Торкунов А.В. Внешняя политика и безопасность современной России. 1991-2002. Том 1
Подождите немного. Документ загружается.
А.Г.(Арбатов
республики,+— Беловежские решения застали врасплох, и тем более они
напугали десятки миллионов людей, вдруг оказавшихся за границей своей
этнической родины. Эту печаль и смятение усиливали дальнейшие события:
экономический упадок и социальные конфликты, разрушение традиционных
связей и коммуникаций, нестабильность и кровавые конфликты в бывших
советских республиках и в самой России, потеря скромных, но предсказуемых
жизненных благ, не вполне достойное поведение новых лидеров дома и за
рубежом, чувство унижения в международных делах.
Все это создало благоприятную почву для оживления русского
национализма и поисков национальной идентичности или объединяющей идеи,
попыток возродить традиционные концепции и ценности.
Россия сегодня+— в лучшую ли, в худшую ли сторону,+— кардинально
отличается от Советского Союза, хотя и является его преемницей как великая
держава и постоянный член Совета Безопасности ООН, наследницей огромной
армии, большей части оборонной промышленности, многих тысяч единиц
ядерного и десятков тысяч тонн химического оружия. Да, Россия унаследовала
76% территории и 60% экономического потенциала и населения СССР. Верно,
что большинство российского населения живет там же, где прежде, основная
часть его сознательной жизни прошла при советской системе и оно несет
многовековые национальные традиции и характер.
Но верно и другое. Российская Федерация 1998+г. отличается от
Советского Союза 1991+г. своей территорией и границами; численностью,
этническим составом и структурой населения; естественными ресурсами и сетью
коммуникаций; основами экономики, финансовой и налоговой системами;
политическим режимом, идеологией и нравственными ценностями;
конституцией, федеративным устройством, правовой системой, уголовным
кодексом; и в конце концов названием государства и его символикой.
Новая российская экономическая и политическая система не может
пользоваться командно-административными методами, которыми советское
руководство правило семь десятков лет. Россия уже не в состоянии содержать
военно-промышленную империю. Дело не просто в том, это слишком большая
часть экономики была привязана к военным нуждам. Вся советская
промышленность и экономика были направлены на обеспечение обороны как
высшего приоритета начиная с первых пятилеток и коллективизации 30-х годов.
Это направление поддерживалось всей централизованной, подчиняющейся
команде сверху, плановой экономикой, которая допускала произвольное
размещение ресурсов, контроль над ценами и зарплатой, сохранением или
перемещением рабочей силы, распределением наград и наказаний.
Советская экономика была в высшей степени монополизирована, на 99%
находилась в собственности государства и им планировалась, на 70% была
ориентирована на тяжелую промышленность («производить оружие и
производить машины для производства оружия»), и лишь на 30%+— на
потребительские товары и услуги. Налоги собирались автоматически, денег
всегда хватало, а проблемы инфляции не было, поскольку ресурсы и товары
распределялись непосредственно государством, вместо того, чтобы продаваться
и покупаться непосредственно субъектами экономической деятельности (за
исключением мизерного потребительского сектора). В преобладающей части
247
А.Г.(Арбатов
экономики деньги были просто инструментом расчета за распределение
ресурсов, а не кровеносной системой экономической жизнедеятельности.
К середине 80-х годов по различным оценкам советская экономика
составляла около 50–60% ВНП США и была, таким образом, второй в мире. 12–
13% ВНП направлялось непосредственно на оборону (в США+— 6,5%). Доля
обороны в государственном бюджете для СССР составляла 45–50% (по
сравнению с 25–27% для США). Уровень советских военных расходов
оценивался в 250–300+млрд. долл. в год, что было близко к американским
затратам того же периода. Конечно, эти оценки весьма условны, поскольку
системы ценообразования двух государств были весьма различны, так же как и
уровень заработной платы, себестоимость энергии и сырья. И все же
приведенные цифры дают общее представление о масштабах усилий по
обеспечению обороны, позволявших СССР содержать вооруженные силы в
3,9+млн. человек (в США 2,2–2,3+млн.) и иметь значительное количественное,
если не качественное, превосходство в развернутых вооружениях большинства
классов над США (а в некоторых случаях и над остальным миром, как это было
с 60+тыс. советских танков или с межконтинентальными, средней дальности и
тактическими ядерными ракетами). Советское численное превосходство не
распространялось лишь на авианосцы, крупные боевые корабли и боевые
вертолеты
139
.
