Алаев Л.Б., Козлова М.П., Котовский Г.Г., Непомнин О.Е., Смилянская И.М. (отв. ред.) История Востока. В 6 т. Том 4. Восток в новое время (конец XVIII

Подождите немного. Документ загружается.

администрация. В среде же господствующего этноса, создавшего государственность, отсутствовала

или была на начальном этапе становления податная система. Так, в Ачехском султанате правящий дом

жил за счет морской торговли, судебных штрафов и султанских земельных владений. Налоговая

система там начала формироваться в улубалангст-вах (см.: История Востока. Т. III, с. 244-245). В

султанате наследственная знать сохраняла военно-политическую и судебную власть в своих владениях,

не будучи вытеснена государственным аппаратом управления.

Важные государственные проблемы хан обсуждал на собрании представителей племенной элиты.

Крайне слабая властная вертикаль, недостаточная легитимация верховной власти, отсутствие

поземельных отношений восточнофеодального характера и личной зависимости основного населения,

т.е. слабость или отсутствие, так скачать, несущих конструкций государственной системы

традиционных обществ, частавляли главу потестарного государства опираться или придавать особое

значение «власти политической культуры». Согласно казахским преданиям, хан Тауке (1680-1715)

приобрел «знатное число подданных» благодаря искусству примирять спорящих и привлекать к себе

даром красноречия и действовал он «более благоразумием, опытностью, связями и искусством

[красноречия], нежели силою». А гибкая внутренняя политика, ловкие внешнеполитические маневры к

отношениях с британскими резидентами и правителями Персидского залива, искусное лавирование

между турецкими властями, саудовскими эмирами и наместниками Мухаммеда Али в Аравии

позволили кувейтским шейхам ас-Саббах укрепить государство и сохранить его независимость в

условиях сложных политических коллизий, имевших место в этом регионе во второй половине XVIII

— начале XIX в.

Стержнем же политической консолидации догосударственных этнополитиче-ских образований, таких,

как неустойчивые конфедерации племен во внутренней Аравии, была их социальная организация,

которую можно было бы назвать статусно-иерархической. Статусно-иерархическая структура

социальной организации была присуща и потестарным государствам, что облегчало их политическую

консолидацию.

СОЦИАЛЬНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ВОСТОЧНЫХ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ОБРАЗОВАНИЙ

В отечественной литературе принято рассматривать социальную организацию традиционных

восточных обществ как сословную на том основании, что в этих социумах господствовало деление

населения на социально-правовые категории. 11онятие «сословие» при этом обретало столь широкий

смысл, что его применение теряло свою познавательную ценность. Такое его употребление означало

констатацию лишь одного очевидного факта: общество членилось не на классы соответственно месту

социальных групп в процессе производства, но на социальные слои по их правовому положению. (Это

не исключает применения к традиционному обществу в интересах изучения социально-экономических

отношений классового анализа, что является важной исследовательской процедурой, не учитывающей,

однако, того, как общество осознавало себя и саморегулировалось.)

Деление общества на социально-правовые категории связано с государственным законотворчеством

или господством обычного права. Естественно полагать, что различным типам восточных государств

присущи и разные формы их социально-правовой организации. Не все из них можно счесть

«сословиями».

Понятие «сословие» (etat — положение, состояние; восходит к лат. status) заимствовано из

западноевропейской исторической действительности. Однако по-

пытки еще российских бюрократических кругов и Екатерины II, движимой западническими

просветительскими устремлениями, перенести это понятие на российскую почву обнаружили

несовпадение социальной организации Западной Европы и России. В результате понятие,

обозначавшее широкий социально-правовый слой в Европе, стало прилагаться к сравнительно

небольшим российским статусным группам.

Не вдаваясь в рассмотрение этимологии западноевропейского понятия «сословие», отметим, что оно

появилось во Франции не ранее XVII в., когда степень социальной консолидации была такова, что

общество могло быть разделено на три социально-правовых слоя— первое, второе и третье сословия.

Господствующий класс членился на два сословия (духовенство и дворянство), и ему противостояло все

остальное простонародное население. И это не были умозрительные процедуры — сословное деление

нашло свое практическое отражение в политической жизни Франции.

Как полагают некоторые отечественные медиевисты, социальное деление западноевропейского

общества до XVII в. носило «ситуативный» характер: общество могло восприниматься как социум,

состоящий из богатых и бедных, знатных и простолюдинов, тех, кто молится, воюет или обрабатывает

землю. Такое деление было скорее фактом общественного сознания, чем права. В правовом же

отношении население распадалось на множество различных категорий (статусов) внутри как

аноблированных землевладельцев, так и простых земледельцев или горожан. Но подобные категории

не именовались еще «сословиями» (etat). Это означает, что в своем первоначальном смысле понятие

«сословие» было применено к социально-правовому делению общества, находившегося на

определенном этапе общественно-политического развития (во Франции — время абсолютной монар-

хии), и, возможно, связано с процессом становления гражданского общества.

Исходя из того, что в XVIII в. признаки консолидации общества в крупные слои, имевшие общий

социально-правовой статус, наблюдались на Востоке лишь в феодально-бюрократических

государствах, логично говорить о процессе становления в них сословного строя. Относительно же

социального строя догосу-дарственных и потестарных политических образований в отечественном

востоковедении уже встречается использование такого понятия, как «статусно-иерархическое

общество», и, наконец, при описании социальной организации патриархальных государств

употребляется определение «сословно-статусное общество». Эти терминологические понятия мы

берем за основу при определении социальной организации различных восточных обществ рубежа

XVIII-XIX вв.

