Типпельскирх К., Кессельринг А. и др. Итоги Второй мировой войны. Выводы побеждённых
Подождите немного. Документ загружается.
Место, характер, высота высадки и курс полета обсуждались командиром
парашютного десанта с командиром авиационной транспортной группы еще до
операции, и на основе этого обсуждения отдавался приказ. Как правило, решающее
слово здесь — даже при операциях крупного масштаба — принадлежало
командиру батальона. Он получал определенную боевую задачу и для выполнения
ее устанавливал по своему усмотрению район высадки. Командир полка, как
правило, не вмешивался в его решение. Опыт парашютно-десантных операций
немецких, а также союзных войск показал, что при выборе батальонного района
выброски постоянно подтверждалась правильность старого военного принципа,
что простейшее решение обещает наибольший успех. Еще на острове Крит тактика
расчленения парашютно-стрелкового батальона и распределения его по
нескольким районам высадки оказалась ошибочной. Чем компактней была высадка
по времени и пространству, то есть чем короче был промежуток времени,
требующийся парашютистам для приземления, и чем меньше был район, в котором
сбрасывался парашютный десант, тем вероятнее был успех. Массированное
сбрасывание парашютистов обеспечивало им превосходство по крайней мере в
районе высадки, который они вначале должны были очистить от противника и
захватить и уж только потом думать о выполнении другой (своей собственной)
боевой задачи. При этом, конечно, приходилось мириться с тем обстоятельством,
что мелкие и мельчайшие подразделения внутри одного крупного десанта при этом
часто сбивались с пути и теряли управление.
Боевые действия парашютистов на острове Крит показали, что пытаться строить
боевые порядки сбрасываемого десанта еще в воздухе путем тщательного выбора
целого ряда ориентиров совершенно невозможно. Построение боевого порядка
десанта можно производить только на земле, после приземления. Это являлось
первой задачей всех командиров до командира батальона включительно, и
выполнить
[257]
эту задачу они могли лучше всего в том случае, если прыгали
первыми. Командирам батальонов и рот, которые прыгали раньше своих солдат,
удавалось быстрее собрать свои подразделения и увереннее держать их в руках.
Такие командиры могли не бояться, что, появившись в районе высадки, они найдут
свои подразделения в беспорядке. Нечего и говорить, что, прыгая первым, такой
командир решительно поднимал морально-боевой дух своих солдат. Старое
положение о том, что пехотой можно командовать, только находясь впереди нее,
нашло себе новое подтверждение в опыте, полученном командирами парашютных
десантов.
Определение высоты, с которой должна производиться выброска, зависит в
одинаковой мере от тактической обстановки и от уровня технической подготовки
высаживающейся части или подразделения. Высота прыжка должна быть тем
ниже, чем более сильную оборону и, в особенности, сильную противовоздушную
оборону противника рассчитывает встретить командир парашютного десанта.
Высота в пределах 60-120 м затрудняет противнику борьбу с парашютистами в
воздухе. Кроме того, малая высота обеспечивает необходимое для боя
сосредоточение десантирующей части на земле сразу же после прыжка. Правда,
некоторые парашютисты боятся прыгать на малой высоте, так как с уменьшением
ее обычно увеличивается количество повреждений. Опыт второй мировой войны
учит, что при высоте прыжка 60 м потери от повреждений при прыжке составляют
20%, даже если речь идет о войсках, специально обученных и натренированных
для такого прыжка. Имеются сведения, будто бы русские сбрасывали свои
специальные парашютные войска без парашютов с высоты 5-10 м в глубокий
снег
{83}
.
Курс полета для транспортных самолетов выбирался, как правило, с таким
расчетом, чтобы затруднить действия противовоздушной обороны противника и по
возможности обеспечить момент внезапности. Это достигалось заходом на район
высадки с солнечной стороны, неожиданным изменением направления, когда
транспортная группа сначала
[258]
пролетала мимо района высадки и затем
возвращалась к нему, описав большую дугу, а также выходом в район высадки
десанта на очень малой высоте, прячась за предметами на местности, что у
летчиков получило название “прыжка из-за куста”.
