Соколов О.В. Аустерлиц. Наполеон, Россия и Европа 1799-1805 гг. Том 1

Подождите немного. Документ загружается.

Подобно Египетской экспедиции Бонапарта, поход в Индию должен был быть не

только военным, но и научным. План предполагал следующее: «Избранное общество

ученых и всякого рода артистов должно принять участие в этой славной экспедиции.

Правительство поручит им карты и планы, какие только есть о странах, через которые

должна проходить союзная армия, а также наиболее уважаемые записки и сочинения,

посвященные описанию тех краев»

. Подобно тому, как это было в Египетском походе,

армию должен был сопровождать «отряд воздухоплавателей», в задачу которых входило

изготовление воздушных шаров с целью произвести впечатление на «невежественные»

народы. Наконец, с войсками предполагалось отправить даже «фейерверочных мастеров»,

а в Аст-рабаде устроить блистательные празднества и парады «для внушения жителям тех

стран самого высокого понятия о России и Франции».

В качестве авангарда этого похода Павел решил двинуть в Индию донских казаков. 12

(24) января 1801 г. он направил атаману Войска Донского Орлову 1-му рескрипт с

предписанием немедленно собрать казачьи полки и двинуть их к Оренбургу, а оттуда

прямым путем в Индию, «дабы поразить неприятеля в самое сердце»

. Орлов собрал 22,5

тыс. казаков с 12 пушками и 12 единорогами и выступил 27 февраля (11 марта) на

Оренбург.

Индийская экспедиция вызывала и вызывает много споров у историков. Насколько

реальным было это предприятие? Бонапарт считал его вполне осуществимым.

Действительно, в Индии у англичан было мало войск, и их господство держалось

исключительно на силе. Нет сомнений в том, что появление крупной союзной армии

могло стать концом английского владычества на Индостане. Выдающийся советский

исследователь, прекрасный специалист по истории России начала XIX века Окунь считал

эту операцию выполнимой: «Нельзя не признать, что по выбору операционного

направления план этот был разработан как нельзя лучше. Этот путь являлся кратчайшим и

наиболее удобным. Именно по этому пути в древности прошли фаланги Александра

Македонского, а в 40-х годах XVIII века пронеслась конница Надир-шаха. Учитывая

небольшое количество английских войск в Индии, союз с Персией, к заключению

которого были приняты меры, и, наконец, помощь и сочувствие индусов, на которые

рассчитывали, следует также признать, что и численность экспедиционного корпуса была

вполне достаточной»

Согласно расчетам Бонапарта, русские и французские войска должны были дойти от

Астрахани до берегов Инда за два месяца. Что же касается трудностей похода, вполне их

осознавая, он, тем не менее, заключал: «Армии, русские и французские, жаждут славы;

они храбры, терпеливы, неутомимы в храбрости и благоразумие и настойчивость

начальников победят все, какие бы ни было препятствия»

Так, в первые месяцы 1801 г. де-факто сложился первый в истории Европы русско-

французский союз. Он не был еще оформлен ни одним официально принятым в

дипломатической практике документом. Но нет никаких сомнений, что с обеих сторон

существовала твердая воля к сближению. Главным вопросом является следующее:

насколько этот союз был выгоден обеим странам? Что касается Франции, нет никаких

сомнений, что союз с Россией давал ей неисчислимые выгоды: возможность победить

Англию в морском соперничестве, добиться прочного мира со всеми державами

континента, при этом занять в Европе доминирующую позицию, распространить свое

влияние на весь бассейн Средиземноморья, удержать Египет или, по крайней мере,

получить шанс сохранить его.

Что же касается России, выгоды ее были не столь очевидны. Действительно, Россия

ввязывалась в морскую войну с Англией, в то время как Англия была

главным торговым партнером Российской империи. У России также не было оснований

бояться своих соседей, Пруссия была тогда слишком слаба, чтобы тягаться с Российской

империей. Что касается Австрии, начиная с 1726 г. Россия постоянно находилась с этой

страной в союзнических отношениях, которые диктовались общностью интересов: борьба

с Турцией, борьба за господство в Польше, а с 1795 г. — необходимость заботиться об

удержании польских территорий, полученных в результате раздела Речи Посполитой.

