Янин В.Л. Российское законадательство X-XX веков. В 9-ти томах. Том 1. Законодательство Древней Руси

Подождите немного. Документ загружается.

Ус держати;

210–211

ПК ли ходити;

212

Ус а князю;

213

Кс их;

214

ПК розпустятся;

215

ИИ далее а в опитемию вложить; Ак далее сребра, а князь казнить;

216

Ак далее злата, а князь казнить;

217

Ак далее сребра, а князь казнить;

218

Ак далее злата;

219

Ак далее сребра, а князь казнить;

220

Ус, З, У I блудять;

221

Рж женою испр. в женкою;

222

Ак далее сребра, а князь казнить;

223

У II далее церковный;

224

Ак далее а князь казнить;

225

Ак далее а князь казнить;

226

Белоз далее кто кому;

227

У II далее жена; Белоз далее за посмех;

228

У II далее муж;

229

ДП далее свою;

230

Ак далее сребра;

231

Тт ризы;

232–233

Белоз нет;

234

Е городное;

235

Ак женских; Белоз женкы деля;

236

Ак далее золота, а князь казнить;

237

Белоз далее 6 гривен сребра;

238

Ак далее серебра, а князь казнить;

239

Овчин диякон;

240

Белоз ростяжутся;

241

З осудить;

242

Белоз 300 и 18 иже в Никеи;

243

Белоз далее и в си век и в будущий и всех святых. Аминь.

КОММЕНТАРИЙ

Статья I

Статья содержит указание боярам, а также собственное обязательство князя не

вмешиваться в дела, отданные на рассмотрение митрополиту и епископам. Данный Устав

был разработан в соответствии с Уставом кн. Владимира. Указание на митрополита

Илариона как на соавтора Устава позволяет определить время возникновения памятника.

Согласно Повести временных лет, Иларион возглавил русскую православную церковь в 1051

г. Ярослав же умер в 1054 г. Следовательно, Устав был составлен в период между 1051 и

1054 гг. Сложнее объяснить упоминание в данной статье греческого номоканона. С одной

стороны, оно должно было служить авторитетным обоснованием того, что

нижеперечисленные дела отдавались на рассмотрение церкви. С другой стороны, знакомство

с системой наказаний Устава кн. Ярослава убеждает в том, что она противоречит

византийскому церковному праву. На это противоречие впервые обратил внимание К. А.

Неволин

244

[Неволин К. А. О пространстве церковного суда…, с. 300 и сл.]. Помимо

применения не свойственной Византии системы наказаний, Устав относил исключительно к

церковной юрисдикции дела, которые по византийским законам были подсудны светским

властям. Правда, светские законы в Византии были сами по себе насквозь пронизаны

церковным духом. Византийская же церковь карала преступников собственно церковными

наказаниями: епитимиями, отлучением от церкви. В Уставе кн. Ярослава наряду с

епитимиями указываются денежные взыскания в пользу епископов, а также в пользу

пострадавших, что роднит Устав кн. Ярослава с Русской Правдой, применявшей почти

исключительно меры имущественной ответственности. Существенное отличие Устава кн.

Ярослава от византийских источников права позволило Я. Н. Щапову высказать

предположение о том, что фраза сложил есмь греческыи номоканун может означать «отверг

греческий номоканон»

245

[Щапов Я. Н. Княжеские уставы и церковь... с. 306]. Так или иначе,

но система уголовных и гражданско-правовых мер ответственности, закрепленная в Уставе,

действительно существенно отличается от византийской и представляет собой традиционно

русскую систему денежных взысканий. Возможность закрепления в законе типично русской

системы наказаний открылась благодаря тому, что митрополичью кафедру возглавил

русский по происхождению Иларион. Вряд ли подобная акция могла быть осуществлена

раньше, когда русскую православную церковь возглавляли воспитанные на образцах

византийской правовой мысли греческие митрополиты. Возможно, именно поэтому в Уставе

кн. Владимира отсутствуют указания на меры ответственности за деяния, перечисленные в

его ст. 9. Византийская система наказаний оказалась непригодной на Руси, а закрепить в

законе обычно правовую русскую систему не позволяли, по-видимому, убеждения

митрополитов из Византии и их зависимость от константинопольского патриарха. Но,

стремясь укрепить свои позиции в русском обществе, церковь вынуждена была пойти на ряд

компромиссов с русской действительностью: карая непреступные с точки зрения обычного

права поступки, церковь применяла наказания, соответствующие русскому обычному праву.