Боевое применение парашютных войск
Немецкие парашютные войска использовались во второй мировой войне для
решения самостоятельных задач оперативного характера и тактических задач в
рамках операций более крупных соединений сухопутной армии. Операция
“Фройденталь”. которую планировалось провести во время судетского кризиса,
состояла в том, что немецкие стрелки-парашютисты должны были с тыла
“открыть” чехословацкую линию укреплений. Она мыслилась как вполне
самостоятельная операция. За ней последовали другие самостоятельные операции
стрелков-парашютистов: удавшийся лишь частично захват “крепости Голландия” в
мае 1940 года, захват острова Крит в мае 1941 года — крупнейшая и действительно
самостоятельно проведенная воздушно-десантная операция, а также ряд более
мелких операций, проведенных в восточной части Средиземного моря осенью 1943
года, после того как Италия разорвала союз с Германией. Планировавшийся в
качестве крупного отвлекающего маневра десант немецких парашютистов в
Северную Ирландию в конце осени 1940 года, а также неосуществленный план
захвата острова Мальты летом 1942 года должны были быть самостоятельными
операциями парашютных войск. Соединения армии, флота и авиации, назначенные
для взаимодействия с парашютными десантами, должны были выполнять
тактические задачи в рамках операций парашютных войск.
В основе всех наиболее крупных из названных воздушно-десантных операций
лежал почти один и тот же замысел: сначала атаковать в нескольких местах с
воздуха и создать несколько опорных пунктов, чтобы взломать изнутри систему
обороны противника, помешать ему сосредоточить свои силы на каком-либо одном
участке и перерезать необходимые для обороны коммуникации; затем выбрать
один из созданных опорных пунктов, сконцентрировать на нем все имеющиеся и
вновь прибывающие силы, чтобы они потом
[259]
растекались, подобно
чернильному пятну, до тех пор, пока основной опорный пункт не сольется с
другими и не поглотит их. Этой тактике — я бы назвал ее “тактикой чернильного
пятна” — немцы отдавали предпочтение во всех воздушно-десантных операциях в
противовес тактике “ковра”, применявшейся союзниками и заключавшейся в том,
что на местности, подлежащей захвату, парашютисты с самого начала
разбрасывались равномерно. Тактика “чернильного пятна” оправдала себя как в
Голландии, так и на Крите.
Наряду с использованием немецких парашютных войск для решения задач
оперативного характера немецкое верховное командование в ходе войны все чаще
стало возлагать на парашютистов тактические задачи в рамках боевых действий
крупных фронтовых соединений. При этом парашютные войска использовались
большей частью как передовые отряды или как арьергарды, то есть в некоторой
степени уподоблялись модернизированной кавалерии. Действия парашютных
войск в Норвегии — в районе Домбоса и на аэродроме Осло в апреле 1940 года —
и атака саперным взводом парашютных войск форта Эбен-Эмаэль, захват и
обеспечение переправ через канал Альберта и овладение переправами через
Нижний Рейн 10 мая 1940 года могут рассматриваться как действия парашютных
войск в роли передовых отрядов. При наступлении на Александрию Роммель также
замышлял вначале использовать в качестве передового отряда четыре боевые
группы бригады Рамке для внезапного захвата и разрушения противотанковых
заграждений англичан. Планировавшееся использование одного из соединений
парашютных войск для внезапного захвата нефтяного района северо-западнее Баку
до того момента, когда отступающий противник уничтожит его, также ставило
парашютные войска в роль передового отряда. Наконец, боевая группа фон Хейдте,
сброшенная во время последних крупных боевых действий немецких
парашютистов в декабре 1944 года в горном районе Эйфель для обеспечения
северного фланга наступавших и для захвата горных проходов и дорог, была также
передовым отрядом.
