Соколов О.В. Аустерлиц. Наполеон, Россия и Европа 1799-1805 гг. Том 1

Подождите немного. Документ загружается.

213

Почти слово в слово русский главнокомандующий повторил то же самое В обращении

к Чарторыйскому.

Письма Кутузова можно поистине привести в качестве примера дипломатического

искусства. Внешне ни единым словом он не высказал порицания политике Александра I и

его министра. Русский генерал «просто» сообщал министру иностранных дел и послу

важную информацию. Более того, соблюдая все правила этикета и субординации, он не

стал писать об этом царю. Хотя до этого он сообщал Александру о всех даже

малозначительных делах Подольской армии. Так, буквально за три дня до этого Кутузов

информировал царя даже о том, что в Нарвском мушкетерском полку «полковник

Черемисенов не старался о починке обоза и не подковал в свое время полковых лошадей»

Весьма странно выглядит на фоне сообщений о несвоевременной ковке обозных лошадей

отсутствие письма царю с важнейшей политической новостью.

Кутузов прекрасно понимал, что сообщать подобные вещи напрямую Александру —

значит только еще больше раздражать его. Осторожный полководец предпочел говорить с

теми, кто влияет на решения царя. Он указывал на то. что рассчитывать на нерушимый

союз с австрийцами в подобной ситуации более чем проблематично. А заодно намекал на

то, что Наполеон никоим образом не желает войны с Россией и испытывает по отношению

к русскому императору самые теплые чувства.

Эти соображения Кутузова не вызовут никакой реакции со стороны министра

иностранных дел, но для злопамятного Александра послужат, вероятно, еще одной

причиной ненависти к выдающемуся полководцу.

24 октября, когда Кутузов писал донесения министру и послу, им были отданы

приказы о начале отступления русских войск вдоль по долине Дуная в сторону Вены —

официально речь шла об отходе на Линц (в 100 км к востоку от Браунау). Полки должны

были выйти из Браунау в шесть утра 25 октября, а тяжелые обозы в совершенной ночи в

четыре утра. Всем тем частям, которые еще не присоединились к армии, было отдано

распоряжение оставаться на своих местах, дожидаясь подхода главных сил.

Федор Глинка описал этот день в своем дневнике: «Какое волнение! Весь город в

тревоге, жители в слезах и в отчаянии... генерал Макк, отпущенный на честное слово,

прибыл в Браунау и объявил главнокомандующему, что вся австрийская армия, стоявшая

при Ульме, разбита и забрана в плен; остатки сей несчастной армии, потеряв знамена и

честь, некоторые даже без ружей и без амуниции, бегут через Браунау и рассеиваются в

Австрии. Солдаты наши в недоумении; им велят отступать; но что делать?.. Россия и

помощь далеко от нас; должно отступать; завтрашний день до рассвета оставим

Браунау»

Уже на марше Кутузов получил замечательный совет от императора Франца:

«Избегать поражений, сохранять войска целыми, невредимыми, но удерживать

неприятеля на каждом шагу, давая время явиться на театре войны эрцгерцогам Карлу и

Иоанну, и шедшим из России корпусам»

Императора Франца, конечно, понять можно — оказавшись почти что против воли в

катастрофической ситуации, он, разумеется, меньше всего желал видеть, как по улицам

его столицы маршируют наполеоновские полки. Но, с другой стороны, зная о слабости

армии Кутузова, он понимал, что требовать от него дать генеральное сражение французам

— это поистине самоубийственное решение. Поэтому он желал двух несовместимых

между собой действий: с одной стороны, удерживать неприятеля «на каждом шагу», а с

другой «избегать поражений, сохранять войска целыми».

Кутузов, как всегда вежливо, отвечал, что он очень ценит доверие императора и

необычайно благодарен ему за ценные указания. «Я убежден в необходимости

214

215

следовать присланному мне операционному плану», — писал он. Однако тут же добавлял

фразу, которая перечеркивала все дипломатичные любезности: «Если мне оспаривать у

неприятеля каждый шаг, я должен буду выдерживать его нападения, а когда часть войск

вступает в дело, случается надобность подкреплять их, от чего может завязаться большое

сражение и последовать неудача»

Поэтому, даже и не пытаясь изобразить подготовку к обороне, русская армия скорыми

маршами шла строго в обратном направлении по той же дороге, по которой она

форсированными маршами пришла в Браунау. Погода опять испортилась, и начались

беспрерывные дожди, на смену которым скоро пришли мокрый снег и слякоть. Дороги

были разбиты, пехота, конница и обозы завязали в грязи.