Выдающийся советский историк А. Манфред, вероятно, все-таки несколько

модернизирует ситуацию, когда, совершенно справедливо утверждая, что «вражда между

Францией и Россией противоречила национальным интересам обеих стран», он добавляет:

«Следующим логическим звеном в этой цепи рассуждений закономерно должно было

быть признание желательности, пользы, необходимости союза между двумя

державами»

Действительно, в конце XIX — начале XX века в условиях опасности со стороны

агрессивно настроенной вооруженной до зубов Германской империи русско-французский

союз станет действительно необходим. Увы, каждый союз подразумевает «дружбу против

кого-либо». В начале XX века у русских и французов был совершенно определенно один и

тот же враг. В первые годы XIX века такого общего «естественного» врага не было. Надо

признать, что противоречия Павла с Австрией относились в значительной мере к сфере

эмоций, а не к холодному политическому расчету. Что же касается Англии, нет сомнения,

что вопрос был более серьезным. У России не было оснований поддерживать наглое

поведение британцев на морях и было весьма логичным несколько сбить спесь с

«коварного Альбиона». Однако потери людские и материальные, которые Россия понесла

бы в такой борьбе, делали ее весьма проблематичной. Совершенно ясно отдавая себе отчет в

том, что выгоды русско-французского союза уравновешивались для России в

значительной степени неудобствами, нельзя не признать, что война с Францией была для

нее еще более абсурдной и ненужной.

Заслуга Павла состоит в том, что он, признав ошибочность «крестового похода»,

нашел силы признаться в этом и протянуть руку дружбы стране, которая разительно

отличалась по своему устройству от Российской империи. Прирожденный консерватор,

ярый приверженец теории абсолютной монархии Павел тем не менее сумел сделать то, о

чем вряд ли могла подумать Екатерина, и то, что не смог впоследствие сделать Александр.

Как дальше развивался бы русско-французский союз? Это наверняка зависело бы от

тысячи обстоятельств. Вполне можно предполагать, что Россия и Франция, сокрушив

морское могущество Британии, стали бы не только доминирующими державами в Европе,

но и во всем мире. А в продолжительном контакте со страной, где был принят

Гражданский кодекс, не исключено, что и в России произошли бы кардинальные

социально-политические изменения. Увы, это все только гипотезы. Жизнь распорядилась

совершенно по-иному...

В конце 1800 г. в среде высшего российского дворянства созрел заговор против

императора. Во главе этого заговора стоял известный государственный деятель генерал-

губернатор Петербурга граф Петр Алексеевич Пален, а его ближайшим помощником был

граф Никита Петрович Панин, вице-президент коллегии иностранных дел (говоря

современным языком — заместитель министра иностранных дел). Активными участниками

заговора были Платон Зубов, последний фаворит Екатерины II, и его брат Николай.

Причина появления заговора вполне ясна — недовольство и раздражение высшего

дворянства действиями императора, неуверенность знати в завтрашнем дне. И действительно,

отмечая благородство и честность Павла, наличие у него самых благих намерений, нельзя не

признать, что работать

с таким «руководителем» было крайне трудно. Да, Павел не был безумцем, но его

раздражительность, вспыльчивость, скоропалительные решения очень пугали знать.

Благодаря своим необдуманным действиям к концу 1800 г. он отдалил от себя даже тех,

кто потенциально мог бы быть его сторонником. Люди преданные и исполнительные

попадали в опалу часто из-за пустяков.