Само собой разумеется, что в рамках крупной воздушно-десантной операции
небольшая часть стрелков-парашютистов, выброшенных с парашютом или
приземлившихся на планерах,
[260]
выполняет задачи передового отряда. Так,
например, во время боев на Крите роты штурмового полка приземлились в районе
Малемеса и восточное Кании на грузовых планерах раньше стрелков-
парашютистов; при планировании операции по захвату острова Мальты
вышеназванный батальон должен был, используя пикирующие грузовые планеры,
вывести из строя зенитную артиллерию острова. Гораздо реже планировалось
использование парашютных и парашютно-планерных десантов в качестве
арьергарда. Так, в августе 1943 года части 2-й парашютной дивизии, высадившиеся
в Сицилии на западных и южных склонах Этны с задачей оборудовать отсечную
позицию между отступающими и частично разгромленными итальянскими
войсками и преследующими их частями противника и обеспечить создание
мощного плацдарма у Мессинского пролива еще до того, когда войска будут
эвакуированы из Сицилии, были своеобразным арьергардом. К использованию
парашютистов в роли арьергарда до некоторой степени приближается и другой вид
их боевого применения. На солдатском жаргоне он называется “тушением пожара”.
Состоит он в том, что стрелков-парашютистов бросают в возникшую брешь, чтобы
восстановить непрерывную линию фронта. Как ни велико было количество
случаев, когда парашютисты заменяли пехотные части, однако мне не известно ни
одного примера, когда подобное “тушение пожара” было бы осуществлено с
воздуха Парашютными и парашютно-планерными десантами. Правда, однажды
верховное командование планировало подобное предприятие (для установления
связи с окруженной немецкой группировкой в районе Холма весной 1942 года), но
проведено оно не было.
Если проследить за ходом проведенных крупных немецких воздушно-десантных
операций и за теми немногими случаями тактического использования парашютных
войск, то неизбежно складывается такое впечатление, что германское верховное
командование не умело использовать парашютные войска в соответствии с их
особенностями. Оно нерешительно и неохотно принимало предложения, которые
исходили от представителей самих парашютных войск, и в частности от генерала
Штудента. Все это привело к тому, что столь ценное для армии соединение,
[261]
состоявшее сплошь из отборных солдат-добровольцев и располагавшее
прекрасным оснащением, вооружением и дорогостоящим оборудованием,
превратилось в обычное пехотное соединение.
Действия немецких парашютных и парашютно-планерных десантов говорят о том,
что страх командования перед большими потерями десантов был совершенно
необоснован. Правда, потери парашютных войск в подобных операциях были,
несомненно, тяжелыми, так как действия любого крупного десанта представляли
собой ожесточенную тяжелую борьбу. Однако использование парашютного
десанта всегда дает командованию возможность достижения оперативной или
тактической цели при затрате гораздо меньших сил, чем в наземной операции
сухопутных войск, где для достижения подобной цели должны быть использованы
значительно более крупные силы. Даже если предположить, что целей, стоявших
перед парашютными десантами в Голландии (1940 год) и на Крите (1941 год),
можно было достигнуть без применения десантов с воздуха, только за счет
действий сухопутных войск, то на это потребовалось бы гораздо больше времени и
гораздо больше сил, тогда как абсолютные цифры потерь были бы, конечно, не
меньшими. Во всяком случае, использование стрелков-парашютистов всегда себя
оправдывает, но для этого парашютные войска должны вводиться в бой на
направлении главного удара. Они не должны применяться рассредоточено и
выполнять различные второстепенные тактические задачи. Весьма сомнительно,
соблюдало ли этот принцип командование 6-й танковой армии “СО” во время
последнего десанта немецких парашютных войск в декабре 1944 года.
При выполнении тактических задач отдельной группе парашютистов необходимо
предоставлять более широкую свободу действий. Нигде так не вреден штамп и
трафарет, как при атаке с воздуха, будь то прыжок или действия с планера.
Несмотря на это, приходится сознаться, что в ходе второй мировой войны
немецкие парашютисты и планерные десанты применяли три основных вида
воздушного нападения: выброска или высадка непосредственно на объект,
выброска или высадка рядом с объектом и выброска или высадка вдали от объекта.
