У Ферса также были собственные взгляды на реципрокность, и,
отстаивая их, он неоднократно задирает Мосса на почве этнографии маори
(Firth, 1959a, р. 418-421). По Ферсу, Мосс просто неверно истолковал хау,
представление о котором является сложным для понимания и аморфным, но в
любом случае хау мыслится более пассивным, чем полагал Мосс. Текст
Ранапири фактически не свидетельствует о том, что хау страстно стремится
вернуться к своему источнику. И маори отнюдь не полагаются на хау, которое,
действуя само по себе, якобы наказывает экономический проступок. В случае
отказа от возмещения — как правило, а в случае кражи — неизменно,
установленной процедурой возмездия и компенсации урона было колдовство
(мануту}: колдовство, производимое по инициативе человека, который был
обманут, и обычно предполагающее услуги «жреца» (тохунго), использующего
в своих магических действиях неправедно удержанные вещи.3 Более того,
добавляет Ферс, Мосс смешивает типы хау, совершенно разные с точки зрения
маори — хау человека, хау земли и леса и хау таонга — и в силу этого
смешения делает серьезную ошибку. У Мосса просто не было никаких ос-
нований толковать хау таонга как хау человека, который дает таонга. В целом
идея, что обмен подарками — это обмен личными сущностями, есть sequitur*
основной ошибки интерпретации. Ранапири просто сказал, что вещь, отданная
третьим человеком — второму, была хау вещи, полученной вторым от
первого.4 О хау людей вообще не было речи. Предположив это, Мосс дополнил
мистицизм маори собственными интеллектуальными усовершенствованиями.5
Иными словами, вопреки Леви-Стросу, это рационализация не примитивного, а
французского интеллекта. Но, как гласит пословица маори:
«трудности других стран — это их трудности» (Best, 1922, р. 30).
Ферс, со своей стороны, предпочитает светские объяснения
реципрокности спири-туальным. Он бы сделал упор на иные санкции
невозмещения, санкции, упоминаемые и Моссом в контексте «Очерка»:
' Из описаний Ферса следует, что эта процедура использовалась как
против воров, так и против должников. Я обращаюсь к авторитетным
исследователям культуры маори, чтобы прояснить этот вопрос. Из моего
весьма ограниченного и целиком литературного опыта я заключаю, что вещи
пострадавшей стороны использовались именно при колдовстве против воров. В
этом случае, если преступник неизвестен, часть вещей пострадавшего — или
что-нибудь из того места, где хранилось украденное — служила средством
магического опознания или наказания вора (напр.. Best 1924, vol. 1, р. 311). Но
колдовство против известного человека осуществлялось с помощью чего-либо,
связанного с ним; в случае отказа от возмещения, скорее вещи нарушителя
использовались для магического наказания, нежели подарок обиженного.
Далее, чтобы было еще интереснее и еще непонятнее, следует сказать, что такое
средство возмездия, связанное с жертвой колдовства, известно у маори как хау.
Одно из определений «хау» в словаре У. Уильямса: «нечто связанное с
человеком, на которого собираются навести порчу; это может быть часть его
волос, капля его слюны или что-то, к чему прикасался этот человек и т. д„ —
нечто такое, что в руках тохунга (знатока ритуала) может служить для
установления связи между колдовством и объектом колдовства»
(Williams,1892).