Рыбаков Б.А. Язычество древних славян

Подождите немного. Документ загружается.

161

ло.

По всей веpоятности, yже в глyбокой дpевности (может быть, ещё в неолите?) сложился го-

дичный цикл магических обpядов, связанных с пахотой, выгоном скота на пастбища, ожиданием

дождя и пpаздниками ypожая. Hо нам не на чем основать это пpедположение. Внимание к кален-

даpю, к pазделению солнечного года на 12 месяцев докyментиpовано аpхеологически лишь для

бpонзового века

427

. В славянских дpевностях интеpеснейшие агpаpно-магические календаpи от-

носятся к IV в. н. э., и в связи с ними в конце этой книги бyдyт pассмотpены мною все вопpосы го-

дичного цикла обpядов, хотя возникновение цикла почти несомненно должно быть отнесено к

значительно более pаннемy пеpиодy.

Протославяне

К сеpедине II тысячелетия до н. э., пpимеpно к XV в., завеpшилось занявшее несколько сто-

летий пеpемещение и pасселение нескольких сотен pодственных индоевpопейских племен.

Пеpеселенцы yпеpлись или в моpе, или в тайгy, или в степь.

Hастyпила поpа более спокойных, стабильных взаимоотношений соседних племен; начали

складываться из pазных пеpемешанных междy собой частей индоевpопейского массива (и неко-

тоpых неиндоевpопейских племен) новые этнические общности.

Племена, жившие междy Одеpом и Днепpом, начали консолидиpоваться в одноpоднyю массy

пpаславян. Единая аpхеологическая тшинецко-комаpовская кyльтypа, по всей веpоятности, до-

вольно точно отpажала пpостpанство, занятое племенами, становившимися пpаславянами. Конеч-

но, нельзя отpицать того, что носители любой соседней кyльтypы могли то или иное вpемя го-

воpить на каком-либо пpаславянском диалекте или что часть носителей тшинецкой кyльтypы не

понимала (всегда или вpеменно) пpаславянской pечи, но в общих чеpтах тшинецкая кyльтypа, на-

до полагать, помогает нам пpедставить пpаславян XV – XII вв. до н. э. в их истоpической конк-

pетности.

Сyдя по занимаемой пpаславянами теppитоpии, они могли, а может быть, и должны были

впитать в себя целый pяд земледельческих агpаpно-магических пpедставлений тpипольских пле-

мен и их потомков.

Без этой связи тpyдно объяснить сохpанность pяда тpипольских идеогpамм в pyсском и

yкpаинском наpодном искyсстве.

Hовые идеи, pодившиеся в эпохy пpотославян в связи с yсилением скотоводства и подвиж-

ности племен (кypган как модель видимого миpа, подземный миp, кyда yходит солнце,

соyмиpание «съмеpдов»), не исчезли, но вошли в сyммy пpаславянских пpедставлений и были

пеpеданы многим последyющим поколениям.

Пpаславянские племена сеpедины II тысячелетия до н. э. были земледельцами и оседлыми

скотоводами, знавшими коpов, коней, свиней, коз; встpечаются и кости собак.

Hесмотpя на то что по общеевpопейской хpонологии вpемя консолидации пpаславянских

племен падает на pасцвет бpонзового века, фактически здесь, на севеp от евpопейского гоpного

баpьеpа, пpоисходила ещё только смена каменного века бpонзовым. Топоpы, сеpпы, копья, нако-

нечники стpел делались ещё из камня, и лишь наpядy с ними появлялись бpонзовые то-

поpы-кельты, долота, шилья. Однако люди, стpоившие свои дома кpемневыми топоpами и жавшие

пшеницy кpемневыми сеpпами, yкpашали себя бpонзовыми и даже золотыми изделиями. Появи-

лись yже специальные мастеpа-литейщики. Пpядение и ткачество докyментиpованы большим ко-

личеством пpяслиц

428

427

44 Hа теppитоpии Венгpии, на юг от пpаславянской области, найдено глиняное блюдо с 12 pазличными знаками

на нем.

428

45 Общие обзоpы тшинецкой кyльтypы даны в I томе «Аpхеологiя Укpаїнської РСР» и в книге: Hensel W. Polska

Starozytna. Более специальной является pабота Яна Домбpовского: Dabrowskl J. Powiqzania ziem polskich z terenami

wschodnimi w epoce brqzu. Warszawa, 1972. Здесь дана исчеpпывающая библиогpафия (с. 239 – 267). По восточнотши-

нецкой кyльтypе главной pаботой является книга С. С. Беpезанской «Сpедний пеpиод бpонзового века в Севеpной

Укpаине». Сохpанили свое значение такие pаботы: Gardawski А. Plemiona kultury trzcinieckiey w Polsce. Warszawa,

1959; Swiesznikow I. K. Kultura komarowska. Warszawa, 1967.