Полковник конногвардейцев Саблуков, автор прекраснейших по своей точности и

честности записок о времени Павла I, так охарактеризовал императора: «...это был человек

в душе вполне доброжелательный, великодушный, готовый прощать обиды, повиниться в

своих ошибках. Он высоко ценил правду, ненавидел ложь и обман, заботился о

правосудии и беспощадно преследовал всякие злоупотребления, в особенности же

лихоимство и взяточничество». Но мемуарист тотчас же добавляет, что все эти высокие

качества сводились на нет из-за «несдержанности, чрезвычайной раздражительности,

неразумной и нетерпеливой требовательности беспрекословного повиновения»

Нестабильность положения любого человека на государственной службе в то время

прекрасно характеризуют несколько строк Саблукова, который вспоминал: «...у нас вошло

в обычай, будучи в карауле, класть за пазуху несколько сот рублей ассигнациями, дабы не

остаться без денег в случае внезапной ссылки»

. Конечно, при такой ситуации было бы

сложно ожидать, что рано или поздно не возникло нечто большее, чем простое

недовольство.

Тем не менее для того, чтобы заговор выкристаллизовался, необходим был толчок.

Подобным толчком послужили действия Павла по отношению к Англии. Высшая русская

знать продавала в Англию свое зерно, и поэтому война с Англией затрагивала ее прямые

материальные интересы. Наконец, посол Великобритании Уитворт и его любовница Ольга

Жеребцова стали людьми, которые сообщили заговору энергию и, наконец, снабдили

заговорщиков деньгами. Об участии английского посла в заговоре говорили уже и старые

историки. Так, известный русский дореволюционный историк Валишевский считал, что

Англия, вероятно, субсидировала заговорщиков

Однако именно современные исследования окончательно поставили точку в этом

вопросе. Совсем недавно английский историк Элизабет Спэрроу выпустила в свет большой

научный труд «Secret Service: British agents in France 1792—1815», посвященный

деятельности английской разведки в конце XVIII—XIX веке. Работа написана на основе

изучения огромного количества неизвестных ранее архивных документов, и она не

оставляет сомнения в причастности британских спецслужб к организации заговора против

Павла I

. Английские агенты и английские деньги помогли заговору набрать силу. Вокруг

этого стержня сконцентрировались влиятельные русские англофилы, и прежде всего клан

Воронцовых. Еще до разрыва с Англией Уитворт в депеше своему правительству с

удовлетворением писал: «Семен Романович Воронцов и Панин — англичане», т.е.

сторонники проанглийской ориентации русской политики. После разрыва с Англией

именно Воронцов и Уитворт заговорили о безумии Павла. В это время Воронцов, который под

предлогом болезни остался в Англии после своего смещения с официального поста, писал

Новосильцеву: «Мы на судне... капитан (которого) сошел с ума, избивая экипаж... Я думаю,

что судно погибнет; но вы говорите, что есть надежда на спасение, так как первый

помощник капитана — молодой человек, рассудительный и мягкий, который пользуется

доверием у экипажа»

. Этим молодым человеком, «рассудительным и мягким», как может

легко догадаться читатель, был Великий князь Александр Павлович, которому предстояло

сыграть роковую роль в судьбе своего отца, и не только его. Но об этом у нас еще будет

время побеседовать. А

пока отметим, что англофильские круги тесно переплелись здесь с теми, кто с падением

Екатерины потерял свой престиж и власть.

Речь идет о клане Зубовых. Как известно, Платон Зубов в 1791 г. стал последним

любовником Екатерины И. В двадцать с небольшим лет* никому неизвестный офицерик

стал генерал-фельцехмейстером, новороссийским и крымским генерал-губернатором,

сенатором, наконец, князем Священной Римской империи. «Величайшие вельможи России

считали для себя обязательным присутствовать при утреннем туалете Зубова и исполнять

его капризы. Будущий фельдмаршал Кутузов, случалось, наливал фавориту кофе и подавал

в постель»

. В ту эпоху Зубовы настолько обнаглели, что Платон позволил себе даже в

развязной форме пытаться соблазнить великую княгиню Елизавету, молодую жену

Александра. Можно себе представить, что получили Зубовы с приходом Павла к власти.

Вся их наглая спесь пропала, как и не бывало. Открыто, конечно, они не могли выступать

против императора, но лютую злобу затаили. Самое интересное, что клан Зубовых сплелся

в едином клубке с кланом англофилов, ибо упомянутая Ольга Жеребцова, любовница

Чарльза Уитворта, была не кем иной, как урожденной графиней Зубовой, родной сестрой

Платона и Николая! Именно она послужила связной между английским послом и

участниками заговора.

