Васильченко А. Сексуальный миф III Рейха

Подождите немного. Документ загружается.

стерилизовать любых социально неподходящих режиму людей, противников

нового режима, гомосексуалистов, лесбиянок, «преступников на сексуальной

почве», «извращенцев» и даже тех, кто нарушал супружескую верность.

Воспользовавшись принятым в 1933 году законом о «О предотвращении

появления наследственно больного потомства», нацисты развернули

форменный террор, проводя массовую стерилизацию. В течение

последующих двух лет стерилизовали около 30 тысяч человек. Расовые

нюрнбергские законы 1935 года направили этот неупорядоченный процесс в

организованное русло. Вмешательство в сексуальную жизнь так называемых

«асоциальных» людей и страдающих наследственными болезнями стало

носить методический характер.

Окончательно эти действия были легализованы на Нюрнбергском съезде

партии, который состоялся 15 сентября 1935 года. Теперь на помощь

нацистскому режиму приходили многочисленные законы, облегчавшие

бюрократический путь вторжения в интимную жизнь немцев: закон о

стерилизации, закон о стандартизации здравоохранения, законы об охране

здоровья и брака. Появление на свет этих законов положило правовую

основу для различения «желательной» и «недопустимой» половой жизни.

Теперь тот, кто не соответствовал национал-социалистическим

представлениям, не просто терял право на неприкосновенность личной

жизни, но мог быть арестован, изувечен – интимная жизнь переставала быть

таковой. Правда, для принудительной стерилизации предписывалось

соблюдение определенных юридических норм. Однако, как говорят факты,

тоталитарное государство могло вмешиваться в самые интимные сферы

жизни, лишь только формально прикрываясь юридической законностью.

Неприкосновенность частной жизни ликвидировалась как таковая.

Чтобы создать в обществе необходимую атмосферу понимания, Йозеф

Геббельс использовал для пропаганды нюрнбергских законов кинофильмы.

По тем временам – новый ход. Появилась целая серия подобных фильмов:

«Прегрешения отца» (1935), «Страдающий наследственной болезнью» (1936)

и «Жертвы прошлого» (1937). Они показывали публике с шокирующей

стороны последствия половой жизни наследственно больных людей.

Мультфильмы должны были распространять расистские взгляды среди юных

немцев. Пропагандистские возможности анимационного кино, построенного

по образцу американских студий Диснея, очень воодушевили как Геббельса,

так и самого Гитлера.

По итогам Нюрнбергского съезда партии 1935 года значительно

расширился круг людей, в интимную сферу которых могло вмешиваться

национал-социалистическое государство. В 1935–1936 годах в

принудительном порядке было стерилизовано почти 90 тысяч людей. Этот

процесс не пошел на убыль даже в годы войны. Число подвергавшихся

стерилизации несколько сократилось после нападения на Польшу, но это

длилось недолго. В целом за двенадцать лет существования Третьего рейха

нацисты сделали бесплодными почти полмиллиона людей. Ни разу не было

удовлетворено ходатайство органов социальной защиты или

здравоохранения, а таковых насчитывалось более 40 тысяч.

Автоматически подвергались стерилизации люди, страдавшие

шизофренией, маниакальной депрессией, наследственной эпилепсией или

тяжелыми физическими уродствами. В эту категорию попадали слепые и

глухие, чьи родители страдали такими же недугами. Недееспособными

признавались алкоголики и больные туберкулезом, равно как и те, кто когда-

то болел сифилисом и гонореей. Они также не имели права на производство

потомства.

Чтобы обосновать стерилизацию, органы здравоохранения Третьего рейха

очень охотно прибегали как такому понятию, как «моральное слабоумие»,

что должно было соответствовать дебильности. Но «моральное слабоумие»

оказалось очень размытым понятием. Оно было некой собирательной

категорией, которая должна была служить для преследования тех людей,

которые не подходили под социальные образцы национал-социалистической

Германии. Слабоумными могли оказать те люди, чье развитие было

несколько заторможено в младенческом возрасте, или оно шло нормально, но

люди нарушали общепринятые нормы поведения. В категории слабоумных

могли оказаться как дети, прогулявшие школьные занятия, так и страдающие

ночным недержанием мочи.

Опасность стерилизации в связи со «слабоумием» нависала над выходцами

со дна общества. Как раз в годы мирового экономического кризиса

работающий пролетариат сформировал картину немецкого общества.