162

Кеpамика тшинецко-комаpовской кyльтypы сильно отличается от pассмотpенной выше

тpипольской. В бpонзовом веке вообще исчезло великолепное искyсство pасписной кеpамики, и

хаpактеp оpнаментации yпpостился. Однако основные идеи тpипольских хyдожников, связанные с

агpаpной магией, в известной меpе пpослеживаются и на пpаславянской кеpамике.

В тшинецкой кеpамике нет той полноты изобpажений, котоpая в тpипольском матеpиале по-

могала нам выяснять их семантикy. И лишь опосpедствованно можем мы понять те или иные сим-

волы. Есть здесь изобpажение солнца и косых линий дождя (?), но солнце здесь статично. Есть на-

мек на тpипольские «небеса»: по венчикy сосyда (в тpиполье – «веpхнее небо») идет волнистая

линия водных запасов, а вниз от неё свешиваются гиpлянды, обpамленные каплями. Hо полной

каpтины миpа, его веpтикального pазpеза, столь частого в тpипольском искyсстве, здесь нет.

Пpочнее всего с тpипольской тpадицией связаны сосyды с pельефным изобpажением че-

тыpех женских гpyдей. Они отличаются от обычной бытовой кyхонной посyды особой фоpмой,

большей изысканностью и, конечно, пpедназначались для особых, pитyальных целей, для «вол-

хвования водою». Мы впpаве считать, что дpевние земледельческие пpедставления о двyх небес-

ных богинях, двyх pожаницах, сyществовали и в пpаславянском обществе бpонзового века, дожив,

как мы yвидим в дальнейшем, до pyбежа железного века

(см. pис. 62).

Hекотоpый интеpес пpедставляют сосyды,

yкpашенные изобpажениями pастений и символом поля,

но эта инфоpмация очень скyдна.

В комаpовском ваpианте известен

оpнаментиpованный по тyловy глиняный жбан с четким

соляpным знаком на дне. Это свидетельствyет о дpyгой,

сpавнительно недавней тpадиции, восходящей в этих

местах к кyльтypе шаpовых амфоp, и позволяет говоpить о

знакомстве с геоцентpическим миpовоззpением,

пpедполагающим подземные пyтешествия ночного

солнца.

В тшинецкой кyльтypе есть очень своеобpазный вид

пpедметов, пpичисляемых обычно к pазpядy глиняных

пpяслиц, но pезко отличных от бытyющих в этой кyльтypе

пpяслиц обычных конических фоpм. «Пpяслица» эти

больше обычных (до 6 см в диаметpе) и yкpашены 5 – 7

цилиндpическими выстyпами по бокам; сpезы выстyпов

оpнаментиpованы точками и кpyжками. Рогатые пpяслица изготовлены из глины с пpимесью тол-

ченого гpанита, хоpошо обожжены и часто покpыты ангобом. С. С.

Беpезанская сопоставляет их с шаpовидными бyлавами и считает их символом власти. Рас-

пpостpанены они и в восточной и в западной половине тшинецкой кyльтypы

429

. Hа некотоpых

«пpяслицах»-«бyлавах» есть пиктогpаммы

430

. Загадочные пpедметы пpедставляют большой ин-

теpес.

Погребальные обряды праславян были разнообразны. Наряду с захоронением (ингумацией)

покойников в скорченном положении под плоскими курганными насыпями существовал идущий

ещё из позднего триполья обряд сожжения покойников. Кремация мертвых дожила до летописца

Нестора и описана им так, что это можно было бы отнести и к тшинецким трупосожжениям: кости

сожженного ссыпались в глиняную урну («сосуд мал») и ставились, по Нестору, «на столпе», т. е.

в небольшой деревянной домовине. В тшинецкой культуре домовины не прослежены, но порядок

в бескурганных кладбищах свидетельствует о том, что какие-то сооружения над урнами с прахом

были. Нестору незачем было углублятся в такую далекую старину для обрисовки древних славян-

ских обычаев: пережитки этого исконного обряда существовали ещё и в его время, в XI в. н. э.

