Волкова Э.Н. Введение в культурологию. Хрестоматия
Подождите немного. Документ загружается.
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ФАКУЛЬТЕТ ИСТОРИИ ИСКУССТВА
Кафедра истории и теории культуры
ВВЕДЕНИЕ В КУЛЬТУРОЛОГИЮ
Хрестоматия
для студентов 1 курса,
обучающихся по специальности «Культурология»
Составитель - доцент кафедры
истории и теории РГГУ – Волкова Э.Н.
Москва, 2001
ПОЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА.
Цель составления хрестоматии - помочь студентам, для которых доступность рекомендуемых
источников и литературы может быть затруднена.
Предлагаемые фрагменты из учебных пособий и монографий выбраны таким образом, чтобы в
совокупности составить цельный текст курса лекций, помогающий студентам ориентироваться в
программе по курсу «Введение в культурологию». Кроме того, выбор текстов по каждой теме
определялся стремлением представить их таким образом, чтобы положения каждого из авторов
дополняли утверждения другого (или полемизировали с ними), давая возможность студентам
сопоставить их и самостоятельно обдумать.
Задача данной подборки текстов, кроме того, - привлечь внимание студентов к работам
цитируемых авторов и вызвать желание познакомиться с их полными текстами, независимо от
учебных заданий по курсу.
СОДЕРЖАНИЕ.
К теме № 1. Понятие о культуре.
Э.В.Соколов. Культурология. М. 1994 (стр. 10-41).
М.Бубер. Я и Ты. М.. 1993 (стр. 6-24)
К теме № 2. Антропогенез и начало культуры.
Б.Ф.Поршнев. О начале человеческой истории. М., 1974 (стр. 124-201, 352-459).
М. Элиаде. Священное и мирское. М.,1994 (стр.20-232).
Д. Фрэзер. Золотая ветвь. М., 1980. Гл.1У-У (стр.61-76).
К теме № 3. Культурологические концепции.
З. Фрейд. Я и Оно. // Хрестоматия по истории психологии. Период открытого кризиса.
М., 1980 (стр. 184-210).
С.С.Аверинцев. «Аналитическая психология» К.-Г.Юнга и закономерности творческой
фантазии // Вопросы философии, № 3, 1970.
Вячеслав Иванов. Поэт и чернь // Вячеслав Иванов. Собрание сочинений в 4-х тт. Т.1.
Брюссель, 1971.
Вячеслав Иванов. Ницше и Дионис // Вячеслав Иванов. Собрание сочинений в 4-х тт.
Т. 1. Брюссель, 1971.
В.С. Соловьев. Великий спор и христианская политика // В.С. Соловьев. Сочинения в
2-х тт. Т. 1, М., 1989.
К ТЕМЕ № 1. ПОНЯТИЕ О КУЛЬТУРЕ.
Э.В. Соколов. Культурология. Очерки теорий культуры. М., 1994 (стр.10-41)
Слово “культура” (лат) происходит от глагола “коло”, что значит “воз-
делывать почву”, “обрабатывать”. Отсюда - “агрикультура”, т.е. земледелие... Итак,
первоначальный смысл слова культура - это возделывание, очеловечивание природы как среды
обитания. Природа - естественное, культура - искусственное. Но, как это часто случается, исходное,
узкое значение слова постепенно меняется, переходя в широкую языковую категорию. Сначала
расширение термина выглядит как остроумная метафора, а позже становится привычным. Уже у
Цицерона мы встречаем выражение: “философия есть культура души”. Подобно тому, как плуг,
взрыхляя почву, готовит ее к посеву, философия возвышает и просветляет душу человека, делая ее
восприимчивой к истине, добру и свету. Понятие культуры обогащается в процессе развития языка,
философии, науки. В нем появляются все новые оттенки.
В каждом национальном языке это понятие имеет свою специфику, обусловленную историей и
образом жизни народа. Иногда понятие, принятое в одних языках, в других передается иными
словами. Так, в России в многочисленных статьях на философские и исторические темы,
опубликованных до середины Х1Х века, слова “культура” обнаружить не удается. Его сегодняшнее
значение передавалось тогда словами “образованность”, “гуманность”, “просвещение”, “разум”,
“воспитанность”... Раньше чем в других европейских языках слово “культура” в его современном
значении утвердилось в Германии. В немецких книгах оно появляется уже в конце ХУШ столетия.
Тогда оно имело два смысловых оттенка. Первый - господство над природой с помощью знания и
ремесел. Культура в этом случае рассматривалась как вечное, материальное достояние человека, а
близкое ему по смыслу понятие “цивилизация” (от латинского “цивилист” - гражданский)
ассоциировалось с социальными установлениями, правами и свободами, мягкостью нравов и
вежливостью в обращении. Второй оттенок - духовное богатство личности - обозначалось чаще
2
словом “билдунг” - образование. Кант называл культурой силу и дисциплинированность разума,
достигаемые благодаря занятиям философией. Цивилизацию он понимал как совершенство, удобство
общественных отношений.
Гегель почти не употреблял понятие “культура”. Когда он говорил о культуре отдельного
человека, он использовал понятие “билдунг”. Когда речь шла о развитии культуры в обществе, у него
появилось понятие “объективного духа”, т.е. системы идей, воплощаемых в материальных и
общественных формах.
Культура - способ жизни человека, продукт его творчества и необходимая среда обитания. Понять
культуру нельзя, не поняв человека.