[262]
Непосредственная выброска на объект возможна только в том случае, если объект
невелик по своим размерам. В таком случае эта форма нападения является даже
необходимой. Типичным примером ее является высадка на форт Эбен-Эмаэль 10
мая 1940 года. Форт удалось взять только благодаря высадке непосредственно на
объект. Точно так же при планировании операции по захвату острова Мальты
предусматривалась высадка десанта с пикирующих планеров прямо на позиции
зенитной артиллерии. Думал о высадке десанта на противотанковые заграждения и
Роммель, когда он хотел осуществить наступление на Александрию. Первый
английский парашютный десант, сброшенный в феврале 1942 года севернее Гавра,
был также выброской на объект. Его задачей было ликвидировать немецкую
радарную установку “Вюрцбург” и изъять из нее необходимые англичанам детали.
Предмостное укрепление можно захватить с воздуха только в том случае, если
высадка десанта производится непосредственно на мост, как это делали, например,
немецкие парашютисты в 1940 году на Нижнем Рейне и в 1941 году на
Коринфском перешейке. Игнорирование англичанами этого элементарного правила
парашютной тактики в Арнеме в сентябре 1944 года стоило им потери одной из
лучших парашютных дивизий. Захват моста требует выгрузки или высадки на оба
предмостных укрепления, и это является бесспорным правилом.
Типичным случаем выброски или высадки рядом с объектом может быть захват
аэродрома. Высадка непосредственно на объект при помощи планеров или
парашютов вызвала бы здесь, в условиях открытой местности, совершенно
излишние потери.
Выброска или высадка вдали от объекта лишена преимущества внезапной атаки с
воздуха непосредственно на объект или рядом с ним. Если выброску или высадку
непосредственно на объект или рядом с ним можно сравнить с атакой с хода, то
высадка вдали от объекта является в сущности занятием исходной позиции для
наступления. В данном случае после занятия исходной позиции десант начинает
атаку, руководствуясь общими принципами действий пехоты. В качестве примера
такой высадки вдали от объекта могут служить действия 3-го парашютно-
стрелкового
[263]
полка на Крите. Этот полк имел задачу овладеть столицей острова
— городом Канией. Для выполнения задачи полк выбросился на парашютах на
дороге Кания — Аликиану, приблизительно в 3 км юго-западнее окраины Кании.
Затем из очищенного от противника района высадки полк стал планомерно
развивать наступление в северо-восточном направлении, на главный город острова.
Командир отдельной парашютной части решится на выброску десанта вдали от
объекта лишь в том случае, если объект имеет большую протяженность (площадь),
а обстановка у противника совершенно неясна. В рамках крупной десантной
операции командование парашютных войск будет использовать отдельную часть
при известных обстоятельствах вдали от объекта также и потому, что в случае
необходимости ей можно изменить задачу, приказав участвовать в наземном бою
на других участках. В приведенном выше примере 3-й парашютный полк имел все
указанные предпосылки.
Было бы ошибкой предполагать, что в тот момент, когда парашютные десанты
оказываются на земле — будь то при высадке прямо на объект, рядом с ним ил и
вдали от него, — действия стрелка-парашютиста теряют свои специфические
особенности, и все, что происходит потом, принимает характер обычного
пехотного боя, ведущегося по старым, испытанным правилам. Даже после
выгрузки или высадки бой десантников сохраняет свои особые черты. Бой в
условиях десанта в отличие от боя нормальных пехотных подразделений
характеризуется в основном тремя моментами: необходимостью обороняться со
всех сторон, то есть вести круговую оборону; отсутствием предшествующей бою
ближней разведки и разведки боем и, не в последнюю очередь, нехваткой
артиллерии. Старая истина, что существо наступления заключается в гармоничном
взаимодействии огня и движения, в условиях боя воздушного десанта теряет свое
значение. В данном случае огонь отступает на второй план, освобождая свое место
движению. Его подавляющее и парализующее действие оказывается не столь
эффективным, как ошеломляющая внезапность, продуманный порядок и
опрокидывающая сила движения, которые характеризуют атаку воздушного
десанта. После приземления
[264]
командир парашютно-десантного полка является
уже не дирижером большого “огневого оркестра”, а в известной степени
“комиссаром по экономии боеприпасов”, который стремится компенсировать
недостаточную огневую мощь искусным и неожиданным огневым маневром своего
тяжелого оружия. Там, где это искусство огневого маневра заменялось
бомбардировкой и обстрелом с самолетов, например на острове Крит и в Южной
Голландии (сентябрь 1944 года), там вместо четкого, дополняющего друг друга и
обеспечивающего успех взаимодействия огня и движения получалось лишь
неуклюжее и довольно бесполезное “содействие”.