Смутные, туманные предчувствия надвигающейся грозы терзали Павла. Саблуков

рассказывает, что за несколько дней до выступления заговорщиков во время конной

прогулки Павел вдруг остановил свою лошадь и, обернувшись к обер-шталмейстеру

Муханову, сказал сильно взволнованным голосом: «Мне показалось, что я задыхаюсь и у

меня не хватает воздуха, чтобы дышать. Я чувствовал, что умираю... Разве они хотят

задушить меня?»

Без сомнения, какая-то неопределенная информация о заговоре дошла

до Павла, но никаких деталей он не знал. Император оказался поистине в изоляции. И

хотя в первые дни марта слухи о заговоре поползли по Петербургу, Павел оставался в

неведении. Граф де Санглен рассказывает, что вечером 11(23) марта, когда он проезжал по

Невскому проспекту, извозчик повернулся к нему и сказал:

—Правда ли, сударь, что император нынешней ночью умрет? Какой грех!

—Что ты, с ума сошел? — воскликнул в ответ Санглен.

—Помилуйте, сударь, у нас на Бирже только и твердят: конец

Увы, извозчик оказался лучше информирован, чем император, который, несмотря на

странную нервозную атмосферу в его резиденции в Михайловском замке, вечером 11

марта так и не предпринял никаких шагов для своего спасения. Около полуночи две

группы заговорщиков, одна, ведомая графом Паленом, другая — Беннигсеном, проникли

в замок. В карауле стоял 3-й батальон Семеновского полка, большая часть офицеров

которого состояли в заговоре. Кроме того, высокое звание Палена и его большие

полномочия позволили заговорщикам -беспрепятственно войти во дворец. В то время пока

граф Пален и сопровождающие его офицеры отвлекали внимание основных караулов,

«ударная» группа, ведомая Беннигсеном (10—12 человек), зарубив камердинера

Аргамакова, ворвалась в спальню императора.

То, что дальше последовало, описано во многих источниках и разобрано в сотнях

исследований по эпохе Павла I, впрочем, всех подробностей, наверное, установить

невозможно. Показания участников событий сбивчивы. Кроме того, все описания были

сделаны таким образом, чтобы изобразить действия собственной персоны в самом

выгодном свете. А это значило в зависимости от конъюн-

* Зубову было 24 года в тот момент, когда он стал любовником императрицы и 29 — в момент

ее смерти.

ктуры момента представить себя либо активным участником действия, либо безучастным

свидетелем происшествия. К тому же практически все «герои» переворота были пьяны и

вряд ли, даже спустя несколько минут, могли связно объяснить, что же произошло в

действительности.

Так или иначе, Павлу пытались подсунуть на подпись какую-то бумагу, по всей

видимости, акт об отречении, что, естественно, император категорически отказался сделать.

Тогда после «оживленной дискуссии» Николай Зубов ударил Павла в левый висок каким-то

тяжелым предметом (показания свидетелей на этот счет расходятся: кто-то говорит о

массивной золотой табакерке, кто-то о мраморном предмете, кто-то о пистолете). Император,

обливаясь кровью, упал, тогда заговорщики повалили его на пол и задушили, судя по всему,

офицерским шарфом офицера гвардии Скарятина. С этого момента, озверевшие от вида крови

пьяные заговорщики набросились на мертвое тело, надругались над убитым императором...

«Крики: «Павел более не существует!» — рассказывает в своих мемуарах граф

Чарторыйский, — распространяются среди других заговорщиков, пришедших позже,

которые, не стесняясь, громко высказывают свою радость, позабыв о всяком чувстве

приличия и человеческого достоинства. Они толпами ходят по коридорам и залам дворца,

громко рассказывают друг другу о своих, если так можно выразиться, подвигах, и многие

проникают в винные погреба, продолжая оргию, начатую в доме Зубовых»

Утром 12(24) марта дворянский Санкт-Петербург ликовал. Улицы наполнились

повесами, одетыми во все запрещенные регламентами Павла новомодные наряды, «круглые

шляпы и сапоги с отворотами наполнили улицы, а какой-то подвыпивший гусарский

офицер гарцевал на коне на тротуаре с криком: «Теперь все можно!» Что же касается

солдатской массы, она восприняла известие о гибели императора с угрюмым молчанием.