Тшинецкие материалы показывают, что традиция трупосожжения существовала у славян за 2500

429

46 Беpезанская С. С. Сpедний пеpиод…, с. 124, pис. XXXVIII.

430

47 К бyлавам могyт быть отнесены только некотоpые «pогатые пpяслица» с шиpоким отвеpстием. У pяда

пpедметов отвеpстие слишком yзко для дpевка бyлавы.

163

лет до летописца Нестора.

Над прахом сожженных могли построить «столп», «бдын» или же насыпать невысокий пло-

ский курган. Ингумация и кремация, насыпание кургана и захоронение без кургана – всё это соз-

давало известную пестроту в одновременных захоронениях. Географически предпочтение того

или иного обряда выявляется плохо

431

По всей вероятности, пестрота погребального обряда связана с тем, что праславяне как исто-

рическое единство формировались из разных племен, среди которых были и потомки трипольцев,

и племена шнуровой керамики, и этнические элементы, связанные с культурой воронковидных

кубков.

В погребальных сооружениях часто наблюдаются парные и коллективные погребения. По

поводу парных погребений мужчины и женщины исследователями высказывалось предположение

о насильственном ритуальном убийстве жёны на могиле мужа

432

. Через двадцать пять веков

Ибн-Фадлан, повествуя об обряде похорон знатного руса, опишет все подробности мрачного, тра-

гического ритуала убийства. Особняком стоит курган в Волице Новой, где одновременно похоро-

нены 23 покойника. В большой трёхметровой яме была захоронена четырехколесная телега, со-

держащая скелеты 23 человек; часть скелетов была анатомически неполной.

Очевидно, здесь захоронены люди, погибшие во время войны и привезенные на родину для

погребения.

Некоторые коллективные погребения В. Гензель расценивает как захоронения соплеменни-

ков вместе со своим умершим вождем

433

. Это снова возвращает нас к проблеме «съмердов» –

«соумирающих». По всей вероятности, это были члены племенной дружины, отроки, «парни»,

молодые люди, относившиеся к возрастному классу холостых воинов. Они сопровождали своего

учителя и вождя в походах и битвах, они же (часть их) должны были сопровождать его и в загроб-

ном пути.

В энеолите нет никаких следов института «соумирающих»; он рождается на рубеже бронзо-

вого века, в условиях быстро развившихся новых социальных отношений внутри племен и резко

обострившихся враждебных взаимоотношений между племенами.

Культура боевых топоров, культура подвижных и воинственных конных пастухов породила

новое социальное явление, закреплявшее неизмеримо возросшую власть племенных вождей и вое-

вод, – обычай насильственного ритуального убийства ближайших подчиненных вождя на его мо-

гиле и совместного с ним захоронения. Появление такого обычая делало «смердов» крайне заин-

тересованными в долгой жизни своего повелителя, обеспечивало их храбрость в бою и стремление

защитить вождя от опасности. У праславян институт «смердов» существовал начиная с первых

веков формирования праславянского единства.

Возможно, что самый термин «смерды» появился позднее, в скифское время, когда явление

это ещё широко бытовало, а славяне заимствовали много иранских слов.

Праславяне верили в загробный мир и поэтому снабжали своих покойников необходимыми

вещами: мужчин – кремневыми копьями, стрелами, ножами, а женщин – бронзовыми браслетами,

фибулами, спиральными подвесками. Кроме урн с прахом, в могилы ставили и сосуды с пищей. В

могилах встречаются кости быков, свиней, коней, собак и оленей. При погребении совершалась

«страва» (поминки, неправильно называемые тризной). На поминках ели говядину и свинину

434

Представляют интерес находимые в женских погребениях совместно с пряслицами для вере-

тен небольшие кубики из песчаника. С. С. Березанская совершенно справедливо приписывает им

ритуальное назначение

435

. Возможно, что средневековые материалы позволят раскрыть более

431

48 Dabrowski J. Powiqzania ziem polskich… (карта на с. 90, рис. 11).

432

49 Hensel W. Polska Starozytna…, s. 10.

433

50 Hensel W. Polska Starozytna…, s. 160.

434

51 Березанская С. С. Средний период…, с. 57.

435

52 Березанская С. С. Средний период…, с. 63, 64.

164

полна назначение загадочных кубиков.

На миниатюре Радзивилловской летописи, иллюстрирующей языческое жертвоприношение

князя Владимира Святославича 12 июля 983 г., изображен процесс жеребьевки для отбора жертв:

«мече и жребьи на отрокы и на девици – на него же падет, того зарежем богом».

