Западов А.В. История русской журналистики XVIII-XIX веков
Подождите немного. Документ загружается.
воли», перепечатка их в виде отдельных листков и брошюр, объявление редакции об
основании «общего фонда» на «общее русское дело» (№133), обращение Совета общества
«Земля и воля» ко всем русским людям вносить денежные пожертвования «в пользу
сосланных и ссылаемых» (№157) ярко свидетельствуют об этом. Герцен относился к
созданию и деятельности «Земли и воли», по-видимому, более сдержанно, чем Огарев, но
и он 1 марта 1863 г. выступил с открытым обращением к «Земле и воле» (№157).
Позднее, начиная с №197 «Колокола» (25 мая 1865 г.), Герцен и Огарев прибавили к
старому девизу журнала «Vivos voco» девиз «Земля и воля».
Героическая борьба революционной демократии против самодержавия,
мужественное поведение осужденных – Чернышевского, Михайлова, Н. Серно-
Соловьевича и многих других – заставили Герцена и Огарева по-новому оценить
разночинную интеллигенцию, ее огромную историческую роль в революционном
движении, ее вождей. «Колокол» начинает с исключительным уважением говорить о
новой интеллигенции, появившейся из «духоты семинарий, из-под гнета духовных
академий, из бездомного чиновничества, из удрученного мещанства». «La roture»
[разночинцы. – Ред.], – заявлял Герцен в «Письмах к путешественнику» («Колокол», 1865,
№ 197), – единственная гавань, в которую можно спрыгнуть с тонущего дворянского
судна».
Воплощением новой России стал для руководителей «Колокола» Чернышевский.
Еще до ареста вождя русской революционной демократии Герцен изменил свое
отношение к нему и отказался от выступлений, подобных статьям «Very dangerous!!!» или
«Лишние люди и желчевики».
Когда Чернышевский был арестован и осужден и даже имя его было запрещено в
России, «Колокол» в многочисленных статьях защищал «самого выдающегося
публициста» и разоблачал правительство и либеральное общество, рукоплескавшее
ссылке «самого талантливого из преемников Белинского».
Отход Герцена и Огарева от либеральных надежд, тесное сближение с
революционной демократией неизбежно должны были сопровождаться их окончательным
разрывом с либералами, повернувшими на путь реакции и союза с правительством.
Последние связи «Колокола» с либералами оборвались с началом польского
восстания 1863 г. Одержимая, по выражению Герцена, «пеньковым патриотизмом»,
русская реакционная и либеральная пресса бесстыдно клеветала на восставших поляков,
яростно требовала от правительства немедленной кровавой расправы с ними. И только
«Колокол» открыто отстаивал свободу Польши. «Мы с Польшей, потому что мы за
Россию, – писал Герцен. – Мы со стороны поляков, потому что мы русские. Мы хотим
независимости Польши, потому что мы хотим свободы России. Мы с поляками, потому
что одна цепь сковывает нас обоих... Мы против империи, потому что мы за народ»
(«Колокол», 1863, №160).
Не ограничиваясь выступлениями в журнале, Герцен и Огарев оказали и
материальную поддержку польскому восстанию. Вместе с обществом «Земля и воля» они
выпустили несколько воззваний и прокламаций, призывающих русских солдат и офицеров
не участвовать в усмирении Польши, а послужить делу народного освобождения.
Борьба Польши за свою независимость имела прогрессивный характер, так как
наносила удар всесилию царизма, продолжавшего играть роль мирового жандарма.
Именно поэтому польское восстание 1863 г. приветствовали Маркс и Энгельс.
«...Ты должен теперь внимательно следить за «Колоколом», ибо теперь Герцену и К°
представляется случай доказать свою революционную честность», – советовал Маркс
Энгельсу 13 февраля 1863 г.
118[21]
Свою «революционную честность» руководители
«Колокола» доказали более чем убедительно. В статье «Памяти Герцена» Ленин писал:
«Когда вся орава русских либералов отхлынула от Герцена за защиту Польши, когда все
«образованное общество» отвернулось от «Колокола», Герцен не смутился. Он продолжал
118
[21]
Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2, т. 30, с. 266.
отстаивать свободу Польши и бичевать усмирителей, палачей, вешателей Александра II.
Герцен спас честь русской демократии»
119[22]
.
Благодаря разрыву Герцена и Огарева с либералами и сближению с революционной
демократией «Колокол» стал в 1860-е годы более последовательным демократическим
органом, чем раньше.
Но и в этот период их решительные призывы к свержению самодержавия иногда
уступают место старым надеждам на мирное преобразование государственного строя
России. Особенно ясно пореформенные колебания руководителей «Колокола» сказались в
статьях по поводу прокламации «Молодая Россия», появившейся в России в мае 1862 г.