Нет сомнения в том, что при новой российской экономической и
политической системе, каковы бы ни были ее плюсы и минусы, невозможно и
думать о подобных оборонных усилиях в мирное время. С 1992+г., в условиях,
когда в значительной степени приватизирована и выведена из-под
централизованного контроля экономика, либерализованы цены и зарплата,
главная забота правительства заключалась в сборе налогов, сдерживании
бюджетного дефицита и борьбе с инфляцией. Правительство уже не
распределяет непосредственно ресурсы и фонды, а управляет посредством
бюджета, субсидий, субвенций, трансфертов и процентных ставок
государственных ценных бумаг. Сам процесс принятия бюджета теперь является
публичным и включает в себя переговоры с парламентом и различными
лоббирующими группами. Распределение фондов, налоги и субсидии стали
главными темами публичной политики и объектом внимания средств массовой
информации, главной темой избирательных кампаний на всех уровнях власти.
При существующей экономической и политической ситуации доля
национальной обороны в российском ВНП снизилась до 2,8% в 1998+г. Ее вес в
федеральном бюджете составил 16,4% на 1998+г. В абсолютных цифрах
перспективы поддержания военной мощи России еще более сомнительны. В
1992+г. Россия унаследовала около 60% советского ВНП, составлявшего, как уже
упоминалось, примерно 50–60% американского. С тех пор национальный доход
России уменьшился на 50% и в настоящее время находится на уровне 8–9%
американского (последний стабильно возрастал). Общий ВНП России составляет
около 600+млрд. долл. (по коммерческому обменному курсу), в результате
беспрецедентного экономического кризиса Россия в 1997+г. передвинулась на
16-е (!) место в мире, отстав не только от Большой Семерки, но и от таких стран,
как Индия, Бразилия, Индонезия, Мексика, Южная Корея. Расходы ее
федерального бюджета+— около 93+млрд., а расходы на оборону на 1998+г.
запланированы в размере 14+млрд. долл. (82+млрд. деноминированных рублей)
140
.
248
А.Г.(Арбатов
Таким образом, с середины 80-х годов советские/российские оборонные
расходы снизились более чем в 10+раз (в постоянных ценах), и в настоящее
время составляют не более 10% оборонного бюджета США, с поправкой на
коэффициент покупательной способности рубля в оборонном секторе. Можно
предсказать, что независимо от состояния национальной экономики или
финансов в высшей степени невероятно, что правительство поднимет долю
затрат на оборону свыше 3,5% ВВП, или 20% расходной части федерального
бюджета. Лишь чрезвычайные изменения во внешней безопасности или в
политическом режиме России могли бы привести к значительному увеличению
военных расходов. Пока еще российская армия по инерции сохраняет высокие
количественные параметры, но резкое снижение финансирования ведет к
обвальному падению всех ее качественных параметров, начиная от
материального освоения военнослужащих и кончая техническим оснащением.
Через 5–10+лет армия России так или иначе сократится минимум наполовину, и
военная реформа лишь призвана придать этому процессу упорядоченный
характер и повысить качество Вооруженных Сил за счет их количества.
Не говоря даже обо всех других причинах, такое падение уровня военной
мощи России само по себе объясняет резкие изменения в ее нынешней и
будущей внешней политике и политике безопасности, которая веками
основывалась прежде всего на огромной военной мощи. Впрочем, за
исключением группы реваншистски настроенных генералов-отставников и
воинствующих политиков-маргиналов, никто в российской политической элите
и стратегическом сообществе не оценивает военные потребности и задачи
Вооруженных Сил страны в духе восстановления империи силовым путем,
оккупации вновь Центральной и Восточной Европы, подготовки стратегических
наступательных операций в Западной Европе, на Дальнем Востоке и в Южной
Азии.
