Волкова Э.Н. Введение в культурологию. Хрестоматия
Подождите немного. Документ загружается.
Но им стало, несомненно, тесно в смысле трудности сосуществования с себе подобными.
Старались ли они отселиться в особенности от палеоантропов, которые биологически утилизировали
их в свою пользу, опираясь на мощный и неодолимый нейрофизиологический аппарат интердикции?
Или они бежали от соседства с теми популяциями неоантропов, которые ... уже развили в себе более
высокий нейрофизиологический аппарат суггестии, перекладывавший тяготы на часть своей или
окрестной популяции? Вероятно, и палеоантропы, и эти суггесторы пытались понемногу
географически перемещаться вслед за такими беглецами-переселенцами... На самые далекие края
пригодного к обитанию мира неоантропы отселились особенно рано в эпоху дивиргенции с
палеоантропами. А судя по тому, что расселение ранних неоантропов происходило в особенности по
водным путям - не только по великим рекам, но и по океанским течениям, на бревнах, - люди искали
отрыва сразу на большие дистанции, передвигались они при этом, конечно, поодиночке или очень
небольшими группами.
Но вот процесс разбрасывания то в том, то в ином направлении достигает такого предела, когда по
природным причинам простое взаимное отталкивание оказывается уже далее невозможным.
Достигнуты ландшафтные экстремальные условия, или океан останавливает перемещение дальше
вперед. Но торможение может быть и иного рода: настигают новые волны человеческой миграции,
отрываться все труднее. И вот рано или поздно в разных местах не в одно и то же время, но в общем
повсюду приходит пора нового качества: взаимного наслаивания мигрирующих популяций
неоантропов, откуда проистекают попытки обратного, встречного переселения... Иссякает отлив,
начинается прилив. Люди возвращаются к людям. Или - что равнозначно - они уже не отселяются,
они остаются среди людей.
Вот этот второй, обратный вал перемещений неоантропов и есть уже не просто история их
взаимного избегания или избегания ими палеоантропов, но начало истории человечества... Земля
начала покрываться антропосферой: соприкасающимися друг с другом, но разделенными друг от
друга первобытными образованиями. Земной шар перестал быть открытым для неограниченных
перемещений. Его поверхность стала уже не только физической или биогеографической картой, но
картой этногеографической, а много позже и политико-географической.
...Раздробленность первобытного человечества на огромное число общностей или общин (причем
разного уровня и пересекающихся), стоящих друг к другу так или иначе в отношении “мы - они”,
было объективной хозяйственной необходимостью. Но норма экономического поведения каждого
индивида внутри этих рамок состояла как раз во всемерном “расточении” плодов труда:
коллективизм первобытной экономики состоял не в расстановке охотников при облаве, не в правилах
раздела охотничьей добычи и т.п., а в максимальном угощении и одарении каждым другого, хотя и
только по сформировавшимся обычным каналам. Дарение, угощение, отдавание, - основная форма
движения продуктов в архаических обществах.
Такая экономика подразумевает соответствующую психику. Это поведение явно противоположно
“зоологическому индивидуализму”, да и не может быть приравнено к действию у животных, скажем,
родительского инстинкта кормления детенышей или призыву петухом куриц к найденному корму.
Взаимное отчуждение добываемых из природной среды жизненных благ было императивом жизни
первобытных людей, который нам даже трудно вообразить, ибо он не соответствует ни нормам
поведения животных, ни господствующим в новой и новейшей истории принципам материальной
заинтересованности. “Отдать” было нормой отношений.
...Вот каков корень у закономерности экономического поведения первобытных людей. Как мы
видим, он уходит в наидревнейшую глубину истории. Мы находим там не деятельность одиночек,
оббивающих камни, ...а прежде всего отношения людей ...То были антибиологические отношения и
нормы - отдавать, расточать блага, которые инстинкты и первосигнальные раздражители требовали
бы потребить самому, максимум - отдать своим детенышам либо самкам.
Остается повторить, что такой распорядок вещей требовал необходимого корректива - распадения
человечества на великое множество общностей с разными искусственными признаками их
обособления и культурами, которые ставили предел отчуждению благ “вовне”. Эти признаки
одновременно и отмежевывали общность и сплачивали ее.
К ТЕМЕ № 3. АРХАИЧЕСКИЕ ФОРМЫ ОБЩЕНИЯ КАК ПЕРВООСНОВЫ КУЛЬТУРЫ.
Мирча Элиаде. Священное и мирское. М., 1994 (стр. 20-132).
Наша первая цель - представить специфические масштабы религиозного опыта и показать, в чем
его отличия от опыта мирского в познании мира. Мы не будем углубляться в описание
многочисленных факторов, воздействовавших на религиозный опыт на протяжении столетий. …
Различие опыта - это результат экономических, социальных и культурных различий, одним словом -
Истории.
11
Вместе с тем у кочевых охотников и оседлых земледельцев есть одна общая черта в поведении,
которая нам представляется значительно более важной, чем все различия: и те и другие живут в
священном Космосе, они приобщены к космической священности, проявляющейся через мир
животных и растений. Достаточно сравнить их бытийные ситуации с ситуациями современного
человека, живущего в неосвященном Космосе, чтобы отчетливо понять все, что отличает нашего
современника от представителей других обществ. Одновременно обнаруживаются и основания для
сравнения религиозных фактов, принадлежащих различным культурам: все эти факты происходят от
одного и того же поведения - поведения “человека религиозного”.
Для религиозного человека пространство неоднородно: в нем много разрывов, разломов; одни
части пространства качественно отличаются от других... Более того, для религиозного человека эта
неоднородность пространства проявляется в опыте противопоставления священного пространства,
которое только и является реальным, существует реально, всему остальному - бесформенной
протяженности, окружающей это священное пространство.
Оговоримся сразу, что религиозный опыт неоднородности пространства является
основополагающим, сравнимым с “сотворением Мира”. Речь идет не о теоретических построениях,
но о первичном религиозном опыте, предшествующем всякому размышлению о Мире... Проявление
священного онтологически сотворяет мир. В однородном и бесконечном пространстве, где никакой
ориентир невозможен, где нельзя сориентироваться, иерофания (явление священного - Э.В.)