«Молодая Россия» стремилась к «революции кровавой и неумолимой», справедливо
порицала «Колокол» за обращение к царю, за либеральные надежды на мирный
переворот, за «близорукий ответ» на письмо «Русского человека». Герцен посвятил
«Молодой России» две статьи: «Молодая и старая Россия» (№ 139) и «Журналисты и
террористы» (№ 141). Очень энергично защищая авторов прокламации от клеветы и
расправы правительства, издеваясь над испугом либералов перед «Молодой Россией», он
в то же время продолжал надеяться на возможность мирного освобождения народа:
«Придет роковой день – станьте грудью, лягте костьми, но не зовите его, как желанный
день. Если солнце взойдет без кровавых туч, тем лучше, а будет ли оно в Мономаховой
шапке или во фригийской – все равно».
Вместе с тем в герценовской критике «Молодой России» было много верного.
Герцен справедливо обвинял авторов прокламации в доктринерском пренебрежении к
народу и перенесении на русскую почву бланкистской, заговорщической тактики. При
этом он вовсе не считал революционные методы борьбы принципиально недопустимыми:
«Насильственные перевороты бывают неизбежны; может, будут и у нас... на них надобно
быть готовым».
И хотя либеральные иллюзии не исчезли из «Колокола» до его конца, следует
сказать, что в 1860-е годы революционные идеи в пропаганде значительно усилились,
направление журнала стало более последовательным. Следствием этого явились
правильное освещение «Колоколом» сущности реформы, переход Герцена и Огарева к
практической революционной деятельности в России, их честные революционные
позиции во время польского восстания. Герцен «не мог видеть революционного народа в
самой России в 40-х годах, – писал В. И. Ленин. – Когда он увидал его в 60-х – он
безбоязненно встал на сторону революционной демократии против либерализма. Он
боролся за победу народа над царизмом, а не за сделку либеральной буржуазии с
помещичьим царем. Он поднял знамя революции»
120[23]
.
С осени 1863 г. начался период упадка «Колокола» и Вольной типографии. Резко
уменьшаются поток корреспонденции и количество читателей. «К концу 1863 года, –
вспоминал Герцен, – расход «Колокола» с 2500–3000 сошел на 500 и ни разу не
поднимался далее 1000 экземпляров». С 15 мая 1864 г. Герцен и Огарев стали выпускать
«Колокол» лишь один раз в месяц, а 15 июля закончили выход «Общего веча». Тогда же
Вольная типография и книгоиздательство Трюбнера прекращают издание всяких книг и
сборников. Еще раньше – с 1863 г. – перестает выходить «Полярная звезда».
Кризис журнала и Вольной типографии был вызван общим спадом революционной
волны в России. Летом 1862 г. царское правительство, подавив стихийные крестьянские
волнения и обвинив в петербургских пожарах «бунтовщиков»-разночинцев, выступило
походом против революционной демократии. Были закрыты на восемь месяцев
«Современник» и «Русское слово», запрещены воскресные школы. В казематах
Петропавловской крепости томились Чернышевский и Писарев, подверглись аресту
десятки людей, обвиненных в сношениях с «лондонскими пропагандистами». Разгром
польского восстания знаменовал окончательную неудачу демократического подъема.
119
[22]
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Изд. 5, с. 21, с. 260.
120
[23]
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Изд. 5, т. 21, с. 261.
Надежды на близкую крестьянскую революцию рассеялись. Революционные организации,
не имевшие прямой опоры в народе, были уничтожены правительством или распались. В
1864 г. прекращает свое существование «Земля и воля». Либералы, напуганные
возможностью новой «пугачевщины», полностью перешли на сторону правительства. В
«обществе» распространяются националистические настроения, вызванные польским
восстанием. Широкие круги интеллигенции, сочувствовавшие раньше революционным
демократам, отказываются от участия в общественно-политической жизни страны. С
другой стороны, и среди революционной интеллигенции популярность «Колокола»
постепенно падала. У разночинцев был другой властитель дум – более последовательный
и решительный, чем Герцен, – Чернышевский.
Положение «Колокола» и Вольной типографии стало исключительно тяжелым.
Чтобы поправить его, Герцен решает перенести издание «Колокола» из Лондона в
Женеву, надеясь найти поддержку у русской революционной эмиграции, которая после
разгрома революционного движения в России спасалась от преследований царского
правительства за границей, чаще всего в городах Швейцарии. Здесь проживали А. Серно-
Соловьевич, Л. Мечников, Н. Утин, позднее – С. Нечаев и многие другие. Были среди них
и последователи Бакунина, и люди, случайно, круговоротом событий попавшие в
революционную стихию и затем «принесшие покаяние», но большинство «молодой
эмиграции» имело полное право называть себя достойными учениками Чернышевского.