Помимо внутренней трансформации и сокращения военного потенциала,
на внешнюю политику России глубоко влияет новая геополитическая ситуация и
уязвимость ее нынешних границ, усугубляющаяся непрочностью внутренних
федеративных отношений. Еще одна грань проблемы+— новые отношения
России с другими мировыми и региональными державами, а также с
многосторонними союзами государств.
БЛИЗКОЕ ОКРУЖЕНИЕ РОССИИ
В недалеком прошлом геополитическое пространство, контролируемое
Москвой, граничило либо с территориями, находящимися под покровительством
США, либо с Китаем. Теперь же к западу и к югу от России расположены
бывшие республики Советского Союза, подверженные высокой степени
внутренней нестабильности, открытые для влияния извне, пребывающие в
напряженных отношениях или даже в состоянии вооруженного конфликта со
своими сепаратистами, друг с другом или с Россией. Границы с ними по
большей части чисто символические и открыты для нелегальной миграции,
браконьерства, массовой контрабанды и прочей преступной деятельности.
С одной стороны, эти государства признаны ООН и являются законными
соседями России, имеющими право претендовать на такое же обращение, как все
другие большие и малые страны мира. С другой стороны, то, что всего
249
А.Г.(Арбатов
несколько лет назад они вместе с Россией были частями унитарного государева с
высоко интегрированной экономикой и жестким однопартийным политическим
режимом, общей обороной и внешней границей, коммуникациями,
инфраструктурой и энергетической системой, на протяжении десятилетий и
даже веков общей истории делили беды и радости, притом, что 50+млн. человек
(из них 25+млн. русских) жили вне своих национальных республик,+— все это
существенно отличает их от других иностранных государств. И это жизненная
реальность, не имеющая ничего общего с «русским имперским синдромом».
Проблемы постимперского толка будут еще десятилетия накладывать глубокий
отпечаток на отношения бывших советских республик.
Дихотомией отношений России с другими бывшими советскими
республиками определяется главная дилемма политики Москвы в «ближнем
зарубежье»: как в отношениях с другими постсоветскими государствами найти
правильный баланс между обращением с ними как абсолютно суверенными
государствами (например, устанавливая мировые цены за энергоснабжение и
коммуникации или военную помощь+— и сохранением «особых отношений» с
ними (при защите прав российских военных и гражданских лиц за рубежом,
использовании промышленных и оборонных объектов, поддержании общей
системы обороны, вмешательстве в их внутренние конфликты, защите бывших
советских границ и+т.д.). Очевидно, что во многих случаях позиции России и ее
постсоветских партнеров относительно решения подобных проблем будут
различны, а порой противоположны.
Как свидетельствуют многочисленные исторические примеры со времен
Римской империи, когда огромная держава окружена странами намного меньше
и слабее нее, возможны лишь две основных модели отношений между ними:
либо крупная держава порабощает, завоевывает своих малых соседей и
властвует над ними, либо последние оказывают достаточно сильное
сопротивление, объединяя свои усилия и получая поддержку извне, тем самым
сдерживая и истощая превосходящую их державу. Страх порабощения толкает
слабые государства к созданию сдерживающего барьера и обращению к
покровительству со стороны. Боязнь враждебного окружения, изоляции и
внешних посягательств толкает более сильную державу к распространению
своего господства на прилегающие страны. Динамическое взаимодействие этих
двух моделей на протяжении пяти веков было парадигмой эволюции
российской/советской империи, колонизованных ею народов и ее
непосредственного внешнего окружения.