обнаруживает абсолютную “точку отсчета”, некий “Центр”... Чтобы жить в Мире, необходимо его
сотворить, но никакой мир не может родиться в хаосе, однородности и относительности мирского
пространства, ...где человек перемещается, движимый житейскими потребностями, обычными для
существования в индустриальном обществе.
Но и в этом мирском восприятии пространства продолжают оставаться некие величины, которые в
большей или меньшей степени напоминают о неоднородности, характеризующей религиозное
восприятие пространства. Какие-то особые места, качественно отличные от других: родной пейзаж,
место, где родилась первая любовь... сохраняют даже для человека искренне нерелигиозного особое
качество - быть “единственными”. Это - “святые места” его личной вселенной, как если бы это
нерелигиозное существо открыло для себя иную реальность, отличную от той, в которой происходит
его обыденное существование.
...Всякое священное пространство предполагает какую-либо иерофанию, некое вторжение
священного, в результате чего из окружающего космического пространства выделяется какая-либо
территория, которой придаются качественно отличные свойства... Теофания освящает какое-либо
место уже только тем, что делает его “открытым” вверх, т.е. сообщающимся с Небом. Оно становится
тем необычным местом, где осуществляется переход от одного способа существования к другому.
Очень скоро мы продемонстрируем другие, еще более точные примеры: алтари, являющиеся
“Вратами Божьими”, местами нисхождения с Неба на Землю.
Но даже и не требуется какой-то теофании или иерофании в собственном смысле: достаточно
одного какого-то знака, чтобы указать на священность места... Нечто не принадлежащее данному
миру неопровержимо проявляется и тем самым указывает какое-то направление или определяет
какое-то поведение. Требуется знак, чтобы положить конец напряженности, вызванной
относительностью и чувством неуверенности, происходящей от отсутствия ориентиров, одним
словом, для того, чтобы найти абсолютную точку опоры. Например: преследуют дикое животное и в
месте, где его убивают, возводят алтарь; или выпускают на свободу какое-то домашнее животное,
например быка, через несколько дней его находят и там же на месте приносят в жертву, затем на этом
месте возводят жертвенник, а вокруг него строят деревню. Во всех этих случаях священность места
обнаруживают животные; люди, следовательно, не свободны в выборе священного места. Им дано
лишь искать и находить его с помощью таинственных знаков.
Для традиционных обществ весьма характерно противопоставление между территорией обитания
и неизвестным, неопределенным пространством, которое их окружает. Первое - это “Мир” (точнее
“наш мир”), Космос. Все остальное - это уже не Космос, а что-то вроде “иного мира”, это чужое и
хаотическое пространство, населенное ларвами (злыми духами), демонами, “чужими”
(приравниваемыми, впрочем, к демонам и привидениями). “Мир” (т.е. “наш мир”) это вселенная,
внутри которой священное уже проявило себя и где, следовательно, разрыв уровней оказался
возможным и повторяющимся.
...Неизвестная, чужая, незанятая (что часто означает - незанятая “нашими”) территория еще
пребывает в туманных и зачаточных условиях “Хаоса”. Занимая его и особенно располагаясь в нем,
человек символически трансформирует его в Космос путем ритуального воспроизведения
космогонии. То, что должно стать “нашим миром”, нужно сначала “сотворить”, а всякое сотворение
имеет одну образцовую модель: сотворение Вселенной богами. “Своей” территория становится лишь
после ее “сотворения” заново, т.е. ее освящения. Это религиозное поведение по отношению к
12
неизведанным землям распространилось и на Запад и просуществовало вплоть до начала
современной истории. Испанские и португальские “конкистадоры” захватывали во имя Иисуса
Христа открытые и покоренные ими земли. Возведением Креста они освящали местность, придавая
ей этим актом как бы “новое рождение”. ...Вновь открытые страны были “обновлены”, “вновь
сотворены” Крестом.
...Тесная взаимосвязь, существующая между космизацией и освящением, отмечается еще на самых
элементарных уровнях культуры, например у австралийских кочевников, хозяйство которых
строилось на сборе плодов и мелкой охоте... Найти “свое место”, оборудовать его, обжить - все эти
действия предполагают жизненно важный выбор Вселенной, которую они “сотворяют”, чтобы
сделать своей. И эта “Вселенная” всегда является подобием образцовой Вселенной, созданной и
обитаемой Богами. Она составляет, таким образом, часть священного деяния Богов.
...Возглас неофита племени квакиутли “Я нахожусь в Центре Мира” сразу же открывает нам одну
из наиболее глубоких значимостей священного пространства. Там, где через иерофанию
осуществляется разрыв уровней, одновременно происходит “открытие” пути вверх (в божественный
мир) или вниз (в нижние области, в царство мертвых). Таким образом, три космических уровня -
Земля, Небо, нижние области - оказываются сообщающимися.
...Тот же символизм Центра объясняет и другие серии космологических и религиозных образов.
Мы приведем лишь наиболее важные из них: а) святые города и жертвенники располагаются в
Центре Мира; б) храмы воспроизводят космическую Гору и вследствие этого представляют собой в
наилучшем виде “связующее звено” между Землей и Небом; в) фундаменты храмов глубоко
погружены в нижние области. …Можно констатировать, что “образ мира”, точно также как и
символизм “Центра”, повторяется в обитаемом мире. Палестина, Иерусалим и иерусалимский Храм
представляют вместе и одновременно картину Вселенной и центра Мироздания. Эта
множественность “Центров”, это повторение картины Мира во все более скромных масштабах
составляют одну из отличительных черт традиционных обществ.
...Вселенная берет начало в своем Центре, она простирается от центральной точки, как от “пупа”.
Именно так, согласно «Ригведе», зарождается Вселенная: от ядра, центральной точки. Иудейская
традиция еще более откровенна: “Святейший сотворил Мир как эмбрион. Подобно тому, как эмбрион
растет от пупа, мир был создан Богом от пупа, а затем распространился во все направления”. …
Сотворение предполагает избыточность реальности, иначе говоря, вторжение священного в мир.