Именно среди этой части швейцарской эмиграции возникла русская секция Первого
Интернационала.
197-й номер «Колокола» вышел уже в Женеве 25 мая 1865 г. Туда была переведена и
Вольная типография.
Но переезд в Женеву не помог журналу. Реакция, усилившаяся в России после
покушения Каракозова, препятствовала его возрождению. Не суждено было сбыться и
надеждам Герцена и Огарева на сотрудничество с «молодой эмиграцией», которая
требовала, чтобы «Колокол» зависел от широкой корпорации эмигрантов. Герцен же,
предлагая им чаще печататься в журнале и даже соглашаясь пригласить некоторых
постоянных сотрудников «Колокола» в совет редакции, решительно отказывался
выпустить руководство журналом из своих рук и передать «Колокол» и средства,
обеспечивающие его издание, корпорации, так как во многом расходился с «молодой
эмиграцией» и не верил в ее литературные силы.
А. Серно-Соловьевич выступил против Герцена с нашумевшей брошюрой «Наши
домашние дела» (1867). Он был прав, когда обвинял Герцена в колебаниях, в заигрывании
с либералами, когда издевался над умилением Герцена перед идейкою «земского царя» и
возмущался его несправедливым отзывом о стрелявшем в царя Каракозове, которого
Герцен назвал «сумасшедшим».
Однако Серно-Соловьевич и другие выдвинули против Герцена и ряд неверных
обвинений. Так, Серно-Соловьевич совершенно бездоказательно утверждал, что все
молодое поколение «с отвращением» отвернулось от Герцена, что никакого
положительного значения в русском революционном движении Герцен не имеет, что
между Герценом и Чернышевским «нет, не было, да и не могло быть ничего общего».
Серно-Соловьевич не понимал, что Герцен, несмотря на все свои колебания, принадлежал
к одному лагерю с Чернышевским, что значение Герцена в формировании взглядов
молодого поколения и в развитии революционного движения в России было огромно.
Со своей стороны, Герцен справедливо возражал против увлечения некоторых
представителей «молодой эмиграции» бакунинскими, заговорщическими методами,
против их склонности к террору, против нечаевщины, подложных манифестов и т. п. И
хотя Герцен допускал иногда недооценку массового революционного насилия, это не
мешало ему быть в данном случае более глубоким политическим мыслителем, чем многие
революционеры того времени и будущие русские народники.
Нужно отметить и то, что Герцен отказался от публичной полемики с Серно-
Соловьевичем, видимо, признав внутреннюю правоту многих обвинений «молодой
эмиграции». В посвященной общей характеристике «нигилистов» статье «Еще раз
Базаров» («Полярная звезда», 1869) он не столько нападал на молодежь, сколько старался
оправдать свое поколение в глазах последней.
Многие представители «молодой эмиграции» более объективно, чем Серно-
Соловьевич, оценивали историческую роль Герцена. Так, Н. Утин в 1869 г. в одном из
своих писем утверждал, что молодое поколение относится к Герцену «с тем уважением,
которое заслуживает 17-летний труд на пользу дела свободы, хотя бы это дело или,
вернее, практический путь к совершению этого дела понимался им иначе, чем нами,
сообразно с ходом времени и обновлением поколений». А когда Герцен умер, в Лейпциге
вышла анонимная брошюра, посвященная основателю вольной печати. «Явятся другие с
горячей любовью к делу, люди честные, энергичные, но того значения, которое имел
«Колокол», не будет иметь ни один обличительный орган, какое бы ни имел крайнее
направление, – писал автор брошюры. – Мы обязаны были ему [Герцену. – Ред.] в лучшие
годы студенческой жизни лучшими часами... Им мы подготовлены и к пониманию
Чернышевского».
«Колокол» продолжал угасать. Наконец, в десятилетнюю годовщину журнала, в №
244–245 от 1 июля 1867 г., Герцен и Огарев объявили, что они приостанавливают издание
«Колокола» на полгода. Но русский «Колокол» – журнал для России и на русском языке –
уже не возобновился. Через полгода Герцен и Огарев стали выпускать «Колокол» на
французском языке под названием «Kolokol (La Cloche), revue du développement sociale,
politique et littéraire en Russie». Это был журнал, преследовавший особые задачи. От имени
русской демократии он обращался к европейскому обществу с целью разъяснить ему
истинное положение дел в России и ее историческое значение. Выпустив пятнадцать
номеров «Kolokol» и семь номеров «русского прибавления» к нему, Герцен и Огарев 1
декабря 1868 г. навсегда закончили его издание
121[24]
.