Конечно, не эти модели действуют, когда более крупная держава+—
демократическое государство с процветающей экономикой: в таком случае ее
отношения с соседями могут основываться на взаимном уважении и
экономическом сотрудничестве (как, например, между США, Канадой и
Мексикой). В этом смысле эволюция по пути демократических политических и
экономических реформ была бы для России наилучшим выходом из порочного
круга в отношениях со своими более слабыми соседями. Однако это было бы
слишком простым ответом на основную дилемму сегодняшней политики
Москвы в отношении нового зарубежья. Дело в том, что на перспективы
демократического развития России в следующем десятилетии ключевое
воздействие будут оказывать ее отношения с ближайшими соседями. И не
следует забывать, что двуединая цель обеспечения внешней безопасности и
250
А.Г.(Арбатов
расширения имперского господства исторически была важнейшим фактором,
определявшим природу российского/советского экономического и
политического режима.
Таким образом, сегодня еще одна важнейшая дилемма для России состоит
в том, как избежать возникновения враждебного окружения (или «санитарного
кордона») из постсоветских государств и предотвратить их превращение в сферу
политического и экономического влияния, а потенциально и военного
присутствия других крупных региональных или глобальных держав и союзов.
Встать на изоляционистскую позицию означало бы бросить эти республики,
далеко не всем из которых легко становиться жизнеспособными суверенными
государствами, на волю стихии экономического упадка, территориальных и
этнических конфликтов, гражданских войн и хаоса. Это могло бы
спровоцировать вмешательство извне, оставило бы русские и другие этнические
меньшинства в жертву угнетению и даже геноциду, а в результате смута
перекинулась бы через более чем прозрачные границы и на Россию.
Попытки же создать для себя благоприятные условия путем установления
в «ближнем зарубежье» своего экономического, политического и военного
господства могли бы вызвать сопротивление, втянуть Россию в многочисленные
войны вдоль периметра ее границ, истощить ее ресурсы и подорвать
демократические реформы. Русские, живущие за границей, и другие
национальные меньшинства стали бы заложниками в руках местных властей.
Присоединение военным путем территорий, населенных этническими
меньшинствами
141
, превратило бы остальные республики именно во враждебный
«санитарный кордон». Это могло бы привести к результатам, прямо
противоположным желаемому: внешней интервенции в поддержку
сопротивления российским посягательствам, конфронтации с Западом и
исламским миром, широкому распространению насилия и дезинтеграции в
самой Российской Федерации.
Что касается односторонних российских действий (часто прикрываемых
ширмой СНГ), то кроме случая с Южной Осетией, все прочие результаты
российского военного участия в урегулировании конфликтов и поддержании
мира+— в Приднестровье, Абхазии, Карабахе, Таджикистане (не говоря уже об
опустошительной и бессмысленной акции в Чечне)+— были нередко весьма
сомнительны с точки зрения ясности цели и способности России держать
ситуацию под контролем. Во всех этих случаях военные акции Москвы
действительно привели к прекращению широкомасштабного кровопролития,
однако затем ситуация зашла в тупик, прочный мир не был восстановлен и в
конечном итоге российские контингенты стали объектом нападок
неудовлетворенной стороны, поводом для растущих противоречий с теми или
иными странами СНГ и политической борьбы внутри России.
Несомненно, фундаментальным пороком политики Москвы в
постсоветском пространстве была и остается неопределенность в отношении
конкретных интересов и отсутствие реалистических целей. Спектр взглядов
российской политической элиты на этот счет простирается от глухого
изоляционизма до восстановления СССР. Соответственно и официальная линия
России колеблется в зависимости от момента и уровня принятия решений и от
того, о какой конкретной соседней стране и проблеме идет речь+— от полной
251
А.Г.(Арбатов
индифферентности до прямого силового вмешательства, инициируемого к тому
же на уровне регионального или локального военного командования.
