
Вопросы музеологии 2/2010
Подобный взгляд имел альтернативу. К 1930-м гг. свободная импровизация и беспеч-
ность играющего ребенка ограничиваются рамками педагогической концепции игры-дела –
игры полезной, прививающей нужные навыки и привычки. Детская поэзия, книжная иллю-
страция в играющей девочке с полной серьезностью изображает «трудящуюся маму», кото-
рая не столько ласкает и балует куклу, сколько шьет, метет и стирает. Неслучайно фартук и
косынка становятся непременными атрибутами советской куклы, а механика хозяйственных
дел в игре вытесняет материнскую любовь. В советской книжной графике, игрушке, в мо-
делях детской игры, создаваемых на страницах литературных произведений, широко пропа-
гандируются образцы советской культуры быта и здорового образа жизни. Воссозданы они
были и в экспозиции выставки через создание комплекса куклы-хозяйки, снабженной пол-
ным набором хозяйственного инвентаря и поглощенной домашними заботами. Символизм
этой сцены из кукольной жизни указывал на перестановку акцентов с заботливого материн-
ства на пафос приобщения к труду. Издания детских книг с выразительными иллюстрация-
ми и текстами, из которых явствовало, что «мамы всякие важны», но важнее, все же, мамы
трудящиеся, стали не только знаками идеологического влияния на детскую игру, но и сим-
волами государства, стремившегося к замене семейного воспитания общественным.
Мотив игры в кораблики – не менее давний, чем «дочки-матери». Образ ребенка, пус-
кающего в ручье кусочки коры и спичечные коробки, пароходики из тетрадных листов,
глубоко символичен. В нем лермонтовский мотив романтического странника переплетается
с символикой жизненного пути, опасных водоворотов, уходящего вдаль родного берега.
Романтика дальних странствий обогащается героико-патриотическими ассоциациями. Не-
случайно кадеты и нахимовцы с дореволюционных времен – символ юного мужества, отва-
ги, преданности Родине, а матроска и бескозырка – любимые атрибуты мальчишеской оде-
жды, так одевали детей еще в позапрошлом веке. Подобные размышления порождают оче-
видный предметный ряд: игрушечные корабли и парусники, в том числе самодельные; па-
роходы из строительного материала с игрушками на борту; модели кораблей, порождающие
детские фантазии о крошечных живых человечках на борту (в этом смысле уместно в экс-
позиции и издание рассказа Б. Житкова «Как я ловил человечков»). А также детские фото-
графии – парадные портреты в матросках, жанровые снимки игр детей на воде, сюжеты на-
химовцев в фарфоровой пластике, иллюстрации детских книг, где, кстати, ребенок с кораб-
ликом часто изображался рядом с образами советских вождей, почтовые карточки, образцы
городского рукоделия, в котором вышитый мотив юнги был одним из самых распростра-
ненных. Советская эпоха обогатила мотив игры в кораблики революционной героикой, во-
енно-патриотической романтикой, пафосом освоения просторов Северного Ледовитого
океана, технической модернизации флота. Это положило начало новым видам игрушечного
транспорта – ледоколам, крейсеру «Аврора», военным кораблям. Таков диапазон смыслов
игровой маринистики, представленной в экспозиции через выявление знаково-
символических особенностей предметов.
Эстетически целостные предметные натюрморты, выполненные в рамках вышеоз-
наченной концепции, превратились в итоге в экспозиционные комплексы-«ребусы», не
имеющие универсального «ключа» к расшифровке. Экспозиция потребовала подробного
текстового сопровождения, смогла реализовать свой информационный потенциал только на