Что есть человек? Какова его природа? ... Проблема человеческой природы и ее отношения к
культуре ставилась уже в античности. В христианстве человек понимается как созданный по образу и
подобию Божию, но склонный к греху и соблазнам. При этом он свободен выбирать между добром и
злом. Христианское сознание открывает в человеке целый душевный материк, множество тончайших,
переменчивых чувствований.
Проблема человека активно обсуждалась в течение последних трех столетий в науке и
философии. При этом наметились три основных подхода к ее решению - натуралистический,
социологический и философский.
Натурализм представлен просветителями ХУШ-ХХ веков, а также рядом современных ученых и
философов. Суть его в том, что основные характеристики человека и создаваемой им культуры
выводятся из биологических влечений и инстинктов...
Второй, отличный от натурализма подход может быть назван “социологизмом”. Он характерен
для Аристотеля, Маркса, Дюркгейма. Суть его в том, что главным свойством человеческой природы
признается социальность. Аристотель прямо определял человека как “животное политическое”.
Третий - философско-антропологический подход отличается сложностью и множественностью
позиций. Он представлен философами-антропологами - М.Шелером, А.Геленом, Э.Ротхакером;
экзистенциалистами - М.Хайдеггером, Ж.П.Сартром; персоналистами - Н.Бердяевым и Л.Шестовым,
представителем гуманистического психоанализа - Э.Фроммом.
Общие черты этого подхода таковы.
Во-первых, подчеркивается, что человек - уникальное существо, инстинкты которого “расшатаны”
и который биологически “недостаточен”, он хуже приспособлен к земным условиям, чем другие
животные. Развитие разума у человека определяется его неприспособленностью и уязвимостью.
Разум возникает и становится главным инструментом адаптации в результате “расщепления”
психики, постоянного ее травмирования. Но и разум, как говорит Э.Фромм, - не только благо, но и
проклятье. Разум помогает человеку понять, что он смертен, что его ждут многочисленные опасности
и страдания.
Во-вторых, благодаря разуму и своей биологической неспециализированности, человек вступает в
диссонанс с природой. У него нет четко очерченной экологической ниши. Но благодаря технике и
социальной организации он может выжить в очень широком диапазоне природно- географических
условий. Человек как бы выпадает из надежных и прочных форм животного существования. Он
живет, существует, но не имеет сущности. Он “обречен на свободу”, он должен каждый раз заново
определять себя.
В-третьих, вместо фиксированной сущности, составляющей некий “центр бытия” каждого вида,
человек испытывает настроения тоски, тревоги, заботы, заброшенности, страдает от чувства
одиночества и избытка общения. На самые значительные и важные события он реагирует смехом,
плачем. Человек - эксцентрическое существо.
В-четвертых, человек чувствует свою “разорванность”. Он есть “трещина бытия”.
Собственное существование является для него проблемой. Он удивляется тому, что существует. Он
сознает неизбежность смерти и не может до конца в нее поверить. Он знает, что принадлежит к
человеческому роду и потенциально мог бы быть таким, как любой другой. Но почему-то из всех
возможных ролей и позиций ему выпала в жизни именно эта роль, эта позиция, и он не может этого
объяснить.
Человек - свободное, открытое существо, не знающее своих границ и своих целей. Ничто его до
конца не удовлетворяет, он каждый день должен все начинать с начала. Подобно Сизифу, он обречен
снова и снова вкатывать свой камень на вершину горы. Человек обречен на творчество. Он должен
отвечать на вызовы природы и строить вокруг себя “культурные миры”.
Философско-антропологический подход, несмотря на некоторую свою абстрактность, имеет
особенно большую “объяснительную силу” в отношении культуры, подчеркивая ее игровой,
творческий характер, глубокую укорененность в человеке и несостоятельность утилитаристских
проектов, в которых культуре отводится роль падчерицы, некоего украшения.
3
В современных концепциях человеческой природы, как правило, присутствуют в своеобразном
сочетании все три подхода. Действительно: и биопсихологические качества, и социальность, и
уникальное положение в природе тесно взаимодействуют и проявляются в культурном творчестве.
М. Бубер. Я и Ты. М., 1993 (стр.6-24).
Мир для человека двойствен в соответствии с двойственностью основных слов, которые он может
произносить. Основные слова суть не единичные слова, а словесные пары.
Одно основное слово - это пара Я-Ты. Другое основное слово - пара Я-Оно; причем можно, не
меняя этого основного слова, заменить в нем Оно на Он или Она.
Тем самым Я человека также двойственно.
Потому что Я основного слова Я-Ты - другое, чем Я основного слова
Я-Оно.
...Основное слово Я-Ты можно сказать только всем своим существом.
Основное слово Я-Оно никогда нельзя сказать всем существом.
Когда человек говорит Я, он имеет в виду одно из этих двух.
...Я воспринимаю Нечто. Я ощущаю Нечто. Я представляю себе Нечто. Я желаю чего-то. Я
чувствую Нечто. Я мыслю Нечто. Жизнь человеческого существа не сводится ко всему этому и ему
подобному.
На всем этом и подобно этому основывается царство Оно.
Царство Ты имеет другую основу.
Кто произносит Ты, не имеет никакого “Нечто”, не имеет ничего. Но он вступает в отношение.
Говорят, что человек познает мир. Что это значит? Человек обследует поверхность вещей и
знакомится с ними. Он добывает сведения об их структуре; он приобретает знания. Он узнает то, что
присуще вещам. ...Я познаю Нечто.