Коренная причина такого положения+— в неспособности российских
политиков самых разных убеждений осознать, наконец, что+— как бы ни
относиться к роспуску Союза в декабре 1991+г., как бы велика ни была
специфика отношений России с бывшими «братскими республиками»,– они
более не особая группа соседних стран, а государства соответствующих
примыкающих к России и очень разных регионов, с каждым из которых связаны
ее специфические проблемы и интересы. Они становятся все более важными по
сравнению с общими для всех «постимперскими» вопросами. Ни у кого не
возникает сомнений, например, что отношения с Финляндией и с Китаем
совершенно разные, хотя обе страны имеют с Россией длинную общую границу
и в прошлом входили и сферу российского (советского) господства.
Точно так же отношения России с республиками Балтии, Украиной.
Молдавией, а в будущем, возможно, и с Белоруссией+— это важнейшая часть ее
политики в регионе Центральной и Восточной Европы, а во многом+— и более
широкой стратегии в североатлантической зоне. Взаимодействие Москвы со
странами Закавказья и Центральной Азии+— это сложнейший и обширный
комплекс проблем черноморско-каспийской зоны, неотъемлемый от политики
балканских стран, Украины, Турции, Ирана, Пакистана. Индии, Китая, от
событий в Афганистане и все более активной линии США и других держав
Запада.
К сожалению, осознание этой новой реальности все еще подавлено
«постсоветским пространством» Москвы, в какой бы форме он ни выражался: в
маразматических идеях возрождения СССР или Российской империи, в рефлексиях
по поводу вины перед порабощенными в прошлом народами, в непропеченных
доктринах «всеобъемлющей» или «разносторонней интеграции» в рамках СНГ или
в брезгливом игнорировании прежних «советских родичей» ради новых богатых
патронов на Западе. Во всем этом отсутствует главное: реалистическая (в отличие
от узко-прагматической) оценка нынешних и перспективных экономических,
политических, военных и гуманитарных интересов новой России, соотнесение ее
конкретных целей и возможностей, вернее цены, которую она готова ради этих
целей заплатить. Оргструктура и огромный ворох соглашений СНГ, из которых
мало какие выполняются, служат наглядным пособием для изучения
несостоятельности российской политики в этой ключевой, возможно, самой
важной области.
Если отделаться от постимперского синдрома, то станет ясно, что от
различных республик бывшего СССР России нужно совершенно разного. В
одних случаях+— это реальная экономическая интеграция (если есть
совместимость по уровню развития и законодательной базе,
взаимодополняемость хозяйственных систем); в других+— торговля, участие в
освоении природных ресурсов, использование коммуникаций; в-третьих,+—
общие интересы безопасности, совместная охрана границ и правопорядка,
поддержание военных баз и объектов вне России. В иных случаях особо остро
стоит вопрос о предотвращении или разрешении этнических и
конфессиональных конфликтов, проведении миротворческих операций, защите
прав национальных меньшинств. С некоторыми соседями более важны темы
урегулирования вопросов гражданства, собственности и миграции. Зачастую
252
А.Г.(Арбатов
приходится иметь дело с комплексом таких интересов, причем достижения
целей России в одной области требует жертв и затрат в другой. К тому же
приходится учитывать интересы и возможности держав «дальнего зарубежья» в
каждом конкретном регионе.
Однако вместо четкого определения своих интересов и их обеспечения на
двусторонней или, где удобнее, на многосторонней основе Москва пошла по
пути универсализма и утратила ориентацию в постсоветском пространстве.
Первоначально создав СНГ как «крышу» для роспуска СССР (или, как говорили,
для «цивилизованного развода»), Россия на какое-то время вовсе забыла про
«ближнее зарубежье», предприняв «большой скачок» в рыночную экономику и
интеграцию с Западом. Потом, когда проблемы и конфликты в постсоветском
пространстве рванули в полную силу и перехлестнули через российские
границы, а скачок в капитализм увяз в глубочайшем финансово-экономическом
кризисе,+— московское руководство в 1993–1994+гг. ухватилось за общественно-
объединяющую идею «особых интересов» России и защиты соотечественников в
«ближнем зарубежье» (которую невежественно сравнивали тогда с
американской «доктриной Монро»).