Во время последнего десанта немецких парашютистов в горном районе Эйфель в
декабре 1944 года в состав боевой группы были включены передовые наблюдатели
-дивизионов (батарей) дальнобойной артиллерии и артиллерийская команда связи,
управлявшие огнем из глубокого тыла противника. Результаты их действий
показали, что подобное использование наблюдателей вполне себя оправдывает.
Моральный фактор
История германских парашютных войск во второй мировой войне является не
столько историей десантных боев, сколько историей действий парашютистов в
обычном пехотном бою. Под Ленинградом, на Неве и у Волхова, в районе Ржева и
Великих Лук, под Житомиром и Черкассами, в Северной Африке — на пути от
Эль-Алзмейна до Туниса, в Италии — в битвах за Кассино и на плацдарме Анцио,
Неттуния, в Нормандии — у Карантана, в Северной Бельгии и в Голландии — у
устья реки Шельды, южнее Берген-оп-Зома, в районе Тиблурга, в районе
Хертогенбоса и на реке Маас, а также в оборонительных боях на Рейне — на
плацдарме западнее Везеля, в лесу Хюртгенвальд близ Ахена и в наступлении на
Бастонь немецкие парашютно-десантные полки сражались в составе пехотных
соединений и завоевали себе славу отборных войск. Секрет успеха немецких
стрелков-парашютистов в наземном бою заключался не в какой-то особой их
подготовке (в последние годы войны многие парашютные части получили далеко
не прекрасную общую подготовку). Их успех не зависел и от какого-то
специального оснащения или особых методов и приемов
[265]
тактического
руководства. Если немецкие парашютные войска во второй мировой войне
завоевали уважение даже у своего противника, то этим они обязаны только
наличию у них высокого морального духа. Это был дух особого товарищества,
который независимо от чина связывал узами дружбы всех стрелков-парашютистов
друг с другом и создавал из них единое целое. Это было сознание того, что форма и
знаки различия, которые носил каждый член этого коллектива, обязывали его к
высоким подвигам. Это было сознанием своего положения, которое, можно
сказать, превращало этот род войск в какой-то особый орден или, во всяком случае,
в связанный клятвой легион.
Основой такого замечательного единства, наиболее сильно проявлявшегося в
старых парашютных частях, было взаимное доверие. Товарищ доверял товарищу и
знал, что тот не бросит его в беде. Он верил своему “старому” офицеру, верил
своему командованию и знал, что в случае необходимости оно поможет ему в
любом вопросе. Именно в тяжелых боях парашютных десантов и можно было
определить настоящего офицера-десантника и отличить его от простого солдафона
и носителя погон. Как раз в этих боях и решался вопрос о производстве
старослужащих унтер-офицеров. в офицеры, и часто поводом для присвоения
офицерского звания наряду с мужеством бывали не личные достоинства и боевые
заслуги, а в гораздо большей степени профессиональное умение обучать людей.
Отношения между офицером и солдатом в парашютных войсках определялись уже
тем, что во время высадки десанта офицер испытывал большое напряжение, терпел
лишения, подвергался опасностям, нес физическую и моральную нагрузку, как
рядовой солдат, и что земля, на которую он высаживался, была для него ничуть не
мягче, чем для молодого солдата, падавшего рядом с ним. Одинаковые
переживания, одинаковая опасность, одинаковый страх и даже одинаковая
похлебка соединяли узами товарищества рядового парашютиста со своим
офицером в той же степени, как и в других “хороших” частях, долгое время
находившихся на фронте. Именно эта внутренняя спаянность, а не особая боевая
подготовка и не особые предписания о “внутренней структуре” отличала немецкие
фронтовые войска, и в особенности парашютные, и поднимала их на подвиги
[266]
не только в бою, но и, что не менее важно, в трудных, полных лишений буднях.