... В самых различных культурных контекстах мы обнаруживаем одну и ту же космологическую
схему, один и тот же ритуальный сценарий: размещение на какой-либо территории уподобляется
сотворению мира
Если верно, что “наш мир” - это Космос, то всякое нападение извне грозит обратить его в “Хаос”,
и так как “наш мир” был образован по образу и подобию творения Богов, т.е. космогонии, враги,
нападающие на этот мир, воспринимаются как враги богов - демоны и в первую очередь архидемон,
первый Дракон, поверженный богами у истоков времен... Враги приравниваются к могущественным
силам Хаоса. Всякое разрушение поселения равноценно возвращению в Хаос, всякая победа над
захватчиком воспроизводит победу Бога над Драконом (т.е. над “Хаосом”).
...Те же образы используются в наши дни, когда речь идет об опасностях, угрожающих некоторым
типам цивилизации. В частности, говорят о “хаосе”, “разрухе”, “мраке”, в который погружается “наш
мир”. Все эти выражения обозначают нарушение порядка, Космоса, органической структуры и
погружение в текучее, аморфное состояние; одним словом, в хаос. Это подтверждается, как нам
кажется, тем, что эти образы до сих пор живут в языке, во фразеологии современного человека. Что-
то от традиционной концепции Мира все еще свойственно его поведению, даже если он и не всегда
осознает это древнее наследие.
... Для нашего исследования наибольший интерес представляет тот факт, что во всех
традиционных культурах жилище несет в себе нечто священное и одним только этим уже отражает
Мироздание. ...Небо мыслится как огромная палатка, поддерживаемая центральным столбом: кол
палатки или центральная опора дома ассоциируется со Столбом Мироздания и получает то же
наименование... Подобное видение мира мы встречаем и в такой высокоразвитой цивилизации, как
индийская. Прежде чем каменщики заложат первый камень фундамента, астролог указывает точку на
земле, которая находится над Змеем, поддерживающим мир. Старший каменщик вырезает колышек и
вбивает его в землю точно в указанном месте, чтобы прочно закрепить голову змея. Затем на это
место укладывается первый камень. Таким образом, угловой камень располагается прямо в “Центре
мироздания”. Однако, с другой стороны, действия по заложению фундамента повторяют акт
космогонии: забить кол в голову Змея и “закрепить” ее - это означает повторить изначальные
действия Сомы или Индры, который, согласно “Ригведе”, “поразил Змея в его логове”. Как мы уже
отмечали, Змей символизирует Хаос, аморфное состояние, нечто не проявившееся. Обезглавить его
13
значит совершить акт Сотворения, т.е. перейти от потенциального и аморфного к имеющему
форму.
...Религиозный человек испытывает глубокую ностальгию по “божественному миру”, по дому,
напоминающему “дом божий” - такой, каким его воспроизвели впоследствии в Храмах и
Святилищах. В общем эта религиозная ностальгия выражает желание жить в некоем чистом и
святом Космосе, каким он был изначально, когда только что вышел из рук Создателя.
И религиозный человек периодически получает возможность найти Космос таким, каким он
должен быть в принципе, в мифический момент Сотворения, благодаря познанию Священного
Времени.
***
Равно как и пространство, Время для религиозного человека не однородно и не беспрерывно. Есть
периоды Священного Времени. Это время праздников (большинство из которых повторяется с
определенной периодичностью). С другой стороны, есть Мирское Время, обычная временная
протяженность, в которой разворачиваются действия, лишенные религиозной значимости.
...Главное различие между этими двумя качествами Времени, на первый взгляд, поразительно:
Священное Время по своей природе обратимо, в том смысле, что оно буквально является первичным
мифическим Временем, преобразованным в настоящее. Всякий церковный праздник, всякое Время
литургии представляют собой воспроизведение в настоящем какого-либо священного события,
происходящего в мифическом прошлом, “в начале”. Таким образом, Священное Время может быть
возвращено и повторено бесчисленное множество раз.
... Для религиозного человека древних цивилизаций Мир обновляется ежегодно. Иначе говоря, с
наступлением каждого нового года он вновь обретает исходную “святость”, которая была
свойственна ему, когда он вышел из рук Создателя. …С каждым Новым Годом наступает “новое”,
“чистое”, “святое” (еще не изношенное) время.
...Легко понять, почему воспоминание о том чудесном времени неотступно преследовало
религиозного человека, почему он стремился периодически приобщаться к нему: в начале времен
боги демонстрировали апогей своего могущества. Космогония есть высшее проявление
божественного, пример силы, сверхъестественного изобилия и созидательности. Религиозный
человек жаждет реального. Всеми средствами он пытается оказаться у истока первичной реальности,
когда мир был в стадии зарождения... Участвуя путем обрядов в “конце света” и его “воссоздании”,
человек становится современником изначального времени, следовательно, он рождался заново, вновь
начинал свое существование с нерастраченным запасом жизненных сил, таким, как в момент
рождения.
...Таким образом, религиозный человек периодически становится современником богов в той
мере, в какой он восстанавливает в настоящем первичное Время, когда были совершены
божественные деяния. На уровне “примитивных” цивилизаций все, что делает человек, имеет
сверхчеловеческую модель: даже в обычное “непраздничное” Время их действия имитируют
образцовые модели, ниспосланные богами или мифическими Предками. Но подобная имитация
может становиться все менее и менее точной, модель может искажаться или вовсе забываться.
Поэтому необходимо периодическое восстановление божественных актов - религиозные праздники;
они призваны показать человеческим существам священные модели. Ритуальная починка лодки или
выращивание ямса не похожи на аналогичные операции, осуществляемые в интервалах между
священными периодами. Они более точны, более похожи на божественные образцы, а с другой
стороны, они ритуальные: их замысел имеет религиозную основу. Обрядная починка лодки
проводится не потому, что лодка нуждается в ремонте, а потому, что в мифическую эпоху боги
показали людям, как нужно ремонтировать лодки. …Следовательно, Время, когда осуществляется
ритуальная починка лодок, восходит к первичному Времени: это то самое время, когда совершали
деяния боги.