Некоторое отступление к либерализму не помешало «Колоколу» с честью закончить
свой путь в качестве органа демократического и революционного. Больше того, в
последние два-три года существования журнала в статьях его руководителя Герцена – «К
концу года», «Порядок торжествует», «Маццини – полякам», «Нашим врагам» – появился
новый взгляд на роль пролетариата в истории и на перспективы социального развития
человечества.
Будучи социалистом-утопистом, Герцен не понимал исторической роли
пролетариата и считал, что рабочий класс в Западной Европе подчинится всевластию
частной собственности и мещанства. В последние же годы жизни у него наметилось
несколько иное отношение к пролетариату, и он, по словам В.И.Ленина, «обратил свои
взоры<...> к Интернационалу, к тому Интернационалу, которым руководил Маркс...»
122[25]
.
И хотя надежды на социалистическое преобразование России Герцен по-прежнему
связывал преимущественно с крестьянством и общинным землевладением, его мнение о
перспективах исторического развития Западной Европы сильно изменилось. Теперь он
склонялся к мысли, что пролетариат явится той исторической силой, которая осуществит
в Западной Европе социалистический переворот. Так, в письмах «К старому товарищу»,
написанных уже после прекращения «Колокола» и «Полярной звезды» и опубликованных
в «Сборнике посмертных статей» (1870), Герцен утверждал, что «экономические вопросы
подлежат математическим законам» и «царству капитала и безусловному праву
собственности так же пришел конец, как некогда пришел конец царству феодальному и
121
[24]
15 февраля 1869 г. были выпущены «Supplément du Kolokol» («Прибавление к «Колоколу») и
последняя книга «Полярной звезды». В 1870 г. – уже после смерти Герцена – Огарев совместно с С.
Нечаевым сделал попытку возобновить издание «Колокола». Ими было выпущено шесть номеров. Но по
своему направлению и по содержанию этот орган, руководившийся указаниями Нечаева, резко отличался от
«Колокола» Герцена.
122
[25]
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Изд. 5, т. 21, с. 257.
аристократическому». Второе письмо он начал с признания огромной роли Первого
Интернационала, «международных работничьих съездов», объединяющих в «боевую
организацию «мир рабочий». «Работники, – писал Герцен, – соединяясь между собой,
выделяясь в особое «государство в государстве», достигающее своего устройства и своих
прав помимо капиталистов и собственников, составят первую сеть и первый всход
будущего экономического устройства». В конце своей жизни Герцен переходил, по
определению В. И. Ленина, «от иллюзий «надклассового» буржуазного демократизма к
суровой, непреклонной, непобедимой классовой борьбе пролетариата»
123[26]
.
Вольная русская печать во главе с «Колоколом» сыграла огромную роль в борьбе
против крепостного права и самодержавия и содействовала пробуждению разночинцев.
Исключительное влияние вольной печати Герцена и «Колокола» на развитие
русской журналистики, в особенности бесцензурной печати, совершенно несомненно.
«Предшественницей рабочей (пролетарски-демократической или социал-
демократической) печати была тогда [при крепостном праве. – Ред.]
общедемократическая бесцензурная печать с «Колоколом» Герцена во главе ее», –
указывал В. И. Ленин
124[27]
.
Глубокий след оставила деятельность Герцена и Огарева в русской литературе.
Достаточно напомнить, что они впервые опубликовали письмо Белинского к Гоголю и
множество других произведений, запрещенных в России, что они сами были прекрасными
писателями, блестящими публицистами и глубокими критиками, чтобы убедиться, как
высоко подняла их вольная печать революционно-демократические традиции в
литературе и какое большое влияние оказали их издания на всю последующую русскую
литературу, критику и журналистику.
Обратившись с революционной проповедью к народу, «Колокол» сыграл
существенную роль в революционном воспитании трудящихся масс, в подготовке русской
революции. В статье «Памяти Герцена» В. И. Ленин писал: «Чествуя Герцена,
пролетариат учится на его примере великому значению революционной теории; – учится
понимать, что беззаветная преданность революции и обращение с революционной
проповедью к народу не пропадает даже тогда, когда целые десятилетия отделяют посев
от жатвы...»
125[28]
.
Часть IV
Журналистика во время перехода от дворянского к разночинскому периоду
освободительного движения в России
Журналистика в шестидесятые годы
Эпоха 60-х годов XIX в. — время в истории России необычайно значительное,
насыщенное событиями первостепенной важности. Рушились устои крепостничества, на
смену ему шел капитализм. Острый кризис проявлялся в самых различных областях
общественной жизни, но наиболее отчетливо давал себя знать в экономике и политике.
Крестьянские выступления против помещиков охватили обширнейшие районы. И если
основной причиной отмены крепостного права в России было экономическое развитие
123
[26]
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Изд. 5, т. 21, с. 257
124
[27]
Там же, т. 25, с. 93.
125
[28]
Там же, т. 21, с. 261.