По данию – в соответствии с установлением.

Статья 2

Статья направлена против языческого брачного обычая умыкания невесты. В ней

предусматриваются, по-видимому, два случая: добровольное умыкание и насильственное

умыкание.

Обращает на себя внимание то, что добровольное умыкание приравнивается к

насильственному по тем последствиям, которые наступают для жениха, причем на женщину

возлагается роль союзницы церкви в борьбе с языческими браками, так как в любом случае

женщина получала вознаграждение, равное сумме штрафа в пользу епископа. Анализ этой и

других норм Устава показывает, что церковь ставила задачу воспитания новых

психологических установок, способствующих усвоению взгляда на законность лишь

церковного брака. Церковная санкция носит здесь имущественный характер, причем

взыскания налагаются не только на жениха, но и на соучастников умыкания, которые

обязывались платить по гривне серебра епископу.

Слова а князь казнить их очень трудны для понимания. По мнению В. О.

Ключевского, под казнию следует понимать простое телесное наказание

246

[Ключевский В.

О. Соч., т. 1, с. 256]. В частности, такое наказание следовало применять, согласно Правилам

митрополита Иоанна II (1080–1089 гг.), к волхвам, которых надлежало яро казнити

навъзбраненье злу, но не до смерти убивати, ни обрезати сих телесе

247

[РИБ, т. VI. Спб..

1908, стб. 331-332]. К. А. Неволин расценивал их как свидетельство двойного наказания за

церковные преступления: денежные взыскания, обозначенные в статье, налагались

епископом, а князь или устанавливал по своей воле денежное наказание вдобавок к

церковному, или судил на основании греческих законов, на которые делается ссылка в ст. 1

248

[Неволин К. А. О пространстве церковного суда…, с. 301]. Последнее маловероятно, если

вспомнить неудавшийся опыт отца князя Ярослава с введением на Руси византийской

системы наказаний. А в подтверждение того, что князь налагал денежные взыскания, можно

сослаться на многие списки извода Кормчих (в частности, во всех списках Овчинниковского

вида), в которых указывается, что князь применял по отношению к умычнику казнь в виде

штрафа размером в гривну серебра. Правда, в других списках, число которых не меньше

количества списков Овчинниковского вида, прямо говорится, что эта гривна серебра должна

уплачиваться епископу. Таким образом, предположение К. А. Неволина остается лишь

предположением. В пользу этой версии может служить уставная грамота смоленского князя

Ростислава Мстиславовича церкви Богородицы и епископу. В ст. 11 этой грамоты говорится:

Аже уволочет кто девку, што возметь князь с епископом наполы, или посадник что

възметь свои тяжи, то с епископом наполы

249

[Древнерусские княжеские уставы, с. 144].

Как видно из этой грамоты, уволочка вообще относилась здесь к юрисдикции князя или

посадника. Последующие авторы стали расценивать слова а князь казнит как указание на

двойную подсудность дел епископу и князю, причем князь тоже налагал денежные

взыскания. Сам К. А. Неволин, однако, не считал свое объяснение достаточно убедительным

и возлагал надежды на других исследователей

250

[Неволин К. А. О пространстве церковного

суда…, с. 304].

Действительно, такое понимание плохо согласуется с наказом князю, его потомкам и

боярам не вершить суд по делам, отданным церкви. А ведь этот наказ содержится как в

Уставе князя Ярослава, так и в Уставе князя Владимира. Видимо, все-таки законодатель

расценивал некоторые деяния заслуживающими не только церковного, но и княжеского

наказания, что должно было свидетельствовать о единстве усилий церкви и князя в деле

установления нового порядка. Но возможно, что слова а князь казнит указывают лишь на то,

что исполнение решений епископа о денежных взысканиях возлагалось на государственный

аппарат князя, поскольку церковь своим аппаратом не обладала

251

[См.: Щапов Я. Н.

Княжеские уставы и церковь.., с. 298-299].