Религиозный человек ощущает потребность периодически погружаться в священное и
непроходящее Время. Для него именно благодаря священному Времени существует другое, обычное
время, та мирская временная протяженность, в которой проходит все человеческое существование.
Именно вечное настоящее мифического события делает возможным ход мирской истории.
...Все, что при современном взгляде на вещи представляется “прогрессивным” (не важно какого
характера: социального, культурного, технического и т. п.) по отношению к предшествующей
ситуации, все это было принято различными примитивными обществами в ходе их длительной
истории как новые божественные откровения. …У нас нет оснований для того, чтобы трактовать
периодическое возвращение в священное Время начала как отказ от реального мира, бегство в мир
мечты, в мир воображения. Напротив, в этом еще раз отчетливо проявляется онтологическая
одержимость - главная отличительная черта человека первобытных и древних обществ. Ведь, в
конечном итоге, желание восстановить Время начала - это желание пережить время, когда боги
14
присутствовали на земле, обрести сильный, свежий и чистый Мир, такой, каким он был “в начале
времен”. Это жажда священного и одновременно ностальгия по Бытию. В экзистенциальном плане
этот опыт порождает уверенность в возможности периодически вновь начинать жизнь с максимумом
“шансов”.
...Религиозный человек воспринимает человечество таким, каким оно представлено в
сверхчеловеческих всевышних моделях. Он осознает себя истинным человеком лишь в той мере, в
какой он походит на богов, Героев-основателей цивилизаций, мифических Предков. Короче говоря,
религиозный человек желает быть иным, нежели он есть с точки зрения его мирского опыта.
Религиозный человек - это не некая данность; он формирует себя сам по божественным образцам.
…Настоящим человеком он становится, лишь следуя учению, содержащемуся в мифах, и подражая
богам.
... И тот, кто поднимается по ступеням жертвенника или восходит по ритуальной лестнице,
ведущей в Небо, перестает на это время быть человеком: тем или иным образом он приобщается к
сверхъестественному. …Одной лишь своей формой существования Небо открывает человеку
запредельность, силу, вечность. Его существование абсолютно, потому что оно высоко, бесконечно,
вечно и могущественно. …Множество высших божеств первобытных народов получают имена,
обозначающие высоту, небесный свод, метеорологические феномены; они могут также просто
называться “Владельцами Неба”, “Жителями Неба”.
...Однако мы полагали важным напомнить об одном факте, имеющем, на наш взгляд,
первостепенное значение: Высшие Существа небесной структуры постепенно исчезают из культов:
они “отдаляются” от человека, уходят в небо и становятся “богами в отставке”. Эти боги, создав
Космос, дав человеку жизнь, чувствуют, можно сказать, нечто вроде “усталости”, как если бы
великий промысел Сотворения исчерпал их ресурсы. Они укрываются в Небе, оставив на земле
своего сына или какого-нибудь демиурга, на которых возлагается завершение или
совершенствование Сотворения. Мало-помалу их место занимают другие божественные персонажи:
Мифические Предки, Божьи Матери, животворные Боги и т. д. Бог Грозы сохраняет еще небесную
структуру, но он уже не Высшее созидающее Существо. Он лишь “оплодотворитель” Земли, а иногда
лишь помощник своей Земли-Матери.
...Явление «отдаления» Высшего Бога отмечается уже на первобытных уровнях
цивилизации. ...Великий небесный Бог, Высшее Существо, Всемогущий Создатель играет весьма
незначительную роль в религиозной жизни племени. Он слишком далек или слишком добр, чтобы
нуждаться в каком-либо культе; о нем вспоминают лишь в самых крайних случаях. К нему
обращаются как к последней надежде во время бедствий... если все действия, предпринятые в
отношении других богов, богинь, предков или демонов, оказались тщетными. Как говорят ораоны:
“Мы испробовали все, но у нас есть еще Ты, чтобы нас спасти!”
...В “удалении божьем” на самом деле выражается все возрастающее стремление человека к
самостоятельным открытиям в области религии, культуры и экономики. …Открытие земледелия
коренным образом преобразует не только экономический уклад жизни первобытного человека, но
прежде всего его экономику священного. Другие религиозные силы начинают играть свою роль:
сексуальность, плодородие, мифология женщины и Земли и т.п. Религиозный опыт становится более
конкретным, более тесно связанным с Жизнью. Великие Богини-Матери, сильные Боги или гении
плодородия оказываются значительно более “динамичными” и более доступными человеку, чем Бог
Создатель.
...Такое поведение характерно не только для первобытных народов. Возьмем древних евреев.
Всякий раз, когда они переживали эпоху мира и относительного экономического процветания, они
отдалялись от Яхве и сближались с Астартами и Баалами соседних народов. И только исторические
катастрофы заставляли их вновь поворачиваться к Богу Яхве. И тогда они звали Вечного и говорили:
“Мы согрешили, так как забыли Вечного и служили Баалам и Астартам, но сейчас освободи нас из
рук наших врагов и мы будем служить тебе” (1 Самуил, 12,10).
... Внешне эта ситуация представляется парадоксальной: божества, заменившие у
первобытных народов богов небесной структуры, были подобно Баалам и Астартам древних евреев
божествами плодородия, изобилия, полноты жизни, короче, божествами, стимулирующими и
наполняющими Жизнь, как космическую жизнь растительного и животного мира, так и само
человеческое существование. Внешне эти божества были сильными, всемогущими. Их религиозная
значимость объясняется именно их силой, их неисчерпаемыми жизненными запасами и
плодовитостью.