Разумеется, что моральный дух армии при всей ее доброй воле не мог оставаться на

прежнем уровне. Вообще всегда отступающая армия имеет склонность ворчать, быть

недовольной своими командирами, а уж тем более, когда к этому добавляются трудные

погодные условия и усталость. Русская армия не являлась исключением, и уже на

четвертый день тяжелого перехода Кутузов вынужден был констатировать не самое

лучшее состояние вверенных ему войск. «...Большая часть нижних чинов, хотя и в силах

были следовать за полком, но из лени и послабления ложились по дороге большими

кучами единственно для грабежа и разорения ближайших селений. Наиболее оказалось

таковых в Московском и Подольском полках...»

Генерал Ермолов вспоминал об этих днях: «...в продовольствии был ужаснейший

недостаток, который дал повод войскам к грабежу и распутствам; вселились беспорядки и

обнаружилось неповиновение. От полков множество было отсталых людей, и мы

бродягам научились давать название мародеров: это было первое заимствованное нами от

французов. Они собирались толпами и в некотором виде устройства, ибо посланный один

раз эскадрон гусар для воспрепятствования грабежа видел в них готовность без страха

принять атаку»

В таком виде союзная армия подошла к Ламбаху и Вельсу. Прибывший в Вельс для

встречи с Кутузовым своей собственной персоной австрийский император мог

констатировать, в какой тяжелой ситуации находятся дела коалиции. Теперь он уже не

настаивал на том, чтобы остановить французов на пути к Вене. Франц II изъявил

готовность пожертвовать столицей, но желал все-таки, чтобы Кутузов держался как

можно дольше на выгодных оборонительных рубежах, прежде всего за рекой Энс, а потом

в предмостном укреплении перед городом Креме. Наконец, уже покинув Вельс, император

30 октября направил Кутузову письмо с просьбой навести порядок в отступающем войске.

«Я был вынужден, вследствие доходящих до меня жалоб, назначить к собравшимся вместе

обозам конвой из шести эскадронов гусар, с строгим приказанием не допускать беспо-

рядков, которые принуждают жителей обращаться в бегство, а местных начальников

лишают физической возможности исполнять служебные обязанности и способствовать

продовольствию командуемой вами армии»

Недалеко от городка Ламбах французский авангард нагнал отступающую русскую

армию. Здесь впервые в эпоху правления Наполеона и Александра скрестились штыки

русских и французских солдат...

Едва Наполеон завершил Ульмский маневр, как его главной целью стал разгром армии

Кутузова до подхода войск Буксгевдена. Император был уверен, что эта победа будет

решающей. Пруссаки в этом случае не осмелятся выступить на стороне коалиции,

австрийцам ничего другого не останется, как подписать мир, а если даже в этих условиях

Александр будет упорствовать в продолжении войны, все шансы будут на стороне

французов. Поэтому 22 октября, покинув аббатство Эльхинген, император нагнал свои

войска на марше в Аугсбурге, а вечером 24 октября прибыл в Мюнхен, куда он вступил во

главеV.

216

своей гвардии. Столица Баварии встретила его как освободителя. Молодой гвардеец

написал в своем дневнике: «Мы вступили в город в парадной форме. Огромная толпа

высыпала нам навстречу, кажется, что жители были рады видеть гвардию и своего

защитника. Они встретили нас с самой большой радостью. Не было места, где они не

выражали бы нам свою признательность. Они обнимали нас, так они были счастливы

избавиться, наконец, от притеснений австрийцев. Они украсили свои дома эмблемами,

выражающими радость видеть в городе того, кто возрождал их отечество, и своих

спасителей»

26 октября в Мюнхене император подписал очередной, одиннадцатый бюллетень

Великой Армии... Идея сообщать широкой публике о ходе военных действий с помощью

официальных сводок, так называемых бюллетеней, пришла Наполеону в голову в начале