Тут ничего не изменится, если к “внешним” присоединить “внутренние” знания - деление
преходящее, продиктованное жаждой рода человеческого притупить жало таинства смерти.
Внутренние вещи - как внешние вещи, вещи среди вещей! Я познаю Нечто.
Тут ничего не изменится, если к “очевидным” присоединить “тайные” знания - в той
самоуверенной мудрости, которая знает о вещах сокровенное, предназначенное для посвященных -
обладателей ключа. О таинственность без тайны, о нагромождение сведений! Оно, Оно, Оно!
Познавая, человек остается непричастен миру. Потому что знания локализуются “в нем”, а не
между ним и миром.
Мир не сопричастен процессу познания. Он позволяет изучать себя, но ему нет до этого дела, ибо
он никак этому не способствует, и с ним ничего не происходит.
Как опыт, мир принадлежит основному слову Я-Оно. Основное слово Я-Ты утверждает мир
отношений.
Есть три таких сферы, в которых возникает мир отношений.
Первая: жизнь с природой. Здесь отношение - доречевое, пульсирующее во тьме. Создания
отвечают нам встречным движением, но они не в состоянии нас достичь, и наше Ты, обращенное к
ним, замирает на пороге языка.
Вторая: жизнь с людьми. Здесь отношение очевидно и принимает речевую форму. Мы можем
давать и принимать Ты.
Третья: жизнь с духовными сущностями. Здесь отношение окутано облаком, но раскрывает себя -
безмолвно, но порождает речь. Мы не слышим никакого “Ты”, и все же чувствуем зов, и мы отвечаем
- творя образы, думая, действуя; мы говорим основное слово своим существом, не в силах вымолвить
Ты своими устами.
Но что же дает нам право приобщать к миру основного слова то, что лежит за пределами речи?
В каждой сфере, через все, обретающее для нас реальность Настоящего, видим мы кромку вечного
Ты, в каждом улавливаем мы Его веяние, говоря с каждым Ты, мы говорим с вечным Ты.
...Если я обращен к человеку, как к своему Ты, если я говорю ему основное слово Я-Ты, то он не
вещь среди вещей и не состоит из вещей.
Он уже не есть Он или Она, отграниченный от других Он и Она; он не есть точка, отнесенная к
пространственно-временной сетке мира, и не структура, которую можно изучить и описать -
непрочное объединение обозначенных словами свойств. Нет: лишенный всяких соседств и
соединительных нитей, он есть Ты и заполняет собою небосвод... Не то чтобы не было ничего
другого, кроме него, но все другое живет в его свете.
Как мелодия не есть совокупность звуков, стихотворение - совокупность слов и статуя -
совокупность линий; но надо раздирать на куски, чтобы из единого сделать множественное, - так и с
4
человеком, которому я говорю Ты... Я могу извлечь из него цвет его волос, или окраску его речи, или
оттенок его доброты, - мне придется делать это вновь и вновь; но вот я сделал это - и он уже больше
не Ты.
...Пока распростерт надо мною небосвод Ты, ветры причинности сворачиваются клубком у моих
ног, и колесо судьбы останавливается.
Человека, которому я говорю Ты, я не познаю. Но я нахожусь в отношении к нему, в святом
основном слове. И только выйдя из этого отношения, я буду снова познавать его. Знание есть
отдаление Ты.
Отношение может существовать и в том случае, если человек, которому я говорю Ты, не слышит
этого, поглощенный познанием. Ибо Ты больше, чем знает Оно. Ты совершает больше и претерпевает
больше, чем знает Оно... Сюда не приникает никакая ложь: здесь колыбель Подлинной Жизни.
Вот вечный источник искусства: к человеку подступает образ и хочет через него воплотиться,
сделаться произведением. Не порождение его души, но видение, подступающее к ней и требующее от
нее творческого воздействия. Оно ждет от человека сущностного акта: совершит он его, скажет
своим существом основное слово явившемуся образу - и хлынет творящая сила, и родится
произведение.
... Жертва и риск заключены в этом акте. Жертва: бесконечность возможностей, приносимых на
алтарь образа; все, что в этот миг проносится, играя, через поле зрения, нужно полностью отбросить,
ничто из этого не должно проникнуть в произведение; так велика исключительность предстающего
передо мной. Риск: основное слово может быть сказано лишь всем существом; кто отдает себя этому,
не смеет ничего утаить; творение не потерпит, ...чтобы я ускользнул отдохнуть в мире Оно; творение
властвует надо мной, и если я не служу ему, как должно, оно разрушается - или разрушает меня.
Образ, который выступает мне навстречу, я не могу ни познавать, ни описывать; я могу его только
воплотить. И все же я вижу его - сверкающий в лучах предстающего передо мной, яснее всей ясности
познанного мира. Не как вещь среди “внутренних” вещей, не как “плод воображения”, но как
Настоящее. Если проверить предметность образа, окажется, что “здесь” его вовсе нет; но чье
присутствие в настоящем может быть подлиннее? И отношение, в котором я нахожусь к нему, -
истинное отношение: он действует на меня, и я действую на него.
...Ты встречает меня через благодать - его нельзя обрести в поиске. Но когда я говорю ему
основное слово, это есть акт моей сущности, акт, которым осуществляется мое бытие.
Ты встречает меня. Но я вступаю в непосредственное отношение с ним. Следовательно,
отношение - это значит одновременно быть избранным и избирать, оно одновременно страдательно и
активно.