Смертный жребий пал на юношу Федора, сына богатого варяга: «на сего паде жребий». Этот

последний эпизод и изображен на миниатюре: князь Владимир сидит на стольце с мечом у пояса;

перед ним стоят трое юношей. На большом столе – кубики-кости, на одном обозначены четыре

точки, а на другом – пять. Один из юношей, ближайший к князю, держит в руке и показывает кня-

зю свой жребий; на этом кубике шесть точек, означающих угодность юноши высшим силам: «Да

сотворим требу богам!»

436

Этнография знает

много различных способов

жеребьевки; былина о Садко

описывает жеребьевку на

море, но мы никогда не

могли бы догадаться, что

ритуальная жеребьевка перед

жертвоприношением

производилась при помощи

игральных костей.

В погребениях

тшинецкой культуры

прослежено, что именно

женщин часто приносили в

жертву во время погребения

мужчины (знатного?).

Находка кубиков при

женских костяках, быть

может, вводит нас в детали

смертной жеребьевки?

Определение судьбы путем

бросания игральной кости

объясняет нам

сохранившееся до наших

дней выражение: «выпал

жребий».

В тшинецкой культуре

есть интересные культовые

находки, связанные с очагом.

До сооружения очага на его

место укладывались

миниатюрные сосуды,

поставленные (или

закопанные) вверх дном. «Кроме сосудов, под очагом клались зернотерки, пряслица, глиняные

ложки и другие предметы… Своеобразно выглядела картина жертвоприношения перед сооруже-

нием очага в жилище № 9. Здесь ниже пода, в довольно большой овальной ямке лежали череп со-

баки, несколько лопаток быка, зернотерка, два миниатюрных сосуда и обломок крупной глиняной

лепешки с пятью вмятинами»

437

. Нередки находки глиняных дисков диаметром 10 – 13 см, с от-

верстием в центре и четырьмя вмятинами вокруг отверстия. Возможно, что они тоже связаны с

культом, но назначение их не ясно.

К тшинецкой эпохе относится одна очень интересная находка из Кленчан (Ропчицкий повет

436

53 Фотомеханическое воспроизведение Радзивилловской (Кенигсбергской) летописи. СПб., 1902, л. 46 об.

437

54 Березанская С. С. Пустынка. Поселение эпохи бронзы на Днепре. Киев, 1974, с. 88.

165

в Польше)

438

. Это – своеобразный бронзовый скипетр полуметровой длины. Скипетр украшен

девятью горизонтальными кольцами и завершается массивным навершием, напоминающим го-

ловку спелого мака. Навершие, полое внутри, представляет собой как бы небольшой (8 см) сосуд,

открытый сверху. Такая своеобразная конструкция заставляет вспомнить священные жезлы ру-

сальцев, народных волхвов, проводящих празднества русалий в Болгарии (см. рис. 63).

Драгоценные записи о русальцах обобщены в большом и подробном исследовании Д. Мари-

нова

439

Русалки, по болгарским верованиям, – очень красивые девушки с длинными косами и крыль-

ями. Они живут на краю света и появляются лишь весной, с тем чтобы в нужное время оросить

засеянные нивы. От русалок зависит плодородие полей

440

Русальцы – дружины специально подготовленных для проведения русальских празднеств

танцоров и музыкантов. Они отличаются высокой нравственностью. Их задача – ублаготворить

русалок и тем обеспечить хороший урожай. Попутно они лечат больных. Русальцы беспрекослов-

но подчиняются своему главарю, должность которого нередко является наследственной. Во всех

обрядах, проводимых русальцами, очень важное место занимают различные священные травы и

злаки (перуника, чемер и др.). Главным обрядовым предметом русальцев является священный

жезл – «тояга». Жезл делается из явора или ясеня. На конце тояги выдалбливается дуплецо, в ко-

торое закладывают чародейные травы, и отверстие закупоривают

441

. Тояга применяется для экс-

татических магических плясок, для охраны знамени с травами, для разбивания горшка с чудодей-

ственными травами. В течение года, в промежутке между русалиями, тояги хранятся как священ-

ные предметы у главаря; тояги служат десятки лет и передаются от отца к сыну.