Размер денежных взысканий, обозначенных в ст. 2 Устава, устанавливался в

зависимости от социального положения женщины, причем женщины только свободного

состояния. В данной статье не упоминается дочь родителей из простой чади, о которой

говорится в следующей статье. Видимо, такая умычка расценивалась бы как посягательство

на собственность господина. Обращают на себя внимание непомерно высокие ставки

денежных взысканий. Я. Н. Щапов, специально исследовавший денежный счет Устава,

выявил, что гривна золота равна по ценности слитку золота весом в 160 граммов

252

[Там же,

с. 268-269]. По предположению В. О. Ключевского, денежные взыскания взимались лишь в

том случае, если умычка не сопровождалась церковным браком. Обоснованием этого взгляда

В. О. Ключевский считал появление ст. 7 Пространной редакции Устава кн. Ярослава, в

которой говорится аже девка засядет, т. е. не выйдет замуж за своего похитителя. В

случае же завершения истории с умычкой церковным браком умычник и его жена

наказывались только епитимией, занеже не по закону божию съчеталася, как об этом

говорится в Поучении духовенству новгородского архиепископа Ильи – Иоанна (XII в.)

253

[Ключевский В. О. Соч., т. I, с. 262; РИБ, т. VI, стб. 367].

Бояре и меньшие бояре – по мнению А. А. Зимина, это члены болгарского Боярского

совета и рядовые бояре

254

[Памятники русского права. Вып. первый, с. 277].

Неясно, однако, почему Устав князя Ярослава, рассчитанный на действие на Руси,

должен защищать от умычки дочерей болгарских бояр. Более рационально мнение В. О.

Ключевского, согласно которому это члены старшей и младшей княжеской дружины.

Умчить – похитит для вступления в брак.

Дчи – дочь.

Сором – срам.

Умычницех – соучастниках похищения.

Статья 3

В статье говорится об изнасиловании женщины. Оно мало чем отличается от

насильственного умыкания, о котором идет речь в предшествующей статье Устава. Даже

размер взысканий и в том и в другом случае один и тот же. Но в этой статье появляется новая

денежная единица – рубль. Эта денежная единица заменила гривну серебра в конце XIII –

начале XIV в. Однако упоминание рубля в Уставе кн. Ярослава не может служить

доказательством того, что эти статьи были составлены в более позднюю эпоху, когда на Руси

получила распространение названная денежная единица. Между тем последний аргумент

часто приводится исследователями в доказательство подложности Устава. В

действительности составитель более позднего списка просто производил денежный

перерасчет Устава в соответствии со своим временем.

Не исключено, что пошибание не всегда составляло предмет церковного

разбирательства. Вероятно, до отнесения пошибания к церковной юрисдикции оно

рассматривалось князем. После отнесения этого дела к церковной юрисдикции князь

рассматривал лишь дела о пошибании между иноверцами. В частности, это

предусматривается договором новгородского князя Ярослава Владимировича с немцами

1189–1199 гг.

255

[См.: Памятники русского права. Вып. второй, с. 125, ст. 7]. Ясно, что немец,

будучи католиком, был неподсуден православному священнику, поэтому подлежал

светскому суду князя.

Добрые люди – по мнению В. О. Ключевского, это степенные, состоятельные

горожане.

Статья 4

Статья запрещает мужу разводиться с женой без вины с ее стороны. Под виной

имеется в виду строго определенный перечень поводов к расторжению брака, признаваемых

церковью. В Византии, согласно Эклоге, такими причинами являлись: прелюбодеяние жены,

злоумышление против мужа или непредупреждение его о злоумышлении против него

других, а также заболевание проказой. Аналогичные причины признавались основанием для

освобождения и жены от мужа с той лишь разницей, что прелюбодеяние мужа, которое не

расценивалось как основание расторжения брака, заменялось в этом перечне

неспособностью мужа к брачному сожительству в течение трех лет со времени заключения

брака (Эклога, тит. II, ст. 15). Очевидно, что желание супругов расторгнуть брак не находит

места в данном перечне и не расценивается как основание для развода.

Статья 4 в Уставе кн. Ярослава Краткой редакции, так же как и в византийских

законах, запрещает развод по одному лишь желанию мужа. Более того, даже самовольное

прекращение брачных отношений по обоюдному желанию супругов каралось церковью (см.

ст. 17 Устава кн. Ярослава Краткой редакции). Наказание в том и в другом случае различно:

в случае развода по желанию лишь мужа с него взыскивается пеня в пользу епископа и в

пользу жены, в случае же развода по обоюдному согласию супругов пеня поступает лишь в

пользу епископа.

Пустит – разведется, расторгнет брак самовольно.

Ил.: Великий князь Ярослав Мудрый на престоле. Миниатюра Радэивиловской

летописи конца XV века.

