ли не глубочайшим последствием «системы принудительных культур» было то, что

получило в современной литературе название инволюции. Внедрение культуры сахарного

тростника, возделывавшегося на тех же поливных землях, что и рис, привело к тому, что яванский

крестьянин побуждался к интенсификации труда, столкнувшись с требованием администрации

производить больше сахара и уменьшать площади под рисом при возросшей численности населе-

ния. В результате урожайность росла при сохранившемся уровне потребления. Ява стала

классическим образцом «дуальной экономики»: яванский сельский

487

сектор с избыточной рабочей силой, ориентированный на потребление, и голландский (позже —

европейский) поместный (затем — плантационный) сектор, нацеленный на извлечение прибыли.

Несмотря на развитие производства экспортных культур, серьезного роста товарно-денежных

отношений внутри Явы это не вызвало. Вся Ява была превращена в гигантское государственное

поместье, которое производило продукты, изымавшиеся насильственным путем, поступавшие на

правительственные склады и реализовывавшиеся через полуправительственную монопольную

организацию — Нидерландское торговое общество, ставшее основным и фактически

единственным торговым агентом колониальной администрации. Оно вывозило экспортную

продукцию в Амстердам, продавая ее на своих аукционах. К 1840 г.

/з экспорта Явы находилось в

его руках. Оно же и доставляло голландские товары в Индонезию, а также (с 1833 г.) авансировало

колониальные власти, превратившись постепенно в крупную финансовую организацию.

Частное предпринимательство, в том числе и голландское, не поощрялось. В 1856 г. из 20 тыс.

европейцев, проживавших на Яве, лишь 600 занимались частным бизнесом. Выражение «он всего

лишь частное лицо» очень точно характеризовало отношение ориентированного на статусные

ценности колониального общества к тем, кто не находился на службе. Именно в это время индо —

потомки от смешанных браков голландцев с местными женщинами, которые в эпоху НОИК часто

занимали довольно значительные должности, — оказались вытесненными из администрации и

лишены возможности получать образование. Усилилась власть генерал-губернаторов и вообще

всей административной колониальной машины. Хотя число голландских чиновников возросло, их

деловые и моральные качества резко ухудшились. Умные, благородные и гуманные ад-

министраторы, как Э.Дауэс Деккер или Сикко Роорда ван Эйсинга, были белыми воронами.

Система требовала других — узколобых, малообразованных, умевших выколачивать с крестьян

максимум возможного (а зачастую и невозможного), с готовностью и административным рвением

выполняющих самые бредовые распоряжения начальства, которое желало рапортовать в Гаагу и

Батавию о внедрении новых (пусть даже неприемлемых для Явы) культур.

«Система принудительных культур» усилила позиции китайских ростовщиков, откупщиков и

торговцев-посредников. Стремясь к максимальному извлечению доходов — таков был основной

принцип голландского управления при ван ден Босхе и его преемниках, — власти Батавии

расширили систему откупов на торговлю опиумом, ловлю и продажу рыбы, базарные пошлины и

т.д. В условиях хотя и медленного, но все же возрастающего внутреннего обмена между кресть-

янами рисопроизводящих районов и населением, занятым выращиванием культур для экспорта,

когда, пусть и минимальные, деньги за сданный продукт попадали в руки крестьян, роль

деревенских рынков увеличилась и соответственно китайский посреднический торговый капитал

получил дополнительные возможности для развития.

«Система принудительных культур» принесла немало страданий населению Индонезии, особенно

Явы. Возрос налоговый гнет, увеличился объем принудительных работ, получили невиданный

ранее размах произвол и насилие голландских чиновников и их местных прислужников, усилилась

торгово-ростовщи-

488

ческая эксплуатация. Не в силах вынести непомерные тяготы, население целых деревень и округов

покидало свои дома. Вынужденные под нажимом властей забрасывать обработку рисовых полей и

переключаться на индиго или сахарный тростник, крестьяне голодали. В 1843 г. голод охватил

Чиребон, и тысячи людей бежали из резидентства. Во время голода 1849-1850 гг. на Центральной

Яве умерло более 300 тыс. человек.