Кленчанский скипетр вполне мог быть верхней частью подобной деревянной тояги (их длина

100-150 см). Его полое навершие как бы специально предназначено для хранения в нем чародей-

ных трав или семян. Этнографические тояги окрашивались и украшались различными звенящими

«дрынкалками». Бронзовый жезл тшинецкого времени тоже достаточно декоративен и мог быть

оснащен в промежутках между кольцами разными украшениями

442

Единичного факта, разумеется, мало для прочного построения, но мне хотелось поставить

интересную кленчанскую находку в связь с хорошо удостоверенными этнографическими данными

в надежде на будущие благоприятные случайности.

На праславянских поселениях тшинецкого времени встречаются очень интересные культо-

вые постройки. На берегу Днепра, западнее Чернигова, С. С. Березанской раскопано селище близ

хутора Пустынна.

Там обнаружено 19 довольно больших полуземляночных жилищ (6 X 12; 7 X 14 м) с очагами

и иногда с внутренними перегородками. Опору домов составляли массивные столбы в середине

длинных сторон дома. В деревне, кроме того, было 14 наземных хозяйственных построек, харак-

теризующихся большим количеством вертикальных столбов как по периметру постройки, так и в

середине её, по большой оси.

Предполагается, что эти амбары были приподняты над землей, как «избушки на курьих нож-

438

55 Hensel W. Polska Starozytna, s. 161, fig. 135.

439

56 Маринов Д. Народна вяра и религиозни народни обичаи. – СбНУ. София, 1914, кн. XXVIII.

440

57 Маринов Д. Народна вяра… – СбНУ, с. 191.

441

58 Маринов Д. Народна вяра…, с. 480.

442

59 Возможно, что и упомянутые выше «рогатые пряслица» или булавы тоже предназначались для увенчания

русальских тояг.

166

ках»

443

(см. рис. 64).

Святилищ в этой деревне было два. Воспользуюсь описанием исследовательницы : «Первое

помещение расположено в западной части поселения на возвышенном участке берега в 20 м от во-

ды. Оно было наземным. Судя по конфигурации столбовых ям, помещение имело круглую форму

диаметром около 10 м. Внутри него, приблизительно в центре, находились ещё четыре ямы, обра-

зующие неправильный четырехугольник размерами 3,5 X 4 м.

На полу помещения был обнаружен аккуратный ровик глубиною 30 см, длиною 3 м, шири-

ною 50 см. Ровик доверху оказался заполненным обломками зернотерок. Их было более 120. Все

обломки были обожжены, многие настолько сильно, что рассыпались в руках. При этом следует

отметить, что ни ровик, ни окружающее его пространство следов обжига не имеют. Следователь-

но, зернотерки обжигались не на месте, а где-то в

стороне. Пространство между камнями, а также

дно ровика были засыпаны золой и мелкими

кальцинированными костями… Скопление в

одном месте такого значительного количества

зернотерок, принесенных из различных жилищ,

вероятнее всего, свидетельствует о

земледельческом культе»

444

. (см. рис. 65).

Реконструкция святилища дана

исследовательницей в специальной монографии,

посвященной Пустынке

445

Культовая роль жерновков (зернотерок)

отражена в восточнославянском фольклоре, где

волшебные жерновки часто фигурируют в

сказках.

В более поздних археологических

материалах, когда уже появились круглые

ротационные жернова, встречаются небольшие

глиняные модели жерновов, вероятно,

ритуального назначения (см. рис. 66).

443

60 Березанская С. С. Средний период…, с. 31 – 32; Она же. Пустынна…, рис. 6 – 8, 11, 13-16.

444

61 Березанская С. С. Средний период…, с. 34.

445

62 Березанская С. С. Пустынна…

167

Сказка «Петух и жерновцы» передает очень архаичный сюжет: старик по огромному дереву

взобрался на самое небо и взял там петуха с золотым гребешком и волшебные жерновцы, которые

сразу изготовляли блины и пироги. Владельцы называли эти небесные жерновцы «золоты-

ми-голубыми». Петух был охранителем жерновов, кормивших старика со старухой

446

Если в русском фольклоре тема волшебных жерновков присутствует, но не занимает главно-

го места, то в более архаичном финском фольклоре она главенствует; волшебная мельница Сампо

является сюжетным стержнем Калевали: в рунах описывается изготовление Сампо, сохранение её

в недрах гранитного утеса, поход с целью овладения этим источником благоденствия, битва людей

с воинством мрачной страны Похьёлы и гибель Сампо в морской пучине, осколки которой обра-

зуют богатство морского дна (см. рис. 67).