Статьи 5–6

В статьях предусматриваются наказания в случае рождения внебрачного ребенка. При

этом женщина подлежала заключению в доме церковном. Родственники могли выкупить

мать незаконнорожденного ребенка. Понятие незаконнорожденный ребенок входит в

употребление с появлением церковного брака, в котором только и допускалось рождение

детей. Сопоставление ст. 5 Устава кн. Ярослава со ст. 9 Устава кн. Владимира (или девка

детя повьржеть) показывает, что как избавление от плода влекло за собой церковный суд

(согласно Заповедям митрополита Георгия, например, за это предусматривалась епитимия –

трехлетний пост, которая отбывалась, вероятно, в церковном доме

256

[Голубинский Е. Е.

История русской церкви, с. 509-526; ст. 138]), так и рождение внебрачного ребенка вело

женщину в церковный дом.

Церковный Дом – монастырское учреждение для отбывания церковного наказания.

Толока – помощь; сбор населения, к одному хозяину, по кличу, для дружной работы,

на один день.

Статья 7

В статье предусматривается случай, когда кто-либо из мужчин пригласит к себе

девушку и вместе со своими друзьями совершит групповое изнасилование. Пригласивший

подвергается трехгривенному взысканию в пользу епископа и такому же взысканию в пользу

девки, а его друзья облагаются рублевым штрафом. Очевидно, данная норма порождена

нарушением сразу двух церковных запретов: запрета внебрачных сношений и отступлением

от христианского принципа моногамии.

Ю – ее.

Статьи 8–9

Статьи направлены на пресечение внебрачных связей мужа. Известно, что

прелюбодеяние мужа не являлось поводом к расторжению брака ни в Византии, ни,

вероятно, на Руси (только в одном-единственном списке Устава Архивного извода

Пространной редакции говорится о прелюбодеянии мужа как основании развода). Однако и

безнаказанным такое поведение также не оставалось.

Статья 8

Статья, указывающая на внебрачные связи мужа, говорит о вине мужа перед

епископом и князем, но не содержит конкретного наказания. Отсутствие упоминания о

денежных взысканиях позволяет предположить, что епископ применял собственно

церковное наказание – епитимью. Но тогда не совсем ясно указание на княжескую «казнь»,

если ее понимать в том смысле, что на княжеский аппарат возлагалось исполнение решений

церковного суда о денежных взысканиях.

Статья 9

Статья указывает на последствия второго брака при существовании нерасторгнутого

первого. По-видимому, подразумевается ситуация, при которой происходит смена брачных

партнеров. Принцип единобрачия не нарушается, но новый брак заключается без разрешения

церкви, поскольку не расторгнут прежний. Прежний же брак мог не расторгаться церковью

из-за отсутствия формальных поводов со стороны жены. Таким образом, в ст. 9 можно

насчитать сразу два состава: во-первых, прекращение брачной жизни со старою женой без

формального расторжения брака и, во-вторых, вступление в новый брак, не признаваемый

церковью (недействительный брак). Наказанием для мужа, вероятно, служили денежные

взыскания, обозначенные в ст. 4, а также предписание жить со старою женой, а для молодой

жены – церковный дом.

Статьи 10–11

Статьи подчеркивают, что различные заболевания, недуги не являются ни поводом к

разводу, ни поводом к самовольному прекращению брака. Можно вспомнить, что, согласно

византийскому праву, развод все же допускался в случае заболевания, правда, только в

случае заболевания проказой. Запрещая развод по причине болезни одного из супругов,

церковь взывала к чувству христианского сострадания. Очевидно, однако, что высокой

нравственной цели пытались достигнуть насильственным способом, которым она, конечно,

достигнута быть не может. Вероятно, поэтому более поздний памятник русского права –

Правосудие митрополичье – допустил все же развод в случае заболевания «лихим

недугом»

257

[Древнерусские княжеские уставы, с. 209, ст. 8].

Статья 12

Статья начинает раздел устава (ст. ст. 12, 14, 15, 19, 21, 22), содержащий санкции за

половые сношения в кругу кровных родственников, духовных родственников и

свойственников.