войны. С помощью этих сообщений о ходе военных операций он воздействовал на

общественное мнение в благожелательном для правительства направлении. Это было

новостью в истории вооруженных конфликтов и послужило началом того, что принято

сейчас называть информационная война. Несмотря на то что по своему определению

бюллетени не были объективными и, если было необходимо, «смело» обращались с

реальностью, как это происходит сейчас в информационных выпусках телевидения, они

все-таки отличались от беззастенчивой лжи, которую доносят до публики современные

средства массовой информации, рассказывая о том или ином военном кон- , фликте. В

частности, в бюллетенях сообщалось расположение французских корпусов и силы

неприятеля, довольно подробно рассказывалось о ходе боевых операций. Так как начало

войны 1805 г. развивалось самым успешным для французов образом, то и лгать не было

особой необходимости. Девятый бюллетень от 21 октября 1805 г., который сообщал о

победе под Ульмом, говорил о том, что в ходе операции было захвачено 60 тыс. человек.

На самом деле было взято в плен 37 тыс., но, как уже отмечалось, общие потери

австрийцев составляли 50 тыс. человек и, следовательно, были очень близки к числу,

указанному в бюллетене. Говорилось также, что в Ульме взято 60 пушек, а на самом деле

было взято даже больше — 63 артиллерийских орудия. Если бы сейчас воюющие стороны

с такой же точностью сообщали о потерях своих и противника, можно было бы это

назвать поистине редкостной объективностью.

В бюллетене из Мюнхена подчеркивалось дружелюбное отношение населения Баварии

и спокойная уверенность императора в победе. «Город был иллюминирован с большим

вкусом. Многие украсили свои дома эмблемами, которые выражали их дружественные

чувства. Третьего брюмера (25 октября) поутру генералы армии Баварского электора,

камергеры, придворные, министры, советники, дипломатический корпус... депутаты

генеральных штатов Баварии и магистрат Мюнхена были представлены Его Величеству,

который долго с ними беседовал об экономических проблемах страны... Вечером

император посетил театр, где он был встречен самыми бурными и искренними

проявлениями радости и благодарности. Сегодня император присутствовал на параде

войск корпуса маршала Сульта, а затем отправился на охоту в Нимфенбург, загородный

дворец электора. Все войска сейчас находятся в движении, наши корпуса форсировали

реку Изер и двигаются к Инну, куда сегодня вечером прибудут части маршала Бернадотта,

генерала Мармона и маршала Даву»

Действительно, Великая Армия была на марше. Она разделилась на две большие

группы. Одна из них, численностью 150 тыс. человек (гвардия, 1, 2, 3, 4, 5-й корпуса, 1, 2,

3-я драгунские дивизии, 1, 2-я дивизии тяжелой кавалерии и часть баварской армии),

должна была двигаться навстречу русским. Другая, численностью около 50 тыс. человек

(6-й и 7-й корпуса, 4-я драгунская дивизия, дивизия спешенных драгун, часть баварцев,

вюртембергские и ба-

217

денские контингента), должна была обеспечивать коммуникации, а также прикрывать

операции главных сил со стороны Тироля.

Город Аугсбург стал первым мощным войсковым депо. По приказу Наполеона

инженерные войска привели в порядок заброшенные старые укрепления, восстановили

движение воды с целью заполнения крепостного рва, соорудили деревянные палисады для

прикрытия с тыла земляных укреплений. На валах поставили 40 полевых пушек, что было

вполне достаточно, чтобы отразить внезапный налет какого-нибудь небольшого

вражеского отряда. Крупные монастыри, которых в городе было великое множество, были

распределены по одному на армейский корпус для устройства отдельных депо. Здесь под

руководством офицеров корпуса, которому был выделен монастырь, устраивались

госпитали для больных, сюда стекались отставшие солдаты. По мере накопления

отставших и выздоравливающих они направлялись догонять действующую армию.

Комендантом города был назначен бригадный генерал Рене.

Надежно обеспечив фланги и тылы своей армии, позаботившись о политическом

обеспечении дальнейших военных действий, император мог смело двигаться вперед,

будучи уверен за коммуникации.

Несмотря на дурную погоду, моральный дух Великой Армии был очень высок. Победа

под Ульмом вызвала огромный подъем. Большинство солдат, участвовавших в Ульмской

операции, не успели даже сделать и одного выстрела и поэтому горели желанием

побыстрее встретиться с новыми неприятельскими отрядами. Отныне все они были

уверены в своей непобедимости.