Подобно тому как различные типы государственного устройства Востока логически могли

представлять разные стадии его политогенеза, социальная организация восточных обществ в XVIII в.

также может рассматриваться как находящаяся на разных этапах социогенеза.

Несмотря на то что в отечественном востоковедении придавалось большое значение исследованиям

социальной структуры общества и при этом констатировалось, что подобная структура имела

социально-правовой характер, в основе изучения все-таки лежал классовый анализ. В результате мы

лучше представляем себе социально-экономическую структуру разных восточных обществ, чем их

социально-правовую организацию. Этот исследовательский пробел в отечест-

ценном востоковедении начали восполнять работы последних полутора десятилетий, осуществленные,

в частности, на материалах социальной организации Китая, Кореи, а также Казахстана и Хадрамаута.

Для двух последних характерны господство родоплеменной системы, государственность потестарного

типа и статусно-иерархическая социальная организация.

Несмотря на то что общество Хадрамаута отличалось от казахского большей сложностью,

обусловленной историко-культурной древностью и культурно-хозяйственной гетерогенностью этого

аравийского региона (сочетание оседлого земледельческого и городского типов хозяйства с кочевым

скотоводческим), социальной организации и хадрамаутцев и казахов были присущи типологически об-

щие признаки.

Общество Хадрамаута, как и Казахской степи, достаточно четко подразделя-иось на три больших

пласта-страты — привилегированную, полноправную и неполноправную, которые, в свою очередь,

разделялись на иерархически стратифицированные замкнутые группы. Социально-правовой статус

этих групп обычно наследовался, иногда передаваясь из поколения в поколение в течение многих

столетий. Так, находившиеся на верхней ступени иерархической социальной лестницы Хадрамаута

сада (сейиды) считались потомками Хусейна, сына Али б. Аби Талиба. А ниже располагавшиеся

машаих (шейхи) претендовали на происхождение от сподвижников Мухаммада или даже от знатных

родов доисламского общества.

Привилегированную страту — «белую кость» (ак-суйек) — казахского общества составляли

наследственные статусные группы торе и кожа. Как сада и машаих, они не были включены в

племенную генеалогию систему племен. Ьудучи Чингисидами, потомками Джучи-хана, торе занимали

привилегированное положение в сообществах тюрков Азии и Европы, «поставляя» правителей

крымским и казанским татарам, башкирам, калмыкам и даже патриархальным государственным

образованиям Центральной Азии.

Сада и машаих Хадрамаута исполняли религиозно-культовые и судебные функции. Они были

носителями религиозных знаний и контролировали места паломничества, где руководили

религиозными ритуалами, вместе с тем они улаживали межплеменные конфликты в

покровительствуемых племенах, обладая •шанием и шариата и урфа. Казахские торе претендовали на

политическое верховенство и призывались для исполнения политических и судебно-арбитражных

функций. Кожа обладали знанием религиозно-ритуальных традиций и участвовали в общественных и

семейных ритуальных действиях рядом с мусульманскими служителями культа.

Эти высшие статусные группы располагали своей социальной организацией, состоявшей из семейно-

родственных коллективов (кланов). В Хадрамауте их нозглавляли выборные советы — никаба во главе

с мансабами, призванными разрешать внутриклановые конфликты. Привилегии сада и машаих

заключались и праве на владение рабами и землей, обрабатываемой арендаторами и поденщиками.

Торе Казахских степей располагали судебными и правовыми привилегиями (судились в ханском суде;

вира за убийство султана-mope в семь раз превышала выкуп за убийство представителя кара-суйек —

статусной группы «черной кости»). От простых казахов султаны отличались не благосостоянием, а

образо-

ванностью, известной утонченностью, одеждой; при общении с султанами простолюдины

придерживались особого этикета. В среде сада и машаих, как и торе, соблюдались брачные

соответствия.

Полноправную страту южноаравийского общества составляли кабили — члены полукочевых и

оседлых племен. В Казахских степях эта страта, состоявшая преимущественно из кочевников-

скотоводов, именовалась «черной костью». В отличие от неполноправных, кабили Хадрамаута

имели право на ношение оружия, владение рабами и землей. Их социально-политическими

функциями были охрана племенной территории и по возможности ее расширение, защита

торговых караванов и транспортировка товаров, оказание покровительства проживавшему на

племенной территории неполноправному населению. Казахские кара-суйек, подобно кабили, были

причастны к организации торговли, и те и другие заметно пострадали от изменения

международных торговых путей.

Кабили располагали собственной родоплеменной организацией с советами старейшин, вождямя-

мукаддамами различных племенных подразделений и хакимами — межплеменными арбитрами.

Мукаддамы возглавляли племенные ополчения. Им соответствовали у казахов аксакалы, бийи и

батыры. Возможно, имущественное положение и престиж этой казахской элиты были выше, чем

в среде кабили. Иерархия племен в Аравии основывалась, вероятно, в большей степени на

хозяйственной деятельности (кочевники-верблюдоводы, полукочевники овцеводы, оседлые), а в

казахском обществе — на генеалогическом принципе.

Различался и удельный вес неполноправного населения в Казахских степях, где рабы и туленгуты

составляли незначительную часть общества, тогда как в Хадрамауте этот слой был значителен (в

функциональном и количественном отношении), а его структура сложна. Неполноправное

население Хадрамаута было лишено права носить оружие и приобретать землю и рабов. Оно, как

и верхняя страта, распадалось на статусные группы, возможно не столь замкнутые. Это были

карар («поселившиеся оседло»), хирсан («пахари»), масакин («бедняки»), дуафа («слабаки»),

субйан («мальчики») и рабы.