Рабочие массы, над которыми должно было господствовать НСДАП, были в

большинстве своем нищими. Только за 1929 год несколько тысяч людей

умерли от голода или эпидемий, бушевавших в рабочих кварталах. Германия,

казалось, скатывалась обратно в XIX век. Детская смертность достигала

невообразимых размеров. Рождаемость катастрофически падала. Массовое

обнищание привело к появлению таких явлений, как массовый алкоголизм и

психическая неуравновешенность. Впрочем, в Третьем рейхе рабочие стали

жить гораздо лучше. Многие продолжали постоянно конфликтовать с

полицией и властями, но вовсе не по политическим, а скорее бытовым

причинам. В глазах нацистов обедневшие, опустившиеся семьи, которые

вынуждены передавать своих детей на попечение государства,

рассматривались как «асоциальные».

Круг людей, к которым нацистский режим решил применить (по

«социальным» соображениям) стерилизацию, неограничен: гомосексуалисты,

алкоголики, наркоманы, евреи, просто недовольные Гитлером. Несмотря на

весь шовинистический порыв нацистов, воспевание боевой доблести,

инвалиды Первой мировой войны оказались ненужными нацистскому

государству – они являлись бременем для общества. Нацистов вообще мало

интересовало, были ли получены травмы и увечья во время войны или на

работе в мирное время. Они клеймили всех инвалидов как «общеизвестных

симулянтов», «невротиков», «проныр, получавших пенсию».

Стерилизовать могли и тех, кто «не был в состоянии вести рентабельное

хозяйство, кто не осознавал ответственности за воспитание детей, пригодных

для народного сообщества». Люди, не готовые принять роли и поведенческие

стандарты, предписанные нацистами, попадали в категорию «наследственно

негодных», очень быстро получая диагноз «моральное слабоумие». Немецкая

исследовательница Христиана Ротмалер полагала, что основными жертвами

программы массовой стерилизации стали выходцы из низших слоев, которые

пытались зарабатывать себе на жизнь случайными приработками. Они, как

правило, происходили из больших семей, где господствовала нищета, а

потому дети не могли получить достойного образования.

Для осуществления программы стерилизации при немецких судах

создавались специальные заведения – «Суды наследственного здоровья»

(ЕГГ). Нацизм, положивший в основу идеи, презиравшие права человека,

взял на вооружение разработки Гуго де Фриа, Альфреда Плётца и другие

поборников евгеники, которые жаждали провести проверку «уровня

размножения» отдельного человека. В этих судах обрабатывались заявления,

предоставляемые ночлежками для нищих, биржами труда, тюрьмами и

союзами по борьбе алкоголизмом. В принципе с подобными заявлениями

могли выступать и медики. Но врачи в большинстве случаев предпочитали

не обращаться в ЕГГ. Дело было не в их гуманистических принципах или

клятве Гиппократа. Все было проще, они боялись за свою практику – пройди

слушок, что тот или иной врач направляет свои пациентов на стерилизацию,

и к нему просто перестали бы ходить. После поступления в «Суд

наследственного здоровья» заявления на определенную личность

проводилось краткое дознание – опрашивались работодатели этого человека,

его друзья, родственники, функционеры местной ячейки НСДАП. Сам суд

был простой формальностью. Нередко за 15 минут рассматривалось по три-

четыре дела. В первые годы осужденные на стерилизацию могли

опротестовывать такое решение и в качестве собственной защиты привлекать

медиков, в данной ситуации выполнявших роль адвокатов. Но в 1936 году

имперский руководитель медиков, Герхард Вагнер, лишил врачей

возможности выступать на стороне «асоциальных личностей». Апеллировать

можно было только к членам «Суда наследственного здоровья». Попавшие в

этот суд были, по сути, обречены – даже в сомнительных случаях

предписывалась стерилизация. Представшие перед наследственными

судьями фактически не имели никакой возможности спасти свое будущее

потомство. Единственный путь избежать стерилизации заключался в том,

чтобы доказать невозможность контактов с противоположным полом.

Однако это было возможно только в монастыре, и то в редком случае.

После принятия решения «наследственными судьями» осужденные

доставлялись полицией в больницу. Тот, кто пытался скрыться и не являлся в

«Суд наследственного здоровья», тут же объявлялся в имперский розыск.

Пойманные упрямцы подвергались так называемому «шестинедельному

курсу» в закрытых специальных учреждениях. Там проверялся диагноз

«наследственных судей».