.. Основное слово Я-Ты может быть сказано лишь всем существом. Сосредоточение и слияние
воедино всего существа не может осуществиться ни через меня, ни помимо меня. Я становлюсь собой
лишь через мое отношение к Ты; становясь Я, я говорю Ты.
Всякая подлинная жизнь есть встреча.
...Отношение есть взаимность. Мое Ты воздействует на меня, как я воздействую на него. Наши
ученики воспитывают нас, наши произведения создают нас. “Дурной” человек, если его коснулось
святое основное слово, превращается в дарующего откровение. Как воспитывают нас дети, как
воспитывают животные! Мы живем, непостижимым образом включенные в поток вселенской
взаимности.
...Пока любовь “слепа”, т.е. пока она не видит существа, на которое направлена, в его
целостности, она еще не принадлежит по-настоящему основному слову отношения. Ненависть по-
природе своей слепа; лишь часть существа можно ненавидеть. Кто видит существо в целом и
вынужден его отвергнуть, тот уже не в царстве ненависти, а во власти человеческого несовершенства,
ограничивающего способность говорить Ты. Он не способен сказать предстоящему перед ним
другому человеку основное слово, всегда заключающее в себе утверждение бытия того, к кому оно
обращено, и потому вынужден отвергнуть либо другого, либо себя. У этой преграды вступающий в
отношение осознает свою подвластность взаимосвязи с партнером, и лишь одновременно с этим
исчезает преграда.
Все же непосредственно ненавидящий ближе к отношению, чем тот, кто лишен любви и
ненависти.
Но вот в чем состоит возвышенная печаль нашего жребия: каждое Ты в нашем мире обречено
превратиться в Оно. Столь исключительным было присутствие Ты в непосредственном отношении;
но как только отношение исчерпает себя или в него проникнет средство, Ты становится объектом
среди объектов - пусть важнейшим, но все же одним из них, имеющим меру и границы. В творчестве
реализация в одном смысле означает утрату реальности в другом. Подлинное созерцание
кратковременно; жизнь в природе, только что раскрывшаяся передо мной в таинстве взаимодействия,
теперь снова может быть описываема, расчленяема, классифицируема - как точка пересечения
5
множества различных законов. И сама любовь может не сохраниться в непосредственном отношении;
она длится, но в чередовании актуальности и латентности. Человек, который только что еще был
единственным и лишенным свойств, который не был в наличии - только присутствовал, которого
нельзя было познавать, но можно было коснуться, - этот человек теперь снова стал Он или Она -
суммой качеств, количеством в конкретном образе. Теперь я снова могу извлечь из него цвет его
волос, окраску его речи, оттенок его доброты; но пока я это могу, он уже не мое Ты и еще не стал им
снова.
Каждое Ты в мире по сути своей обречено стать вещью или, во всяком случае, вновь и вновь
погружаться в вещность. На языке объективном можно было бы сказать, что каждая вещь в мире
может до или после своего овеществления являться какому-либо Я в качестве его Ты. Но
объективный язык ухватывает лишь краешек подлинной жизни.
Оно - куколка, Ты – бабочка. Только не всегда это состояния, которые четко отделены одно от
другого: часто это одно, в глубокой двойственности запутанное событие.
В начале было отношение. Возьмите язык “дикарей”, т.е. тех народов, чей мир еще беден
объектами и чья жизнь строится в тесном кругу действий, насыщенных присутствием. Ядра их языка
- слова-предложения, первичные драматические конструкции, из расщепления которых возникает все
многообразие грамматических форм, - чаще всего выражают цельность отношения.
...При встрече мы приветствуем человека, желая ему благополучия, уверяя его в своей
преданности или поручая его Богу. Но как мало непосредственности в этих стершихся формулах
(улавливается ли хоть что-нибудь в “Хайль!” от первоначального наделения властью?) в сравнении с
не теряющим свежести телесным приветствием кафров: “Я тебя вижу!” или с его забавным и
возвышенным американским вариантом: “Услышь мой запах!”.
Можно предположить, что понятия и связи, да и сами представления о лицах и вещах,
выделились из представлений о таких событиях и состояниях, которые имели характер отношений.
Стихийные впечатления и волнения, пробуждающие дух “первобытного человека”, вызываются
событиями-отношениями - жизнью с тем, что предстает перед ним.
…То, что всякое значительное явление поначалу имело и долго сохраняло характер отношения,
делает более понятным один широко наблюдаемый и обсуждаемый, но не вполне разгаданный
современными исследователями духовный элемент примитивной жизни - ту таинственную силу,
представление о которой в разных видах прослеживается в верованиях или знаниях (а они там еще
суть одно целое) многих диких племен, ту Мана или Оренда, путь от которой ведет к Брахману в его
первичном смысле и далее к Динамис и Харис “Волшебных папирусов” и апостольских
посланий. ...”Мировоззрение” дикаря - магическое, но не потому, что в центре его стоит магическая
сила человека, а потому, что она есть лишь особая разновидность всеобщей магической силы, из
которой проистекает всякое значительное действие. ...Совершенствующаяся память выстраивает в
ряд друг за другом большие события-отношения, стихийные потрясения; важнейшее для
охранительного инстинкта и интереснейшее для познавательного инстинкта - само “воздействующее”
- запечатлевается наиболее ярко, выделяется и приобретает самостоятельность; менее важное,
всеобщее, изменчивое Ты отдельных событий отступает на задний план, остается изолированным в
памяти, постепенно объективируется и очень медленно объединяется в группы и классы.