Характерно, что названия этих статусных групп не соответствовали ни имущественному

положению, ни возрасту представителей этих групп, скорее, эти названия были призваны

подчеркнуть социальную приниженность, неполноценность входивших в них семей. В силу своей

неполноправности они оказывались в положении угнетаемых и эксплуатируемых высшими

стратами. Сферой их занятий были обработка земли в качестве арендаторов и поденщиков,

ремесло и услуги.

Особые черты отличали и социальную организацию неполноправных статусных групп.

Большинство из них находилось под покровительством, граничившим с подчинением,

вышестоящих статусных групп. Вместе с тем в городах они располагали квартальными

организациями со своими предводителями мукадда-мами и квартальной администрацией. Имела

место и имитация племенной структуры, столь престижной в обществе: по ее типу ремесленники

образовывали свои квазиплемена. До известной степени эти институты самоуправления были спо-

собны защитить неполноправное население от произвола кабили. В целом же общество благодаря

своим сложным социальным связям было способно к само-

регуляции. Государственная власть, которую возглавляли предводители самых могущественных

племен, лишь надстраивалась над ним.

Исследователи полагают, что жесткая организация хадрамаутского общества сформировалась

только к началу XIX в., что говорит об отсутствии в Хадрамауте тенденции к сложению

типологически более высокой социальной организации и iосударственности.

Основные черты хадрамаутского и казахского общественного строя, прежде iicei о членение

общества по функциональному принципу на три страты, присущи социальному устройству и

другим догосударственным и потестарным политическим образованиям XVIII в. Такое деление в

политической культуре ближневосточных обществ строилось преимущественно на статусе

семейно-родственного объединения (объем прав на землю, право владения оружием, степень

общественной дееспособности), тогда как в юго-восточно-азиатской традиции — на положении

члена такого объединения (знатность рода, полная или час-шчпая потеря свободы).

Таким образом, общество в догосударственных и потестарных образованиях делилось на страты с

населением привилегированным/знатным, полноправным/ еиободным и

неполноправным/зависимым. Относительно однородным, хотя и членившимся на племена и

общины, не обремененным налоговым тяглом, был полноправный (свободный) слой населения;

высшая и низшие страты подразде-иялнсь на различные статусные группы. Во всех стратах

преобладали наследст-исппая передача статуса и высокая (по крайней мере, это известно в

отношении хадрамаутского общества) самооценка семейно-родственной генеалогии.

Различались подобные общества по формам их общественно-политической самоорганизации. В

Хадрамауте племена и статусные группы (кроме рабов) имели свое самоуправление, придававшее

особую жесткость его статусно-иерархической системе. Чаще же граница деления на страты

проходила внутри кочевого или оседлого племени или земледельческой общины, возможно

благоприятствуя последующей феодализации.

Вариант членения общества на страты внутри племени представляли кочевники-казахи. В

литературе казахское общество конца XVIII в. описывается как имущественно

дифференцированное и распадавшееся на формировавшую племенные органы власти

наследственную знать — ханов, султанов, бийев, часть из которых возводила свое родословие к

Чингис-хану, и полноправных рядовых кочевников-воинов — собственников скота, совладельцев

пастбищ, участников племенной системы самоуправления. Ниже их располагались рабы,

достаточно многочисленный слой населения. Земледельческое и городское общества, оказавшиеся

в пределах кочевнических территорий, как и рабы, принадлежали к презираемым и

неполноправным, хотя и обладавшим своей системой самоуправления.

Впрочем, деление казахов на ак-суйек (белые) и кара-суйек (черные), имевшее древнее тюркское

происхождение, свидетельствует, по-видимому, об исконном Долее сложном функциональном

членении общества. В пользу этого говорит то, что в среднеазиатских государствах XVIII в. в

категорию ак входили духовенст-ио и военное командование; чиновники же и рядовые воины-

соплеменники при-ппдлежали к кара.

Особые формы социальной организации представляет земледельческое общество Кавказа XVIII в.

Так, абхазская община состояла из: 1) знати — князей, дворян (узденей), обычно связанных между

собой вассальными отношениями; 2) полноправных крестьян-общинников анхаю, составлявших

самый многочисленный слой общества; 3) зависимых/крепостных крестьян ахоую («приготов-

ляющие пищу»); 4) рабов ахашвала («лишние») и рабов рабов. Князья и дворяне обычно

составляли администрацию общины (старшины и судьи, хотя на общинном сходе выбор мог пасть

и на свободных общинников.

Последние владели землей и оружием и могли оказать вооруженную помощь князьям, а в случае

необходимости отстоять и свои права. Ахоую, название которых, возможно, свидетельствует об их

происхождении от лиц, занятых в услужении, оказывались и в числе общинных судей, но не

имели прав на общинную землю.

Над общинами возвышались владетельные князья, рассматриваемые как покровители территории

(в начале XIX в. часть Абхазии делилась между тремя такими владетельными князьями из рода

Шервашидзе). Князья в силу своих прав покровителей рассматривали себя владельцами этих

территорий. Между тем и семейно-родственные группы свободных общинников считали себя

собственниками обрабатываемых земель. Налогов они не платили, а натуральные повинности в

пользу князей выполняли скорее в виде традиционной сельской взаимопомощи. Поземельные

конфликты возникали главным образом вокруг общинных угодий (пастбищ, лесов), на

единоличное владение которыми претендовала знать.