Так как создателем чудесной мельницы назван «вековечный кователь» кузнец Ильмаринен,

то на первый взгляд может показаться, что в знаменитом эпическом произведении речь идет о ка-

ком-то сложном мельничном механизме, однако ознакомление со всеми рунами Калевалы убежда-

ет нас в том, что в эпос как символ жизненных благ вошла простейшая архаичная зернотерка, хо-

рошо известная нам с неолитических времен.

Ильмаринен – кузнец, но кузнец-демиург; из его кузнечного горна выходит не только Сампо,

но и деревянный лук, и лодка, и плуг, и даже корова (руна 10).

Во всех многочисленных упоминаниях в разных рунах волшебная мельница неизменно опи-

сывается как двусоставная: сама Сампо и её «пестрая крышка». Обе её части изготовлены из кам-

ня, что явствует из того, что Ильмаринен, разыскивая место для изготовления Сампо, остановился

лишь тогда, когда

Увидал он пестрый камень,

Увидал утес пригодный.

(руна 10)

447

Из пестрого камня делалась «пестрая крышка», а утес был местом хранения Сампо. Ни разу

при упоминании чудесной мельницы не говорилось о вращении жерновов; наоборот, рассказ о

том, что Сампо может молоть то одним боком, то другим, то третьим, прямо указывает на зерно-

терку, верхний камень которой («курант») может быть повернут разными боками (руна 38). Для

ротационных жерновов это невозможно.

Мифическое Сампо, по рунам Калевалы, выглядит как гигантская модель зернотерки, нечто

вроде дольмена или «столового камня»:

446

63 Народные русские сказки. Из сборника А. И. Афанасьева. М,, 1976, с. 236 – 238.

447

64 Калевала. М.; Л., 1933, с. 53.

168

… Лемминкейнен…

Ухватил руками Сампо

И упер колено в землю,

Но не сдвинулося Сампо,

Крышка пестрая не сбилась.

(руна 42)

Только огромный бык с саженными рогами смог выпахать «большое Сампо». Когда Хозяйка

Севера разбила Сампо, то Вейнемейнен, собирая на берегу осколки волшебных жерновов, надеял-

ся, что

Вот отсюда выйдет семя

Неизменных благ начало:

Выйдут пашни и посевы,

И различные растенья,

И блеск месяца отсюда,

Благодетельный свет солнца

На больших полях Суоми

448

(руна 43)

Неразрывная связь зернотерки со всем аграрным культовым комплексом несомненна и впол-

не естественна. Каменные жерновки символизировали завершение длительного цикла выращива-

ния хлебов: зерно посеяно, созрели колосья, убран и обмолочен урожай – остается только намо-

лоть муки и испечь первый праздничный каравай из нового зерна.

По всей вероятности, с этой аграрно-магической темой связана и деревянная ротонда в пра-

славянском поселке у берегов Днепра.

Помимо сотни обломков зернотерок, здесь был найден сосуд с отпечатками зерен (пшени-

цы?) и кремневый серп. То обстоятельство, что все обломки зернотерок, тщательно зарытые в

специальной ложбинке в центре святилища, были прокалены в огне, заставляет нас предполагать,

что одним из этапов древнего обряда был огромный, долго горевший костер, в который бросали

жерновки.

Уничтожение таких необходимых предметов, как зернотерки, могло быть связано с идеей

цикличного обновления. Так, по этнографическим данным мы знаем, что в XIX в. в деревнях три

раза в году гасили все огни в печах и светцах и торжественно добывали путем трения «новый

огонь», от которого снова затапливали печи и возжигали лучины. Наиболее естественно связывать

смену старых зернотерок новыми с новогодними заклина-тельными празднествами, когда подво-

дились итоги старому, прошедшему году и велось гадание о наступающем годе. В ночь с 24 на 25

декабря во многих славянских землях зажигался «новый огонь», который должен был негасимо

гореть до 6 января. Вот в таком огне и могли раскалиться почти до состояния дресвы жерновки

пустынского святилища.

Следы больших костров из соломы на тшинецких поселениях не выявлены, но хорошо из-

вестны нам по последующей белогрудовской культуре и особенно характерны для скифского вре-

мени; остатками их являются знаменитые зольники, речь о которых пойдет ниже.