Только для 10:% женщин, стерилизованных в принудительном порядке, это

вмешательство прошло без осложнений. Нацисты не делали исключений

даже для детей, стерилизация которых в условиях еще несформировавшихся

половых органов была очень рискованной. Нацистские врачи проводили

операции без учета сложения, возраста, психической и физиологической

конституции жертвы. Страх, потрясение, защитные реакции в условиях

фактического отсутствия наркоза делали это насильственное вмешательство

предельно опасным. Многие из жертв стерилизации умирали прямо на

операционном столе. Причины смерти были самые различенные: нарушение

работы сердца, остановка легких, закупорка сосудов. После операции многие

кончали жизнь самоубийством, так как не могли перенести нанесенную им

физическую и психологическую травму.

Нацистские властители цинично заявляли, что принудительная

стерилизация вовсе не являлась каким-то наказанием, что она направлена

только на соблюдение интересов немецкого народного сообщества и самого

индивида, что стерилизация вовсе не являлась поводом для общественного

презрения и не могла затрагивать честь и достоинство прошедших через эту

программу.

Между тем, согласно закону, прошедшие через стерилизацию обязались

сохранять молчание. Чувство унижения они должны были хранить в себе. О

постигшем их физическом и психическом горе они не должны были никому

говорить, даже близким людям. По большому счету, несколько десятков

тысяч мужчин и женщин были просто искалечены. При этом осложнения у

женщин возникали гораздо чаще, чем у мужчин. Согласно нюрнбергским

расовым законам они не были «пригодны для брака», а потому не могли

создавать семью. Под страхом уголовного наказания им запрещались

отношения с расово полноценными мужчинами, которые могли

воспроизводить арийских детей. Судьба этих женщин была трагичной, после

принудительной стерилизации они с трудом находили работу. В основном

они занимали малооплачиваемые должности. Им приходилось забыть о том,

что они могли быть домохозяйками, женами, матерями – этот путь был для

них навсегда закрыт. В то время, когда материнство считалось высшим

женским идеалом, эти женщины были не просто изувечены, они были

морально и психически изуродованы. Кроме того, стерилизованные

мужчины могли в определенной мере продолжать свою сексуальную жизнь

вне брака. Для женщин это было просто невозможно.

Однако как раз желание вступить в брак стало поводом для попадания в

«Суды наследственного здоровья». Нацистское государство активно

организовывало консультации по вопросам брака, где женихи и невесты

просвещались относительно «наследственного здоровья расы». Но многие не

хотели добровольно посещать эти консультации, а потому в 1936 году

подобные проверки стали обязательными при заключении брака. Накануне

свадьбы будущие молодожены получали вызов в отделы здравоохранения,

которые проверяли, не находится ли эта пара и их родственники в картотеке

«негативно отмеченных личностей». Если в медицинских учреждениях

возникали сомнения, то жениха и невесту вызвали для исследования их

способности воспроизводства потомства. При малейших подозрениях на

наследственные отклонения им отказывалось в браке.

Примерно один – два раза в неделю в консультациях по вопросам брака

назначались приемные часы. Затем врачи и санитары проводили обширное

исследование, по итогам которого заседал так называемый «совет здорового

брака». Этот «наследственный техосмотр» должен был гарантировать, что

новое «супружеское сексуальное предприятие» будет работать на благо

государства. Способность к размножению и сексуальная производительность

являлись предпосылкой для исполнения супружеского долга. Здесь

отбраковывались не только люди, неспособные произвести полноценное

потомство, склонные к «извращениям», но и те, кто, по мнению нацистских

экспертов, не мог воспитать детей, преданных гитлеровскому режиму. У

мужчин дополнительно проверялись профессиональные навыки, а у женщин

– способность вести домашнее хозяйство и быть достойной матерью. Если

экспертиза давала негативную оценку, то врач мог посоветовать жениху или

невесте подыскать себе другого супруга. Это было официальным

требованием о смене сексуального партнера. Но даже наследственно

здоровые пары не могли рассчитывать на одобрение государством

собственного брака. «Недостойными для размножения» и «непригодными

для брака» считались люди, у которых имелись некоторые хронические

болезни, например камни в почках. Покажется нелепым, но людям, у

которых было варикозное расширение вен, приходилось удалять его, дабы

воспроизвести совершенно здоровое потомство.

В нацистских консультациях мужчины и женщины рассматривались не как

отдельные лица, а как члены семейного союза. Члены семьи

регистрировались в «генеалогической таблице». Для этого необходимо было

получить соответствующие справки в органах власти, больницах, местных

группах НСДАП. Установленная «расовая ценность» людей заносилась в

специальные картотеки. Из картотек консультационных пунктов с 1935 года

формировались региональные картотеки специальных медицинских

ведомств, которые, в свою очередь, объединялись в общеимперскую сеть по

поиску «кандидатов на исправление».