Однако на Кавказе одновременно существовали и общины, внутри которых отношения между

статусными группами привилегированной страты — князьми, их вассалами, аульными

владельцами — и свободными общинниками обретали характер поземельной зависимости. В

таких общинах общинники выполняли оброчные и натуральные повинности, сближаясь тем

самым по своему положению с зависимыми крестьянами, принадлежавшими к неполноправной

страте. В отличие от Абхазии, эти общества располагали в XVIII в. государственностью

патриархального типа.

Общество патриархальных и феодально-бюрократических государств Востока имело свои формы

социальной организации, но и в них просматриваются по крайней мере следы архаичного деления

на три страты.

Низшая страта — «подлых», «низких» (кит. цзяньминь, кор. чхонмин, бербер. имазиген—

«бесстыдные», «позорные»)— в патриархальных и феодально-бюрократических государствах

представляла собой иерархию относительно замкнутых неполноправных статусных групп. Низшее

положение в этой иерархии занимали рабы, существовавшие во всех восточных обществах,

будучи повсюду социально недееспособными. В мусульманских обществах институт рабства, как

правило, имел некабальное происхождение, и статус раба мог даже (это относится

преимущественно к рабам неафриканского происхождения) стать трамплином для чиновничей и

военной карьеры, к тому же ислам рекомендовал освобождение рабов, ставших мусульманами. В

дальневосточной и юго-вос-точноазиатской культурах рабство было преимущественно кабальным;

в Сиаме, например, человек мог продать лишь часть своей свободы и впоследствии

се выкупить. В Китае существовал еще и институт казенных рабов, ими становились преступники,

осужденные за тяжкие преступления; по истечении срока наказания они могли восстановить свой

статус. (В Японии подобного рода преступники составляли неполноправную группу хинин, букв,

«нечеловек», и использовались в обслуживании мест казни и захоронений казненных, они состав-

ляли особую общность со своим главой.)

К страте презираемых («низких») причислялись также лица определенных ремесел (но отнюдь не

всех, как это было в Хадрамауте). Эти ремесла, по мнению некоторых ученых, были некогда

табуированными занятиями. В исламских и буддийских представлениях такое разделение

профессий на благородные и низкие (нечистые) получило свое обоснование: к низким относили те

занятия, которые оскверняют человека прикосновением к «грязи смерти и крови» себе подобных,

а также животных (обмывалыцики трупов, плакальщицы, могильщики, мясники, дубильщики

шкур и др.). Людьми низких профессий почти повсюду также считали музыкантов и лицедеев —

актеров (но не сказителей!), фокусников, дрессировщиков животных. Возможно, это объясняется

представлениями о греховности отречения лицедеев от своего истинного лица и имени.

Особое место в этой страте занимали лично зависимые (отдавшиеся под покровительство или

продавшие свою свободу), иногда их называют крепостными. Н Корее наследственные

крепостные (ноби) составляли до половины населения. 11одобная зависимость часто была

сопряжена со статусом домашних слуг, дворовой челяди, а также с обработкой чужой земли и

наймом. Но если в Хадрамауте нес слуги, арендаторы и поденщики (как и ремесленники)

считались неполно-нравными, то в государствах патриархальных и тем более феодально-бюрокра-

тических столь жесткая связь отсутствовала. В Сиаме свободные земледельцы из статусных групп

прай луанг и прай суэй, переданные знати государством во временное услужение в качестве

охраны, гребцов и т.п. и тем самым освобожденные от обременительных государственных

повинностей, не обретали статуса зависимых, а только переходили в категорию прай сом.

Между тем ремесленники в земледельческих государствах Юго-Восточной Азии обычно жили в

домах знати на положении зависимых. В свою очередь, в Китае исторически рано ремесленники

(гун), а затем и торговцы (шан) были уравнены с земледельцами (нун) в праве принимать участие в

экзаменах на ученое звание и тем самым претендовать на должностной пост, иными словами,

пошли в страту полноправных. Арендаторы же были переведены из цзяньминь в число

полноправных земледельцев еще позже. В Индии (как и во многих других восточных

государствах) потерявшие землю райяты и пришлые чужаки из высоких каст арендовали землю и

были поденщиками, не теряя своего статуса полноправного общинника, тогда как низкоранговые

касты и неприкасаемые, чьим кастовым занятием оставалась поденщина, входили в страту не-

полноправных.

В страте неполноправных в мусульманском обществе оказались немусульманские общности —

зимми и некоторые этнические группы (потомки персидских переселенцев в Омане — арендаторы

и поденщики, а также цыгане и хара-тин в Магрибе). Их неполноправность имела скорее

религиозно-политическое происхождение, хотя и уподоблялась в силу бесправного положения

традицией-

ному институту глубоко архаического происхождения. Эта неполноправность выражалась в

уплате подушного налога — джизье, в запрете занимать государственные должности и нести

военную службу, выступать свидетелем в мусульманском суде, а также во многих бытовых

ограничениях. Вместе с тем в среде мусульманского населения границы между полноправным и

низкостатусным населением не были четкими. В Османской империи различия между ними опре-

делялись не столько правом, сколько престижем и образом жизни, а также социально-

психологическим состоянием — чувством приниженности и отчужденности членов

низкостатусных групп.

