некоторыми отступлениями от греческих образцов
28
, но в том виде, в каком она была воспринята
впоследствии римскими писателями
29
. Следование греческому образцу сказалось также и на системе
летоисчисления — по Олимпиадам — которую Фабий Пиктор и Цинций Алимент непосредственно
переняли у Тимея (Dionys. 1. 74. 1),
По свидетельству Дионисия, промежуток времени от основания Города до современных Фабию событий
представлен только краткими рассказами. В их числе были миф о Тарпее (Dionys. 2. 38. 3), рассказ об
установлении ценза в царствование Сервия Туллия (Liv. 1. 44. 2)
30
, легенда о Кориолане, которая отличалась
от более позд-
Plut Rom. 3. Между версиями Диокла и Фабия имеются некоторые расхождения. О Фабиевой датировке основания Рима
см.: Gnien E. S. Op. cit. P. 32.
Легенда об основании Рима, изложенная Катоном в «Началах», с точки зрения Э. Грюэна, должна быть очень похожей
на реконструкцию Фабия (Owen E, S. Op. cit. P. 33).
30 п л. ,- -„ т- -
Ла. пятьдесят лет до Фабия сицилийский историк Тимеи рассказал о реформе Сервия Туллия: Plin. N. Н. 33.43: Servius
rex primus signavit aes. Antea rudi usos Romae Timaeus tradit («царь Сервий первым отчеканил монету. Тимей сообщает,
что прежде в Риме использовали медь в слитках»). Это соответствует тому, что мы находим в римских источниках
(Momigliano A. Did Fabius Pictor Lie? // Idem. Essays in Ancient and Modem Historiography. Oxford, 1977. P. 102 f.J.
Римская анншшстика...
97
него варианта , рассказ о пророческом сне римского крестьянина (Ливии называет его Титом Латанием), из-
за которого сенату пришлось принять решение о повторном проведении Великих игр .
Интересно отметить, что Цицерон, который приводит этот эпизод со ссылкой на Фабия, вписывает его в
череду подобных рассказов, существовавших в греческой литературе. Среди грекоязычных авторов,
включавших сны в свои произведения, Цицерон приводит внушительный перечень как поэтов, историков и
философов Балканской Греции, так и сицилийских писателей, что также позволяет говорить о следовании
греческим образцам. Из того же произведения Цицерона (de div. 1.43) выясняется, что сон крестьянина в
сочинении Фабия Пиктора был не единственным. Фабий передал также сон Энея, «в котором было в
точности показано все, что позже совершил Эней и что с ним приключилось». Сон Энея, извлеченный из
сочинения Фабия, Цицерон (dediv. 1.40-44) помещает в своем произведении вперемежку с рассказами о
снах, заимствованными им у поэтов Энния и Акция, а поэты, с точки зрения Цицерона, отличаются от
историков, так как не связаны необходимостью говорить правду
33
. Подобным приемом Цицерон пользуется,
чтобы отнести сочинение Фабия Пик-тора к категории исторически малодостоверных.
Дионисий, для которого сочинение Фабия было одним из основных источников, охотно цитировал этого
автора как авторитетного, когда речь шла, о современных Фабию событиях (Dionys. 7. 71. 1), но сомневался
в надежности его сведений о древнейшем периоде римской истории (Dionys. 4. 15. 1).
Войны римлян с самнитами, по-видимому, занимали уже больше места в сочинении Фабия
34
.
Примечательно, что Фабий в духе авторов эллинистического времени обращает внимание на курьезный
случай, связанный с конфликтом диктатора Папирия и его начальника конницы Кв. Фабия во время военной
кампании 325 г. до н. э. . Этот эпизод, несомненно, был заимствован из семейных преданий
31
Возможно, здесь Фабий передал один из вариантов застольных песен (car/шла). Во всяком случае, Дионисий (1. 79.
10; 8. 6. 2) указал, что Кориолан, как и Ромул, мог быть героем подобных песен.
32
Cic. De div. 1. 55; Liv. 2. 36. 1-8; Val. Max. 1. 7. 4; Plut. Cor. 24.
" О различии историков и поэтов см.: Cic. De leg. 1. 5; De orat. 2. 51, 62.
34
Liv. 8. 30. 9; 10.37. 13.
" А. Момильяно считает, что интерес к курьезным случаям Фабий воспринял от Тимея (Momigliano A. The Classical
Foundations... P. 100).
4 - 3240
98
Глава 2
рода Фабиев и указывает на то, что Пиктор обращался к источникам римского происхождения.
В 30-х гг. XX в. М. Гельцер впервые высказал предположение, что Фабий Пиктор и все римские историки,
писавшие по-гречески, должны быть отделены от более поздних анналистов, которые писали по-латыни.
Первые представляли собой «сенаторских» историков, которые желали изобразить свое сословие в наиболее
привлекательном для него свете, тогда как вторые составляли скудные записи в духе жреческой традиции,
предназначенные для римской политической элиты
36
.
В споре о жанровой принадлежности сочинения Фабия Пиктора, не утихающем в научной литературе
начиная с выхода в свет работы М. Гельцера, Ф. Уолбенк безоговорочно причислял Фабия к историкам-
анналистам. По его убеждению, Фабий писал, следуя погодной хронологической системе, иногда, правда,
меняя схему изложения, но сопровождая рассказ о каждом годе деталями магистратских выборов, пролитии,
жреческих назначений; напротив, греческое наследие Фабия проявилось в следовании эллинистическим
моделям «трагической» историографии
37
. Свою точку зрения Ф. Уолбенк аргументирует наличием в
сочинении Полибия при описании кампаний I Пунической войны двух способов датировки событий,
которые восходят к его основным источникам — Фабию Пиктору и Филину: датировка «по годам войны»
заимствована у Филина, тогда как появление консульских имен обязано влиянию Пиктора. Имена консулов,
по мысли Ф. Уолбенка, служат Полибию для обозначения года, но не таким строгим анналистическим
способом, как у Ливия и Диодора.