Кум и кума – крестный отец и крестная мать, как бы духовные родители крестника,

воспринимающие его от купели. Но церковь рассматривала духовное родство как

препятствие к браку и строго карала кума и куму за вступление в половую связь. В данной

статье предусматривается случай внебрачной половой связи да еще и с квалифицирующим

признаком. В качестве такого квалифицирующего признака расценивался выход за пределы

церковнообрядовой роли: восприятие ребенка от купели вводило мужчину и женщину в роль

как бы отца и матери, но церковь возлагала на них обязанность воздерживаться от роли мужа

и жены. Устав кн. Ярослава не раскрывает, в чем заключалась епитимия. По Закону Судному

людем, за блуд куму и куме отрезали носы и, кроме того, подвергали «по церковному

закону» епитимий в виде 15-летнего поста

258

[Закон Судный людем. Краткая редакция, с. 106,

гл. 8]. Возможно, что аналогичная епитимия применялась и на Руси, так как «церковный

закон», упоминаемый в Законе Судном людем, являлся общим для православной церкви

епитимийником. Но не исключено также, что епитимия смягчалась в соответствии с

заповедями митрополита Георгия (см. комментарий к ст. 14).

Статья 13

Явно нарушает последовательное изложение статей, содержащих наказания за

преступные, с точки зрения церкви, деяния в области половых отношений. Появление здесь

ст. 13, предусматривающей ответственность перед епископом за совершение поджога, может

указывать на то, что она была включена в Устав позже других статей. Действительно, дела о

поджогах составляли судебную компетенцию князя, что видно из ст. 83 Русской Правды.

Согласно норме Русской Правды, поджог гумна или двора карался потоком и разграблением.

Показательно, что ст. 13 Устава сформулирована аналогично ст. 83 Русской Правды. По-

видимому, церкви удалось добиться участия в доходах от дел о поджогах: по ст. 13 Устава,

100 гривен от общего количества вырученных в результате потока и разграбления денег

должно было идти в пользу епископа. Остальные деньги, согласно ст. 83 Русской Правды,

делились между пострадавшим от пожара лицом и князем. Не совсем ясно, чем

мотивировалось участие церкви в делах о поджогах. Возможно, наряду со

злоумышленниками в число преступников включались и пироманы. В этом случае церковь

могла объяснить необходимость своего участия в данных делах интересом к лицам с

необычной психикой. Но не следует преуменьшать и роль материального интереса церкви к

этим делам.

Статья 14

Статья карает брата и сестру за вступление в половые отношения. Слова а во

опитемии и в казни по закону вызывают различные толкования. М. Н. Тихомиров вслед за Л.

В. Миловым видит в них прямое указание на Закон Судный людем

259

[Закон Судный людем.

Краткая редакция, с. 25-26]. Но такой вывод не может расцениваться как достаточно

обоснованный по следующим причинам: во-первых, под законом, упоминаемым в ст. 14

Устава, не обязательно должен пониматься Закон Судный людем; а во-вторых, в Законе

Судном людем нет конкретной статьи о связи брата с сестрой, а есть лишь общая норма о

запрете так называемых кровосмесительных связей: Кровь месящий в свою кровь, сватьбу

деють, да разлучаться

260

[Закон Судный людем. Краткая редакция, гл. 14, с. 106].

Очевидно, что в этой норме нет указания ни на казнь, ни на опитемию. Такие

указания содержатся в других главах Закона Судного людем, например в главах, карающих

духовных родственников, вступающих в половые отношения: гл. 8 карает кума и куму (см.

комментарий к ст. 12 Устава); гл. 9 – крестного отца и его крестную дочь. Можно было бы

предположить, что, по Закону Судному людем, кровосмесительные связи родственников

карались так же, как и связи духовных родственников: казнью в виде отрезания носа и

епитимией. Но ст. 14 Устава кн. Ярослава вряд ли может указывать на членовредительную

казнь, причем сам же М. Н. Тихомиров оговорил это во введении к Закону Судному людем

261

[Закон Судный людем. Краткая редакция, с. 23].

На какой же закон делается ссылка в ст. 14 Устава? Под законом может пониматься

Пятикнижие Моисея. Но, согласно третьей книге Моисея, брат и сестра подлежали

истреблению уже за то, что они увидели наготу друг друга (Левит, гл. 20, ст. 17). Ясно, что в

ст. 14 под законом имеется в виду не Библия, если кроме казни здесь говорится еще и об

епитимии. Вероятнее всего, закон – это покаянные правила, именуемые церковным законом

и в Законе Судном людем. Эти правила содержались в апостольских посланиях, в

постановлениях Вселенских соборов, в епитимийниках типа Правил Василия Великого и в

других канонах и своеобразно перерабатывались на Руси. В Заповеди святых отець ко