В дальневосточном обществе, которому до проникновения христианских миссионеров была

присуща религиозная толерантность, религиозная принадлежность не порождала неполноправного

состояния. Зато там достаточно четко обозначились правовые отличия между простолюдинами и

цзяньминь: представители низких статусных групп не допускались к экзаменам на ученое звание и

не могли занять чиновничью должность, хотя и служили в канцеляриях в качестве

обслуживающего персонала — рассыльных, сторожей, даже сборщиков налогов. Если

низкостатусный китаец менял профессию и тем самым попадал в списки одной из статусных

групп простолюдинов (т.е. земледельцев, ремесленников, торговцев), то запрет на участие в

экзаменах, покупку должности или ученого звания все-таки еще распространялся на его потомков

в двух поколениях (сыновей и внуков). В Сиаме низкостатусное зависимое население оказывалось

вне распространенной на все остальное население ранговой системы. В Индии их отделяли

кастовые границы. В Магрибе они оказывались вне системы местного племенного

самоуправления.

Внутренняя организация низкостатусного населения в феодально-бюрократических и

патриархальных государствах не была единообразной. Городское низкостатусное население в

большинстве стран Востока имело свою цеховую и нередко квартальную организацию.

Большинство османских зимми объединялось в миллеты, располагавшие достаточно широким

правом самоуправления. В племенах Марокко и Омана существовал обычай принимать некоторые

группы низкостатусных в состав племени, сохраняя их приниженное положение. Иными словами,

социальная организация низкостатусных мало отличалась от организации простолюдинов.

В феодально-бюрократических государствах можно констатировать постепенное размывание

границ между полноправным и низкостатусным населением. Это происходило законодательным

путем (перевод арендаторов в категорию нун в Китае, освобождение казенных ноби в Корее) или

de facto (в Османской империи христиане разных конфессий и евреи благодаря своему богатству и

связям с европейцами стали играть немаловажную, хотя и закулисную роль в государственном

управлении).

Средняя страта — простолюдины (лянминь в Китае, янминь в Корее, райа в Османской империи,

синьета в Бирме) считались в мусульманском обществе полноправными, а на Дальнем Востоке и

в Юго-Восточной Азии — свободными. Подавляющее большинство из них владело землей, а вне

юго-восточноазиат-ского земледельческого общества помимо земли — ремесленной профессией и

орудиями труда или торговым капиталом. Все они были тягловыми, т.е. обло-

женными разного рода повинностями, и, по тюркским понятиям, составляли «казну» государства,

а согласно арабской общественно-политической мысли, были теми, кто добывал пропитание

своим трудом, в отличие от должностных лиц, улемов и других, получавших свой достаток из

чужих рук.

В состав полноправных (свободных) в патриархальных и феодально-бюрократических

государствах входили и те, кто не нес тягла, поскольку утерял свой общинный надел или еще не

обрел мастерства в ремесленной профессии, будучи арендатором или поденщиком, учеником или

несамостоятельно работающим подмастерьем. Отношения эксплуатации внутри этой страты

имели чаще всего патриархальный характер и уподоблялись взаимоотношениям старших и млад-

ших в семье, наставника и ученика в процессе обучения (не случайно цеховой мастер в арабском

мире именовался «учителем» —муаллимом).

Весь этот слой, представлявший (за редким исключением) большинство населения восточных

государств, не был единым, он распадался на множество статусных групп. В основе деления

лежали разные виды трудовой деятельности — земледелие, ремесло, торговля. Лица, занятые

этими видами деятельности, были записаны в разные кадастры, и налоги с них исчислялись по-

разному. Но и среди них могли существовать свои деления по видам повинностей (прай луанг,

прай суэй, прай сом — в Сиаме; ахмуданы, ламайны, ати — в Бирме; рай-аты и гиш — в Марокко

и др.). На периферии патриархальных государств население подчас было обязано платить дань в

пользу не государства, но местных владетельных родов или племенных вождей, отличаясь тем

самым от податных. Статусные социально-правовые группы могли формироваться и по

этнорелигиозному и судебно-правовому принципам и занимать подчас положение, промежу-

точное между стратами: например, сейиды в мусульманском мире, последователи разных

религиозно-правовых школ в исламе (мазхабов) и т.п.

Хотя эти статусные группы характеризовались наличием известной корпоративной солидарности

и располагали некоторыми правами самоуправления, однако именно родоплеменная организация,

земледельческая община, городской квартал, ремесленный цех, купеческая гильдия были теми

общностями, которые в патриархальных социумах пользовались относительно широким

самоуправлением, являвшимся важным механизмом саморегуляции общества, располагавшего

слабой государственной централизацией. Однако при существовании неразвитой властной

вертикали и распылении властных полномочий среди владетельных верхов в условиях господства

натурального хозяйства и отсутствия эффективных средств связи система самоуправления

усиливала социальную разобщенность.

В феодально-бюрократических государствах довольно жесткий административный контроль над

тягловым населением и органами его самоуправления до известной степени уравнивал правовое

положение различных категорий налогоплательщиков. Их сближению способствовали развитие

товарно-денежных отношений и социально-политические процессы, связанные с включением этих

стран в международные экономические и политические контакты (см. гл. 1 части II), а также

расцвет городской простонародной культуры. Таким образом внутренне разрозненное сословно-

статусное общество эволюционировало в более консолидированное сословное. Правовое

оформление этот процесс нашел лишь в Японии в ходе Реставрации Мэйдзи, когда три

простонародные статусные груп-

пы (но — крестьяне, ко — ремесленники, сё — торговцы) законодательно были объединены в

одно сословие — хэймин, уравненное перед законом с двумя другими сословиями — кадзоку

(придворная аристократия и военная знать) и сидзо-ку (служилое военное дворянство).