В итоге СНГ представляет собой несуразный гибрид НАТО, Европейского
Союза и ООН, не эффективный ни в какой из своих ипостасей. Для военного
союза и сотрудничества России с ее соседями, за единичными исключениями, не
хватает общности внешнеполитических интересов и общих противников. Для
экономической интеграции нет совместимости экономических уровней,
законодательств и интересов. Россия, как и ее соседи, более всего нуждается в
иностранных кредитах, инвестициях и технологиях и, опять-таки за редким
исключением, они скорее выступают тут как соперники, чем как союзники. Даже
простая торговля России со странами СНГ составляет всего 19% от ее общего
торгового оборота, намного отставая от торговли России с Западной и
Центральной Европы и Китаем. А доля российских инвестиций не превышает
1% от всех иностранных капиталовложений в странах СНГ
142
.
Наконец, в качестве коллективной системы безопасности и
миротворчества СНГ действует из рук вон плохо, поскольку силы России и ее
партнеров слишком неравны, а правовые нормы взаимодействия не подкреплены
никаким независимым и беспристрастным механизмом из соблюдения (хотя бы
типа института Совета Безопасности ООН). В итоге более слабые страны или
становятся полными иждивенцами России или напротив, более всего опасаются
именно ее и ищут защиты на стороне и объединяясь против Москвы.
Все немногие успехи отношений России со странами «ближнего
зарубежья» в последнее время строились сугубо на двусторонней основе и
имели в виду соглашения по конкретным военным, экономическим или
политическим вопросам (в частности с Белоруссией о системе ПВО, с
Украиной о флоте и его базировании, с Арменией о российских военных базах
и с Азербайджаном о нефтепроводе).
Со своей стороны, ведущие державы «дальнего зарубежья» и
международные организации, такие, как ООН и ОБСЕ, по большей части
противодействуя возвращению России в постсоветское пространство, не
проявляют достаточного желания сотрудничать с Москвой даже там, где
очевидна законность ее интересов и стремление удовлетворять их на
равноправной основе. В то же время международные организации не хотят брать
253
А.Г.(Арбатов
на себя дорогостоящую и опасную ответственность за широкомасштабные
операции по принуждению к миру и поддержанию мира в кризисных точках
всего гигантского постсоветского пространства. С 1992+г. действовало несколько
миссий подобного рода: миссии наблюдателей ООН в Грузии (Абхазия) и в
Таджикистане (совместно с ОБСЕ); были также миссии ОБСЕ в Южной Осетии
(Грузия), в Молдавии, Эстонии, Латвии, на Украине (миссия по содействию
санкциям в отношении Югославии), в Таджикистане и миссия ОБСЕ по
мониторингу в Карабахе под эгидой Минской конференции по мирному
урегулированию нагорно-карабахского конфликта. Однако участие ООН/ОБСЕ
было очень поверхностным и ни в одном случае не играло какой-либо серьезной
роли в урегулировании конфликтов, не говоря уже о принуждении к миру или
поддержании мира в постсоветских конфликтах.
Отчасти причиной была ограниченность полномочий, сложность или
неэффективность процедур ООН, и (даже в большей степени) ОБСЕ, при
выполнении подобных функций, а также ограниченность ресурсов и нежелание
великих держав втягиваться в операции и идти на риск людских потерь,
расходов и потенциальных осложнений в отношениях с Москвой и
региональными режимами. Эта позиция оказала сильное воздействие на участие
Запада даже в событиях в Югославии, не говоря о постсоветском водовороте.
Оборотной стороной медали было нежелание России позволить иностранным
государствам, ООН и ОБСЕ широко вмешиваться в урегулирование конфликтов,
взваливая все бремя по проведению операций на российские вооруженные силы
и федеральный бюджет.