«Система принудительных культур», деформировав экономическую и социальную структуру

деревни, не принесла взамен ничего конструктивного, обрекая крестьян на деградацию, поселяя в

их душах чувство неуверенности в страшном, меняющемся по произволу чиновника мире, в

котором оказалась разрушенной система ценностей и связей, дававшая ранее, несмотря на все

сложности и перемены, возможность жить стабильной и упорядоченной жизнью. Такое воздейст-

вие «системы принудительных культур» на индонезийское общество было закономерным, если

учесть, что это общество было целиком и полностью принесено в жертву интересам метрополии,

интересам страны, которая не могла и не хотела превращать Индонезию в рынок сбыта для

товаров своей промышленности, колониальная администрация которой препятствовала изучению

голландского языка индонезийцами, а правительство с подозрением смотрело на своих поддан-

ных, намеревавшихся посетить Архипелаг. Другими словами, метрополия оказалась

заинтересованной лишь в одном: получить любой ценой и в кратчайший срок как можно больше

денег от колонии, ничего не давая взамен.

Точные размеры дохода, полученного Голландией от «системы принудительных культур»,

определить трудно, но даже из заведомо неполных и заниженных данных видно, что лишь прямые

поступления в казну метрополии с 1831 по 1877 г. составили более 800 млн. гульденов. Благодаря

этим средствам Нидерланды не только смогли расплатиться с государственными долгами, но и

обратить огромные капиталы на развитие промышленности, железнодорожного транспорта, судо-

ходства, торговли. Около трети ежегодного бюджета Нидерландов (18 млн. гульденов из 60 млн.)

в 30-70-е годы XIX в. покрывалось за счет поступлений из Индонезии.

КРИЗИС «СИСТЕМЫ ПРИНУДИТЕЛЬНЫХ КУЛЬТУР»

«Система принудительных культур», превратив Нидерландскую Ост-Индию в колонию

«закрытого типа», замедлила общественные процессы в Индонезии.

Приток колониальной дани способствовал возрастанию мощи голландской промышленной

буржуазии, которая, окрепнув, потребовала свободы частного предпринимательства в колонии. В

то же время зависимость развития промышленности от прибылей, получаемых с помощью

«системы принудительных культур», мешала голландской буржуазии решительно бороться со

старыми методами эксплуатации Индонезии. «Либерал в Голландии, консерватор в Индии» — это

выражение очень точно характеризовало представителей буржуазии Нидерландов. В

политической борьбе, развернувшейся в Голландии, колониальные

489

проблемы занимали третьестепенное место: и консерваторы, и либералы охотно сходились на том,

что король и бюрократия должны ведать Индонезией, управлять ею по своему усмотрению, лишь

бы не прекращался золотой дождь, оплодотворявший экономику метрополии и даже позволявший

правящим классам отдавать кое-что народу. Парламент (Генеральные штаты) не был знаком ни с

бюджетом колонии, ни с ее управлением; все дела, касавшиеся Индонезии, держались в секрете.

Первым признаком появления оппозиции стало обсуждение в парламенте вопроса о

государственном займе за счет колонии в 1839 г. Генеральные штаты не согласились с

предложением правительства, и в результате министр колоний — творец «системы культур» ван

ден Босх подал в отставку, король Биллем I отрекся от трона в пользу сына, а парламент получил

некоторый контроль над финансами колонии. В 1848 г. Либеральная партия Нидерландов,

выражавшая интересы промышленной буржуазии, используя революционную обстановку в За-

падной Европе, добилась введения конституции, которая ограничила королевскую власть.

Конституция лишила короля права исключительного контроля над колониальной политикой и

предусматривала выработку Генеральными штатами Положения об управлении Нидерландской

Индией. Положение было утверждено в 1854г. Оно предоставляло парламенту контроль над

деятельностью колониальной администрации, а с 1864 г. Генеральные штаты получили также

право утверждать бюджет Нидерландской Индии. Согласно Положению, сфера действия «системы

принудительных культур» несколько ограничивалась, но в принципе сохранялась. Еще до

принятия Положения при генерал-губернаторах Я.Рохюссене (1845-1851) и А.Дюймаэр ван Твисте

(1851-1856) были сокращены площади под второстепенными и трудоемкими культурами.