Праздник в честь верховного божества Святовита у средневековых славян отмечался выпеч-

кой огромного общественного пирога, для изготовления которого должно было потребоваться

большое количество зернотерок. Саксон Грамматик подробно описывает, как у балтийских славян

на о. Рюгене, в святилище Святовита производился обряд в честь божества. Первый день уходил

на приведение в порядок деревянного храма. На другой день народ собирался перед входом в

храм, и жрец приносил в жертву рог с вином (предполагают, что правильнее считать – с медом) и

просил умножения богатства и новых побед. Рог он вкладывал в правую руку идола Святовита,

«затем приносили в жертву округлый медовый пирог высотою почти в человеческий рост. Жрец

ставил пирог между собой и народом и спрашивал руян, видно ли его за пирогом. Если отвечали,

448

65 Калевала, с. 244, 252.

169

что он виден, то жрец высказывал пожелание, чтобы на будущий год эти же самые люди не смог-

ли бы его видеть (за пирогом). Однако это не означало, что он хотел смерти себе или своим земля-

кам, но являлось лишь пожеланием ещё более обильного урожая на будущий год»

449

Этот своеобразный магический обряд дожил вплоть до XIX в. Он известен на Украине и в

Белоруссии, но уже как семейный, а не общинный: отец прячется за рождественский пирог и

спрашивает своих семейных, видно ли его за пирогом. По размерам пирога гадают о будущем го-

де. В Болгарии сохранился общинный характер этого рождественского же обряда; роль древнего

жреца выполнял священник, становившийся за караваем и спрашивавший прихожан: «Видите ли

ме, селяци?»

450

Этнографические материалы согласно говорят о рождественско-новогоднем праздничном

цикле, с которым следует связывать выпечку гигантского хлеба, а возможно, и обряд сожжения

старых жерновов. Деревянная ротонда в Пустынке убедительно связывается с аграрной магией

451

В той же самой праславянской деревне близ с. Пустынна, у Днепра, С. С. Березанская раско-

пала ещё одно культовое здание иного назначения, чем ротонда-«храмина»

452

Постройка неправильной пятиугольной формы 10,4 X 7 м.

Основная площадь – полуземлянка, углубленная на 120 см; угловая часть здания приподнята

над общим полом на 50 см. В центре угловой части – глиняный жертвенник на возвышении, за-

полненный золой.

Мощные опорные столбы вынесены за пределы землянки, раздвигая её стены, но внутри ос-

новной площадки есть две пары столбов, которые не особенно нужны конструктивно и могли

быть остатками врытых в землю идолов. Между этими идолами находились два очага (может

быть, разновременных?). В полу в шести местах были вырыты ямки-погребения с кальцинирован-

ными костями животных.

Если в круглом святилище обломки зернотерок определенно говорили о земледельческом

характере культа, то здесь захоронения сожженных животных не менее определенно указывают на

иной, скотоводческий культ. Кости животных сожжены так, что не поддались точному определе-

нию. Известно только, что часть их принадлежала крупному и мелкому рогатому скоту. Количест-

во погребений – шесть – исчерпывает полностью видовой состав домашних животных праславян:

1) корова, 2) конь, 3) овца, 4) свинья, 5) коза, 6) собака. Это предположение остается, естественно,

на уровне домысла.

Итак, для раннего этапа праславянской жизни по очень скудным и отрывочным данным мм

можем наметить четыре проявления религиозных представлений. Во-первых, культ предков, про-

являвшийся в курганных и простых захоронениях и в двух различных, но очень долго сосущест-

вующих формах погребения – простой ингумации и сожжении покойников. Во-вторых, это ком-

плекс аграрных обрядов (русальская тояга?, сожжение жерновков, круглая храмина), связанный в

дальнейшем со Святовитом или Дажьбогом. В третьих, скотоводческий культ, отраженный святи-

лищем с жертвенником, и шестью захоронениями домашних животных; в дальнейшем этот культ

будет связан с Велесом – «скотьим богом». Были ли уже в это время таким образом персонифици-

рованы эти представления, мы не знаем.

Объединяет земледелие со скотоводством четвертый культ – культ домашнего огнища с его

зарытыми ниже очагами сосудиками, ложками, дисками, костями животных, жерновками. Быть

может, это – зарождение культа огня – Сварожича, хорошо известного по средневековым источ-

449

66 Цит. по: Niederle L. Slovanske Starozitnosti, t. II, sz. 1. Praha, 1924 (Приложение).

450

67 Niederle L. Slovansks Starozitnosti, 3. 240.

451

68 Березанская С. С. Пустынна…, с. 79.

452

69 Березанская С. С. Пустынна…, с. 80 – 87.

170

никам. Сварожич там прямо связан с урожаем.