Критерием для оценки качества войск является не только сам боевой подвиг, но и
умение переносить трудности и лишения. Человека можно научить вести бой, а вот
умение переносить трудности и лишения нужно в нем воспитывать. Один из
основных уроков действий немецких парашютных десантов во второй мировой
войне состоит в том, что не следует пренебрегать воспитанием и ставить на первое
место специальную и боевую подготовку. Нужно помнить, что обучают муштрой, а
воспитывают спортом, и немецкие парашютные войска убедились в
справедливости этого положения раньше, чем другие роды войск немецких
вооруженных сил.
Действия немецких парашютистов на всем протяжении от Домбоса до Арденн
показали, что для того, чтобы стать стрелком-парашютистом, надо не только уметь
воевать, но еще и уметь голодать и мерзнуть, а это гораздо тяжелее, чем просто
воевать. Именно здесь и подвергается испытанию боевой дух войск. И можно
сказать, что немецкие парашютисты с достоинством прошли через эти испытания.
Со дня окончания второй мировой войны прошло еще слишком мало времени,
чтобы мы могли подвести окончательный итог, который дал бы нам правильную
объективную оценку всему накопленному опыту. Но уже сегодня можно отметить
один основной момент, непосредственно касающийся парашютных войск: никакие
современные вооруженные силы не могут обойтись без парашютных войск ни в
наступлении, ни в обороне. Любая грядущая война будет вестись в трех
измерениях, захватывая всю территорию воюющих государств. Она не может быть
локализована на каком-то отдельном, ограниченном театре военных действий или
на одном из его участков. Поэтому парашютные войска, без которых немыслима ни
одна современная война, смогут лишь тогда выполнить свои задачи, если они
будут отвечать высоким требованиям современного боя не только с точки зрения
их подбора, организации, обучения, вооружения и оперативно-тактического
руководства, но и с точки зрения того боевого духа, который во второй мировой
войне помог нашим парашютистам и парашютистам западных держав совершать
беспримерные подвиги
[267]
и который по сей день живет в любом старом немецком
парашютисте, уже давно занимающемся мирным трудом. Этот дух продолжает
жить и в молодых парашютных войсках, которые сейчас ведут ожесточенные бои в
Корее и Индокитае, используя опыт второй мировой войны, и вновь доказывают,
какое огромное значение имеют парашютные войска в современной войне.
[268]
Д-р Пауль Леверкюн
Служба разведки и контрразведки
Служба разведки и контрразведки германских вооруженных сил была известна во
второй мировой войне под общим названием “контрразведка”. Такое название
следует объяснять тем, что при создании рейхсвера после первой мировой войны
отдел имперского военного министерства, предназначавшийся для выполнения
этих задач, именовался “отделом охраны” (контрразведки). Действительно, вначале
основные функции этого отдела заключались прежде всего в охране создаваемого
рейхсвера от глаз иностранных разведок. Таким образом, это название было вполне
обосновано. Но оно сохранилось и тогда, когда большее значение приобрело
добывание сведений, то есть активная разведка. С ростом вооруженных сил после
событий 1933 года задачи отдела расширились, и он превратился, наконец, в
самостоятельное управление при главном штабе вооруженных сил, названное
теперь управлением разведки и контрразведки во главе с адмиралом Канарисом.
Активной разведкой ведал 1-й отдел
{84}
, контрразведкой — 3-й отдел. На 2-й отдел
были возложены такие особые задачи, как организация саботажа и мятежей в тылу
противника.
Разведывательная служба была с самого начала децентрализованной. При штабах
семи, а позднее — двенадцати военных округов и штабах военно-морских баз были
созданы органы контрразведки, которые впоследствии. при реорганизации
сухопутной армии, были переданы корпусным штабам. Этим органам был указан
круг задач,
[269]
определявшийся главным образом их географическим положением
и специализацией по отдельным областям. Так, например, отделения в Кенигсберге
и Бреслау работали преимущественно “на Восток”, отделения в Касселе,
Висбадене, Штутгарте и Мюнстере — “на Запад”, Гамбург занимался Францией и
заокеанскими странами и только с 1938 года — Англией, Мюнхен и Вена
занимались Балканами, Нюрнберг и Дрезден — Чехословакией и Польшей.