После 1848г. в голландском парламенте в рядах либералов образовалась «колониальная

оппозиция», выступившая с критикой деятельности консервативных кабинетов в отношении

Индонезии. Наиболее заметной ее фигурой был барон В.Р. ван Хювелл, протестантский пастор,

который своими публикациями и выступлениями оказал значительное воздействие на политику

Либеральной партии в колониальном вопросе. Ван Хювелл выступал за облегчение тягот яванско-

го крестьянства и поощрение частного предпринимательства, но, как и либералы вообще в тот

период, не поднимал вопроса об уничтожении «системы принудительных культур».

Положение изменилось в 60-х годах XIX в., когда под напором окрепшей промышленной

буржуазии метрополии ускорился процесс ломки системы, мешавшей ей эксплуатировать

колонию. Появилась не только либерально-парламентская, но и демократическая оппозиция,

поставившая вопрос о ликвидации позорной «системы принудительных культур». Ее глашатаем

стал Эдвард Дауэс Деккер, вынужденный покинуть службу чиновника колониальной администра-

ции — он вступил в конфликт со своим начальством в Батавии, пытаясь защитить крестьян от

бесчинств и вымогательств местного регента. Дауэс Деккер опубликовал в 1860 г. (под

псевдонимом Мультатули — Многострадальный) роман «Макс Хавелаар, или Кофейные

аукционы Нидерландского торгового общества», ставший классическим произведением

голландской литературы XIX в. Книга содержала беспощадное и впечатляющее изображение

ужасов «системы

490

принудительных культур», невероятных страданий яванского крестьянства и была полна едкой сатиры,

направленной на голландскую администрацию и торговцев, наживающихся на несчастье народа

Индонезии. Роман всколыхнул общественное мнение как в самой Голландии, так и за рубежом, и

привлек внимание к «системе культур».

Практические шаги по ликвидации «системы культур» связаны с именем Исаака Франсена ван де

Пютте, министра колоний в либеральном кабинете Тор-беке (1863-1866). Ван де Пютте ликвидировал

многие принудительные культуры (индигоносные растения, чай, корица, табак), кроме сахара и кофе,

дававших основной доход: либералы, тесно связанные с системой государственной эксплуатации

Индонезии, не решались пойти до конца. В 60-х годах XIX в. стало больше поощряться частное

предпринимательство (Франсен ван де Пютте содействовал возникновению частных кофейных

плантаций и передавал голландским и китайским предпринимателям государственные заводики по

варке индиго, рисорушки, сахарные фабрички и др.), было сокращено число дней на принудительных

работах, отменен «культурный процент». К деревенским старостам перестали применять телесные

наказания за упущения, касавшиеся «системы культур», и были несколько смягчены полицейские

правила, регулировавшие передвижение населения. Несмотря на сопротивление консерваторов,

промышленная буржуазия Нидерландов к концу 60-х годов укрепила свои позиции в колонии, в

экономической жизни которой произошли определенные изменения.

Численность населения Явы уже в 1856г. возросла вдвое по сравнению с 1815 г. и продолжала

увеличиваться. Решающую роль в этом сыграло прекращение завоевательных войн колонизаторов и

феодальных междоусобиц, а также резкое сокращение разбоев в жестких условиях господства

голландцев. Помимо риса, площади под которым увеличились за счет заболоченных и лесных участ-

ков, основными культурами стали кофе, сахарный тростник, индигоносные растения, табак и чай. К

1870 г. большая часть кофе производилась на государственных плантациях, а сахар получали от

контракторов (европейцев и китайцев). Администрация помимо кофе непосредственно занималась

лишь выращиванием перца в Бенкулене, на Западной Суматре, и хинного дерева на Яве.

Развитие частного предпринимательства вызвало приток банковского капитала в Индонезию.

Постепенно изменился характер Нидерландского торгового общества, которое из торгово-

транспортного контрагента правительства превратилось в банк, к 1861 г. финансировавший 17

сахарных заводов и значительное число плантаций. В 1863 г. на Яве появились три голландских банка

и один английский. В 1865 г. правительство Нидерландов снизило таможенные тарифы в Индонезии, и

сразу же вырос объем английской торговли на Архипелаге. Если в 1830 г. в Батавии побывало 44

английских торговых судна, то в 1870 г. — уже 111. В 1856 г. на Яве была построена первая

телеграфная линия, соединившая Батавию с Бюйтен-зоргом (Богором), в 1859 г. телеграф связал

Батавию с Сингапуром, а в 1863 г. он появился на Суматре. В 1866 г. возникла почтовая служба, и в

том же году было начато сооружение первой железной дороги между Батавией и Бюйтензоргом.