«Строгости и ярость императора Павла били обычно по чиновникам, по генералам и по

старшим офицерам. Чем более высок был чин, тем больше была опасность подвергнуться

наказанию, и редко строгости касались солдат. Наоборот, в качестве награды за парад или

смотр они получали щедрые раздачи хлеба, мяса, водки и денег... Солдатам нравилось

видеть, как император, их знаток и ценитель, обрушивал наказания и строгости на

офицеров»

Собранный рано утром на плацу лейб-гвардии Конный полк отказался присягать

Александру, не убедившись в смерти Павла. Пришлось привести группу солдат во дворец,

и корнет Филантьев заявил хозяйничавшему там Беннигсену, что солдатам необходимо

показать покойника. «Но это невозможно! Он весь обезображен, поломан и сейчас

занимаются тем, что его подкрашивают и приводят в благопристойный вид», — ответил

генерал по-французски. Но так как корнет настаивал, Беннигсен раздраженно сказал:

«Черт с ним. Раз уж они так к нему привязаны, пускай на него посмотрят». Когда солдаты

вернулись к полку, полковник спросил правофлангового Григория Иванова:

—Что же, братец, видел ты Государя? Действительно он умер?

—Так точно, Ваше Высокоблагородие, крепко умер!

—Присягнешь-ли ты теперь Александру?

—Точно так... хотя лучше покойного ему не быть... А впрочем, все одно: кто ни поп —

тот батька»

Так закончилось это необычное противоречивое и в то же время удивительное

царствование. Но нас интересуют прежде всего не подробности заговора, а его

политические последствия. Для того чтобы их понять, нужно, в частности, четко

представить себе ту роль, которую сыграл сын Павла великий князь Александр в

трагических событиях ночи на 12 марта 1801 г. Разумеется, верноподданни-

ческие историки XIX века, хоть вскользь упоминавшие об убийстве Павла, будут

изображать Александра невинным агнцем, который, проснувшись, с удивлением узнал, что

его отец отошел в мир иной. Конечно, эта версия не выдерживает ни малейшей критики, и

большинство последующих исследователей будут писать о том, что Александр что-то знал

о заговоре, но даже и вообразить себе не мог, что его организаторы осмелятся совершить

такое злодеяние. Он де наивно воображал, что его папа спокойно подпишет отречение от

престола и заживет тихо и мирно в своем дворце, а он, Александр, назначенный регентом,

будет управлять государством, дабы спасти Россию от деспотизма безумца.

Даже из общих соображений можно предположить, что подобная концепция как-то не

очень вяжется со многими фактами. Ведь если бы Александр твердо и ясно выразил свою

волю и пояснил заговорщикам, что в случае гибели отца он строго спросит с них, неужели

кто-то осмелился бы поднять руку на императора! Нет сомнений, что в подобной

ситуации Александр не только мог, но и просто был обязан устроить суд над

заговорщиками и жестоко покарать убийц. Но ничего подобного и отдаленно не было

сделано. Быть может, лучше всего в косвенной, но тем не менее вполне понятной форме

выразил отношение Александра к заговору его главное действующее лицо граф Пален,

когда, узнав о произошедшем, Александр зарыдал или стал изображать судорожные

рыдания, граф Пален строгим тоном прервал его излияния: «Перестаньте ребячиться.

Ступайте царствовать». В этом резком ответе Палена и в рыданиях Александра целый

спектакль. Проливая слезы, Александр изображал публично, что он был совершенно

непричастен к злодеянию, а негодяи, и в частности стоявший перед ним граф Пален, во

всем виноваты. Строгий ответ генерал-губернатора Петербурга был обращен не столько к

Александру, сколько к другим свидетелям этой сцены и был призван намекнуть новому

императору, что он вовсе не столь чист, как пытался изобразить, проливая слезы.