Центральный аппарат и органы контрразведки были созданы в каждом виде
вооруженных сил, то есть в сухопутной армии, военно-морском флоте и авиации.
Кроме того, имелись отделы, ведавшие вопросами технического порядка:
криптографией, зашифровкой и расшифровкой донесений, радиосвязью. Во время
войны были созданы особые организации для разведки и контрразведки среди
военнопленных. Децентрализованная система, оправдавшая себя в мирное время, в
особенности в период оккупации Рейнской области, судетского кризиса и
оккупации Австрии, была впоследствии распространена и на оккупированные
области.
Разведка в Польше велась перед началом войны так называемым “ближним”
методом, то есть непосредственно через границу между обоими государствами. В
этом случае передача сведений, как правило, не представляла особых трудностей.
На западе граница с Францией имела слишком малую протяженность, чтобы
обеспечить разведку в западных районах Франции, а также в Англии и
Соединенных Штатах. Поэтому приходилось ограничиваться только средствами
дальней разведки, иными словами, передача сообщений должна была
осуществляться через третью страну или по радио. Военно-морской флот и
примерно в такой же степени авиация были вынуждены обходиться исключительно
дальней разведкой. Поскольку Голландия и Бельгия не считались потенциальными
противниками, то отсутствовала и какая-либо разведка, направленная против них.
Эти страны играли роль исходных пунктов для проникновения во Францию,
Англию и заокеанские страны, а также роль “релейных станций” для передачи
донесений. Главные задачи разведывательной службы в мирное время сводились к
тщательной разработке системы передачи донесений по почте через нейтральные
страны, через особых курьеров и по радио.
[270]
В начале войны с Польшей верховному командованию были полностью известны
организация польской армии, план стратегического развертывания и другие
наиболее существенные данные военного и военно-географического характера.
Поэтому в ходе кампании не возникло никаких непредвиденных случайностей, в
результате которых могли бы обнаружиться пробелы в действиях органов
германской разведки.
Средства, которые могли быть выделены в период существования рейхсвера из
бюджета стотысячной армии для разведывательной службы, были весьма
незначительными. Поэтому приходилось ограничиться лишь самым необходимым.
Но и в 30-х годах, когда ассигнования на разведывательную службу значительно
увеличились, разведка в доступных для нее странах не могла действовать
планомерно, потому что Гитлер по политическим соображениям временно
запретил вести разведку в некоторых странах, например в Англии и Италии, а
также потому, что некоторые нейтральные страны, как Голландия и Бельгия, были
специально выпущены из поля зрения разведки, чтобы использовать их как
промежуточные государства.
К этим странам относилась и Дания. Когда в начале 1940 года были разработаны
планы кампаний против Дании и Норвегии, немецкой разведывательной службе
была поставлена задача произвести разведку датских вооруженных сил в
наикратчайший срок. Это удалось осуществить так, что ни датская, ни английская
служба контрразведки даже не заметили деятельности немецких агентов.
Оккупация Дании прошла без всяких осложнений. Второй задачей органов
немецкой контрразведки в этот период было обеспечить скрытность
приготовлений, связанных с погрузкой войск на суда в портах Бремерхафена и
Штеттина. Это было осуществлено путем усиления слежки за подозрительными
элементами, бродившими вокруг порта, а также за счет особо строгой цензуры
телеграмм и писем. Кроме того, движение транспортов с войсками, боеприпасами и
запасами продовольствия нужно было организовать с таким расчетом, чтобы не
вызвать никакого подозрения в пунктах назначения. Удалось и это. Отделением
контрразведки в Гамбурге были своевременно получены сообщения о снятии
французами своих частей альпийских
[271]
стрелков и отправке их в Северную
Скандинавию. Для передачи этого сообщения с французского фронта в Гамбург
потребовалось четыре дня. При наличии цензуры во всех странах это был очень
короткий срок. Итак, пути, по которым шли донесения разведки, оказались вполне
пригодными и надежными.