Коричневые властители вовсе не предполагали, что врачи и медицинские

попечители из консультационных пунктов действительно будут помогать

молодым парам устраивать их личную жизнь. Напротив, консультационные

пункты должны были выявлять тех, кто собирался вести «политически

независимую» половую жизнь. Консультационные пункты превратились в

первичное заведение по осуществлению человеческой селекции. Врач здесь

превращался в вершителя судеб, решавшего дальнейшую судьбу молодой

пары. В нацистском государстве врачи стали злоупотреблять доверительным

отношением своих пациентов. В Третьем рейхе именно врачи стали выносить

вердикт о допустимости связи между двумя молодыми людьми. Именно

врачи стали первым инструментом, благодаря которому нацистам удалось

проникнуть в самые интимные сферы жизни людей.

О половой жизни иностранцев, угнанных на работу в Германию,

нацистское государство проявляло куда меньшую заботу. Несмотря на то,

что стерилизация проводилась в соответствии с принятыми законами,

вмешательство в человеческие отношения власти даже не пыталось

прикрывать неким подобием «псевдоправового государства». Они опирались

на авторитет человека в белом халате. Чтобы более эффективно

эксплуатировать миллионы людей, угнанных из России, Польши, Голландии,

Франции, Бельгии, нацистские врачи не одобряли беременности. Немецкой

промышленности были нужны работники, а не ущербные с расовой точки

зрения дети. Так что не приходилось говорить о какой-то защите

материнства. Это было бы в высшей мере наивно. Нацисты делали все

возможное, чтобы избежать беременности угнанных на принудительные

работы женщин. Часто сама работа не способствовала деторождению. У

многих от непосильного труда случались выкидыши. С 1943 аборты в среде

угнанных работниц приняли такой невообразимый размах, что католическая

церковь решилась на протест. Только в Нижней Саксонии аборты были

сделаны у 25:% женщин. В Восточном Ганновере беременность была

искусственно прервана у каждой третьей женщины. Все проводилось в

ужасных условиях. Больницы отказывались принимать женщин, угнанных из

других стран, мотивируя это тем, что все больничные койки были заняты

немцами. Аборты делались прямо в бараках. Проводили их русские и

польские врачи, которые также были доставлены на принудительные работы

в Германию.

Если у русских, польских или французских женщин все-таки появлялись на

свет дети, то их тут же арестовывали и вместе с детьми направляли в

концентрационный лагерь. Это было равнозначно смертному приговору для

новорожденного. В «детских концлагерях» матери же, как правило, не

надолго переживали своих детей.

До 1933 года «Национал-социалистический союз немецких врачей» был

одной из самых малозначимых организаций НСДАП. Он был создан

достаточно поздно, не имел никакой ясной цели и до прихода Гитлера к

власти всего лишь пытался выполнять функции коричневого профсоюза

медицинских работников. Но после 1933 года его численность стала быстро

расти. В него вливались все профессиональные медицинские объединения. В

1934 году он был готов унифицировать всю немецкую медицину. В то время

в «Национал-социалистическом союзе немецких врачей» состоял почти

каждый второй медик.

Большинство врачей даже не думали сопротивляться требованиям, которые

предъявлял новый режим. Они беспрекословно участвовали не только в

стерилизации 400 тысяч людей, но и усыплении почти 5 тысяч детей. Во

время осуществления акции эвтаназии Т4 они убили более 70 тысяч

стариков, инвалидов, людей с умственными и психическими отклонениями.

Медицина лишила жизни всех, кого нацистский режим считал «жизненно

неважными», «наследственно больными» и «низкокачественными».

Национал-социалистические врачи были инструментом, при помощи

которого национал-социалистическое государство «устраняло

нежелательную жизнь» и всячески содействовало защите ценной

«генетической субстанции». В первые годы существования Третьего рейха

нацистские бонзы еще не располагали полнотой научных данных, которые

бы позволили им провести грань между «селекцией» и «упразднением».

Однако в концентрационных лагерях поле для экспериментов было

фактически неограниченным, там врачи получили возможность для

проведения своих человеконенавистнических экспериментов. Нигде доступ к

человеческим «морским свинкам» не был столь открытым, нигде в

распоряжении врачей-изуверов не находилось так много подопытных, как в

концентрационных лагерях.

Никто из верхушки Третьего рейха не имел специализированного

медицинского образования. К чему обращаться к химическим медикаментам,

если не полностью еще изучены целебные силы природы? Наверняка таким

вопросом задавался Генрих Гиммлер, который проявлял псевдонаучный

интерес к изучению неведомых возможностей «новой немецкой медицины».