27 октября авангард Великой Армии подошел к реке Инн у города Мюль-дорф. Мост

был, разумеется, разрушен, а на противоположном берегу стоял небольшой австрийский

арьергард. Едва огонь французских батарей заставил австрийцев покинуть свой пост, как

саперы принялись за работу. Все так спешили, что едва было устроено нечто похожее на

узенькую переправу, вперед двинулась пехота, а затем маршал Даву, который находился

здесь, приказал переходить и коннице. «Это было действительно удивительным

зрелищем, почти чудом — видеть, как легкая кавалерия переходит по мосткам, по

которым с опаской двигалась даже пехота», — рассказывает очевидец.

Французская армия устремилась к Браунау. 29 октября утром с левого берега к городу

подошел маршал Ланн со своим авангардом, по правому — Мюрат и Даву. Город никто не

защищал, и французские авангарды вступили в крепость, а 30-го сюда прибыл сам

император. «Браунау нужно рассматривать как одно из самых замечательных и одно из

самых полезных приобретений для армии, — сообщал четырнадцатый бюллетень. — Эта

крепость окружена мощными укреплениями с бастионами, подъемными мостами,

равелинами и рвами, наполненными водой. Здесь были найдены многочисленные

артиллерийские склады, все в прекрасном состоянии. Но во что сложно поверить — это то,

что в крепости находились большие запасы провианта. Здесь было найдено 40 тыс.

рационов хлеба, готовых к раздаче, более 1000 мешков муки. Крепостная артиллерия

насчитывала 45 пушек, каждая с двумя запасными лафетами, а также значительное

количество мортир и гаубиц, снабженных 40 тыс. ядер. Русские оставили сотню тонн

пороха, большое количество патронов, свинца, тысячу ружей и припасы, необходимые для

того, чтобы выдержать большую осаду»

. По приказу Наполеона город Браунау был

превращен в очередное армейское депо. Сюда было приказано переместить тяжелый

артиллерийский парк из Аугсбурга.

31 октября в шесть часов утра французский авангард выступил из местечка Рид

недалеко от Браунау и двинулся на преследование отступающих союзников. В голове

французских колонн был 1-й конно-егерский полк и две бригады

218

драгун дивизии Бомона. Вместе с кавалерией шел отряд пехоты из корпуса Да-ву*. Очень

скоро французские конные егеря наткнулись на отступающие войска. Это были четыре

австрийских батальона. Французская конница тотчас же атаковала неприятеля и, заставив

австрийцев поспешно отступать, захватила несколько сот пленных. Однако очень скоро

впереди были обнаружены другие войска, развернутые для боя. Это был русский

арьергард.

Примерно в 2 км к востоку от Ламбаха стояли готовые к бою два батальона б-го

егерского и два батальона 8-го егерского полков. Их поддерживали Павло-градские гусары

и несколько пушек конной артиллерии. Французы тотчас же начали развертываться для

атаки, выдвинув вперед конную артиллерию.

Рапорты обеих сторон говорят о том, что разгорелась якобы отчаянная схватка. Что

касается генерала Ермолова, то он в своих мемуарах пишет: «Мы занимали выгодное

местоположение, войска нашего арьергарда противостали с наилучшим духом, потеря

была незначительна; отличился 8-й егерский полк, коего начальник полковник граф

Головкин умер от полученной раны. Потеряно одно орудие конноартиллерийской роты

полковника Игнатьева, под которым лопнула ось от излишней экономии в коломази.

Начальство точной причины не узнало, а полковник Игнатьев в донесении своем рассудил

за благо подбить его неприятельским выстрелом. Авангард французский был не в

больших силах, не имевши продовольствия, разбросались по дороге и производили

грабеж»

Вероятно, описание Ермолова довольно близко к истине. Потери с обеих сторон были

довольно скромные. Русские войска, согласно отчету Кутузова, потеряли 141 пехотинца

убитыми и ранеными, в Павлоградском гусарском был один гусар убит, двое пропали без

вести. У французов, согласно рапорту Бомона, было ранено пятеро драгун. О потерях

пехоты рапорт ничего не сообщает, но согласно справочнику Мартиньена, в 17-м

линейном, который принял активное участие в бою, было ранено два офицера. С учетом

того, что данные Мартиньена обычно не полные и что соотношение числа потерь офицеров

к числу потерь рядовых в пехоте обычно исчисляется в пропорции 1/20, 1/30, можно

предположить, что французская пехота потеряла около 50—60 человек убитыми и ране-

ными, максимум сотню.