... Фундаментальное различие между двумя основными словами проявляется в духовной истории
дикаря в том, что уже в первоначальном событии-отношении он произносит основное слово Я-Ты
естественно, как бы дообразно, т.е. еще до того как он осознал себя в качестве Я; тогда как основное
слово Я-Оно вообще становится возможным лишь через это осознание, через выделенное Я.
Первое из основных слов может, разумеется, распадаться на Я и Ты, но оно не возникло из их
соединения; оно - до Я. Второе же слово возникло из соединения Я и Оно; оно - после Я.
...Противоположность основных слов имеет много имен в мирах и эпохах; но в своей безымянной
истинности она имманентна Творению.
...Каждое человеческое дитя, как и все живое, при своем становлении покоится во чреве великой
матери: нерасчлененного, дообразного первичного мира. Отделяясь от нее, оно становится
личностью, со своей жизнью, и уже только в часы мрака, когда мы ускользаем от личного
существования (от ночи к ночи это повторяется с каждым здоровым человеком), становимся мы
вновь к ней близки. Это отделение не происходит, однако, так внезапно и катастрофически, как
отделение от телесной матери; ребенку дано время, чтобы заменить утрачиваемое им природное
единство с миром на связь духовную, т.е. отношение.
Из раскаленной тьмы хаоса он вышел на холодный свет творения, но он еще не владеет им, он еще
должен вызвать его к жизни и превратить в реальность для себя, он должен увидеть свой
собственный мир, услышать, нащупать, выразить его. ...Как дикарь, ребенок живет между сном и
сном (да и большая часть яви - еще тоже сон), во вспышках и отражениях встречи... Раскрытие души
6
ребенка неразрывно связано с развитием потребности в Ты, со сбывающимися надеждами и
разочарованиями. С игрой его экспериментов и трагической серьезностью его растерянности...
...Бывают мгновения безмолвной глубины, когда мировой порядок открывается человеку как
полнота Настоящего. Тогда можно расслышать музыку самого его строения; ее несовершенное
изображение в виде нотной записи и есть упорядоченный мир. Эти мгновения бессмертны, и они же -
самые преходящие из всего существующего: они не оставляют по себе никакого уловимого
содержания, но их мощь вливается в человеческое творчество и в человеческое знание, лучи этой
мощи изливаются в упорядоченный мир и расплавляют его вновь и вновь. Это случается и в истории
личности, и в истории рода.
Мир для человека двойствен в соответствии с двойственностью его позиции.
Он воспринимает то, что существует вокруг него, - просто вещи и существа как вещи ... Этот мир
в известной степени надежен, он обладает плотностью и длительностью, его структура обозрима, ее
можно выявлять снова и снова, ее повторяют с закрытыми глазами и проверяют, открыв глаза; он
ведь тут распростерся у самой твой кожи, или, может, съежился внутри твоей души - смотря по тому,
какую точку зрения ты предпочитаешь; это ведь твой объект, он остается таковым по твоей милости,
остается изначально чуждым тебе, будь он вне или внутри тебя. Ты воспринимаешь его, берешь его
как “действительность”, и он позволяет брать себя; но он не отдается тебе. Только относительно
такого мира ты можешь “объясниться” с другими; он, хотя и связанный с каждым по-разному, готов
служить вам общим объектом; но в нем ты не можешь встретиться с другими. Без него ты не можешь
устоять в жизни, его надежность поддерживает тебя; но если ты умрешь в нем, ты будешь погребен в
Ничто.
Или же человек встречает бытие и становление как то, что предстает именно перед ним, всегда
только одну сущность и каждую вещь только как сущность; ...кроме этого одного ничего нет в
настоящем, но это одно - весь мир; исчезли мера и сравнение; от тебя зависит, сколь много от
неизмеримого станет реальностью для тебя. ...Он не вне тебя, он шевелится в твоей глубине, и,
сказав: “Душа души моей”, - ты скажешь не слишком много, но остерегайся желания поместить его к
себе в душу - этим ты его уничтожишь. Он есть твое настоящее: лишь имея его, имеешь ты
настоящее... Между тобой и им - взаимность даяния; Ты говоришь ему Ты и отдаешь себя ему, он
говорит тебе Ты и отдает себя тебе. Относительно него ты не можешь объясниться с другими, с ним
ты остаешься один на один; но он учит тебя встречать других и уметь устоять при встрече; и он ведет
тебя - через благодать своих приходов, через печаль расставаний - к тому Ты, в котором сходятся
параллельные линии отношений. Он не помогает тебе удержаться в жизни, он лишь помогает тебе
прозревать вечность.
...Отдельное Ты обречено, по завершении события-отношения, превратиться в Оно.
...В одном только настоящем жить невозможно, оно истощило бы человека вконец, если бы не
было предусмотрено, что оно быстро и основательно преодолевается. А в одном только прошедшем
жить можно; как раз только в нем и возможно устроить жизнь. Нужно лишь заполнить каждый миг
познанием и использованием - и он уже не опаляет.
Но выслушай истину во всей ее серьезности: человек не может жить без Оно. Но тот, кто живет
только с Оно, - не человек.
К ТЕМЕ № 2. АНТРОПОГЕНЕЗ И НАЧАЛО КУЛЬТУРЫ.
