Ф И Л О С О Ф С К О Е М И Р О В О З З Р Е Н И Е Г Ё Т Е
какова бы ни была ценность этого бремени,
последним доводом всегда остается то, что под ним
пыхтят; Гёте выдержал бы все, кроме пыхтенья, —
шалость, игривость, баловство, резвость,
озорство мысли милее ему, чем хмурая
застегнутость, кичащаяся своей ученостью. Здесь, в
осознании этой тональности, уже рассекается завеса,
скрывающая перспективы гётевской мысли.
Первый опыт узнания ее — атмосферичен; Гёте
надо не изучать, им надо дышать; несравненный
климат его должен быть предписан каждой
мысли, угасающей в чаду абстракций. Мысль,
оздоровевшая в этом климате, достигает тогда
второго опыта узнания этих перспектив: он
ознаменован переходом мысли из
подготовительного класса логики в класс эвритмии,
учащей мысль выражать не ставшее природы, а
незримые токи ее становления, и преображать тем
самым сумму опыта в результат опыта, который
есть идея. Здесь мысль постигает, что идея
относится к понятию, как живой колорит к
абстрактно взятой краске, как звук слова «любовь»
к словарному знаку слова, как тональность ре-
минор в такой-то песне Шуберта к тональности ре-
минор вообще; идея выявляется здесь в процессе
индивидуализации и конкретизации понятия, как
кинетическая энергия понятия, действующая не в
силлогистическом чучеле по имени Кай, а в живых
людях. И отсюда же прямой выход в практику, или
третий опыт, выраженный Гёте в решительных
словах: «Только одно несчастье существует для
человека, — это когда в нем укрепляется какая-
нибудь идея, не оказывающая влияния на активную
жизнь». Стадия достижения идеи — порог; идея, не
осилившая этого последнего испытания,
откатывается назад, но уже в подобии идола;
переступившая порог, она превращается в идеал.
Только в этом смысле может быть оправдана
идеализация Гёте в этой книге, ибо идеализируется
не идол, а сам идеал посредством динамизации его
в воспринимающем
2l8