Из этих потерь видно, что «битва» была весьма скромной. Небольшой французский

авангард не рисковал слишком серьезно атаковать твердо стоящие на позициях войска, а

русские также не имели особого желания бросаться очертя голову на неприятеля. Поэтому

обе стороны ограничились маневрированием и перестрелкой. Горячий бой разгорелся

только вокруг деревни Иединг на подходе к основной русской позиции. Именно в бою за

деревню и были в основном убиты и ранены пехотинцы с обеих сторон.

В наступающих сумерках русские отошли к Ламбаху, французские драгуны следовали

за ними, держась на расстоянии.

В Ламбахе отступающие союзные войска разделились. Армия Кутузова двинулась в

сторону Линца, форсировала реку Траун у города Эберсберг, уничтожив за собой мост, и

затем снова двинулась в восточном направлении вдоль Дуная. Главная часть австрийских

войск (отряд Кинмайера вместе с генералом Мерфельдом) пошла в восточном

направлении к городу Штейер. Таким образом, союзники отступали к Вене двумя

параллельными колоннами, одна от другой на расстоянии примерно 25 км. Это было

сделано, во-первых, для того, чтобы уменьшить количество войск, идущих одной дорогой.

Во-вторых, Кутузов заявил о своем решении на время задержать французскую армию на

рубеже реки Энс. Хотя и не очень широкий, но глубокий и быстрый этот приток Дуная

протекает почти строго с юга на север. Правый, восточный берег, Энса очень

* Два батальона 17-го линейного полка и два батальона 30-го линейного.

219

высокий, а во многих местах крутой. Поэтому Энс представляет собой выгодный рубеж

обороны. Но для защиты линии Энса необходимо было оборонять не только переправу у

одноименного города, но и мост в Штейере. Эту задачу и должен был выполнить корпус

Мерфельда.

Кстати, южнее Штейера дороги были совершенно непроходимы для артиллерии. И

поэтому достаточно было оборонять 25-километровый участок реки Энс (от Дуная до

Штейера) для того, чтобы очень серьезно помешать французам двигаться на Вену.

Если небольшая армия Кутузова предпочитала двигаться двумя колоннами, то тем

более войскам Наполеона совершенно не хватало места на одном шоссе, ведущем вдоль

Дуная к Вене. Разумеется, можно было бы пустить корпуса один за другим, но дело в том,

что даже один армейский корпус с кавалерией, артиллерией и обозом занимал в глубину

до 20 км. Таким образом, если бы пять корпусов шли одной колонной, хвост оказался бы

от головы на расстоянии 100 км! В случае необходимости вступить в сражение армии

потребовалось бы несколько дней для сбора.

Поэтому Наполеон хотел двигаться несколькими колоннами, однако подходящих

дорог в нужном направлении было немного, кроме большого венского шоссе более-менее

пригодной оказалась только дорога через Штейер, по которой шли австрийцы. В

результате вдоль Дуная по главному шоссе была направлена резервная кавалерия Мюрата,

корпуса Ланна, Сульта и гвардия. Корпуса Даву и Мармона двигались по южной дороге

на Штейер. Этот путь был менее удобен, чем дорога вдоль Дуная, и авангарды Мармона

буквально напирали сзади на колонны Даву. Корпус Бернадотта сильно отстал от передо-

вых соединений, баварцы прикрывали южный фланг армии.

Утром 3 ноября несколько храбрецов из драгунской дивизии Вальтера под огнем

австрийцев переправились вплавь через ледяную реку Траун. Захватили несколько лодок

и пригнали их на левый берег. Это дало возможность французам перебросить на другую

сторону сотню солдат, а затем начать восстановление переправы.