Б.Ф.Поршнев. О начале человеческой истории (Проблемы палеопсихологии). М., 1974 (стр.
124-201, 352 -459).
...Речь пойдет в этой книге о великой теме философии и естествознания: о соотношении и
генетическом переходе между биологическим и социальном. ...Иначе, о природе совершившегося
преобразования между животным и человеком. Не это ли подразумевают под “загадкой человека”?
Загадка человека и состоит в загадке начала человеческой истории. Что началось? Почему и как
началось? Когда началось?
...Фундаментальным тезисом, который ляжет в основу дальнейшего изложения, является идея, что
человеческая история представляет собой прогрессивно ускоряющийся процесс и вне этого понята
быть не может.
...Не подтвердил ли весь материал об ископаемых гоминидах идею, что между ископаемыми
высшими обезьянами... и человеком современного физического типа, т. е. человеком в собственном и
единственном смысле, расположена группа особых животных: высших прямоходящих
приматов? ...Высшая форма из них, именуемая палеоантропами, ... вся в целом и особенно в
некоторых ветвях, по строению тела, черепа, мозга, в огромной степени похожа на человека.
7
...В родословном древе приматов в миоцене от низших обезьян ответвилось семейство
антропоморфных обезьян-понгид. В плиоцене от линии антропоморфных обезьян ответвилось
семейство троглодитид... Троглодитиды, включая неандертальцев (палеоантропов), абсолютно не
люди. Давайте смотреть на них такими же глазами, какими предшествующие поколения зоологов
смотрели на антропоидов, или антропоморфных обезьян: здесь аккумулируются известные
биологические предпосылки очеловечения, но здесь еще нет очеловечения.
...Семейство троглодитид (питекантропид) включает всех и любых высших прямоходящих
приматов, в том числе и тех, которые не изготовляли и не использовали искусственных орудий.
Принимаемое ныне на практике за основу классификации наличие или отсутствие сопровождающих
каменных орудий противоречит принципу чисто морфологической систематики видов. Отсюда легко
усмотреть принципиальное различие между классификацией Г.Ф. Дебеца и моей. Оно состоит в том,
что я не отношу семейство троглодитид к людям.
…Однако этот тезис встречает то кардинальное возражение, которое фигурировало и у Ляйеля, и
у Мортилье еще сто лет назад: раз от них остались обработанные камни, значит, они люди. Так, в
вузовском учебнике “Антропология” читаем в императивной форме: “Древность человека. При
разрешении этого вопроса следует основываться на определении человека как существа,
производящего орудия труда. Древность человека, таким образом, это древность его орудий”. …
Такая уверенность предполагает либо очень определенное конкретное знание, для какого именно
“труда” изготовлялись эти каменные “орудия”, либо, наоборот, неконкретные умозрительные
постулаты. …Мировая наука за сто с лишним лет предложила лишь немного легко опровержимых
допущений: для изготовления с их помощью деревянных орудий охоты и копания, для
“универсальных трудовых функций” и т. п. Останки троглодитид всех уровней находят в
сопровождении костей крупных четвертичных животных, нередко расколотых, но это не дает права
на логический скачок к заключению, будто они их убивали.
... Нет, троглодитиды включились в биосферу не как конкуренты убийц, а лишь как конкуренты
зверей, птиц и насекомых, поедавших “падаль”, и даже поначалу как потребители кое-чего
оставшегося от них. ...Троглодитиды ни в малейшей мере не были охотниками, хищниками,
убийцами, хотя и были с самого начала в значительной мере плотоядными, что составляет их
специальную экологическую черту сравнительно со всеми высшими обезьянами. Разумеется, они при
этом сохранили и подсобную или викарную растительноядность... Троглодитиды... умели лишь
находить и осваивать костяки и трупы умерших или убитых хищниками животных... Троглодитиды
стали высоко эффективными и специализированными раскалывателями, разбивателями,
расчленителями крепких органических покровов с помощью еще более крепких и острых камней. Тот
же самый механизм раскалывания был перенесен ими и на сами камни для получения рубящих и
режущих свойств. Это была чисто биологическая адаптация к принципиально новому образу питания
- некрофагии.
... Тот факт, что троглодитиды для своего специфического образа питания принуждены были
оббивать камни камнями, несет в себе и разгадку появления у них огня. Искры сыпались в большом
количестве при ударах друг о друга кремней и других пород, ... эти искры способны зажечь любой
вид трута. А в роли такового выступала настилка любого логова и жилья троглодитид, несомненно,
однородная с настилкой берлог, нор, гнезд других животных. Иными словами, зачатки огня
возникали непроизвольно и сопровождали биологическое бытие троглодитид.
...Таковы некоторые основания для восстановления идеи обезьяночеловека в ее первоначальном
смысле, но на уровне современных биологических представлений. Для выделения же “хомо
сапиенса” в особое семейство, более того, в качественно и принципиально новое явление, служат
другие аргументы... Примем как исходный тезис В.А. Звегинцева: человек говорит, мыслит и
действует. Все это вместе составляет его деятельность. Иными словами, триада деятельности
человека включает мышление, речевое общение и поведение. Этой триаде в свою очередь
соответствует триада качеств языка: интегрировать и синтезировать опыт, воплощать мысль,
осуществлять общение.
...Проблема антропогенеза безжалостно требует указать, что первичнее в этой триаде
компонентов, составляющих деятельность современного человека. По первенству, отдаваемому
одному из трех, можно в известном смысле разделить направления научной мысли в “вопросе всех
вопросов” - происхождения человека, его отщепления от мира животных.