Взаимодействие между Россией и Западом на постсоветском пространстве
было столь же противоречивым, сколь и беспорядочным, за одним
исключением: вывода ядерного оружия с территории остальных республик
бывшего СССР. Из-за промахов российской и западной политики эта зона до
настоящего времени остается ареной скорее «перетягивания каната» между
Россией и Западом, чем сотрудничества. В результате по всей Евразии
проступает явный рисунок новых разделительных линий. В частности, у России
сложились союзнические или партнерские политические (а в некоторых случаях
и военные) отношения с Белоруссией, Германией, Казахстаном, Киргизией,
Таджикистаном (по крайней мере, с его официальным режимом). С внешней
стороны к этому взаимодействию примыкают Сербия, Греция, Кипр, Иран,
Индия, в некотором роде Китай.
В то же время более напряженными стали отношения Москвы с
балтийскими странами, Украиной, Молдавией, Грузией, Азербайджаном,
Узбекистаном и Туркменией. За спиной этих стран все более активно
действуют США, государства Западной и Центральной Европы, Турция,
Пакистан, Талибское движение Афганистана, Саудовская Аравия. Более того,
некоторые из названных стран развертывают деятельность в самой России+—
прежде всего на Северном Кавказе и в Татарстане. Конечно, эта схема далеко
еще не устоялась. Отдельные соглашения, встречи на высшем уровне или
политические акции могут улучшать отношения России, например, с
Украиной или Азербайджаном. С другой стороны, отношения с Белоруссией,
Казахстаном, Арменией, Таджикистаном могут ухудшаться.
Но тенденция к образованию нового водораздела налицо, и
прослеживается она по ключевым вопросам постсоветских конфликтов,
254
А.Г.(Арбатов
отношения к расширению НАТО на восток, участия в освоении природных
ресурсов (прежде всего энергетических богатств Каспия и Центральной Азии),
направления прокладки нефте- и газопроводов, присутствия российских войск,
военных и пограничников в «ближнем зарубежье», степени интеграции в рамках
СНГ. Этот водораздел чреват не только наступлением «холодного мира», но и
растущей напряженностью и даже конфликтами противостоящих сторон,
которые угрожают прийти на смену десятилетию сотрудничества после
холодной войны.
МЕСТО РОССИИ В БОЛЬШОЙ ПОЛИТИКЕ
На протяжении веков Россия и+— особенно после 1945+г.+— Советский
Союз+— доминировали в Евразии в военно-политическом и, с известными
оговорками, в экономическом отношениях. Только массированное присутствие
США уравновесило советское преобладание по разделительным линиям,
возникшим в итоге Второй мировой войны (и разрезавшим надвое несколько
стран, включая Германию, Корею, Вьетнам и Китай). Начиная с 60-х годов
Западная Европа с запада, а Китай с востока тоже стали более или менее
самостоятельно противостоять СССР, но вплоть до конца 80-х годов его
превосходство оставалось бесспорным. С давних времен Российская империя
расширялась за счет территорий, отнятых у ослабленных или потерпевших
военное поражение других великих держав и империй.
Коренное отличие предстоящего в обозримом будущем периода состоит в
том, что вне постсоветского пространства Россия будет, очевидно, иметь дело с
рядом государств или союзов с превосходящими (или сравнимыми)
экономическим потенциалом, населением и вооруженными силами. На западе+—
расширяющийся Европейский Союз с населением в 2.6+и ВВП+— в 11+раз
превосходящими российские
143
. В военной области НАТО, вероятнее всего,
придвинется к границам России в процессе присоединения новых членов. В
следующие десять+— пятнадцать лет в дополнение к тройному или даже
пятикратному превосходству над Россией в обычных вооружениях в Европе
НАТО, вероятнее всего, будет сохранять существенное превосходство и в
ядерном оружии. (Составит ли стратегическое превосходство Запада 30%, или
будет двойным или тройным+— зависит от будущих договоров по контролю над
вооружениями и финансирования российских стратегических сил.) Учет
качественных моментов делает это превосходство еще более значительным, чем
следует из количественных сопоставлений.