исповедающимся сыном и дщерем – памятнике, приписываемом митрополиту всея Руси

Георгию (1072–1073), Правила Василия Великого (архиепископа Кесарийского, IV в., одного

из так называемых отцов церкви) изложены в смягченной форме. В частности, за блуд с

сестрой по Правилам Василия Великого следовало не причащать (не камкати) в течение 15

лет, все это время следовало поститися и плакати, но митрополит Георгий смягчает

епитимию: Мы же 3 лета камкати же не повелеваем, но сухо ясти 12 час, и поклоны на

день 500, аще ли обленится – 15 лет творить

262

[Заповедь святых отець ко исповедающимся

сыном и дщерем. – Голубинский Е. Е., с. 509-526, ст. 144].

Статья 15

Статья, подобно ст. 14, предусматривает наказание за вступление в половую связь

близких родственников, но, очевидно, здесь имеются в виду уже не брат и сестра, поскольку

о них специально говорится в предыдущей статье. В Уставе не расшифровывается понятие

ближний род, но вероятно, в него следует включать такие пары, как племянник и тетка,

племянница и дядя, двоюродные брат и сестра. За вступление в половую связь Устав

предписывает их разлучить и подвергнуть епитимий и штрафу, правда, в несколько меньшем

размере, чем предусмотрено в ст. 14.

Статья 16

Статья преследует двоеженство, допускаемое язычеством. Слово водит указывает на

то, что церковного брака ни с одной из жен, возможно, и не было заключено, обе жены

могли быть водимыми (это понятие употребляется в Повести временных лет для обозначения

языческих жен), тем не менее такое положение не допускается церковным правом.

Предписание а первую держит по закону означает требование оформить брачные

отношения, согласно церковному закону, венчанием. Если муж продолжал жить с нею в

языческом браке, невзирая на предписание церковного суда (а иметь лихо водити ю), его

полагалось казнию казнити.

Применение наказания в виде заключения в церковном доме ко второй жене,

именуемой в некоторых списках Устава подлеглой (которая подлеглая – по спискам из

собрания Румянцева и Егорова в ГБЛ), указывает на то, что церковь отстаивала принцип

единобрачия как в случае заключения церковного брака, так и в случае, если языческий брак

не был оформлен церковью. Желание супругов жить в полигамном браке расценивалось как

преступление. Таким образом, церковь противопоставляла языческому брачному праву

институт единобрачия, давая понять, что она признает лишь такие отношения между полами,

которые построены на основе одной-единственной и почти нерасторжимой связи между

мужчиной и женщиной.

Статья 17

Статья предусматривает наказание за развод супругов по собственной воле (см.

комментарий к ст. 4). Согласно Уставу, языческие браки в какой-то степени приравниваются

к церковным бракам. В этом можно заметить стремление церкви найти компромисс с

действительностью, раз уж церкви не удалось убедить идти под венец, то по крайней мере

она не допускала роспустов. По свидетельству митрополита Иоанна II (1080–1089),

церковные браки в XI веке заключали лишь бояре да князья, народ обходился без

благословения и венчания, устраивал свадьбу с плясаньем, гуденьем и плесканьем. Возможно,

поэтому штраф за расторжение невенчанного брака в два раза меньше, чем штраф за

своевольное расторжение церковного брака (правда, в списке Академического извода эта

разница в штрафах выглядит не столь очевидной, поскольку в одном случае штраф

уплачивается серебром, а в другом случае – золотом). Но в том, что штраф взимался в пользу

епископа и за расторжение языческого брака, проявилось стремление церкви в чем-то

приравнять языческие браки к церковным. Борьба с невенчанными браками и разводами

велась не только с помощью штрафов, но и посредством епитимий, о чем свидетельствуют

правила вышеупомянутого митрополита Иоанна II

263

[Русская историческая библиотека, т.

VI, стб. 18], а также некоторые списки Устава.

Статья 18

Статья содержит два состава: блуд с монахиней и скотоложство. Первого состава нет

в Уставе кн. Владимира, вероятно, из-за отсутствия в то время монастырей. По византийским

законам за это преступление обоим отрезали носы, по русскому же Уставу наказание

ограничивалось штрафом и епитимией.

Статья 19

Статья карает свойственников за вступление в половую связь.