... Возникновение человеческой речи - одновременно и “вечная проблема” науки, и проблема,
всегда остававшаяся в стороне от науки: на базе лингвистики, психологии, археологии, этнографии,
тем более спекулятивных рассуждений или догадок, даже не намечалось основательного подступа к
этой задаче.
...Со второго плана на первый план проблема возникновения речи перемещается, как только
выдвинута идея объединения всех прямоходящих высших приматов в особое семейство троглодитид.
8
Это семейство может быть описано словами “высшие ортоградные (прямоходящие - Э.В.)
неговорящие приматы”.
...Невозможно вообразить себе семейство троглодитид в роли хищников, - у его представителей на
всех уровнях не было почти ничего для нападения; ...столь же трудно, оказывается, вообразить себе и
защиту его самого от хищников. Что касается обезьян, они защищены древесным образом жизни
(некоторые виды - наскальным). …Однако, за прошедшие сто лет мы неоспоримо узнали, что они-
таки к тому времени спустились с деревьев. Значит, нужно как-то иначе объяснить их существование
среди крупных хищников. Мысль археологов и антропологов искала разгадку лишь в одном
направлении: в увеличении боевой силы наших предков в результате, с одной стороны, их
вооруженности палками и камнями, с другой - соединенных действий группами. Это имеет
некоторый филогенетический резон, так как обезьяньи стаи подчас успешно противостоят таким
хищникам, как леопард. Но все это, даже если бы отвечало действительности, рисовало бы нам
картину “оборонительного” приспособления к хищникам. А не было ли оно “наступательным”, хотя
и не в обычном смысле слова?
Экологический анализ показывает нам колоссальную связанность палеоантропа со всем
окружающим животным миром. И абсолютно иными путями, “палеонтологическим анализом языка”,
столько раз оспоренный и все же притягательный своим талантом и прозрениями лингвист Н.Я.Марр
снова и снова возвращался к одному из своих казавшихся парадоксальными тезисов: наидревнейшие
слои языка свидетельствуют о такой тесной связи перволюдей с окружающим животным миром,
какую нынешний человек не может себе и представить.
Не упускала ли до сих пор наука о происхождении человека из виду гигантские возможности
активного воздействия высокоорганизованные предков человека на центральную нервную систему
животных, на их высшую нервную деятельность? Если змеи “гипнотизируют” обезьян, то почему бы
отказать высшим приматам в свою очередь в чем-либо подобном? У них степень подвижности
нервных процессов выше, чем у других животных. Почему бы не применить это преимущество, не
использовать слабые стороны нервной деятельности, поведения других видов? К сожалению, нигде
не обобщены широко известные, но разрозненные сведения, что хищные не могут долго выдерживать
взгляд человека. Не остаток ли это некоторой древней адаптации? Представим себе, что, еще не умея
говорить между собой, троглодитиды могли адресовать каким-либо животным зримые или
слышимые тормозные сигналы типа интердикции, которые в нашей сегодняшней речи
преобразовались во что-нибудь вроде “киш”, “фу”, “брысь”.
Только не упрощать! Конечно, палеоантроп не мог оказывать сигнального воздействия на все
виды, на всех особей. Палеоантроп прежде всего укрывался от опасных видов тем, что использовал
их природных антагонистов и конкурентов, стимулируя их враждебность и разобщение... Так, гиена
отгоняла других от своей норы, и палеоантроп в какой-то мере, найдя те или иные успешно
воздействующие на нее сигналы, был в некоторой безопасности “за ее спиной”, по крайней мере пока
находился в соседстве с ней. Впрочем, во множестве случаев это средство не годилось и приходилось
больше рассчитывать на преимущество, которое давали собственные цепкие руки, - отсюда
пристрастие и археоантропов и палеоантропов к обрывам, отвесным берегам и т.п. ...
...Однако. Как мало-мальски регулярная добыча, человек не только сейчас нигде не входит в
нормальный пищевой рацион хищника, но и не входил на памяти истории, такие факты в биологии
хищников всегда представляли отклонения от нормы.
... В отношениях человека с животными и в настоящее время дело отнюдь не сводится к простой
противоположности: дикие и домашние животные... Лишь недавно выяснилось, что подчас бабуин в
Африке выступал как бы в роли пастуха в стадах некоторых парнокопытных. Обезьяна издавала
предупреждающие крики при возникновении опасности, подтаскивала заблудившихся детенышей
при беспокойном крике самок в стаде, но зато, видимо, сама поедала их ослабевших или больных
детенышей, можно предположить, что иногда и сосала молоко. Готтентоты издавна дрессируют
отдельных бабуинов, используя их инстинкты и превращая в неплохих “пастухов” козьих стад.
...По такому образцу мы можем представить кое-что и во взаимоотношениях ископаемых
троглодитид со стадами травоядных. Если не усматривать предвзято в доисторическом прошлом
обязательно войну нашего предка со всем животным миром, то откроется широчайшее поле для
реконструкции его необычайно тесной и бескровной связи с этим миром. Это, а не версия об охоте,
важнейшая сторона процесса, который приведет его к порогу очеловечения. Даже в памяти первых
европейских переселенцев в Южную Америку запечатлелось явление обитания вместе с семьями
индейцев большого числа практически бесполезных разнообразнейших прирученных животных. Но
тогда эти нравы и сцены, конечно, были не более чем реликтом.