Самый знаменитый современный исследователь биографии Павла I Н.Я. Эйдель-ман на

основе обработки всех источников этого времени сделал заключение о том, что Александр

не только знал о существовании заговора, но и ясно представлял, чем он завершится.

Нужно сказать, что Пален и не особо скрывал свои намерения. В обращении к

заговорщикам, которые спрашивали у него, что нужно делать с императором, он

недвусмысленно заметил: «Напоминаю, господа, чтобы съесть яичницу, нужно сначала

разбить яйца». Невозможно предположить, чтобы такой искушенный в интригах и

жестокости политической борьбы человек, как Александр, мог наивно воображать, что его

твердый и вспыльчивый отец подпишет бумажку, которую протянут ему пьяные офицеры,

вломившиеся в его спальню. И еще меньше представить себе, каким образом и на каких

основаниях будет в дальнейшем изолирован от политической жизни его отец. Декабрист

Никита Муравьев, у которого не было особых оснований льстить ни одному, ни другому

царю, жестко и однозначно написал по этому поводу: «В 1801 г. заговор под руководством

Александра лишает Павла престола и жизни без пользы для России»

Таким образом, есть все основания, хотя и с некоторыми оговорками, ясно и четко

сказать, что император Александр I вступил на престол в результате вполне сознательно

совершенного убийства своего отца. Участие в этом ужасном преступлении не только

станет жестоким проклятием, словно тяготеющим над личной жизнью царя, но и окажет

влияние на политические события, и прежде всего на отношения с Первым консулом, а

потом и императором Франции.

Известие о гибели Павла I пришло в Париж 12 апреля 1801 г. Прусский посол написал в

этот день: «Новость о смерти императора Павла была словно удар грома

для Бонапарта. Получив это известие от господина Талейрана, он издал крик отчаяния и

тотчас же стал говорить, что эта смерть не была естественной и что удар пришел со

стороны Англии»

. Первый консул, на которого совсем недавно совершили покушение,

оплачиваемые английскими спецслужбами роялисты (3 нивоза IX года, 24 декабря 1800 г.),

сказал также с горечью: «Они промахнулись по мне 3 нивоза, но они попали в меня в

Санкт-Петербурге».

Одновременно англичане нанесли удар и в другой точке Европы. На Балтику

двинулась огромная английская эскадра из 18 линейных кораблей и 35 фрегатов, бригов и

корветов под командованием адмирала сэра Гайд-Паркера. Авангардом эскадры

командовал Нельсон. В задачу эскадры входил разгром датского флота и бомбардировка

Копенгагена, чтобы добиться выхода Дании из Лиги северных стран. Затем эскадра

должна была уничтожить русский флот, стоящий в Ревеле (Таллине), прежде чем ломка

льда позволит ему соединиться с главной эскадрой в Кронштадте. После этого

предполагалось сделать то же самое и со шведским флотом.

Вопреки инструкциям Нельсон стремился атаковать прежде всего русских. «Я смотрю

на Северную лигу, как на дерево, в котором Павел составляет ствол, — заявлял Нельсон, —

а шведы и датчане — ветви. Если мне удастся добраться до ствола и срубить его, то ветви

отпадут сами собою; но я могу испортить ветви и все-таки не быть в состоянии срубить

дерево, и при этом мои силы... будут уже ослаблены в момент, когда понадобится

наибольшее напряжение их... Получить возможность вырезать русский флот — вот моя

цель»

Однако старший по должности Гайд-Паркер принял решение строго выполнять

инструкцию. 2 апреля 1801 г. британский флот атаковал датские корабли на рейде

Копенгагена, потопил и расстрелял их из пушек, а затем открыл ураганный огонь по

городу. В столице были разрушены сотни домов и погибла масса людей. Датчане

вынуждены были вступить в переговоры, сдать свои морские арсеналы британскому

флоту и выйти из Лиги северных стран. Нельсон рвался дальше, чтобы реализовать свою

главную идею — сжечь русский флот. «Моей заветной целью, — сказал он, — было

достижение Ревеля прежде, чем таяние льда сделает Кронштадт свободным, чтобы успеть