Судя по сосудам с двумя парами сосков, у праславян ещё существовали идущие из энеолита

представления о двух рожаницах, двух Хозяйках Мира. Появилось ли на смену им уже в это время

представление о мужском божестве Вселенной – Роде, сказать трудно за неимением данных. Кос-

венные соображения позволяют думать, что к этому времени уже оформляется годичный цикл

земледельческо-скотоводческих обрядов. Возможно, что единовременно опаленные огнем зерно-

терки всего поселка, захороненные в специальном сооружении, – свидетельство какого-то торже-

ственного (вероятно, новогоднего) общинного обряда.

Второй этап жизни праславянских племен начинается с рубежа бронзового и железного ве-

ков и охватывает время от белогрудовско-чернолесской культуры XI – VII вв. до н. э. до конца

скифского периода, примерно до III в. до н. э.

Этот восьмисотлетний период весьма неоднороден в своих крайних точках, но он весь харак-

теризуется быстрым поступательным движением, рождением новых социальных форм и широки-

ми внешними связями: центральноевропейскими в западной, лужицкой половине славянства и

степными, киммерийско-скифскими в восточной его половине. Указанный период, не представляя

целостности в формах общественной и идеологической жизни, дает нам тем не менее единство

процесса наивысшего развития первобытнообщинного строя. Мы наблюдаем здесь и начальный

этап подъема, и результаты этого подъема, полученные сравнительно быстро. Поставив эволюцию

славянского общества в рамки абсолютной хронологии, мы ощущаем резкое ускорение историче-

ского процесса; медлительный, несколько застойный темп развития тшинецких племен сменился

стремительным движением в чернолесское время. Это – второй скачок после эпохи шаровых ам-

фор и шнуровой керамики. Тот, первый скачок был обусловлен появлением бронзы и развитием

пастушеского скотоводства, а этот – усилением земледелия (пашенного, плужного) и открытием

нового металла – железа. Железо было несравненно «демократичнее» бронзы, и именно поэтому

ему было суждено сыграть важную роль ускорителя исторического процесса. Медь и олово приво-

зили из отдаленных краев, за ними ездили, как за пером жар-птицы, «за тридевять земель в триде-

сятое государство» (не тогда ли и сложилась эта сказочная формула?); бронзовые изделия возвы-

сили и укрепили племенных дружинников и вождей.

Железо же (в виде болотной руды) находилось в лесной и лесостепной зонах повсеместно.

Благодаря открытию железа роли ландшафтных зон переменились: раньше степи были несравнен-

но в большей степени насыщены металлом, так как они расположены ближе к тогдашним центрам

добычи меди и представляли собой удобные для транспорта пространства. В лесную зону (за ис-

ключением Приуралья, имевшего свою медь) металл почти не проникал. Но после открытия желе-

за именно лесная зона с её болотами и озерами оказалась наиболее богатой новым металлом, и ка-

ждое племя, может быть, даже каждый род, «живущий в лесе звериньским образом», получил воз-

можность самостоятельно на своей земле добывать руду и варить железо, потребное для хозяйства

и войны.

Вся праславянская территория находилась в зоне лесов и лесостепи и в избытке была насы-

щена железной рудой на всем своем протяжении.

Уже на белогрудовских поселениях XI – IX вв. до н. э. обнаружены следы железоделательно-

го производства. Для чернолесского времени (VIII – VII вв. до н. э.) изготовление железного ору-

жия и хозяйственных вещей стало обычным делом. Начался новый этап человеческой жизни, на-

зываемый условно железным веком; темп исторического развития ускорился, и происходило это

на значительно более широкой территории.

О. Н. Трубачев по лингвистическим материалам, относящимся к кузнечной терминологии,

устанавливает наличие в протославянских диалектах ряда черт, появившихся «в теснейшем терри-

ториальном, языковом и, по-видимому, культурном контакте с древнеиталийскими и древнегер-

манскими диалектами»

453

. Эти северо-западные и юго-западные контакты прекрасно увязывают-

ся с вхождением западной половины славянства в сферу лужицкой культуры. Переход от бронзы к

железу происходил в недрах лужицкой культуры, а так как более ранняя индустрия бронзы была в

предлужицкой культуре развита несравненно больше, чем в Приднепровье, то не удивительно, что

ряд праславянских терминов, объединяющих и бронзовую и железную металлургию («огонь»,

453

70 Трубачев О. Н. Ремесленная терминология в славянских языках. М., 1966, с. 388.