страны, «над которым, — как писал Ф. Энгельс, — даже царь не властен»
126[1]
, то немалую
роль в падении крепостничества сыграл массовый народный протест. В. И. Ленин
отмечал, что «крестьянские «бунты», возрастая с каждым десятилетием перед
освобождением, заставили первого помещика, Александра II, признать, что лучше
освободить сверху, чем ждать, пока свергнут снизу»
127[2]
.
Непосредственным поводом, принудившим царя всерьез заговорить о реформах,
явилось тяжелое поражение в Крымской войне, нанесенное России, несмотря на героизм
русских солдат и матросов, соединенными силами Англии, Франции, Турции и Сардинии.
Война обнаружила гнилость крепостнической системы государства. Царскому
правительству стало ясно, что если оно будет по-прежнему стоять на защите
крепостничества, то может разразиться революция.
Подготовка отмены крепостного права выдвинула на первый план крестьянский
вопрос. В политике, философии, литературе и, естественно, в журналистике все более или
менее серьезные проблемы были связаны с ним самым непосредственным образом. В
зависимости от того, как решался этот злободневный вопрос, стало возможно судить о
прогрессивности партий, общественных и политических деятелей, журналов, газет и с
уверенностью определять, к какому лагерю они принадлежат.
Необходимость высказать свое отношение к этой важной проблеме привела к
быстрому размежеванию классовых сил и острой идеологической борьбе.
На одном полюсе шло объединение либеральных и консервативных группировок.
Преодолевая порой существенные разногласия и споры, либералы все теснее смыкаются с
отъявленными крепостниками. Развитие кризиса крепостничества и угроза крестьянских
восстаний окончательно свели к пустой болтовне всю оппозицию либералов.
С другой стороны, растет и сплачивается лагерь революционной демократии.
«Падение крепостного права, — писал В. И. Ленин, — вызвало появление разночинца, как
главного, массового деятеля и освободительного движения вообще и демократической,
бесцензурной печати в частности. Господствующим направлением, соответствующим
точке зрения разночинца, стало народничество. Оно никогда не могло, как общественное
течение, отмежеваться от либерализма справа и от анархизма слева. Но Чернышевский,
развивший вслед за Герценом народнические взгляды, сделал громадный шаг вперед
против Герцена. Чернышевский был гораздо более последовательным и боевым
демократом»
128[3]
. Начался второй, «разночинский, или буржуазно-демократический» этап
освободительного движения.
Реформа 19 февраля 1861 г., крестьянская по своему названию, но помещичья по
существу, полностью удовлетворила и либералов, и крепостников. Только
революционные демократы в период подготовки реформы «верхами» и после ее
объявления последовательно защищали интересы крестьянства, показывали
неспособность царского правительства провести коренные социально-экономические
преобразования. Когда же возмущенный народ ответил на реформу сильными волнениями
и бунтами, когда угроза новой пугачевщины стала вполне реальной, революционные
демократы стремились поднять крестьянство на решительный штурм царизма.
В шестидесятые годы Россия пережила первую революционную ситуацию. В. И.
Ленин указывал на три основных признака революционной ситуации вообще: во-первых,
невозможность для правящих классов «сохранить в неизменном виде свое господство».
Для наступления революции недостаточно, чтобы «низы не хотели», надо еще, чтобы
«верхи не могли» жить по-старому; во-вторых, «обострение, выше обычного, нужды и
бедствий угнетенных классов»; в-третьих, значительный рост активности масс, «в
мирную» эпоху дающих себя грабить спокойно, а в бурные времена привлекаемых, как
всей обстановкой кризиса, так и самими «верхами» к самостоятельному историческому
126
[1]
Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2, т. 14, с. 509.
127
[2]
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Изд. 5, т. 20, с. 173.
128
[3]
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Изд. 5, т. 25, с. 94.
выступлению»
129[4]
Все эти признаки были налицо в России 1859—1861 гг. Выступления крестьян в
ответ на царскую реформу, студенческие волнения, сильное брожение в Польше и
Финляндии — это и многое другое давало основание даже самому осторожному и
трезвому политику «признать революционный взрыв вполне возможным и крестьянское
восстание — опасностью весьма серьезной»
130[5]
.
Такими трезвыми политиками эпохи 60-х годов были революционные демократы и
прежде всего их вождь Н. Г. Чернышевский. В столице и провинции создаются
революционные кружки, развертывается пропагандистская деятельность в кругах
передового офицерства, в студенческой среде. К концу 1861 г. относится возникновение
крупнейшего тайного общества той поры — «Земля и воля», идейным руководителем
которого был Н. Г. Чернышевский, а непосредственным организатором — H. A. Серно-
Соловьевич. Получили широкое распространение политические прокламации:
«Великоросс», «К молодому поколению», «Барским крестьянам», «Молодая Россия».