Верхняя страта в патриархальных и феодально-бюрократических государствах в основном

представляла правящий слой общества, отмеченный рядом привилегий, из которых особенно

существенными были частичное или полное освобождение от налогов и трудовых повинностей, а

также судебные и пенитенциарные послабления. Ядро правящего слоя составляли должностные

лица государственного аппарата. Признание властных полномочий этого слоя нашло под-

тверждение в общественно-политических представлениях. Так, согласно конфуцианской мысли,

общество делилось на тех, кто занимаются умственным трудом и управляют, и тех, кто заняты

трудом физическим и являются управляемыми. Аналогичным образом членилось общество в

политико-правовых представлениях мусульманского мира, согласно которым «люди меча» и

«люди пера» выделялись из остального населения, именуемого райа — пасомые, ведомые (изна-

чальное значение райа — пасти стадо). При этом в число райа попадали богатейшие люди

государства — мусульманские купцы, откупщики таможен, еврейские и христианские

ростовщики-банкиры, а также сановная религиозная немусульманская «бюрократия» —

патриархи, экзархи, главные раввины и их окружение, кого османские власти, несмотря на

почитание со стороны единоверцев, могли подвергнуть любым наказаниям и позорной казни.

В верхнюю страту помимо чиновничества входили и некоторые категории отмеченного

привилегиями населения. Прежде всего это были семья и родственники правителя; они полагали,

что имеют общие с правителем права на управление населением благодаря происхождению от

общего родоначальника; от семьи властителя зависело продолжение его рода, из ее членов

назначались, нередко по его капризу или благосклонному повороту судьбы, престолонаследники.

Все они претендовали на высшие должности в государственном аппарате и нередко их занимали.

Кроме того, благодаря родству с правителем они притязали на соответствующие их положению

образ жизни и доходы (иногда и на трон, будучи опасными соперниками монарху). Обычно члены

семьи и ближайшие родственники главы государства имели право на отчисления из

государственной казны. Кроме того, они пользовались доходами с обширных земельных

пожалований, которые, как правило, не переходили в их владение, оставаясь в категории казенных

земель.

Размеры этой статусной группы были различными. Ограниченный гаремом и ближайшими

родственниками в Османской империи, этот круг был шире в племенных династиях Средней

Азии, Афганистана и Ирана. На Дальнем же Востоке и в Юго-Восточной Азии он мог насчитывать

многие тысячи человек (до 40 тыс. при династии Мин в Китае), и тогда многочисленный род

монарха членился по степеням родства и соотносившимся с ними рангам знатности на несколько

групп, располагавших различными правами и привилегиями. Так, в Камбодже родственники

сдатя до пятого колена, насчитывавшие несколько сот человек, составляли социально-правовую

группу преах вонгса', они жили в столице за счет раздач из дворца и претендовали на высшие

должности, обладание которыми

приносило доходы с должностных полей. Тысячи родственников более дальних степеней — преах

вонг — жили в провинции на доходы со своих земель, но, занимая посты в столичном аппарате

управления, получали и доход с казенных полей. В Сиаме родственники правителя имели высокие

ранги по системе сак-тина и получали от казны соответственно своему рангу положенные

довольствие и обслуживавший персонал из числа прай сом. В Бирме родственники минджи,

обладатели титулов знатности, были обязаны проживать в столице под бдительным оком монарха

и могли рассчитывать на высшие должности и доходы от земельных пожалований. В Китае

существовала система двенадцати рангов шаткости, соответствовавшая степеням родства с

императором. Эти ранги до известной степени соотносились с рангами должностными, на которые

и могли претендовать носители рангов знатности.

К верхней страте относились также и знатные семьи, не связанные узами родства с домом

правителя. Они обладали титулами (мусульманские государства, Бирма) или рангами знатности

(Китай, Сиам), обычно более низкими, чем у ближайших родственников властителя. Эта знать

происходила из числа тех, кто оказал особые услуги трону (преимущественно в государствах

феодально-бюрократических), или из владетельных родов (в государствах Юго-Восточной Азии).

Они, как и родственники монарха, имели преимущественное право на занятие иысоких

должностных постов (в Китае, по-видимому, после успешной сдачи эк-чаменов на ученую

степень).

Эти два аристократических социальных слоя — родственники монарха и знать — передавали свой

привилегированный статус по наследству, хотя и с понижением ранга знатности в следующем

поколении.

Наконец, существовала большая социальная группа, состоявшая из тех, кто имел право на занятие

должностного поста благодаря своему образованию, «тени» своего сановного отца,

наследственному статусу самурая (Япония) или янбана (Корея), но должностью не обладал,

подобно тем, кто уже был на пенсии, или дожидался очередного назначения, или, имея ученую

степень, не располагал должностным рангом (Китай). К этой категории лиц, принадлежавших к

правящему слою и располагавших привилегиями, относились и те, кто был причастен к

подготовке чиновников через систему образования, — все они так или иначе составляли кадры

аппарата государственного управления и были проводниками влияния государственной власти на

народ. Все они соответственно своему месту в сложной внутристратовой иерархии вели особый

образ жизни (строго ранжированный государственной властью) и отличались своим внешним

обликом и поведением от простонародья, подтверждая тем самым высокий статус правящего слоя.

В своей массе они стремились к незыблемости тех устоев, которые создавали им

привилегированное положение.