уничтожить...(т<м) двенадцать линейных кораблей»

Однако громить линейные корабли в Ревеле Нельсону не потребовалось. Лига

северных стран прекратила свое существование вместе с гибелью императора. «Павел I

умер в ночь с 24 на 25 марта*, — писала в апреле официальная французская газета

«Монитер», — английская эскадра прошла Зунд" 31 марта. История расскажет нам, какая

связь может существовать между двумя этими событиями»

Теперь история может ответить на этот вопрос уверенно — связь между этими двумя

событиями была самой прямой. Если в Копенгагене был нанесен удар по «ветвям»

Северной лиги, то в Петербурге был срублен сам «ствол». Конечно, необходимо еще раз

повторить, что было бы смешно приписывать случившееся в Петербурге деятельности

исключительно английских спецслужб, нельзя не отметить, однако, что заговорщики

действовали в согласии и при поддержке тех, кому сближение России и Франции было как

кость в горле. Ночью на 12(23—24) марта в Михайловском замке был убит не только

император Павел, но и русско-французский союз.

* Дата дана ошибочно в связи с неправильным переводом даты с одного стиля на другой. ** Зунд —

пролив, который отделяет Данию от Швеции. Английская эскадра, пройдя Зунд, вышла к

Копенгагену.

Thiebault B.-P.-C.-H. Memoires du general baron Thiebault. Paris, 1893-1895, t. 3,

p. 56-57.

Journal de P.-L. Roederer in Napoleon Bonaparte, 1'ceuvre et l'Histoire. IV. Napoleon

vu et juge par ses collaborateurs. Paris, 1971, p. 129.

Archives Nationales. AF, 1696, d.l.

Ibid.

Czartoryski A.-J. Memoires du prince Czartoryski et correspondance avec 1'Empereur

Alexandre P

. Paris, 1887, p. 301-302, 365.

Correspondance de Napoleon... t. 6, p. 36.

Ibid, p. 37.

Ibid, p. 359.

Archives Nationales. AF, 1696.

Цит. по: Poniatowski M. Talleyrand et le Consulat. Paris, 1986, p. 506.

Сборник Российского исторического общества, т. 70, с. 1, 2.

Манфред А.З. Наполеон Бонапарт. М., 1986, с. 310.

Archives Nationales. AF, 1696.

Poniatowski M. Op. cit., p. 127-128.

Ibid, p. 131.

Записка графа Ростопчина Ф.В. // Русский Архив, 1878, т. 1, с. 104.

Там же, с. 105

Там же, с. 106.

Там же, с. 110.

Сборник РИО, т. 70, с. 11.

Там же, с. 15—16.

Ministere des affaires etrangeres, R 140.

Ibid.

Сборник РИО, т. 70, с. XXV-XXVI.

Рукописный отдел РНБ.

Сборник РИО, т. 70, с. 24-25

Там же, с. 27—28.

Correspondance de Napoleon... t. 6, p. 585.

Сборник РИО, т. 70, с. XXXII.

Souvenirs d'un historien de Napoleon. Memorial de J. de Norvins. Paris, 1896, t. 2, p.

278.

Lecestre L. Lettres inedites de Napoleon I. Paris, 1897, n° 32. ......

Сборник РИО, т. 70, с. 669-670.

Там же, с. 32—33.

Там же, с. 38-39.

Там же, с. 40.

Проект сухопутной экспедиции в Индию, СПб., б.д., с. 21—22.

Там же, с. 27.

Шильдер Н.К. Император Павел I. СПб., 1901, с. 419.

Окунь СБ. История СССР. 1796-1825. Л., 1948, с. 86-87.

Проект сухопутной экспедиции в Индию, с. 34—35.

Манфред А.З. Указ. соч., с. 299.

Саблуков Н.А. Записки Н.А. Саблукова о временах императора Павла I и о кон

чине этого государя, СПб., 1907, с. 31.

Там же, с. 32.

Валишевский К. Сын Великой Екатерины. СПб., 1914, с. 554.

Sparrow E. Secret Services: British agents in France 1792—1815. Suffolk, 1999.

