проявляются у матерей то отвержением, то сверхопекой. Так, в ситуациях, когда с ребенком
необходимо чем-либо заниматься, понять и удовлетворить его желания, у многих матерей
наблюдается отвержение в той или иной форме. В ситуациях, требующих самостоятельных
действий ребенка и доступных ему, эти матери считают необходимым самим выполнить за
него эти действия, оградить ребенка от мнимых или возможных опасностей.
Среди матерей и особенно отцов нередки случаи острого переживания критики в адрес
своего ребенка, что порой сопровождается негодованием и воинственной реакцией. До 90%
родителей проявляют крайне отрицательное отношение к всевозможным замечаниям,
высказываниям и даже «косым» взглядам окружающих в адрес своего ребенка, готовность к
активному противостоянию. Вот пример из дневниковых записей одной из мам: «Когда я
выхожу с сыном на улицу, то чувствую себя волчицей, которую обложили со всех сторон
красными флажками и все вокруг кричат: „Ату! Ату!"... «Взгляды на остановках, в
транспорте — я научилась их не замечать. Порой даже не замечаю людей, стоящих рядом
или идущих мимо меня. Это, наверное, защита от бестактности окружающих. Выходя из
дома, я сразу внутренне напрягалась и готова была на любое слово в адрес сына ответить
дерзостью. А вообще, что на людей обижаться, если у нас в обществе до недавнего времени
не было инвалидов».
Сложности взаимоотношений матерей и их больных детей с обществом являются
следствием того, что нередки случаи, когда они отвергают даже само существование
недоразвития, оправдывая недостатки ребенка. В результате страдает ребенок, не получая
соответствующего воспитания, лечения и ухода.
Душевный дискомфорт, длительное время преследующий мать больного ребенка,
влечет возникновение у нее чувства депрессии и тревоги. Наблюдения в основной группе
показали, что депрессивные состояния отмечались у 60% матерей, а постоянная тревожность
— у 90%. Причинами этой тревожности являются каждодневные проблемы, с которыми
сталкиваются родители. Проблемы эти часто не могут быть решены до конца, независимо от
усилий, прилагаемых матерями для их разрешения. Например, невозможность скоро-
225
го изменения отношения общества к инвалидам, снятия с детей ярлыка «не-
обучаемые», что, по сути, оборачивается отвержением со стороны общества, или проблемой
их социальной дезадаптации.
Другим важным фактором, формирующим чувство тревожности у родителей, чьи дети
уже повзрослели, является неизвестность в ожидании ближайшего будущего. Видя
символическое продолжение своей жизни в детях, а затем и во внуках, матери и отцы
умственно отсталого переживают, кроме всего прочего, еще и вероятность прекращения их
рода, особенно если этот ребенок — единственный (Д. Н. Исаев, 1993).
Психическое недоразвитие ребенка оживляет тревоги, связанные с чувством
беспомощности, которые драматически напоминают родителям, что их мечты могут быть
целиком уничтожены и никто не сможет ничего с этим сделать. Такие мысли приводят к
«опусканию рук». Перед лицом своей незащищенности они не могут заставить себя сделать
все необходимое для воспитания и лечения своего ребенка. В обследуемых семьях многие
матери в той или иной степени оказывались беспомощными, когда встречались с
неразрешимыми педагогическими, медицинскими и социальными проблемами. «Когда нас
поражает несчастье, мы сначала цепенеем, затем приходим в бешенство, а затем пугаемся.
Мы „ропщем, ропщем, не желая, чтоб свет угас..."» (М. Айшервуд, 1991).
Многие матери, узнав о диагнозе ребенка, оказываются сраженными грандиозностью
кажущейся несправедливости. В отчаянных поисках ответа на вопрос: «Почему? За что?»,
они думают о своей тяжкой виновности, за которую им пришлось нести наказание, либо к
ним приходит мысль о том, что в природе нет справедливости. Первая мысль приводит к
чувству вины, угрызениям совести, само- и взаимообвинениям. «Искупление вины»
отражается в чрезмерной заботе, приводящей почти к полному параличу активности ребенка,