В этом неоднородном по своему составу слое, нередко именовавшемся одним понятием (аскери в

Османской империи, шэныии в Китае, самураи в Японии), происходили социально-правовая

дифференциация и становление сословных общностей. Формообразующую роль в этих процессах

играло государство: в отношении Османской империи и Японии можно говорить о становлении

военно-бюрократической сословной группы, в Китае — бюрократической (шеньши) и поенной

(«знаменные»). Вместе с тем тесное сплетение светской и религиозной

власти в мусульманском традиционном мире (в религиозной догматической мысли эта

переплетенность определяется как неразделенность) придало особое функциональное значение

«духовенству» (улама), представлявшему отдельную сословно-статусную группу. Между тем в

Китае и Японии внутри правящего слоя отчетливо выделился слой аристократической знати. Всем

этим формировавшимся в сословия социально-правовым группам и предстояло сыграть собст-

венную роль в политических процессах XIX в.

Следует иметь в виду, что в сознании большинства населения, расчлененного на множество

сословно-статусных групп и подвластного авторитарному правителю (китайский философ-

просветитель Лян Цичао (1873-1929) сравнивал подобное общество с «блюдом разрозненных

песчинок»), отсутствовала социально-политическая самоидентификация в рамках государства.

Представление о государственном подданстве, как и само это понятие, возникло в странах Востока

лишь в XIX в.

Во французском языке понятие sujet (подвластный, подданный) возникло в XII в., означая «подданного короля».

Оно содержало оттенок отношений сюзерена и вассала. В XV в. оно стало употребляться как понятие «подданный

французской короны» и лишь в сочинениях энциклопедистов эпохи Просвещения четко обрело смысл

«подданный государства». По мнению российских историков, понятие «подданный» в России получило

распространение в правление Екатерины II.

Глава 2

КОЛОНИАЛЬНАЯ СИСТЕМА В XIX — НАЧАЛЕ XX в.

Период колониализма охватывает время с начала XVI до середины XX в. В этот период Запад

получает преобладание над Востоком и в той или иной форме подчиняет себе страны Азии и

Африки. Наибольшего расширения колониальная система достигает в первые два десятилетия XX

в. Тогда возникло убеждение, что весь мир будет поделен между великими державами, а затем

будут происходить лишь его переделы. Однако этого не произошло. Колониальная система вскоре

начала распадаться. Серьезный удар по ней был нанесен еще во второй половине XIX в.

революцией Мэйдзи в Японии. После Первой мировой войны стали реально независимы Турция

(Кемалистская революция), Иран (приход Реза-шаха к власти), Китай (установление власти

Гоминьдана). Получили самоуправление Сирия, Ливан, Ирак. Окончательно рухнула

колониальная система после Второй мировой войны. Условной датой распада системы можно

считать 1960 год — «Год Африки», после чего остались лишь анклавы колониализма.

Рассматриваемый в данном томе период можно назвать периодом наивысшего развития

колониализма.

В отечественной литературе принято выделять три периода колониальной •жспансии:

1) «торговый колониализм» с начала XVI до середины XVIII в., характеризующийся погоней за

«колониальными» товарами для вывоза в Европу;

2) «колониализм эпохи промышленного капитала», или «колониализм периода первого этапа

промышленного переворота», или «период эксплуатации методами промышленного капитала», —

вторая половина XVIII — конец XIX в., когда основным методом эксплуатации колоний и всего

неевропейского мира стал вывоз европейских товаров в эти страны;

3) «колониализм эпохи империализма», или «колониализм периода монополистического

капитала», или «колониализм периода второго этапа промышленного переворота», когда к

прежним методам использования ресурсов зависимых стран добавился еще один — вывоз туда

европейского капитала, рост инвестиций, приведший к промышленному развитию неевропейских

стран.

Особенности проникновения европейских держав на рынки Азии в первый период колониализма

освещены в предыдущем томе нашей серии

. В данном томе следует дать обобщенное

представление о втором периоде и о первом этапе третьего.

1 История Востока. Т. III. Восток на рубеже средневековья и нового времени. XVI-XVIII вв. М, 1999, гл. 3.

ПЕРВЫЙ ЭТАП

ПРОМЫШЛЕННОГО ПЕРЕВОРОТА В ЕВРОПЕ И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА СТРАНЫ ВОСТОКА

Второй период колониализма, как уже сказано, связан с промышленным переворотом, т.е. с

появлением в Европе, прежде всего в Англии, механизированной промышленности. Две основные

черты отличают его от предыдущего:

— переход к широким территориальным захватам;

— стремление освоить страны Азии в качестве рынков сбыта европейских товаров и источников

промышленного сырья.

Эти два направления политики связаны друг с другом, хотя и не жестко. Территориальные

владения, подчинение населения — наиболее логичные способы обеспечить доступ на

соответствующие рынки. Но борьба за территории началась с середины XVIII в., когда не

произошла промышленная революция даже в Англии, когда в распоряжении европейцев еще не

было товаров, которые могли бы пробиться на азиатские рынки. Тогда территории были нужны

главным образом для получения внеэкономическими методами (налоги) средств, необходимых

для сохранения прежнего характера торговли с Востоком (вывоза товаров оттуда).

Судьба будущих колоний решалась в основном не в войнах с местными государствами, а в ходе

соперничества между европейскими державами. Судьба Индии, например, решилась в войнах

между Нидерландской и Английской Ост-Индскими компаниями, а затем — в войнах последней с

Францией. Судьба Индонезии и ряда других территорий также определилась в ходе англо-

голландских войн 1652-1654, 1665-1667 и 1672-1674 гг. Они привели к почти полному вытеснению

голландцев из Индии, но оставили им свободу действий в Индонезии. В ходе наполеоновских

войн англичане захватили у голландцев Цейлон (1796 г.), Капскую колонию (1798 г.), Яву (1811

г.), которую потом вернули.