И в то же время их поклонников, как первобытных людей, так и древних евреев, не покидало
чувство, что все эти Великие Богини, все эти боги - покровители сельского хозяйства - были не в
силах спасти их, охранить их жизнь в реальных критических ситуациях. Эти боги и богини могли
лишь воспроизводить и умножать Жизнь, более того, они были способны на это лишь в
15
“нормальные” периоды. Божества, превосходно управляющие космическими ритмами, оказываются
бессильными, когда речь идет о спасении Космоса или человеческого общества в момент крайней
опасности (“исторического” кризиса у древних евреев).
Различные божества, заместившие Высших существ, обладали наиболее конкретными и наиболее
яркими возможностями - возможностями способствовать Жизни. Но именно поэтому они не
являются “специалистами” зарождения, они утратили наиболее тонкие, “благородные”, “духовные”
способности Богов Создателей.
... Будучи буквально изгнанным из религиозной жизни, небесная священность остается жить в
символизме. Религиозный символ передает сообщение, даже если он и не осознается более во всей
своей полноте, так как символ адресован человеческому существу в целом, а не только его разуму.
...Для апологетов христианства символы всегда несут в себе некие послания: они открывают нам
священное толкование космических ритмов. Откровения, привнесенные христианством, не
разрушали дохристианского значения символов: они лишь добавляли им новые смыслы. …
Священные космические откровения являются в некотором смысле первичными; они происходили в
самом далеком прошлом человечества, и нововведения, привнесенные впоследствии Историей, не
смогли их сокрушить.
…Вынашивание и порождение Землей живых существ относится к общераспространенному
верованию. Во многих языках человек называется как “рожденный Землей”. …Даже современные
европейцы испытывают смутное чувство мистического единства с родной Землей. Это не что иное,
как религиозный опыт... Вынашивание и разрешение от бремени представляют собой
микрокосмические вариации образцового деяния, выполненного Землей; женщина-мать всего лишь
имитирует и повторяет этот первичный акт возникновения Жизни в чреве Земли. Следовательно, она
должна находиться в прямом контакте с Великой Родительницей, чтобы та направляла ее в
выполнении таинственного действа, коим является рождение новой жизни, чтобы получать от нее
благоприятную энергию и найти у нее материнскую защиту. …Символическое погребение, полное
или частичное, обладает той же религиозно-магической значимостью, что и погружение в воду при
крещении. …Процедура сохраняет ту же эффективность, если необходимо смыть тяжкий грех или
излечить душевнобольного. …Посвящение заключает в себе ритуальную смерть и возрождение. Так,
у многих первобытных народов неофита символически “убивали”, зарывали в землю и сверху
покрывали листвой. Когда он поднимался из могилы, то считался уже новым человеком, так как был
выношен вторично и непосредственно космической Матерью.
...Как мы видели, космогонический миф - это самый что ни на есть совершенный миф-модель, он
являет собой образец для поведения человеческих существ. Именно поэтому бракосочетание людей
расценивается как подражание космической иерогамии. Уже в Атхарваведе муж и жена
уподобляются Небу и Земле. …В Греции брачные ритуалы воспроизводили пример Зевса, тайно
соединявшегося с Герой... Нерелигиозному человеку современных обществ трудно осознать этот
космический и одновременно священный масштаб брачного союза. Но не нужно забывать, что для
религиозного человека архаических обществ Мир представлялся наполненным посланиями. Иногда
эти послания предстают в зашифрованном виде, но для того и существуют мифы, чтобы помочь
человеку их расшифровать... Человеческий опыт во всей своей полноте может быть уподоблен
Космической Жизни. Следовательно, он может быть освящен, ведь Космос - это высочайшее
творение богов.
...На уровне мирского опыта растительная жизнь открывает лишь последовательность “рождений”
и “умираний”. И только религиозное видение Жизни позволяет “расшифровать” в ритме
растительной жизни иные значения, и в первую очередь идеи возрождения, вечной молодости,
здоровья, бессмертия.
...Вспомним также мифы о поисках бессмертия или вечной молодости. Эти символы
Космического Дерева бессмертия, или Познания с наибольшей силой и ясностью выражают то
великое значение, какое придается религией растительности. …Только религиозному человеку
ритмы растительного мира открывают Таинства Жизни и Сотворения, обновления, вечной молодости
и бессмертия. Как отмечают некоторые авторы, все растения, выращиваемые сегодня, первоначально
считались священными. То, что мы называем любовью к растениям (например, когда весной
растения пробуждаются от сна), восходит не к мирскому “натуралистическому” опыту. Напротив, в
этом проявляется религиозный опыт возобновления (нового начала, нового сотворения) Мира,
который и позволяет расценивать весну как воскрешение Природы. И в основе той значимости, какая
придается религией весне, лежит Таинство периодического возрождения Космоса. Впрочем, в
поклонении растениям важен зачастую не столько сам природный феномен весны и появления
растительности, а знак, предвещающий космическую тайну.
...Христианство смогло внести глубокие коренные изменения в религиозные оценки Космоса и
Жизни, но не отбросило их и космическая жизнь во всей ее полноте еще ощущается как некий
16
божественный шифр. ...Всякое космическое существование обречено на “переход”: человек
переходит от до-жизни к жизни, а затем к смерти, подобно тому, как мифический Предок переходил
от до-бытия к бытию, как Солнце, возникая из мрака, переходит в свет... Следует уточнить, что все
эти ритуалы и символы “перехода” отражают специфическую концепцию человеческого
существования: родившись, человек еще не завершен, он должен родиться еще раз, духовно; он
становится окончательно человеком, переходя от несовершенного, эмбрионального состояния к
совершенному, взрослому. Одним словом, человеческое существование обретает полноту
посредством серии обрядов перехода, которые в конечном счете есть не что иное, как
последовательное посвящение.
...Посвящение, как и смерть, как и мистический экстаз, как и абсолютное знание, как и вера в
иудео-христианстве, равноценны переходу от одного способа бытия к другому; через них
осуществляется истинная онтологическая перемена. …Следует запомнить, что религиозный человек
не желает быть таким, каким он является на естественном уровне, он стремится сделаться таким,
каким видится ему идеал, открываемый мифами. Первобытный человек стремится достичь некоего
религиозного человеческого идеала, и уже в этом стремлении содержатся зародыши всех этик,
разрабатывавшихся впоследствии в развитых обществах.