Для этого в концлагере Дахау он создает плантацию лекарственных трав.

Впрочем, у этого безобидного на первый взгляд начинания была и обратная

сторона. В концентрационном лагере Равенсбрюк проводятся опыты по

гомеопатической стерилизации еврейских и польских женщин. Доктор

Адольф Покорный предложил Генриху Гиммлеру в октябре 1941 изучить

воздействие одного североамериканского растения на человеческий аппарат

размножения. Исследования, проводимые в рамках немецкой

фармацевтической промышленности, в итоге показали, что сок растения

Caladium seguinum (диффенбахия кровавая) лишает животных и птиц

плодородия. Но, несмотря на неимоверные усилия, это растение не удалось

развести в тепличных условиях. Попытки синтезировать его составляющие

химическим путем также не увенчались успехом.

Гиммлер вновь задался вопросом: каким способом можно быстро и без

особых затрат устранить из немецкого народного сообщества

«нежелательный и низкокачественный материал»? В мае 1942 года Генрих

Гиммлер обратил внимание на опыты Карла Клауберга, гинеколога из

Кёнигсхютте. Он уже давно занимался проблемами плодородия у женщин.

Сын кузнеца из Вупперсхофа, он в 1925 году защитил диссертацию о

действии женских половых гормонов. После получения ученой степени

Клауберг в течение семи лет вместе с химиками фирмы «Шерингер»

исследовал в университетской клинике г. Киля возможности синтетических

гормонов, которые были призваны исцелить женское бесплодие.

Когда к власти пришли нацисты, Клауберг стал заниматься

предотвращением нежелательных беременностей. Он обещал рейхсфюреру

СС разработать метод стерилизации, который не предполагал хирургической

операции. Он утверждал, что «стерилизационная команда» из одного врача и

10 человек вспомогательного персонала сможет «обработать» за день не

менее тысячи человек. Гиммлер пришел в восторг от подобной перспективы.

В декабре 1942 года он направил Клауберга в концентрационный лагерь

Биркенау, где тот должен был ставить свои опыты на женщинах-

заключенных. Но в этом лагере Клауберг пробыл недолго. В апреле

следующего года он направился в Освенцим, где блок №:10 был перестроен

специально для проведения опытов по стерилизации. «Блок Клауберга», как

называли заключенные это жуткое помещение, был оснащен четырьмя

экспериментальными площадками, фотолабораторией и самым современным

рентгеновским оборудованием. Но так как гинеколог был гражданским

лицом, он только как бы арендовал у СС и помещения и женщин-

заключенных. За оборудование, помещение и предоставленных ему

заключенных он должен был платить одну имперскую марку в неделю. Как

видим, жизнь заключенных в Освенциме почти ничего не стоила. Клауберг,

наблюдая за женской репродуктивной системой, опробовал на 700 женщинах

воздействие сульфата бария и смеси формалина с новокаином. Отдельные

женщины получали от трех до пяти инъекций в живот. Введенный состав

должен был сделать яичники нежизнеспособными, а яйцеклетки спаять

между собой, вследствие чего женщина на всю жизнь оставалась бы

бесплодной. При помощи рентгена он наблюдал за результатами своих

опытов. Но они оказались неутешительными. Почти у всех стерилизованных

женщин поднималась температура и начиналось воспаление брюшины.

Метод Клауберга оказался «неэффективным». Не стоило забывать, что

Гиммлер не хотел терять рабочую силу. Стерилизация не должна была

приводить к массовой потере рабов, трудившихся в концентрационных

лагерях, которые превратились в сеть специальных предприятий,

приносивших рейхсфюреру весьма неплохой доход.

Летом 1942 года программу стерилизации с Гиммлером обсуждал Виктор

Брак, сотрудник канцелярии фюрера. Он настоял на том, чтобы при помощи

рентгеновской радиации стерилизовать два-три миллиона европейских

евреев. В письме Гиммлеру от 23 июня 1942 года Виктор Брак напоминал,

что стерилизация, как она обычно проходила у страдавших наследственными

болезнями, была неприемлема, так как была очень длительной и

дорогостоящей. Он еще раз рекомендовал рейхсфюреру СС сосредоточить

свое внимание на рентгеновской кастрации, которая была относительно

дешевой, и через нее в кратчайшее время могли проходить тысячи человек.

Начальник канцелярской службы Гитлера вначале предполагал, что лица,

подлежащие стерилизации, должны были на некоторое время подходить к

административному окну для заполнения документов. В течение этих