Статья 20

В статье предусматривается наказание за вступление в половую связь мужчины

одного рода с двумя сестрами другого рода. Этот запрет имеет то же основание, что и более

общий запрет вступать в половую связь со своими близкими родственниками и

свойственниками. Основная цель запрета – обезопасить отношения в семье от страстей,

вызываемых духом соперничества. Указание на это находим в Библии: Не бери жены

вместе с сестрою ее, чтобы сделать ее соперницей, чтоб открыть наготу ее при ней, при

жизни ее (Левит, XVIII, 18). Кроме того, основанием запрета служило нарушение

моногамной модели церковного брака.

Падеться – вступит в половую связь

Статья 21

Статья, подобно ст. 19, карает свойственников за вступление в половую близость.

Если ст. 19 имеет целью оградить от полового соперничества отца и сына, вступающих при

нарушении запрета в половые отношения с одной женщиной – женой сына, то ст. 21 имеет

целью оградить от соперничества двух братьев, вступающих в половые отношения с женой

одного из них. Обращают на себя внимание различные суммы штрафов в том и в другом

случае. Сравнение статей дает основание считать, что законодатель более строго карает отца,

нарушившего запрет, чем брата. Из этого можно сделать вывод, что законодатель более

озабочен ограждением от соперничества отца и сына, чем братьев.

Статья 22

Статья наказывает пасынка за вступление в половую связь с мачехой. Эта норма

оберегает также отношения отца и сына. Значительно меньший размер штрафа, чем

предусмотрено в ст. 19, охраняющей те же отношения, может объясняться тем, что, во-

первых, нарушение запрета ст. 22 совершается не отцом и поэтому не подрывает его

авторитет, а во-вторых, соблазн нарушения ст. 22 не столь велик, сколь соблазн нарушения

ст. 19. Показательно, что Устав не содержит прямого указания на запрет половых отношений

сына с матерью, хотя, возможно, они охватываются более общим запретом ст. 15.

Статья 23

Статья предусматривает ситуацию, прямо противоположную той, которая отмечена в

ст. 20. 100-гривенный штраф, налагаемый на братьев, вступивших в связь с одной и той же

женщиной, вероятно, должен был делиться между ними пополам. Но и тогда все равно

получается большая сумма, чем в случае, предусмотренном ст. 20 (лишь в списке

Академического извода штрафы плохо сопоставимы, поскольку в одном случае за единицу

измерения берется золото, а в другом – серебро). Очевидно, что законодатель стремился

предотвратить соперничество мужчин более суровыми санкциями, чем соперничество

женщин. Показательно, что и в том и в другом случае штраф налагается на мужчин.

Женщина, вступившая в половые отношения с двумя братьями, заключалась в церковный

дом; судьба же двух сестер, вступивших в близость с одним мужчиной, законодателем не

раскрывается. Сравнение ст. 23 со ст. 21 заставляет провести необходимые разграничения. И

в той и в другой статье регулируются отношения между двумя братьями: в ст. 21 один из

братьев вступает в половые отношения с женой другого брата, а в ст. 23 два брата

одновременно блудят, как сказано в нескольких списках, со одиною женкою, не являющейся

ни для кого из них женою. Штраф во втором случае для каждого брата выше, чем штраф для

одного из них в первом случае. Очевидно, что случай, предусмотренный ст. 23,

расценивается церковью как более опасный. Почему? Это остается загадкой.

Статья 24

Статья запрещает родителям под страхом церковного наказания насильно выдавать

замуж девку или женить отрока. Родители привлекались к ответственности в том случае,

когда кто-либо из детей что створит над собою, т. е. покончит жизнь самоубийством или

попытается осуществить такой замысел. Данные казусы указывают на психологическое

отношение русских к замене языческой свободы природных отношений церковным браком.

Статья 25

Статья устанавливает ответственность за оскорбление чужой жены словом, которое

расценивалось как позорящее. На взгляд В. О. Ключевского, установление ответственности

за оскорбление словом «было первым опытом пробуждения в крещеном язычнике чувства

уважения к нравственному достоинству личности человека»

264

[Ключевский В. О. Соч., т. I,

с. 255]. Не исключено, что, насаждая новую половую нравственность, сама церковь стала

вкладывать в слово, обозначающее определенное поведение, позорящий смысл, в то время

как в языческую эпоху такое поведение могло и не расцениваться как постыдное. Ведь

известно, что со вступлением в христианскую эпоху, например, в римское право были

включены странные нормы, согласно которым стало расцениваться как нечто позорное

увлечение «церковными и сценическими представлениями» (Эклога, с. 103). Но известно

также, что в языческую эпоху античности театральное искусство высоко почиталось как в

Древней Греции, так и в Древнем Риме. Вероятно, гонения, которым стали подвергаться

«церковные и сценические представления», могут быть объяснены тем, что они имели не

меньший интерес, чем церковная служба, а поэтому отвлекали массу от церкви. Видимо, по

той же причине церковь на Руси подвергала нападкам игрища. Это четко заметно в более

позднем законодательстве – в Стоглаве 1551 г. В Уставе же кн. Ярослава Пространной

редакции посещение женой игрищ стало расцениваться как повод к разводу.