...От одной религии к другой, от одной доктрины или теории к другой древнейшая тема второго
рождения обогащалась новыми значениями, иногда полностью изменяя содержание опыта. Однако
всегда сохранялся один общий и неизменный элемент, который можно сформулировать следующим
образом: доступ к духовной жизни всегда предполагает смерть для мирской жизни, за которой
следует новое рождение.
...В некотором смысле даже можно утверждать, что и у тех наших современников, которые
объявляют себя неверующими, религия и мифология “скрыты” в глубине подсознания. Это означает
также, что возможность вновь приобщиться к религиозному опыту жизни все еще жива в недрах их
“Я”.
Джеймс Фрэзер. Золотая ветвь. М., 1980. Гл. 1У –У (стр. 61-76).
Магия - там, где она встречается в чистом виде, - предполагает, что одно природное событие с
необходимостью неизменно следует за другим без вмешательства духовного или личного агента.
Фундаментальное воззрение магии тождественно, таким образом, воззрению современной науки: в
основании как магии, так и науки лежит твердая вера в порядок и единообразие природных явлений.
У мага нет сомнения в том, что одни и те же причины всегда будут порождать одни и те же
следствия, что свершение нужного обряда, сопровождаемое определенными заклинаниями,
неизбежно приведет к желаемому результату, если только колдовство не будет сведено на нет более
сильными чарами другого колдуна. Маг не упрашивает высшую силу, не ищет благорасположения
переменчивого и своевольного сверхъестественного существа, не унижается перед грозным
божеством. Но власть его, сколь бы великой он ее ни считал, никоим образом не является властью
произвольной и безграничной. Он располагает ею лишь постольку, поскольку строго следует
правилам своего искусства или природным законам, как он их понимает. …Человек был с самого
раннего периода своей истории вовлечен в поиск общих принципов, с помощью которых можно
обратить себе на пользу порядок природных явлений.
…Итак, магия, как оказалось, близкая родственница науки. Остается выяснить, в каком
отношении она находится к религии. …Нет такого предмета, в отношении которого мнения
расходились бы так сильно, как в отношении природы религии. Невозможно дать определение,
которое удовлетворило бы всех. Автор может лишь, во-первых, выразить, что он понимает под
религией, и, во-вторых, во всей работе последовательно употреблять этот термин в указанном
смысле. Так вот, под религией я понимаю умилостивление и умиротворение сил, стоящих выше
человека, сил, которые, как считается, направляют и контролируют ход природных явлений и
человеческой жизни. Религия в таком понимании состоит из теоретического и практического
элементов, а именно – из веры в существование высших сил и из стремления умилостивить их и
угодить им. На первом месте, конечно, стоит вера, потому что, прежде чем угождать божеству, надо
верить в его существование. Но если религия не ведет к религиозному образу действий, это уже не
религия, а просто теология, так как, по выражению святого Иакова, «одна вера без дел мертва».
Другими словами, тот, кто не руководствуется хоть в какой-то мере в своем поведении страхом перед
богом или любовью к нему, тот нерелигиозен. С другой стороны, нельзя назвать религиозным и
поведение, не подкрепленное религиозной верой. Два человека могут вести себя одинаково, и тем не
менее один из них будет человеком религиозным, а другой – нет. …Поэтому верование и действие
или, говоря языком теологии, вера и «дела» равно важны для религии, которая не может
существовать без того и другого. Но не обязательно и не всегда религиозное действие принимает
форму ритуала, то есть состоит в произнесении молитв, совершении жертвоприношений и других
внешних обрядовых действий. Цель их – угодить божеству. Но если божество, по мнению его
17
приверженцев, находит удовольствие в милосердии, прощении и чистоте, а не в кровавых жертвах,
пении гимнов и курении фимиама, то угодить ему лучше всего можно, не простираясь перед ним ниц,
не воспевая хвалы и не наполняя храмы дорогими приношениями, а исполнившись чистотой,
милосердием и состраданием к людям. Ведь, поступая таким образом, они подражают, насколько
позволяет им человеческая слабость, совершенству божественной природы.
…Но если в религии заложена, во-первых, вера в существование сверхъестественных существ, во-
вторых, стремление снискать их благосклонность, это предполагает, что ход природных событий в
какой-то мере эластичен и изменчив и что можно уговорить или побудить всемогущие
сверхъестественные существа для нашей пользы вывести его из русла, в котором он обычно
протекает. Предположение об эластичности и изменяемости природы прямо противоречит
принципам магии и науки, которые считают, что природные процессы жестки и неизменны в своем
течении, поэтому их невозможно вывести из своего течения ни уговорами и мольбами, ни угрозами и
запугиванием. Различие между этими двумя соперничающими мировоззрениями зависит от ответа на
следующий принципиально важный вопрос: носят ли управляющие миром силы сознательный и
личный – или бессознательный и безличный характер? Стремясь к умиротворению
сверхъестественных сил, религия признает за богами сознательный и личный характер. Всякое
умиротворение подразумевает, что умиротворяемое существо является сознательным и личным, его
поведение несет в себе какую-то долю неопределенности…
…Магия часто имеет дело с духами, то есть с личными агентами, что роднит ее с религией. Но
магия обращается с ними точно так же, как она обращается с неодушевленными силами, то есть,
вместо того чтобы, подобно религии, умилостивлять и умиротворять их, она их принуждает и
заставляет. Магия исходит из предположения, что все личные существа, будь они людьми или
богами, в конечном счете подчинены безличным силам, которые контролируют все, но из которых
тем не менее может извлечь выгоду тот, кто знает, как ими манипулировать с помощью обрядов и
колдовских чар. Например, в Древнем Египте колдуны считали, что они могут принуждать даже
высших богов выполнять их приказания, и в случае неповиновения грозили им гибелью. …В Индии
имеет хождение поговорка: «Весь мир подчинен богам; боги подчинены чарам (мантрам), а чары –
брахманам; поэтому брахманы – наши боги».