К 14 часам мост был кое-как восстановлен, и Мюрат тотчас бросил вперед конных

егерей Мильо и драгун Вальтера. Французские кавалеристы тотчас помчались по дороге и

вскоре нагнали хвост русского арьергарда. Однако серьезного боя не произошло. Русские

войска поспешно отходили к Энсу. По пути Мюрат захватил около 300 пленных, скорей

всего, отставших от своих полков солдат. И к вечеру его передовые кавалеристы увидели

крупные массы русских войск, расположенные за рекой Энс. Переправа армии Кутузова

на другой берег завершалась. Чтобы захватить мост или хотя бы серьезно атаковать

последние переправляющиеся части, у французского авангарда не было сил. К этому

моменту к берегу Энса у французов подошли, очевидно, несколько сотен кавалеристов с

одной пушкой. Тем не менее сто драгун спешились и со штыками наперевес бросились в

город.

Сделать что-нибудь серьезное эта горстка солдат, конечно, не могла. Мост вскоре

запылал, подожженный спешенным эскадроном Павлоградских гусар*. Французы

выкатили свою единственную пушку и дали несколько выстрелов картечью. С восточного

берега в ответ открыли огонь русские орудия. Федор Глинка, свидетель этих событий,

несколько сгущая краски, пишет: «Вся земля потрясалась, окрестные горы трепетали, и

встревоженное эхо во глубине долин

* В романе «Война и мир» Л.Н. Толстой дает весьма яркое описание переправы русских войск

через Энс, где Николай Ростов получает свое первое боевое крещение. Хотя в зарисовке, данной

Толстым, встречаются неизбежные исторические неточности, однако общая картина, как ни странно,

ближе к истине, чем напыщенно-героический рассказ Глинки.

220

повторяло стон природы. Зажигательные вещества положены были на мост. Каким-то

нечаянным случаем он загорелся прежде с нашей стороны. Французы бросились на

противный конец и хотели гасить: но генерал Кутузов, приехавший также к реке, дает

знак — и вдруг несколько отважных егерей, под картечными выстрелами бросаются через

огонь, прогоняют французов и зажигают с их стороны мост: вот каковы русские.

Загоревшийся мост увеличил пожар. Все небо побагровело, и бурные воды реки Энса

приняли вид пламенной тверди. Разряжавшиеся каркасы и гранаты стремили потоки

огненных искр. Если прибавить к сему ужасный стук барабанов, сильную ружейную

стрельбу двух тысяч кроатов*, залегших в шанцах и действовавших из двуствольных

своих ружей, и крик сражающихся, то можно иметь некоторое понятие о ночной сшибке

при Энее»

Несмотря на многочисленность сил, развернутых Кутузовым за рекой Энс, битва не

состоялась. Уже на следующий день армия Кутузова продолжила отступление.

Михайловский-Данилевский в своей официальной истории 1805 г. утверждает, что русский

полководец серьезно собирался оборонять рубеж Энса, но, узнав о занятии французами

Штейера, дал приказ отходить. На самом деле корпус Даву выбил австрийцев из Штейера

только 4 ноября в полдень, а мосты были восстановлены лишь к полудню следующего дня.

Главные же силы русских начали отход уже 4-го утром. Скорее всего, Кутузов с самого

начала решил не рисковать и не собирался защищать даже очень выгодный рубеж. Более

того, все обстояло с точностью до наоборот — Мерфельд защищал переправу у Штейера

лишь символически потому, что узнал об отступлении Кутузова.

В общем, бурный Энс почти не задержал марш Великой Армии. К раннему утру 5

ноября главный мост через реку был уже восстановлен. В пять утра по приказу Мюрата

авангард начал переходить Энс и разворачиваться на равнине на противоположном

берегу. В семь утра здесь выстроились плотными рядами войска, назначенные в авангард:

бригада гусар Трейяра, конно-егерские бригады Мильо и Фоконне, драгунская дивизия

Вальтера, гренадерская дивизия Удино, кирасирские дивизии Нансути и д'Опуля. Мюрат

предчувствовал, что день будет жарким, и поэтому хотел провести смотр своим войскам.

Вероятно, отважный кавалерист был доволен. Пехота и конница встретили появление как

всегда пышно разодетого Мюрата во главе многочисленного штаба, ликующими криками

«Да здравствует император!». Было видно, что солдаты, несмотря на усталость

предыдущих маршей, рвутся в бой.

