каралось смертной казнью (Второзаконие, гл. XXII, ст. 25–27). По византийским законам
изнасилование каралось отрезанием носа (Эклога, тит. XVII, ст. 30).
В Повести временных лет описаны языческие обычаи славян, в том числе и умычка,
являвшаяся обычной формой вступления в брак. Причем умычке предшествовала
предварительная договоренность жениха с невестой. Церковь стала вести борьбу с
языческими браками, поскольку в результате заключения браков вне церкви масса выходила
из-под влияния священнослужителей.
Фраза промежи мужем и женою о животе может быть прочтена, по мнению А. С.
Павлова, как пря межи мужем и женой
147
[Павлов А. С. Курс церковного права, с. 139].
Подобные дела нетипичны для церковного суда. В основном церковь сосредоточивала
внимание на регулировании личных неимущественных отношений супругов, т. е. на
духовной стороне брака. Имущественные же отношения регулировались светской властью.
Но следует обратить внимание на то, что Русская Правда регулирует имущественные
отношения в семье лишь применительно к наследственному праву. В Уставе же кн.
Владимира имеются в виду, очевидно, споры об имуществе при жизни супругов.
В племени или в сватьстве поимуться – нарушение запрета половых отношений в
кругу близких родственников и свойственников. Этот запрет основывается на книге Левит
(гл. XVIII, ст. 6–21; гл. XX, ст. 10–21), где предусматриваются за его нарушение очень
суровые наказания, в основном в виде смертной казни.
Запрет был вызван стремлением исключить половые влечения сына к матери, брата к
сестре и т. д. Соблюдение запрета способствовало сохранению мирных отношений в семье,
если ее понимать в широком смысле, как объединение не только близких родственников, но
и проживающих вместе с ними свойственников. Следует заметить, что нарушения запрета
так называемых кровосмесительных связей сурово карались по византийским законам.
Вступающие в половые отношения родители и дети или братья и сестры подлежали
смертной казни, другие родственники, а также свойственники – отрезанию носа (Эклога, тит.
XVII, ст. 33; аналогичные положения содержатся и в более поздних законах).
Ведьство, зелинничьство, потворы, чародеяния, волхования: все это подлежало суду
церкви по крайней мере по двум причинам. С одной стороны, церковь стремилась изучить и
использовать всевозможные способы исцеления людей или психологического воздействия на
массы. Но помимо накопления знаний церковь преследовала и другую цель. Отстраняя лиц,
обладающих известным влиянием на людей, церковь стремилась оградить свою собственную
монополию воздействия на массы, поскольку люди, обладающие способностью исцелять,
могли, с церковной точки зрения, составить определенную конкуренцию
священнослужителям или даже Иисусу Христу. Таким образом церковь пыталась оберегать
массы от веры в новых пророков и исцелителей.
В книге Второзаконие (гл. XIII, ст. 1–5) содержатся следующие предостережения:
Если восстанет среди тебя пророк, или сновидец, и представит тебе знамение или чудо, и
сбудется то знамение или чудо, о котором он говорил тебе, и скажет притом: пойдем
вслед богов иных, которых ты не знаешь, и будем служить им, – то не слушай слов пророка
сего, или сновидца сего; ибо чрез сие искушает вас Господь, Бог ваш, чтобы узнать, любите
ли вы Господа, Бога вашего, и от всей души вашей... Далее говорится о предании этих
пророков смерти. В книге Левит предписываются аналогичные последствия для волхвов:
Мужчина ли или женщина, если они будут вызывать мертвых или волхвовать, да будут
преданы смерти: камнями должно побить их, кровь их на них (Левит, гл. XX, ст. 27).
Врачевание допускалось только под эгидой церкви. Недаром, согласно ст. 16 Устава
кн. Владимира, лечець отнесен к церковным людям. По византийским законам колдуны и
знахари подлежали казни мечом (Эклога, тит. XVII, ст. 43). Церковь пыталась жестоко
расправляться с волхвами и на Руси. Новгородская летопись сохранила рассказ о сожжении
четырех волхвов в 1227 г.: Сожгоша вълхвы 4, творяхуть е потворы деюще, а бог весть
148
[Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов. М.-Л., 1952, с. 65]. Как
подметил Я. Н. Щапов, даже сам летописец сомневался в справедливости этой кары по