Радикальной противоположностью магии и религии объясняется та непреклонная враждебность, с
которой священнослужители на протяжении истории относились к колдунам. Священника не могла
не возмущать высокомерная самонадеянность колдуна, его надменность по отношению к высшим
силам, бесстыдное притязание на обладание равной с ними властью. …Но этот антагонизм, каким бы
привычным он нам ни казался, по-видимому, появляется на сравнительно поздней стадии религии.
На более ранних стадиях функции колдуна и священника часто сочетались или, вернее, не
разделялись. Человек добивался благосклонности богов и духов с помощью молитв и
жертвоприношений и одновременно с этим прибегал чарам и заклинаниям, которые могли возыметь
желательное действие сами по себе, без помощи бога или дьявола. Короче говоря, человек совершал
религиозные и магические обряды, произносил молитвы и заклинания на едином дыхании, при этом
он не обращал внимания на теоретическую непоследовательность своего поведения, если всеми
правдами и неправдами умудрялся достичь желаемого. …Способность принудить к чему-либо
божество, которую крестьянство в католических странах приписывает священникам, является, по
всей видимости, точным слепком с той способности, которую приписывали своим колдунам древние
египтяне. …У невежественных и суеверных прослоек современной Европы система магии во многом
та же, что существовала тысячелетия назад в Индии и Египте и продолжает существовать у самых
диких племен, сохранившихся до настоящего времени в отдаленных уголках мира. …Проникнув в
глубины магии, беспристрастный наблюдатель увидел бы в ней не что иное, как постоянную угрозу
цивилизации. Мы, как видно, движемся по тонкой корке, которая может в любой момент треснуть
под воздействием дремлющих подземных сил.
…Из предшествующего следует, что можно различать два типа «человекобога»: религиозный и
магический.
В первом случае предполагается, что существо высшего порядка вселяется в человека на
более или менее продолжительный срок и проявляет свою сверхъестественную мощь и мудрость
путем совершения чудес и изречения пророчеств. К данному типу подходит название вдохновенного
и воплощенного: человеческого тело здесь всего лишь хрупкий скудельный сосуд, наполненный
бессмертным божественным духом.
Во втором случае человекобог-маг ест не более как человек, но человек, обладающий
необычайной силой, которую он черпает из некой физической общности с природой. Он не является
простым вместилищем божественного духа. Все существо его – и тело, и душа – столь тонко
настроены на гармонию с природой, что прикосновение его руки или поворот головы заставляют
вибрировать всю материальную структуру мира. И, обратно, его божественный организм проявляет
18
чувствительность к таким незначительным изменениям обстановки, которые совершенно никак не
отразились бы на простом смертном.
…В примитивном обществе, где господствует однородность занятий и где разделение на
профессиональные группы едва наметилось, каждый человек в большей или меньшей степени
занимается магией в своих интересах и использует чары и заклинания на благо себе и во вред своим
врагам. Великий шаг вперед был сделан тогда, когда колдуны выделились в особый класс, то есть
когда они были отделены от остальных соплеменников для того, чтобы своим искусством – будь оно
направлено на излечение болезней, предсказание будущего или на другую общественно значимую
цель – приносить пользу всему обществу. Негодность средств, которые большинство из этих
профессионалов употребляло для достижения своих целей, не должно умалять в наших глазах
огромную значимость самого этого института. Колдуны явились прямыми предшественниками не
только современных врачей и хирургов, но и современных исследователей и первооткрывателей во
всех отраслях естественных наук. Они положили начало процессу, который привел их
последователей в более поздние эпохи к столь славным и полезным открытиям.
К ТЕМЕ № 3. КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИ.
З. Фрейд. Я и Оно. // Хрестоматия по истории психологии. Период открытого
кризиса. М., 1980 (стр. 184-210).
Деление психики на сознательное и бессознательное является основной предпосылкой
психоанализа, и только оно дает ему возможность понять и приобщить науке часто наблюдающиеся
и очень важные патологические процессы в душевной жизни. Для большинства философски
образованных людей идея психического, которое одновременно не было бы сознательным, до такой
степени непонятна, что представляется им абсурдной и не совместимой с простой логикой.
Мы создали себе представление о связной организации душевных процессов в одной личности и
обозначаем его как Я этой личности. Это Я связано с сознанием, что оно господствует над
побуждениями к движению… Это та душевная инстанция, которая контролирует все частные
процессы, которая ночью отходит ко сну и все же руководит цензурой сновидений.
Все наше знание постоянно связано с сознанием. Даже бессознательное мы можем узнать только
путем превращения его в сознательное. Но каким же образом это возможно? Что значит: сделать
нечто сознательным? Как это может произойти? Сознательным может стать лишь то, что некогда уже
было сознательным восприятием. Внутренне восприятие дает ощущение процессов, происходящих в
различных, несомненно также глубочайших слоях душевного аппарата. Они мало известны, и
лучшим их образцом может служить ряд удовольствие – неудовольствие. Они первичнее,
элементарнее, чем ощущения, возникающие извне, и могут появляться в состояниях смутного
сознания. Ощущения, сопровождающиеся чувством удовольствия, не содержат в себе ничего
побуждающего к действию, наоборот, ощущения неудовольствия обладают этим свойством в
высокой степени. Они побуждают к изменению, к совершению, движения и поэтому мы
рассматриваем неудовольствие как повышение энергии, а удовольствие – как понижение ее.
Согласно предлагаемой теории, индивидуум представляется нам как непознанное и
бессознательное Оно, которое поверхностно охвачено Я, возникшим как ядро из системы
восприятий. Я старается содействовать влиянию внешнего мира на Оно и осуществлению тенденций
этого мира, оно стремится заменить принцип удовольствия, который безраздельно властвует в Оно,
принципом реальности. Восприятие имеет для Я такое же значение, как влечение для Оно. По
отношению к Оно - Я подобно всаднику, который должен обуздать превосходящую силу лошади, с
той только разницей, что всадник пытается совершить это собственными силами, Я же - силами
заимствованными. Это сравнение может быть продолжено. Как всаднику, если он не хочет
расставаться с лошадью, часто остается только вести ее туда, куда ей хочется, так и Я превращает
обыкновенно волю Оно в действие, как будто бы это было его собственной волей. Мы привыкли
всюду привносить социальную или этическую оценку, и поэтому нас не удивляет, что игра низших
страстей происходит в подсознательном, но мы заранее уверены в том, что душевные функции тем
легче доходят до сознания, чем выше указанная их оценка. Психоаналитический опыт не
оправдывает, однако, наших ожиданий.