Очевидно, в ст. 25 имеется в виду заведомо ложное обвинение в известном

поведении, потому что в противном случае лицо, называющее женщину синонимом слова

блудница, должно было расцениваться как блюститель церковной нравственности и, конечно

же, поощряться, а не подвергаться денежным взысканиям. Подобно тому, как это сделано в

ст. ст. 2–3 Устава, ст. 25 устанавливает различные штрафы за оскорбление в зависимости от

социальной принадлежности женщины.

Истор – то, что было истрачено родителями жениха во время приготовления к

свадьбе.

Статья 26

Статья запрещает остригать волосы на голове (в списках Уваровского вида запрет

прямо адресуется женщинам) и сбривать бороду. Статья основывается на стихах Ветхого

завета: Не стригите головы вашей кругом, и не порти края бороды твоей (Левит, гл. 19, ст.

27). Но известно, что не все христиане считали необходимым следовать ветхозаветной

заповеди (католики, например). Почему же на Руси церковь легализовала ветхозаветную

заповедь? Более того, насильственное лишение бороды каралось, согласно Русской Правде,

самой крупной продажей в размере 12 гривен (ст. 67 Пространной ред.). Более поздние

памятники права сохранили высокие санкции за вырывание бороды (например, Псковская

Судная грамота предусматривает двухрублевую компенсацию за вырванную бороду). Для

сравнения следует указать, что за убийство взимался штраф в пользу князя в размере только

одного рубля (ст. ст. 117 и 96). И хотя в этих статьях речь идет о неоднозначных платежах (в

первом случае два рубля присуждаются потерпевшему и о вознаграждении князя ничего не

говорится, во втором случае, наоборот, говорится о продаже князю и ничего не говорится о

платежах семье потерпевшего), тем не менее, значительный размер суммы штрафа за

вырывание бороды очевиден. Возможно, что вырывание бороды расценивалось как

оскорбление действием, обезображение лица. Но не исключено и то, что, запрещая сбривать

бороду (в одном из списков Фроловского извода прямо указывается на собственную бороду)

и оберегая ее от посягательств других лиц, церковь и государство расценивали ее как

внешний признак принадлежности к православному народу. Это служило простым и

наглядным средством консолидации внешне однообразной массы и противопоставления ее

вне стоящим. Высокие санкции устанавливались именно потому, что изменение облика вело

бы к ликвидации одного из признаков такой консолидации.

Для женщин это менее важно, но и у них были свои признаки принадлежности к

православной массе: длинные волосы и повой (русский женский головной убор, платок).

Срывание повоя с головы женщины каралось, в частности, по договору Новгорода с немцами

1189–1199 гг. Статья 8 договора указывала: Оже съгренеть чюжее жене повои с головы или

дщьри, явится простоволоса, 6 гривн старые за сором

265

[Памятники русского права. Вып.

второй, с. 124-126].

Статьи 27–28

В статьях устанавливается ответственность за кражу перечисленных в них предметов.

Согласно ст. ст. 34, 35, 43 Русской Правды Пространной редакции, кража тех же предметов

наказывалась князем. Устав же относит дела о краже определенных предметов уже к

совместной юрисдикции епископа и князя, которые должны делить штраф пополам. Однако

перечень объектов кражи мало проясняет специфический интерес церкви к этим делам.

Можно было бы предположить, что появление в Уставе статей о краже жита, портов и пр.

имеет целью урегулировать вопрос об ответственности мужа и жены. Действительно, в

некоторых списках Устава употребляются понятия муж и жена. Но в большинстве списков

используются термины муж и женка, которыми редко обозначаются супруги: муж – это

обозначение как мужа, так и мужчины вообще, а женкою именовалась любая женщина. Но

то, что по крайней мере в некоторых списках говорилось о муже и жене, указывает, что

составители этих списков расценивали санкции данных статей как указание на

индивидуальную ответственность мужа и жены.