Им не пришлось долго ждать. В девять часов утра тотчас после окончания смотра

авангард двинулся вперед и, не пройдя и часа, встретил неприятеля. У деревни Штремберг

стояли австрийцы — три батальона хорватов и несколько эскадронов гусар Гессе-

Гомбургского полка. Так как хорваты закрепились в садах, окружавших деревню, гусары

предусмотрительно вызвали пехоту. 300 гренадер из бригады Дюпа скорым шагом догнали

голову колонны, развернулись и тотчас атаковали. Австрийцы были выбиты из деревни, и

французская кавалерия бросилась в атаку, порубив и взяв в плен несколько сотен

хорватов.

Ободренные успехом, французы устремились дальше. Но тут им встретился новый

отряд неприятеля, к которому присоединились отступившие от Штрем-берга части. На

этот раз пришлось дождаться конной артиллерии. Едва заговорили пушки, как австрийцы

продолжили отступление, а гусары бригады Трейяра бросились за ними в погоню. Вдоль

дороги там и сям встречались небольшие пе-

* Кроаты — на самом деле хорваты. В рядах австрийской армии было несколько так

называемых «пограничных полков», укомплектованных в основном населением хорватских

провинций.

221

релески, где могли с удобством разместиться стрелки. Но французская конница под

личным предводительством Мюрата буквально висела на плечах неприятеля, и

продвижение авангарда было серией непрерывных столкновений с небольшими группами

австрийцев. Не следует удивляться, что речь идет об австрийских войсках. С армией

Кутузова продолжал следовать отряд генерала Ностица. состоявший из двух пограничных

полков (7-го Бродера и 9-го Петервардейнера) и венгерских гусар. Именно с этими

частями пришлось сражаться передовым полкам французов.

У деревни Эд, примерно в 20 км от места переправы, Мюрат снова натолкнулся на

неприятеля... Что это были за войска — понять непросто. Рапорт Багратиона, который

командовал в этот день арьергардом, составлен на удивление туманно и состоит, если не

считать перечисления потерь, всего лишь из нескольких фраз. Совершенно не ясно, когда

его войска и в каком месте впервые столкнулись с французами. Что же касается

французских отчетов, в них часто путают австрийские войска с русскими. Действительно,

австрийцы и русские двигались и сражались в этот день вместе, а понять, кто есть кто, со

стороны было очень сложно. И те, и другие были в одинаково прокопченных бивачными

огнями шинелях и в похожих киверах.

Скорее всего, все же у деревни Эд французы натолкнулись на четыре батальона из

отряда Багратиона, поддержанных несколькими эскадронами Павло-градских гусар.

Мюрат со своей стороны развернул для боя гусар и конных егерей. Удино подвел пехоту.

Бой снова был скоротечным. Русские батальоны начали отступать, а сам Мюрат вместе с

генералом Удино во главе офицеров штаба и нескольких сотен конных егерей ринулись в

атаку. Через несколько мгновений пышно разодетая группа генералов и офицеров

врубилась в ряды пехоты. Атака была столь стремительной, что арьергард был с ходу

опрокинут, и несколько сотен пехотинцев попало в плен.

Но настоящий бой еще только начинался. Неотступно преследуя бегущих по лесной

дороге, французская конница вырвалась на большую поляну. В бой вступила вторая часть

отряда Багратиона...

Что действительно произошло дальше — выяснить не так-то просто. Сколько было

батальонов, и каких полков на лесной опушке — неизвестно. Ясно только, что в общей

сложности арьергард Багратиона, кроме относящегося к нему отряда Ностица, состоял из

9 пехотных батальонов и 10 эскадронов Павлоградского гусарского полка*. На поляне

находилась, видимо, главная часть отряда Багратиона, которая прикрыла отступающих

австрийцев, и батальоны, опрокинутые под Эдом. Французы сумели быстро развернуть

войска и выкатили две пушки конной артиллерии, которые своим огнем заставили русских

гусар и пехоту двинуться вперед. Последовала отчаянная схватка, и стремительной атакой

французские гусары и конные егеря опрокинули русских. «Невзирая на храбрость, с

каковою дрались Киевский и Малороссийский гренадерские и б-й егерский полки,

несмотря на все усилия князя Багратиона, — вспоминает генерал Ермолов, — не могли они

устоять против стремления превосходного неприятеля и, потерпев большой урон,

приведены были в замешательство. Артиллерия сбита была с своих мест, и войска в

нестройных толпах теснились на дороге»

Рапорт Багратиона, правда, говорит прямо противоположное: «...неприятель появился в

сильных нескольких колоннах, преследовал меня и, наконец, атаковал

* Австрийские войска: пограничные полки Бродера и Петервардейнер — 4 батальона, Гессе-

Гомбургский гусарский полк — в общей сложности около 2 500 человек. Русские войска: 6-й

егерский полк — 3 батальона, Азовский мушкетерский полк — 3 батальона, Киевский

гренадерский полк — 3 батальона, Павлоградский гусарский полк — 10 эскадронов. В общей

сложности около 5 500 человек.