С одной стороны, мы имеем доказательства тому, что даже тонкая и трудная интеллектуальная
работа, которая обычно требует напряженного размышления, может быть совершена
предсознательно, не доходя до сознания. Такие случаи совершенно бесспорны, они происходят,
например, в состоянии сна и выражаются в том, что человек непосредственно после пробуждения
находит разрешение трудной математической или иной задачи, над которой он бился безрезультатно
19
накануне. Однако гораздо большее недоумение вызывает знакомство с другим фактом. Из
психоанализа мы узнаем, что существуют люди, у которых самокритика и совесть, т.е. бесспорно
высокоценные душевные проявления, оказываются бессознательными и, оставаясь таковыми,
обуславливают важнейшие поступки. Еще более смущает нас новое наблюдение, приводящее к
необходимости считаться с бессознательным чувством вины, - факт, который задает новые
загадки. Возвращаясь к нашей оценочной шкале, мы должны сказать: не только наиболее глубокое,
но и наиболее высокое в Я может быть бессознательным.
***
Первое и самое важное отождествление индивидуума – отождествление с отцом в самый ранний
период истории личности. (Может быть, осторожнее было бы сказать «с родителями», так как оценка
отца и матери до точного понимания полового различия бывает одинаковой). Упрощенный случай
для ребенка мужского пола складывается следующим образом: очень рано ребенок обнаруживает по
отношению к матери объектную привязанность, которая берет свое начало от материнской груди;
отцом мальчик овладевает с помощью отождествления. Оба отношения существуют некоторое время
параллельно, пока усиление сексуальных влечений к матери и осознание того, что отец является
помехой для таких влечений, не вызывает комплекса Эдипа. Отождествление с отцом отныне
принимает враждебную окраску и превращается в желание устранить отца и заменить его собой для
матери. С этих пор отношение к отцу амбивалентно (проявление противоположных – нежных и
враждебных - чувств против одного и того же лица). При разрушении комплекса Эдипа необходимо
отказаться от объектной привязанности к матери. Вместо нее могут появиться две вещи: либо
отождествление с матерью, либо усиление отождествления с отцом. Последнее мы обыкновенно
рассматриваем как более нормальное, при котором мужественность мальчика укрепляется.
Совершенно аналогичным образом «эдиповская установка» маленькой девочки может вылиться в
усиление ее отождествления с матерью, упрочивающего женственный характер ребенка. Более
подробное исследование вскрывает в большинстве случаев более полный эдипов комплекс, т.е.
мальчик становится не только в амбивалентное отношение к отцу, но он одновременно ведет себя как
девочка, проявляет женское отношение к отцу и соответствующее ревниво-враждебное к матери. Это
вторжение бисексуальности очень осложняет анализ отношений между первичными избраниями
объекта и отождествлениями. Возможно, что установленная в отношении к родителям
амбивалентность должна быть целиком отнесена на счет бисексуальности. Я полагаю, что мы не
ошибемся, если допустим существование полного эдипова комплекса у всех вообще людей, а у
невротиков в особенности.
Таким образом, можно сделать грубое допущение, что в результате сексуальной фазы,
характеризуемой господством эдипова комплекса, в Я отлагается осадок, состоящий в образовании
обоих названных отождествлений, как-то согласованных друг с другом. Это изменение Я удерживает
особое положение; оно противостоит прочему содержанию Я в качестве идеального Я или сверх-
Я. Сверх-Я не является, однако, простым осадком от первых избраний объекта, совершаемых Оно,
ему присуще также значение энергичного реактивного образования, направленного против них. Его
отношение к Я не исчерпывается требованием «ты должен быть таким же как отец», оно выражает
также запрет: «Таким как отец ты не смеешь быть, некоторые поступки остаются его
исключительным правом». Это двойное лицо идеального Я обусловлено тем фактом, что сверх-Я
стремилось вытеснить эдипов комплекс. Сверх-Я сохранит характер отца, и чем сильнее был эдипов
комплекс, чем стремительнее было его вытеснение (под влиянием авторитета, религии, образования и
чтения), тем строже впоследствии Сверх-Я будет властвовать над Я как совесть, а может бть, и как
бессознательное чувство вины.
Несчетное число раз психоанализ упрекали в том, что он не интересуется высшим, моральным,
сверхличным в человеке. Этот упрек несправедлив вдвойне - исторически и методологически.
Теперь, когда мы отваживаемся подойти, наконец, к анализу Я, мы так можем ответить всем, кто
твердил, что должно же быть высшее в человеке: «Оно несомненно должно быть, но идеальное Я
или сверх-Я – выражение нашего отношения к родителям – как раз и является высшим существом.
Будучи маленькими детьми, мы знали этих высших существ, удивлялись им и испытывали страх
перед ними, впоследствии мы приняли их в себя самих». Идеальное Я является, таким образом,
наследником эдипова комплекса и, следовательно, выражением самых мощных движений Оно и
самых важных судеб его. Выставив этот идеал, Я сумело овладеть эдиповым комплексом и
одновременно подчиниться Оно. В то время как Я является преимущественно представителем
внешнего мира, реальности, сверх-Я выступает навстречу ему как адвокат внутреннего мира или
Оно. Все, что биология и судьбы человеческого рода создали в Оно и закрепили в нем, - все это
приемлется в Я в форме образования идеала и снова индивидуально переживается им. Легко
показать, что идеальное Я соответствует всем требованиям, предъявляемым к высшему началу в
20