Мощным набатом звучали, хотя и приглушенные цензурой, революционные призывы со
страниц «Современника».
Уже в конце Крымской войны, несмотря на то что никаких изменений в
законодательстве о печати еще не произошло, положение журналистики изменяется.
Правительство начинает лавировать, понимая, что одних карательных мер недостаточно,
что в руководстве необходимы большая гибкость и ловкость. Летом 1855 г., например, по
ходатайству редакции «Современника», журналам было разрешено печатать
корреспонденции с театра военный действий. Раньше это мог делать лишь «Русский
инвалид» — официальный орган военного министерства. В 1857 г. Александр II
распорядился пересмотреть цензурные постановления. Однако на подготовку цензурной
реформы ушло десятилетие. Лишь в 1865 г. был введен новый закон о печати. Хотя в нем
и говорилось об отмене предварительной цензуры, но русской прессе легче не стало.
Каждый номер журнала после выхода в свет тщательно просматривался в цензурном
комитете и Главном управлении по делам печати. За публикацию материалов, которые
могли показаться предосудительными, редакция получала «предостережение». После двух
таких взысканий издание могло быть закрыто.
Именно в ответ на эту реформу Некрасов писал в шуточном стихотворении-письме
В. И. Асташеву:
Отказавшись от милой цензуры,
Погубил я досуги свои, —
Сам читаю теперь корректуры
И мараю чужие статьи.
Далее поэт говорит о том, что он не знает «свободного часа с той поры, как свободу
узнал», потому что закон о печати «запрещеньем журналу грозит»
131[6]
.
Подготовка правительством ряда реформ тем не менее привела к некоторому
ослаблению цензурных репрессий. Это способствовало прежде всего быстрому росту
числа периодических изданий. Если за 1851—1855 гг. в России появилось всего 30 новых
изданий, они были либо узкоспециальные, либо ведомственные, то в 1856—1860 гг.
возникло 150 газет и журналов — общественно-политических, политико-экономических,
сатирических, юмористических, научно-технических, библиографических и др.
В 1856 г., например, начали выходить «Русский вестник» М. Каткова, «Русская
беседа» А Кошелева и Т. Филиппова, «Сын отечества» А. Старчевского, «Живописная
русская библиотека» К. Полевого, «Музыкальный и театральный вестник» М. Раппопорта
129
[4]
Там же, т. 26, с. 218.
130
[5]
Там же, т. 5, с. 30.
131
[6]
Некрасов. А. Полн. собр. соч. и писем, т. 2, М., 1948, с. 513.
и др. Новые журналы появились также и в последующие годы, быстро увеличивалось
число газет. Подробно характеризуя печать России в 1858 г., автор обозрения в
«Современнике» называет только что возникшие газеты: «Домашняя беседа»,
«Промышленный листок», «Листок для всех», «Московская медицинская газета».
Вместе с тем сильно возрастает роль журналов и газет в общественно-политической
жизни страны, прежде всего в обсуждении крестьянского вопроса, что беспокоит
цензурное ведомство. Вследствие этого оно, разрешив журналам в 1858 г. печатать
материалы, связанные с отменой крепостного права, тщательно следило за такими
статьями, пытаясь точно определить, о чем и как писать публицистам. Уже в 1858 г., в
частности, было издано несколько циркуляров, в которых запрещалось говорить о выкупе
земель, об уничтожении вотчинной власти помещиков и других вопросах, связанных с
отменой крепостного права. Кроме обычной цензуры, для этих материалов
устанавливалась предварительная цензура главного комитета.
И все же роль журналов и газет, передававших общественное мнение, с каждым
днем становилась важнее Они ведут политические обзоры (в которых, как правило,
рассказывалось о событиях за рубежом) и «внутренние обозрения»; широко
распространяется литературно-общественный фельетон. Журналистика отразила четкую
расстановку классовых сил запечатлела программы двух сложившихся лагерей:
либерально-монархического и революционно-демократического, стала полем настоящих
битв между ними.
Большинство изданий -принадлежало к либерально-монархическому лагерю. Им
противостояли «Современник», «Русское слово» и сатирический журнал «Искра».
Интересы нарождающейся буржуазии, с одной стороны, и различных групп
помещиков — с другой, сталкивались не только по второстепенным, но нередко и по
основным проблемам эпохи. Однако в главном — в определении характера и путей
преобразований — у различных представителей прессы либерально-монархического
лагеря было больше того, что их объединяло. Как указывал В. И. Ленин, полемика между
крепостниками и либералами была «борьбой внутри господствующих классов, большей
частью внутри помещиков, борьбой исключительно из-за меры и формы уступок», потому
что и либералы и крепостники «стояли на почве признания собственности и власти
помещиков, осуждая с негодованием всякие революционные мысли об уничтожении этой
собственности, о полном свержении этой власти»
132[7]
.