Наиболее значимые этапы англо-французской борьбы— война за австрийское наследство (1740-

1748) и Семилетняя война (1756-1763). В ходе последней Англия сломила сопротивление Франции

и стала единственным серьезным претендентом на завоевание Индии. В ходе той же войны она

сумела подчинить Бенгалию (1757, 1764 гг.) и обрести господство над Персидским заливом.

Затем пришло время войн с индийскими государствами. В результате четырех войн (1767-1769,

1780-1784, 1790-1792, 1799гг.) Компании удалось разгромить Майсур — наиболее сильного

противника в Южной Индии. Три войны потребовалось, чтобы уничтожить Маратхскую

конфедерацию (1775-1782, 1803-1805, 1817-1819 гг.), которая до этого доминировала в

Центральной и Северной Индии.

В первой половине XIX в. англичане завершили завоевание Индии, присоединив Ассам (1826 г.),

Синд (1843 г.), Панджаб (1845, 1849 гг.). Были сделаны попытки расширить владения, выйдя за

пределы Индии: удачная в отношении Бирмы (войны 1824-1826, 1852-1853 и 1885 гг.) и неудачная

в отношении Афганистана (1838-1842, 1878-1880, 1919гг.).

Начали создаваться и другие колониальные империи. Голландия постепенно подчинила почти все

острова Индонезии, которая стала с тех пор называться Ни-

дерландской Ост-Индией. Франция в 1830 г. захватила Алжир, положив начало колониальному

разделу Африки.

Завоевания совершались не столько руками европейцев, сколько при помощи местных жителей,

которых колонизаторы нанимали, вооружали, обучали европейским методам ведения боевых

действий и бросали против армий местных владетелей. Ряд восточных государств были при этом

уничтожены, другие попали в полную зависимость от колонизаторов. Наконец, третьи, хотя и

терпели поражения и постепенно попадали в так называемую полуколониальную зависимость,

сохранили суверенитет и некоторые возможности самостоятельного развития.

Территориальные захваты привели к резкому увеличению доходов колониальных режимов от

сбора налогов и пошлин, которые стали превышать расходы на управление. Колонии давали

средства для новых военных операций и позволяли получать «колониальную дань» не только

отдельным купцам, но и всей метрополии.

Наиболее существенной чертой мировой экономики XIX в. стало резкое расширение внешней

торговли и изменение ее баланса. Первый этап промышленного переворота заключался в

возникновении фабрик, машинной промышленности, сначала только легкой, прежде всего

текстильной. Но это серьезно изменило соотношение экономического потенциала метрополий и

колоний. Метрополии получили возможность предложить населению зависимых от них стран

свои товары.

В этот же период европейские капиталисты поняли, что они могут «завоевывать» страны без

военных экспедиций, только своими товарами, извлекать из них прибыль, не вмешиваясь во

внутреннюю жизнь. Для этого достаточно было навязать стране договор, который освобождал

европейские товары от пошлин, давал европейским бизнесменам в восточной стране право

неподсудности местным судам.

Так возникло состояние, которое иногда называется «полуколониальной зависимостью». В нее

попали Османская империя и Иран, после «опиумных» войн — Китай, а с 1853 г. — Япония.

Впрочем, последней удалось вскоре от зависимости освободиться и даже принять участие в

разделе мира между державами уже в конце XIX в.

Мировая торговля в XIX в. сделала невиданный ранее скачок. Если за XVIII в. внешнеторговый

оборот Англии вырос в 5 раз, то в течение XIX в. — в 15 раз, Франции — в 21 раз, США— в 14

раз. Возросла роль внешней торговли и для многих стран Азии. Объем внешней торговли Индии,

Цейлона, Филиппин вырос в 7,4-7,5 раза, Сиама — в 5,9, Малайи — в 5,2, Китая — в 3,6 раза.

Внешнеэкономические связи Азии со странами Запада стали превалировать над объемами

внутриазиатской торговли. Доля стран Европы и США в импорте Индии превысила 80%. В Иране

только на Россию приходилось более 50% импорта. Экспорт в Европу составлял в Индии 60%

вывоза, на Цейлоне — 80%, в Китае— 71%. Иранский экспорт на 70% направлялся в Россию.

Основная часть прироста внешней торговли приходится, конечно, на вторую половину века, после

открытия Суэцкого канала (1869 г.) и широкого применения пароходов.

Основную долю в европейском экспорте занимали продукты текстильной промышленности —

ткани и пряжа. Широко известны данные о стремительном росте импорта английских тканей в

Индию: 1 млн. ярдов в 1824г. и 2,2 млрд. ярдов в 1890 г. Еще более впечатляет импорт пряжи: с

1818 по 1836 г. он вырос в 5200 раз. Правда, потом его рост замедлился.

Сравнительно небольшой процент во ввозе в страны Востока занимали оборудование и машины.

В импорте Индии они составляли 8-10%, но важно отметить, что процент не снижался, в то время

Алаев Л.Б., Козлова М.П., Котовский Г.Г., Непомнин О.Е., Смилянская И.М. (отв. ред.) История Востока. В 6 т. Том 4. Восток в новое время (конец XVIII - начало XX в.): Кн. 1

Подождите немного. Документ загружается.