222

со всей своею силой, почему я, построясь в надлежащий боевой порядок, вступил в

сражение, и несмотря на превосходство его сил, был он несколько раз разбит и прогнан,

после чего генерал-майор Милорадович, бывший тут для подкрепления моего, довершая

победу, вступил в дело, и я с авангардом отступил назад. Сражение продолжалось с

полками вверенного мне авангарда около 4-х часов»

. Если учитывать, что рапорт

Милорадовича, который действительно с успехом действовал в этот день, примерно в

десять раз подробнее «отчета» Багратиона, можно предположить, что последнему не очень

хотелось вдаваться в подробности. Багратион ограничился лишь ничего не значащей фразой

о том, что неприятель был «несколько раз разбит и прогнан», при этом не указывается ни

время, ни место, ни какой, хотя бы приблизительно, это был неприятель. Наконец, Багра-

тион в отличие от Милорадовича даже не представил списка отличившихся.

Французские донесения, при всех их отдельных разночтениях, очень подробны. Они

приводят время отдельных стычек, названия деревень, рядом с которыми в тот или иной

момент разворачивался бой. Рапорт Милорадовича подтверждает их. Конечно,

благородный воин не хотел подводить своего коллегу и о действиях отряда Багратиона

почти что ничего не сказано, однако несколько слов выдают все-таки общую картину.

Милорадович пишет: «...когда неприятель атаковал и преследовал арьергард под

командою господина генерал-майора князя Багратиона состоящий, пошел я... к оному на

подкрепление»

Бегущие части Багратиона бросились назад — кто по дороге, а кто через лес. Мюрат с

гусарами и конными егерями, генералы Вальтер, Удино, Трейяр и Мильо неотступно их

преследовали. Все рапорты сходятся на том, что дорога довольно долго вела через лес и

преследование длилось почти что три четверти часа. Капитан Л ежен, адъютант Бертье,

был среди разгоряченных атакой французских кавалеристов. Он мало что запомнил из

деталей боя, зато величественный образ зимнего леса остался у него надолго в памяти:

«Было холодно. На земле и деревьях Амштеттенского леса лежал толстый слой снега...

Мы нигде еще не видели природы в такой зимней красоте. В этот день она предстала

перед нами в самом блестящем уборе. Сверкающий иней переливался сиянием на желтых

дубовых листьях и покрывал темно-зеленые лапы елей. Это ледяное обрамление скрывало

формы, которые становились еще более расплывчатыми от легкого тумана, и создавало

удивительную картину. В лучах солнца переливались тысячи огромных сосулек...

свешивавшихся с деревьев подобно сверкающим люстрам. Никогда бальный зал не

отражал блеск такого прекрасного хрусталя... Я заметил, обращаясь к маршалу Мюрату,

насколько прекрасно это зрелище, и мы восхищались этими северными чудесами, не

останавливая нашей скачки под ледяными сводами...»

Возможно, Лежен был единственным, кто обратил внимание на красоту сосулек, так

как отчаянная драка не прекращалась ни на дороге, ни в лесу. Наконец лесная дорога

кончилась, и клубок людей и лошадей вылетел из леса на открытое пространство.

Здесь-то и началось самое главное. Действительно, на окруженной со всех сторон

лесами огромной поляне стояли в полном порядке войска Милорадовича*. Восемь

батальонов пехоты были построены в две стройные линии. На левом фланге, в центре и

позади линии пехоты были распределены десять эскадронов Мариупольского гусарского

полка. Момент для контратаки был поистине идеальный. В пылу преследования

французский авангард пришел

* Отряд Милорадовича — 8 батальонов пехоты (Малороссийский гренадерский полк,

Апшеронский мушкетерский полк, Смоленский мушкетерский полк, 8-й егерский полк), 10

эскадронов Мариупольского гусарского полка.