В либерально-монархической журналистике 60-х годов следует различать издания
либерально-западнические, либерально-славянофильские и крайне правую,
монархическую прессу.
Наиболее значительным либерально-западническим журналом был «Русский
вестник», основанный бывшим профессором Московского университета М. Н. Катковым
при участии П. М. Леонтьева в Москве в 1856 г. Журнал этот издавался много лет и
прекратил свое существование лишь в 1906 г. в Петербурге, куда был переведен в 80-е
годы, после смерти Каткова.
Вначале «Русский вестник» выходил два раза в месяц. Каждый номер состоял из
беллетристики и статей научного характера, объединенных в первый раздел, и
«Современной летописи», составлявшей второй раздел журнала. В 1861 г. Катков
превратил свой журнал в ежемесячный, исхлопотав разрешение выпускать «Современную
летопись» как самостоятельный еженедельник, а в 1863 г. он выступает редактором уже
трех изданий: «Русского вестника», «Современной летописи» и «Московских
ведомостей».
На первых порах в «Русском вестнике» сотрудничали крупные русские писатели,
поэты, деятели науки. Здесь были напечатаны «Губернские очерки» Щедрина, рассказы и
романы Тургенева, Л. Толстого, стихотворения Плещеева, Огарева, Михайлова, А.
Толстого, статьи видных ученых — С. Соловьева, Буслаева и Тихонравова. Участие таких
132
[7]
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Изд. 5, т. 20, с. 174.
людей создавало журналу популярность в кругах читателей.
В области политической «Русский вестник» сразу выступил за отмену крепостного
права путем реформы «сверху», за освобождение общества от государственной опеки, чем
вызвал сочувственное отношение не только либералов, но даже представителей
демократических кругов.
Период этот продолжается, однако, не долго. Уже в середине 1860 г. Чернышевский
имел все основания заявить на страницах «Современника»: «Русский вестник» и наш
журнал служат представителями двух различных принципов». И это было действительно
так.
В период революционной ситуации 1859—1861 гг. началась резкая эволюция
русских либералов вправо. Одним из первых, кто не только поправел, но и очень быстро
скатился в лагерь реакции, был M. H. Катков. «Либеральный, сочувствующий английской
буржуазии и английской конституции, помещик Катков во время первого
демократического подъема в России (начало 60-х годов XIX века) повернул к
национализму, шовинизму и бешеному черносотенству», — писал В. И. Ленин
133[8]
.
Журнал «Русский вестник» становится крайне реакционным изданием. В 1863 г.,
например, «Русский вестник» публикует получившие резкое осуждение в
демократических кругах очерки Фета «Из деревни», ибо в них велась критика реформы
1861 г. «справа». Фет рисует помещика «страдальцем», который в результате Положений
19 февраля якобы понес такие жертвы, что близок к разорению, и призывает
журналистику оставить в покое «обиженных» помещиков. «Браните и помещика, если он
вам попадется под руку, но браните его как человека, потому что бранить его как
помещика в настоящее время не только бессмысленно, но и невыносимо скучно», —
пишет он
134[9]
.
На страницах всех изданий Каткова травили польских революционеров. Катков
требовал беспощадной расправы над организаторами восстания в Польше. Переход
журнала от умеренного либерализма к откровенной реакции сказался и на
беллетристическом отделе, в котором вместо произведений Тургенева, Л. Толстого,
Щедрина стали печататься так называемые антинигилистические романы Вс.
Крестовского, Ф. Достоевского и других, наполненные у клеветой на революционных
демократов и противопоставлявшие им «положительных героев» из аристократических
кругов. В области философской «Русский вестник» проповедовал религиозные,
субъективно-идеалистические теории, выступая с яростными нападками на сторонников
материализма.
«Русский вестник» был главным врагом «Современника» 60-х годов. Он стремился
вызвать недовольство властей органом революционных демократов и с этой целью
прибегал к прямым полицейским доносам. Журнал этот находил поддержку у самого
царя.
Либерально-западнической ориентации придерживались также «Отечественные
записки» и «Библиотека для чтения», хотя направление их проявлялось менее отчетливо.
«Отечественные записки»; как и раньше, издавал Краевский. В редактировании
журнала принимал участие критик С. С. Дудышкин, публицистикой руководили Н. В.
Альбертини и С. С. Громека. На примере «Отечественных записок» 60-х годов хорошо
видно, каким может стать журнал, которой возглавляют беспринципные редакторы
либерально-буржуазного склада. Так, в период подготовки крестьянской реформы здесь
печатались статьи либерального чиновника Соловьева и помещика Круковского,
выступавших за освобождение крестьян с землею, а также сочинения ярых крепостников
Славинского, Колмогорова и др.