...В современной человеческой речи в отличие от звуков, издаваемых животными, господствуют
звуки, производимые струей выдыхаемого воздуха; животные, напротив, как правило, используют
вдыхаемую струю... Но дело в том, что и во всех человеческих языках такие инспираторные звуки
9
используются в качестве междометий или в обращении к животным. Это дает основания считать
такие звуки остатком древнейшей стадии. Следующий логический шаг, может быть, и ведет к
представлению, что древнейшая “звуковая речь” адресовалась не от человека к человеку, а от
человека (точнее - его предка) ко всевозможным иным животным.
...Пока назовем это лишь допущением. Подражая видовым голосам животных, ...палеоантроп был
вооружен сильным и небывалым оружием: он вызывал их имитативно-интердиктивную реакцию. В
своем еще нечеловеческом горле он собрал голоса всех животных раньше, чем обрел свой
специфический членораздельный голос. …Он как бы отразил в себе этот многоликий и
многоголосый мир и смог в какой-то мере управлять поведением его представителей благодаря опоре
на описанные выше механизмы высшей нервной деятельности.
...Мы близимся в науках о человеке к такому сдвигу, который можно сравнить с революцией в
физике, развернувшейся в первой половине ХХ века. Роль, аналогичную “атомному ядру”, здесь
сыграет начало человеческой истории. Но сегодня это еще только штурмуемая загадка. Если принять,
что все сказанное выше об экологии троглодитид более или менее соответствует истине, то начало
человеческой истории круто переносится во времени в сравнении с принятой сейчас датировкой. Еще
недавно длительность истории определяли в полмиллиона - миллион лет, и уже эта цифра в
известной мере оправдывала тезис А.Тойнби, что сравнительно с нею история всех выделенных им
“цивилизаций” (числом около двадцати) настолько кратковременна, что последовательностью их
можно пренебречь и рассматривать их почти как одновременные друг другу, т.е. не имеющие
соизмеримости с гигантской величиной бытия людей на земле. Однако с тех пор раскопки Лики,
Арамбура, Коппенса и других в Африке увеличили ее еще значительно больше, так что сегодня
людям приписывают возраст около двух с половиной миллионов лет и, судя по всему, завтра могут
последовать новые открытия еще более древних костных останков австралопитеков в сопровождении
примитивных оббитых камней. Но вот что качается неоантропа (“хомо сапиенса”), он появляется
всего 35-40 тыс. лет тому назад. Его исторический марш, обгоняющий темпы изменения окружающей
природы, т.е. обретающий относительное самодвижение и ускорение (при неизменной телесной
организации), начинается и того много позже. …Если отсчитывать начало такового самодвижения с
неолита, эти недолгие тысяч восемь лет человеческой истории по сравнению с масштабами
биологической эволюции можно приравнять к цепной реакции взрыва. История людей - взрыв. В
ходе ее сменилось всего несколько сот поколений.
...Толчком к взрыву, очевидно, послужила бурная дивиргенция двух видов - палеоантропов
(троглодитидов) и неоантропов, стремительно отодвигавшихся друг от друга. …Именно природа этой
дивиргенции и есть “атомное ядро”, тайну которого надлежит открыть.
... В своих цифровых таблицах различных параметров строения мозга В.И. Кочеткова убедительно
выделила ископаемых неоантропов в особую группу, оказавшуюся глубоко специфичным перевалом
в антропогенезе. …В переводе на хронологию его длина - всего лишь 15-25 тыс. лет. Но на этом-то
отрезке и укладывается почти все таинство дивиргенции, породившей людей.
...В этом интервале в числе остатков жизнедеятельности наших ископаемых предков появляются
сначала краски, в конце - изображения. Но как мустьерское использование охры для пятен на камнях,
для отпечатков пятерни, так же и ориньякско-солютрейские насечки и полоски, графические и
скульптурные изображения животных и людей, - все это не имеет ни малейшего отношения к
категориям эстетики и отвечает столь ранним ступеням подготовки специфической человеческой
психики, что эти явления должны быть поставлены в порядке эволюции у самых истоков
возникновения речи. И все-таки тут налицо нечто высоко специфичное для становления человека:
если и мыслимо животное, которое применяет элементарную окраску, то ни одно животное не
создает изображения чего-либо.
...Кроме того, есть и еще один совершенно специфический факт, который мы можем локализовать
в данном хронологическом интервале: расселение ранних неоантропов по обширной ойкумене, чуть
ли не по всей пригодной к обитанию территории нашей планеты, включая Америку, Австралию,
Океанию. Эта дисперсия человечества по материкам и архипелагам земного шара, если сравнить ее с
темпами расселения любого другого биологического вида, по своей стремительности может быть
уподоблена взрыву. За эти полтора-два десятка тысячелетий кроманьонцы преодолели такие
экологические перепады, такие водные и прочие препятствия, каких ни один вид животных вообще
никогда не мог преодолеть.
Нельзя свести это рассеяние людей по планете к тому, что им не доставало кормовой базы на
прежних местах: ведь другие виды животных остались и питаются на своих древних ареалах нередко
и до наших дней - корма хватает. Нельзя сказать, что люди в верхнем плейстоцене расселялись из
худших географических условий в лучшие, - факты показывают, что имело место и
противоположное. Им не стало “тесно” в хозяйственном смысле, ибо их общая численность тогда
была невелика.
10