Оправдали себя и импровизированные органы разведывательной службы, спешно
созданные в Норвегии. Когда германские самолеты приземлились в Осло, в порту
находилось германское торговое судно, на борту которого был особый
уполномоченный, имевший при себе радиостанцию. Во время боев за Осло он мог
сообщать о каждой фазе развития боевых действий. Следует подчеркнуть, что
радиоаппаратура судна при этом не использовалась. Бортовая радиостанция судна
не могла быть использована по той причине, что при входе судна в порт она была
тут же опечатана норвежскими властями.
В ходе подготовительных работ, проводимых органами разведки и контрразведки в
мирное время, всегда остается открытым вопрос о том. насколько эффективными
окажутся в дальнейшем все осуществленные и намечаемые мероприятия. Войны в
Польше и Франции показали, что подобные мероприятия вполне себя оправдали.
Организация германской разведывательной службы была правильной и отвечала
всем требованиям современной войны, и это касается не только органов разведки и
контрразведки армии, но и подобных органов военно-морского флота и прежде
всего органов, созданных в самом современном роде войск — авиации. Согласно
положению Версальского договора в отношении самолетостроения, Германия была
поставлена по сравнению с другими высокоразвитыми странами в очень
незавидное положение. До начала войны нашим органам разведки удалось узнать
многое о техническом прогрессе других стран и использовать их достижения для
усовершенствования собственной авиации. Оккупация Дании и Норвегии доказала,
в частности, что децентрализованная организация разведки была самой
правильной. Децентрализация всегда предполагает дерзание и, кроме того,
большую веру в инициативу младших командиров. Такое доверие всегда
оправдывается. Импровизированная разведка может быть осуществлена в больших
масштабах и может принести обильные
[272]
плоды только в том случае, если
руководителям и офицерам органов разведки и контрразведки на местах
предоставляется большая самостоятельность и широкое поле деятельности и когда
одновременно учитывается их опыт и специализация по какому-то определенному
географическому району. Без практической помощи кадровых офицеров-агентов и
офицеров запаса, живших в портах Норвегии и Дании, и без участия лиц,
владевших иностранными языками, в данном случае скандинавскими, такое
быстрое выполнение поставленных задач было бы невозможным.
Этот принцип оправдал себя и в дальнейшем. После войны с Данией и Норвегией
все внимание было опять обращено на французский фронт. Высвободившиеся
силы искали нового применения. При определении района наиболее вероятных
действий отделение разведки и контрразведки в Гамбурге пришло к мысли усилить
сбор информации на Средиземном море, и в частности в районе Эгейского моря. В
результате этого годом позже, при вступлении немецких войск в Грецию,
командование располагало всеми необходимыми сведениями о дорогах и морских
портах. Это в свою очередь создало предпосылки для того, чтобы осуществить
оккупацию острова Крит в самый короткий срок, считавшийся до сих пор вообще
невероятным.
В войне с Францией, как и в предыдущей польской кампании, командование
немецких войск располагало точными разведывательными данными о группировке
французских войск и об имеющихся у противника оборонительных сооружениях. В
этой войне большую пользу принес и 2-й отдел контрразведки, засылавший своих
тайных агентов в тыл противника, которые своевременно ликвидировали попытки
противника взорвать мосты в Бельгии и Голландии и этим самым обеспечивали на
первом этапе наступления быстрое продвижение своих войск, благодаря чему
боевые действия могли быть сразу перенесены на территорию противника.
2-й отдел контрразведки еще до начала войны работал рука об руку с отделом
пропаганды вооруженных сил над задачей деморализовать французские войска
посредством радио, листовок и радиопередач через линию фронта при помощи
громкоговорителей. Во время военных действий на
[273]
Балканах войска пожинали
плоды разведывательной деятельности не только органов немецкой военной
разведки, но и плоды осторожного и тщательно продуманного сотрудничества с
венгерской, болгарской и частично с румынской службами военной разведки.
Советская Россия еще до начала войны представляла в отношении разведки
особенно трудную проблему. Засылка в Россию агентов из Германии была
возможна лишь в очень редких случаях. Контроль и проверка документов среди
населения России как в городах, так и на транспорте проводились гораздо строже,
чем в какой-либо другой европейской стране. Непосредственно граничащим
странам — Финляндии, Эстонии, Латвии и др. — вести разведку было несколько