«...Чего-чего не набито в них сплошь и рядом, — говорил об «Отечественных
записках» Чернышевский, — западничество, славянофильство, умеренность и крайний
133
[8]
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Изд. 5, т. 22, с. 43—44.
134
[9]
«Русский вестник», 1863, № 1, с. 446.
образ мыслей, и все это обвито непроницаемым туманом. Как будто соединены листы,
вырванные из «Русского вестника» и «Современника», из «Русской беседы» и «Русского
слова», с обрывками из покойного «Москвитянина» и прежних «Отечественных записок»
времен Белинского... Одна статья дергает журнал туда, другие сюда; из одной статьи
слышится отглас г. Аполлона Григорьева, из другой статьи отглас г. Дружинина; в третьей
статье раздается задорное козлогласование г. Лохвицкого; четвертая статья написана
последователем г. Кавелина; так что сам Гегель затруднился бы вознести эти разногласия
к синтезу...» (VII, 733—734). А Писарев сказал об «Отечественных записках» так: «...Их
цвет — бесцветность; их тактика состоит в том, чтобы говорить, ничего не высказывая...
Почему они молчалинствуют — по расчету или по умственной убогости — решать не
берусь: может быть, по тому и по другому вместе»
135[10]
. Впрочем, когда Катков начал
бешеную травлю «Современника», «Отечественные записки» высказывались более
определенно, горячо поддерживая этот поход реакции против революционной
демократии.
«Библиотеку для чтения» продолжал издавать В. П. Печаткин. Он видел, что журнал
с каждым годом теряет читателей. Надо было принять какие-то меры. К концу 1856 г.
остался не у дел А. В. Дружинин, недавний критик «Современника». Печаткин пригласил
его редактировать журнал. Дружинину, однако, не удалось существенно поддержать
дряхлевшую «Библиотеку для чтения». В полемике с Чернышевским он потерпел
поражение. Страх перед большими социальными сдвигами — вот что определяло позиции
журнала, отстаивавшего неприкосновенность дворянских прав.
С конца 1860 г. журнал редактировал А. Ф. Писемский, позднее — П. Д. Боборыкин.
Ни Писемскому, талантливому писателю, но незадачливому редактору, ни Боборыкину,
тогда молодому популярному фельетонисту, не удалось сделать «Библиотеку для чтения»
журналом сколько-нибудь современным. Не помогли и фельетоны Писемского, которые
он подписывал псевдонимом «Старая фельетонная кляча Никита Безрылов», в грубой
форме продолжая начатую Дружининым полемику с Чернышевским и «Современником».
В апреле 1865 г. «Библиотека для чтения», растеряв последних читателей, прекратилась.
Большую группу составляли в 60-е годы славянофильские журналы и газеты, а
также близкие к ним по своей программе издания «почвенников».
Наиболее известным журналом славянофилов была «Русская беседа», которая
выходила в Москве с 1856 по 1860 г., первые три года — раз в квартал, в 1859 г. — один
раз в два месяца, а в 1860 г. было выпущено две книжки. «Беседу» редактировали в 1856
— 1857 гг. А. И. Кошелев и Т. И. Филиппов, в 1858 г. — один Кошелев, с августа 1858 г.
заведовал редакцией (хотя и негласно) И. С. Аксаков. Наряду со славянофилами,
материалами которых заполнялись тома журнала (здесь сотрудничали, кроме названных
выше редакторов, Хомяков, И. В. Киреевский, С. Т. Аксаков, К. С. Аксаков, Самарин,
Черкасский), в «Русской беседе» печатались по отделу словесности А. К. Толстой,
Тютчев, Даль, а по другим отделам — Погодин, М. А. Максимович, И. Д. Беляев. Здесь же
появились комедия Островского «Доходное место», рассказы Щедрина «Госпожа
Падейкова» и Марко Вовчок «Маша».
В основе программы «Русской беседы» лежала славянофильская доктрина,
приспособленная к новым условиям эпохи 60-х годов. Славянофилы по-прежнему
защищали устои жизни, существовавшие в допетровской Руси, критиковали реформы
Петра I и социально-политические преобразования на Западе. Они отстаивали так
называемый «принцип народности», понимая его по-своему, в реакционном духе.
Неизменной частью славянофильского мировоззрения была борьба за общину, в которой,
в отличие от Герцена и Чернышевского, они видели оплот против революции и
социализма. Все эти идеи, характерные для славянофильского мировоззрения и прежде,
нашли отражение в «Русской беседе». Теперь они дополнялись специальными
материалами, посвященными крестьянскому вопросу.
135
[10]
Писарев Д. И. Избр. соч., т. 1. М.—Л., 1934, с. 73—74.