Планы должны быть сняты так, чтобы при сопоставлении они
переходили друг в друга, а при противопоставлении раскрывали
противоположный смысл происходящего. Так мы постигаем на
экране пространство события, переданного посредством экранной
выразительной композиции кадра, ракурсной съемки, движения,
камеры, освещения, цветового решения, постигаем предметный
мир во всей его сложности.
Именно изображение при соединении двух рядом стоящих кад-
ров создает иллюзию непрерывного действия при плавных мон-
тажных переходах и ощущение «катастрофы», сильных эмоцио-
нальных переживаний, прерывания времени, изменения простран-
ства при резких монтажных склейках. Монтаж помогает за внешним
увидеть внутреннее, в изображенном — неизображенное, заставить
зрителя взглянуть на происходящее событие своими глазами или
глазами автора-персонажа.
И тогда монтаж перерастает простое соединение двух рядом
стоящих кадров и становится организующим началом всех вырази-
тельных средств экрана, воздействуя на зрительское сознание и
подсознание. При этом мы наблюдаем вторую функцию монтажа
— монтаж как художественная форма творческого мышления. По-
иски в этой области безграничны, так как авторское начало может
изменить представление о привычных правилах монтажа как тех-
нического приема.
Один из самых распространенных приемов, позволяющих реа-
лизовать эту функцию монтажа, — прием открытого монтажного
хода, когда авторское (неигровое) начало смело вторгается в худо-
жественную ткань (актерского, жестко сконструированного) произ-
ведения и становится живым комментарием игрового материала.
Здесь уместно вспомнить фильм А. Торстенсена «Это было раненое
сердце». В этом фильме режиссер очень удачно применил прием
литературного повествования — авторские комментарии, или, как
принято называть в литературоведении, лирические отступления.
Именно они позволили зрителю воспринять моноспектакль, где
единственным исполнителем в кадре был актер А. Филиппенко,
который читал дневник Ф. Достоевского — воспоминание о Н. Не-
красове. Текст дневника зрителем воспринимался как драматичный
монолог. Иногда этот монолог прерывался чтением стихов Н. Не-
красова. При этом Филиппенко, читая стихи Н. Некрасова, на гла-
зах у зрителя преображался: то он становился «жалким» стариком,
бежавшим за фобом сына-студента, то гневным сатириком, обли-
чителем толпы, и бросал нам, сидящим у экрана, «стих, облитый
горечью и злостью».
Это впечатление зритель получал не только от талантливого
чтения стихов Н. Некрасова, но и от точно найденного пластичес-
кого приема, где-то усиленного светотональным решением, где-
то неожиданным наездом, где-то изменением цветового решения
(переходы от холодного к теплому, и наоборот, усиливали драма-
тизм действия).
Иногда в повествование включался авторский закадровый ком-
ментарий, который оттенял текст дневника, вносил некоторую
разрядку.
Музыка А. Шнитке, трагичная и лиричная одновременно, соз-
давала особую атмосферу эмоционального напряжения, глубокого
сопереживания.
Другим направлением в поисках монтажной формы ведения
рассказа стал открытый прием, когда на глазах у зрителя наруша-
ется естественный ход события, временное течение прерывается
авторским прямым комментарием, будь это возврат в прошлое или
опережение во времени, а также включение в ткань произведения
неожиданных ассоциаций, обобщений.
fjg Ярким примером может быть документальный фильм, созданный
еще в 1970-е годы режиссером А. Каверзневым, «Весна в Пномпе-
не». Присутствие в кадре автора, комментирующего на месте со-
бытий происшедшее с «забеганием» вперед, не только вносило
новую эмоциональную окраску, но и придавало большую глуби-
ну происходящему на экране, а автор в данном случае выступал
как свидетель и участник события, что усиливало впечатление
достоверности и убедительности.
Правда, до А. Каверзнева очень похожий прием был применен
М. Роммом в фильме «Обыкновенный фашизм», ставшем класси-
кой документального кино. В этом фильме закадровый текст вносил
то ироническое, то трагическое начало, то начинал звучать гнев-
ным обличением фашизма как явления. Однако сам автор в кадре
не присутствовал. В фильме М. Ромма привычная временная после-
довательность нарушалась закадровым текстом, тогда как в телеви-
зионном фильме «Весна в Пномпене» сам автор присутствовал в
кадре и комментировал события на месте только что прошедших
боевых действий во Вьетнаме.
Сегодня зритель привык уже к стенд-апам, т.е. к журналисту,
Работающему в кадре с микрофоном в руке, а в 1970-е годы это