Колониальная дань продолжала исправно поступать в казну метрополии: если в 1851 г. она составила

15 млн. гульденов, то в 1852-1860 гг.— 25,4 млн. ежегодно, а в 1861-1866 гг. — 32,5 млн. гульденов.

491

В период существования «системы принудительных культур» на Яве не прекращались

антиколониальные выступления традиционного характера. Большинство движений в 30-70-х годах XIX

в. имело религиозно-мессианскую окраску, усиленную поражением восстания Дипонегоро и гнетом

«системы принудительных культур». Идеологически эти движения, как и Яванская война, были

связаны в основном с традиционно-исламскими верованиями. Разрушение социального уклада под

воздействием колониализма заставляло искать выход в восстановлении традиционных ценностей и

старой яванской государственности.

В 1830-1838 гг. в Суракарте были широко распространены антиколониальные настроения, находившие

выражение в частых нападениях на арендаторов и владельцев поместий. В Джокьякарте в 30-х годах

постоянно вспыхивали волнения. В 1831 г. некто Джаясена, а затем Мае Пуджа подняли население,

предсказывая скорое возвращение Дипонегоро. В 1839-1840 гг. Сарип Правирасентана собрал вокруг

себя последователей, объявив, что получил указание Пророка основать новое государство на Яве. Он

был разбит соединенными усилиями джокьякарт-ского гарнизона и легиона Пакуалам. В 1865 г. в

Клатене вспыхнуло более серьезное волнение во главе с Мангкувиджаей, объявившим о скором

появлении Рату Адиля, который создаст свой краток в Прамбанане. Сходный характер носили

движения в Бантене (восстание Ньяи Гумпары и ее матери — Ньяи Пербаты в 1836 и 1839 гг.), на

Западной Яве (здесь повстанцы верили в приход Рату Сунда, который восстановит сундское царство

Паджаджаран) и Кеду, где некто Амад Дарис объявил в 1843 г. себя Сунаном Валлиулахом, т.е. наме-

стником Аллаха, и стал призывать к созданию новых порядков, при которых все будут равны.

Если на Центральной Яве народные ожидания по-прежнему возлагались на кратон, то на Северной и

Западной инициатива постепенно переходила в руки мусульманского духовенства, которое

противопоставляло себя аристократам-иршш.

ВНЕШНИЕ ОСТРОВА В ПЕРИОД «СИСТЕМЫ ПРИНУДИТЕЛЬНЫХ КУЛЬТУР»

В 30-х годах XIX в., сосредоточив все внимание на внедрении «системы принудительных культур» и

упрочении своего господства после восстания Дипонегоро на Яве, Голландия не имела сил для

широкой экспансии в остальных районах Архипелага. Она смогла лишь завершить войну падри и

ввести «систему принудительных культур» (но в очень урезанном виде) на западном побережье

Суматры. Покорение других независимых или полузависимых государств и племенных территорий

Внешних островов требовало снаряжения военных экспедиций, что противоречило принципу

строжайшей экономии, проводившейся тогда колониальной администрацией.

Колониальная администрация была обеспокоена конкуренцией Англии на Архипелаге. Слабость

голландской власти использовалась Англией для расширения торговых и политических связей с

государствами и племенными федерациями Внешних островов.

492

Эта опасность заставила правящие круги Голландии пересмотреть свою политику в отношении

Внешних островов. Помимо этого к экспансии на Архипелаге, особенно начиная с 50-х годов XIX в.,

Голландию подталкивали собственная промышленная буржуазия и ее Либеральная партия.

Начиная с генерал-губернаторства Рохюссена, происходил все более решительный поворот

Алаев Л.Б., Козлова М.П., Котовский Г.Г., Непомнин О.Е., Смилянская И.М. (отв. ред.) История Востока. В 6 т. Том 4. Восток в новое время (конец XVIII - начало XX в.): Кн. 1

Подождите немного. Документ загружается.