Л.: Лениздат, 1967. — 312 с.
Поначалу название новой книги В. Бурсова кажется странным. "Реализм
всегда", - такое утверждение нуждается в расшифровке. Однако,
вчитываясь, постепенно приходишь к выводу, что оно направлено не в
прошлое, а в будущее. Название, в сущности, становится программой
исследователя. Для автора несомненно, что реализм как
художественный метод - высшее достижение человечества в области
искусства.
В таком случае возникает вопрос: есть ли основания для возникновения модернизма в современном мировом литературном процессе? Несомненно.
"Корень модернизма - отчуждение", - пишет Б. Бурсов. Эпоха всеобщего "отъединения" людей, по-видимому, переживает пору своего расцвета на Западе. Это та реальность, с которой имеют дело художники модернизма.
Но ведь эта действительность не может быть искусственно абстрагирована от жизненного процесса в целом, который как раз и дает основание для исторического оптимизма художникам-реалистам. Почему же нет? Достоевский был поразительно нечуток к доктрине Чернышевского, и его герой преодолевал "отъединение" на ложной основе (Раскольников). Следовательно, если считать признаком реализма в первую очередь то, что он "дает реалистическое истолкование действительности, ищет в ней самой причины, управляющие ею", то нельзя видеть в Достоевском реалиста. Ведь он, даже критикуя, "путал социальные адреса" (по выражению В. Ермилова), не говоря уже о беспочвенности его положительной программы.
"Реализм в высшем смысле" Достоевский противопоставляет реализму в обычном смысле - и не без оснований: только его принципы позволили автору даже в Смердякове и в Свидригайлове открыть "человека", тогда как Толстой, например, в своих отнюдь не отвратительных героях (кн. Василий, Бетси Тверская и др.) не видит человеческого начала.
Б. Бурсов справедливо отклоняет гадания по поводу того, что было бы, если бы Достоевский оказался до конца верен идеям Белинского. Пример с Достоевским говорит, по-моему, о том, что недостаточно "объяснить историей художника", нужно понять, как именно, занимая исторически ограниченную позицию, можно создавать выдающиеся произведения искусства. В отношении Достоевского Б. Бурсов требует именно этого. Обращаясь к современности, он "меняет координаты".
В таком случае возникает вопрос: есть ли основания для возникновения модернизма в современном мировом литературном процессе? Несомненно.
"Корень модернизма - отчуждение", - пишет Б. Бурсов. Эпоха всеобщего "отъединения" людей, по-видимому, переживает пору своего расцвета на Западе. Это та реальность, с которой имеют дело художники модернизма.
Но ведь эта действительность не может быть искусственно абстрагирована от жизненного процесса в целом, который как раз и дает основание для исторического оптимизма художникам-реалистам. Почему же нет? Достоевский был поразительно нечуток к доктрине Чернышевского, и его герой преодолевал "отъединение" на ложной основе (Раскольников). Следовательно, если считать признаком реализма в первую очередь то, что он "дает реалистическое истолкование действительности, ищет в ней самой причины, управляющие ею", то нельзя видеть в Достоевском реалиста. Ведь он, даже критикуя, "путал социальные адреса" (по выражению В. Ермилова), не говоря уже о беспочвенности его положительной программы.
"Реализм в высшем смысле" Достоевский противопоставляет реализму в обычном смысле - и не без оснований: только его принципы позволили автору даже в Смердякове и в Свидригайлове открыть "человека", тогда как Толстой, например, в своих отнюдь не отвратительных героях (кн. Василий, Бетси Тверская и др.) не видит человеческого начала.
Б. Бурсов справедливо отклоняет гадания по поводу того, что было бы, если бы Достоевский оказался до конца верен идеям Белинского. Пример с Достоевским говорит, по-моему, о том, что недостаточно "объяснить историей художника", нужно понять, как именно, занимая исторически ограниченную позицию, можно создавать выдающиеся произведения искусства. В отношении Достоевского Б. Бурсов требует именно этого. Обращаясь к современности, он "меняет координаты".