Secret

Service, Assassination of Paul I, p. 223—240.

Цит. по: Эйдельман Н.Я. Грань веков, с. 199.

Исабель де Мадариага. Россия в эпоху Екатерины Великой. М., 2002, с. 903.

Записки Н.А. Саблукова, с. 58.

Цит. по: Эйдельман Н.Я. Указ. соч., с. 275.

Czartoryski A.-J. Op. cit., p. 350.

Ibid. p. 251.

Записки Н.А. Саблукова, с. 68. ,

Полярная звезда, кн. V. с. 73.

Цит. по: Talleyrand et le Consulat, p. 529.

Мэхэн А.Т. Влияние морской силы на французскую революцию и империю.

М., СПб., 2002., т. 2, с.73.

Там же, с. 84.

Цит. по: Lentz Т. Le Grand Consulat. Paris, 1999, p. 291.

ГЛАВА 4

«ДНЕЙ АЛЕКСАНДРОВСКИХ ПРЕКРАСНОЕ НАЧАЛО»

Да что со мной? Я шороха пугаюсь!

Чьи это пальцы рвут мои глаза?

Нет, с рук моих весь океан Нептуна

Не смоет кровь. Скорей они, коснувшись

Зеленой бездны моря, в красный цвет

Ее окрасят.

Шекспир. Макбет

Молодой 24-летний царь, пришедший к власти в результате кровавого

переворота, являл полную противоположность своему отцу: Павел I был некрасив —

юный император, по всеобщему мнению, был красавцем; у Павла была угловатая,

неловкая походка — движения его сына были грациозными и изысканными; Павел

был несдержан, кричал на людей по поводу и без повода — Александр со всеми

говорил любезно и всем улыбался. Однако различия на этом не кончались. Павел

был человеком прямым, честным, благородным. Он говорил то, что думал, делал,

что говорил. Александр I говорил одно, думал другое, а делал третье. Все, кто

приближался к нему, единодушно отмечают лукавство, неискренность, фальшь и

лицемерие этого человека. Причина подобного характера достаточно очевидна — с

детства будущему царю приходилось лавировать, изворачиваться, «выживать» в

непростой обстановке. При дворе его бабки Екатерины ненавидели отца, и Александр

вынужден был соглашаться и улыбаться. При маленьком Гатчинском дворе не

переносили все, что делала Екатерина, и Александр также был вынужден

соглашаться. Барон М.А. Корф вспоминал по этому поводу: «То в Царском Селе и

Петербурге — в шитом кафтане, в шелковых чулках и в башмаках с бантами,

нередкий свидетель распашных бесед Екатерины с Зубовым, сидевшим возле нее в

халате, то в Гатчине и Павловске — в солдатском мундире, в ботфортах, в жестких

перчатках, с ружьем, со строгой военной выправкой... юноша рано и скоро выучился

являться с равным приличием и ловкостью в обеих масках»

. Очень рано он познал

ложь, обман и грязную закулисную изнанку политической жизни.

Екатерина, желая воспитать того, в ком она видела своего наследника, в модных

идеях просветителей, пригласила ко двору швейцарца Лагарпа, известного после-

дователя Вольтера и Руссо. Наставник учил великого князя не только французскому

языку, но и политическим идеям: свобода, равенство, народовластие, республика. Что

касается религиозных концепций, то они лучше всего выражались фразой Лагарпа,

которую он продиктовал своему ученику, давая ему определение Христа: «Некий

еврей, именем которого названа одна христианская секта». Наставления Лагарпа

принесли свои плоды. Великий князь называл нелепым наследование престола и

высказывался за выборность верховной власти. Своему другу Кочубею в 1796 г. он

заявил о своем твердом намерении отказаться от короны.

Либерально-атеистические поучения Лагарпа, бабушкин двор, где развязно

хозяйничал молодой фаворит, Гатчина, где трещали барабаны и давали наставления в

морали и нравственности — все это смешалось в голове у Александра. Наконец,

непростая для великого князя обстановка в период царствования его отца также не

могла не наложить отпечаток на характер молодого человека. Как