И это, несомненно, радикальное смещение стратегического баланса в
Европе. Менее десяти лет назад советские ударные танковые армии стояли в
центре Германии, в двух днях броска от Ла-Манша, Варшавский Договор имел
тройное превосходство над НАТО по обычным силам, двойное+— по
оперативно-тактическому ядерному оружию, а в отдельных аспектах+— и по
стратегическим ядерным силам над США. Сам СССР по обычным вооруженным
силам в два раза превосходил все силы НАТО в Европе вместе взятые.
Тем не менее, обычная или ядерная война с НАТО остается немыслимой,
каковы бы ни были политические трения между Россией и Западом, возникающие
из-за расширения НАТО. Россия сильно зависит от США и ЕС в области кредитов,
инвестиций и технологического содействия. При всех противоречиях вокруг
255
А.Г.(Арбатов
расширения НАТО и других проблемах Россия и Запад сотрудничают в деле
поддержания мира в Боснии и других вопросах международной безопасности,
Москва имеет своего официального представителя в штаб-квартире НАТО, в
рамках программы «Партнерства ради мира» проводятся совместные военные
учения.
На южных рубежах Турция, Пакистан и Афганистан (с гораздо меньшей
вероятностью+— Иран) по отдельности или в каком-либо сочетании могут в
будущем создать проблемы для безопасности России. Скорее всего, эта угроза
проявится не непосредственно, а в форме поддержки направленных против
России или ее союзников режимов, движений или решении отдельных вопросов
в Закавказье и Центральной Азии. Возможно также, что эти государства будут
поддерживать сепаратистские движения против федерального правительства
России (как в Чечне) или против дружественных России режимов (как в
Таджикистане). Что касается численности сил общего назначения в регионе, то
российская армия и флот в ближайшее время утратят свое былое превосходство,
а по некоторым категориям будут уступать соседним государствам.
Одновременно Россия сохранит качественное военное превосходство над любым
из этих противников; впрочем (как показал опыт афганской, вьетнамской и
чеченской войн), такое превосходство не гарантирует победы.
В то же время Россия расширяет торговлю с Турцией и имеет немалые
взаимные экономические интересы с прибрежными государствами бассейна
Черного и Каспийского морей. Иран+— партнер России в большинстве
экономических и политических проблем региона и один из главных
потребителей российского экспорта оружия и мирных ядерных технологий.
Проблема маршрутов нефте- и газопроводов, сегодня порождающая наибольшие
противоречия в региональной политике, в дальнейшем может стать связующим
звеном взаимной выгоды для заинтересованных государств. Однако этому
помешало бы расширение зоны нестабильности во всем огромном регионе,
простирающемся от Балкан, через Закавказье и Северный Кавказ, до
Таджикистана и Афганистана, обострение соперничества там между Россией и
другими крупными державами.
На Дальнем Востоке две державы+— Япония и Китай+— будут в
дальнейшем оказывать глубокое воздействие на интересы России в области
международных отношений и безопасности. Япония превосходит Россию по
экономическим показателям в 5+раз и уступает ей в населении на 30%, а
Китай опережает Россию соответственно в 4+и 8+раз. Сибирь и Дальний
Восток России мало населены, но богаты колоссальными природными
ресурсами, тогда как и для Китая, и для Японии недостаток собственного
сырья и экономически используемой территории при растущем населении
является главной национальной проблемой. К тому же обе державы имеют с
Россией открытые или латентные территориальные споры.
Трудно, однако, предположить, что Япония попытается силой захватить
Курильские острова или Сахалин, и тем более+— без поддержки со стороны
США, которые едва ли стали бы поощрять подобные действия. В случае крутого
политического поворота, ремилитаризация Японии и возрождение ее
экспансионистской стратегии вызвали бы серьезные изменения ситуации на
Дальнем Востоке, что потребовало бы от России глубоко пересмотреть свою
политику безопасности в регионе. Но это не может случиться в одночасье, и
256