экономическая свобода и независимость, которую, как они думали, мог бы им дать выступивший
против сената царь или «тиран».
Возможно, именно в это время, когда сенат запрещал, а народ отстаивал коллегии поквартальных
Ларов, исконных гарантов справедливости по отношению к младшим членам фамилии и рабам,
особую популярность приобретают рассказы о происхождении от .Пара и рабыни Сервия Туллия и
самого Ромула (Plut. Rom., 2), о рабском происхождении царя Анка Марщгя (FesL, s, v. апсШа),
сицилийского царя Гиерона II (lust., ХХШ, 4, 4), персидского царя Дария, македонских царей
Архелая и Аминты, Деметрия Фалерского (Aeliaii., Var. hist., XII, 43). Все эти примеры должны были
иллюстрировать ту же мысль, что и соответственная интерпретация ценза Сервия Туллия, мысль о
том, что никакое происхождение не должно, мешать человеку подняться до любой высоты,—
идея, диаметрально противоположная привязанности сенатской идеологии к понятию nobilitas.
Образ царя-народолюбца или «тирана» был, видимо, достаточно популярен на том уровне, па
котором сближались свободнорожденные и несвободнорождепные труженики, что, скорее всего,
объясняет популярность в этой среде и Клодия (с точки зрения Цицерона, типичного кандидата в
«тираны»), и Цезаря (неизвестно, насколько справедливо обвинявшегося своими противниками в
стремлении к царской власти).
В этом смысле народу была близка и армия, состоявшая из граждан, шедших на войну в надежде
получить землю и средства для ее обработки, т. е. достичь решения того же аграрного вопроса
более эффективными методами, чем это мог сделать недостаточно организованный и
встречавший сильное сопротивление сената плебс. Но в силу организации армии, ее
корпоративного духа и привязанности к командирам, умевшим завоевать популярность богатыми
раздачами добычи и земли, победами и личными качествами, последние приобретали в глазах
своих солдат особое значение. Как уже неоднократно отмечалось, личность
главнокомандующего, императора, к тому же обычно связывавшего себя с особым
покровительством божества, чем далее, тем более отстраняла для его-войска на задний план
идею гражданской общины. Согласно интересной и хорошо обоснованной мысли С. Л. Утченко,
соответственный процесс стимулировался и экономическими факторами: солдаты получали
земельные наделы не от crvitas и ее представителей, как некогда граждане,-а от своего
императора, имевшего силу заставить сенат удовлетворить их требования, а сама земля
ветеранов рассматривалась ими уже не как часть земельного фонда ager publicus, а как их личная
полная собственность, что имело особое значение для солдат-италиков, получавших римское
гражданство, но в общем слабо связанных с Римом и его традициями г2. У армии,
представлявшей собой наиболее реальную силу, единоличный глава республики, ею же в этот
ранг возведенный, мог вызвать еще меньше возражений, чем у широких масс гражданского
населения. О настроениях тех или иных социальных слоев провинциалов мы,, к сожалению, знаем
мало. Но, судя по отрывочным сведениям о расстановке сил в провинциях во время войн
цезарианцев и помпеянцев, триумвиров, Антония и Октавиана, можно полагать, что оппозиция
правлению сената была достаточно острой, за исключением, возможно, незначительной
верхушки местных династов, богатейшей знати из италийских иммигрантов и романизованной
туземной аристократии, наиболее привилегированных и управлявшихся аристократией городов
типа Массилии. Широкие же слои, издавна привыкшие к власти царей, царьков, прин-цепсов, не
могли возражать против перехода власти от грабившего и унижавшего их сената к правителю,